Отражаясь в аметрине

Каково это — быть Главой Стражи праведного Ордена? Пока дипломаты вершат судьбы светских владык, Стража следит за внутренней безопасностью. Пока книжники устанавливают образцы добродетели, недосягаемые зачастую даже для местных служителей, Фэнь сосредоточен на том, чтобы в самой Обители восстановилась хотя бы минимальная вменяемость. Чтобы правосудие стало наконец правосудием, а не избавлением от неугодных. Чтобы нарочитое благочестие не считалось нужным соблюдать лишь для вида, а любая человечная слабость не скрывалась только из страха жестокого наказания. Чтобы… Фэнь нечасто выделял себе время для прогулок. Привык уже и к рабочему месту в застенках, и к неизменно ветшающей обстановке Обители. Этого маленького островка строгости нравов в развращенном, быстро меняющемся мире… Всё же лицемерие в Ордене оказалось неистребимо. Об Обители принято было думать так, и никак иначе. В противном случае — она просто потеряла бы смысл своего существования. Но Фэнь ведь помнил: он всегда хотел наладить всё именно здесь! Здесь. Проходя по горбатому мосту, Фэнь вспоминал, как бегал по нему мальчишкой. С шести лет это место служило ему домом. Жестоким, неуютным — но уж какой есть. Фэнь и сам не подарок. Для Главы Стражи — в самый раз. Сначала казалось, что это будет непросто. Ведь с двадцати до тридцати лет домом служили ему другие серые стены. Тесные камеры. Скрытые от людских глаз места скорби. Но он видел их лишь изнутри, а места содержания узников мало отличаются друг от друга. Из одних казематов — в другие. Разницы можно было и не заметить. И вот вернувшись, он вновь оказался… на своем месте. Пожалуй, можно сказать и так. Впрочем, рабочее место можно иногда покидать, чтобы пройтись, вот как сейчас, по парку. Поздний сентябрь едва начал желтить деревья, под ногами шуршат заранее высохшие, сорванные ночным ветром листья. Аллеи, по которым пролегает путь, настолько знакомы, что не порождают конкретных воспоминаний. Только ощущения. Это дерево, исколотое нарушающими правила метателями ножей, пробуждает азарт юности и борьбы. Поваленный ствол что-то шепчет о жажде понимания и отчаянном стремлении оставаться самим собой. А от беседки, затененной раскидистой ивой, веет тревогой и сразу же — облегчением. И какой-то слишком острой, пряной сладостью. Нет, некоторые картины встают перед глазами ясно. Некоторых людей невозможно забыть. Хотя этого совсем не планировалось. Фэнь всегда знал, на чём должен быть сосредоточен. Чему следует посвятить свою жизнь. В молодости сложно не наделать ошибок, но Фэнь уверен, что справился. И общему делу служил он самоотверженно. И в выборе своего человека не ошибся. Вот только — невозможно было их совмещать. Вот только — потом, в мстительном порыве — одной единственной, чудовищной ошибки избежать не удалось. Но всё уладилось. Продолжает улаживаться. С переменным успехом. Со сменой ролей и мест. В своем замке — он по-прежнему хозяин, участник тайного общества, ревнитель справедливости. В своем замке, раз в год, он может встречаться с ним… В Обители — он реабилитированный бывший узник. Впрочем, этот статус давно померк за устрашающим блеском новой должности. Глава Стражи. Главный по тем самым вопросам, от которых в свое время так пострадал… Солнце отбрасывает длинные тени. Последней вспышкой перед скорыми сумерками напоминает, что пора домой. Точнее… Нет, громаду Цензорского дома, Фэнь тоже может считать своим домом. Прожив там несколько лет, он привык к контрасту угнетающей строгости внешних приемных Архива и сибаритского убранства внутренних скрытых покоев. Привык и к необычным, неподходящим для подобного места обитателям. Впрочем, казалось, сами изнеженные натуры чувствуют себя там вполне комфортно. Обоих, и младшего брата, и развращенного Ли, больше интересовала интимная, скрытая от непосвященных сторона жизни. Ли, пожалуй, готов был и вовсе не вылезать из спальни. Скрытность же Юаня допускала и иные интересы, далеко не во все из которых он считал нужным посвящать даже Главу Стражи. Отшучивался, что ему нужно личное пространство. Говорил, что слишком привык действовать самостоятельно. Но не было человека, которому Фэнь доверял бы больше, чем ему. Поэтому — от беседки к мосту, через мост, пока солнце не село. Всё близко в Обители, и уже через десять минут Фэнь шагает по чисто выметенной аллее к серому особняку. Пора подтвердить союз. Именно Юань срочно вызвал Фэня из замка, но пока не торопился пояснить — зачем. Ли — как всегда, помощник, секретарь — лишь передал его намеки, уверяя, что и сам ничего не знает. Но неприятное подозрение, что брат всего лишь поддался неуместному гуманизму, не давало покоя Фэню. Юань настороженно относился к его методам. Как будто эту продажную мразь нужно щадить! Их вот не щадили… Чтобы попасть из мраморного зала в обитую алым атласом, благоухающую цветами комнату, нужно лишь отдернуть тяжелую портьеру из темно-зеленого бархата. — О, господин Глава Стражи собственной персоной! — расплывается в улыбке юный Цензор, кутаясь в сиреневом шелке халата. Во внутренних покоях Юань ни в чем себя не стесняет, мурлычет напевно: — Дошел наконец проведать брата. — А вам, господин Цензор, проведать нас, конечно же, не по чину! — резко усмехается Фэнь. Впрочем условности этикета и в самом деле его смешат. Как можно оказывать почести, сравнимые с благоговением перед Старейшиной, этому двадцатипятилетнему мальчишке! Юань с самого детства отличался хрупкостью телосложения и сейчас не выглядит даже на свой возраст. Хорошо ещё, его присутствие редко требовалось во внешних приемных, а то ему с большим трудом удавалось добавлять внушительности миловидным чертам и собранности ленивой повадке. Сейчас Юань не старается. Полулежит на кушетке, в руке вместо веера перекатывает небольшие металлические шарики. С каждым жестом раздается мелодичный звон. Само мельтешение окрашенных под зеленый мрамор поделок действует гипнотизирующе. Подобное умиротворение почти раздражает Фэня. Как и неприличная ухмылочка брата: — Вчера ты был занят с Ли. Не смел отвлекать. Знает, как сбить с толку. Как заставить отвести взгляд, машинально убрать волосы со лба. Порадоваться, что под извечным загаром румянец не разглядеть… Кто бы мог подумать, что отношения между родственниками могут быть откровенны настолько. — Ну да, — хмыкнуть. — Притом что сам же его подослал. Юань, я тебя знаю. Выкладывай начистоту, что за срочность такая несрочная? Что за секретность? Видно, как Юань мнется, маскируясь привычной неспешностью. Но Фэнь действительно неплохо изучил брата. Нервы его натянуты ничуть не меньше, но умение скрывать и подавлять порывы — выше всяких похвал. Главе Стражи тоже не помешал бы такой навык… Но Фэнь знает и себя — проще не пытаться. Поэтому не стесняется поторопить: — Так переживаешь за того щенка? — вскинуть с намеком бровь: — А может, ты и с ним был знаком? Говоришь, он тоже с таможни… — Фэнь! — пробить невозмутимость Юаня провокацией оказалось несложно, но смущение тут же сглаживается непристойностью: — Парни помладше меня не интересуют. К тому же он пришел на таможню уже после того, как я устроился к Цензору. Посерьезневший тон знаменует переход к делу: — Нет, проблема не в таможне, — Юань покачивает головой, но длинные пряди не скрывают потупленный взгляд: — Проблема в том, что у Зиана были связи в Архиве. Он… интересовался тем, кто будет следующим обвиняемым. И в меру своих сил пытался влиять на списки… — Юань!.. — только оторопь не позволила прервать его сразу же. — О чем ты?! Крот в Архиве? И ты до сих пор не назвал имени! Списки для чисток. Основное занятие братского альянса. Архив собирает данные, Стража карает виновников былого беспредела. Вот уже пять лет Фэнь методично вычищает старую сволочь. Всех тех, кто так или иначе был причастен к несправедливым приговорам. Всех, кто до сих пор мелочно радуется, затаившись, уверенный, что его пронесло. Практически все высшие чины были заменены. Отстраненных перевели на рядовые должности и на время забыли. На то и был расчет. До сих пор никто не заподозрил, что обвинения по надуманным предлогам на самом деле выдвигаются тем, кто действительно провинился в прошлом. Все привыкли к регулярным наказаниям — так ведь было и раньше… — Я не скажу имени, Фэнь, — высокий голос приобретает металлические нотки, прямые брови хмурятся: — Ты потерял своего человека, и именно поэтому должен меня понять. Все служащие Архива — мои люди. Я могу отвечать за него. Он не сделал ничего плохого, был обманут. Он рассказал мне всё необходимое и без твоих методов… — Так и знал! Всё дело в вашем чертовом гуманизме! — не в силах сдерживаться, Фэнь не контролирует громкость и скорость речи: — Юань! Сколько раз повторять тебе, что снисхождение в нашем деле неуместно! Если этот человек влиял на списки, значит, убийца вдобавок ещё и шпион! И им точно руководят из внешнего мира. Это наши враги, Юань. Неужели жизнь не научила тебя, что с врагами необходима безжалостность? Юань сел ровнее, шарики вращались в ладони всё быстрее, звенели пронзительно, но лицо оставалось абсолютно непроницаемым: — Служитель Архива был введен в заблуждение. Зиан втерся к нему в доверие. И, естественно, ничего не рассказывал о нанимателях. Просто просил услугу за услугу… — И какие же услуги оказывает эта падаль? В ответ лишь звон — молчания, шариков, намекающего прищура. Повисшую паузу Фэнь разгоняет рукой: — А впрочем, можешь не говорить. И так всё ясно, а слушать противно, — вскидывает требовательный взгляд: — И тебе нужен такой служитель?.. Тупой похотливый предатель так ценен? — О чем ты! — хмыкает Юань. — Естественно, он отстранен. Но увольнять полностью не буду, иначе Глава Стражи моментально его вычислит, — от улыбочки, завершающей фразу, веет приторностью. А всё-таки сердиться на него сложно. Фэнь усмехается: — Ну хотя бы. С тебя станется ещё и на повышение его пустить, лишь бы меня запутать. Плевать! — снова взмахивает рукой. — Делай, как знаешь. Но если он попадется мне сам, можешь не надеяться, что я помилую этого идиота. Фэню чудом удалось взять себя в руки. Успел. Держался почти с минуту. Пока не подхватила новая волна негодующих подозрений: — А почему сразу не доложил? В том же письме? У нас всё-таки защищенный канал связи. Юань только пожимает плечами: — Мне показалось, это достаточно важная информация, чтобы ты переосмыслил стратегию поведения с обвиняемым. По крайней мере сначала нужно добиться от него сведений о нанимателе… — А то я не знаю! Думаешь, мне в радость прибить это отродье, не разбираясь? Юань, ты переоцениваешь кровожадность Главы Стражи, — в конце получается даже улыбнуться. Ответная улыбка кажется недоверчивой — Юань, очевидно, изо всех сил держится, чтобы не покачать головой: — Как можно! Просто даю время остыть и всё взвесить. Может быть, не всегда нужно действовать только кнутом. Ты бы мог дать ему надежду, что всё обойдется… — Я разберусь с тем, как мне добывать информацию, — тут же мрачнеет Фэнь. — А твоя осторожность только затягивает дело. Ладно, — тяжелый вздох, — давай так. С тебя — вся информация, которую удалось вытянуть у твоего служителя. С меня — обещание не прибить щенка, пока не вытяну всё остальное. Так и быть, скажу, что мы просто отправим его в исправительные обители. — Легкомысленно вскинутая бровь: — Как думаешь, в «вечное поселение» ещё кто-нибудь верит?

♠♠♠

Сложно поверить, но привыкнуть можно и к этому. Сложно вообразить, а достоверно исполнить оказалось легко. По крайней мере легче, чем раньше — когда ритуальная часть затмевала научную пользу, подопытный имел больше шансов не пережить очередной эксперимент. Легче, чем раньше, когда здесь изучали не только тело, но и душу пытались разъять… Сейчас — пальцы сжимают металлическую воронку уверенно. Узкий конец просунут меж зубов узника, тот надежно зафиксирован в положении лежа металлическими оковами. В широкий раструб заливается четко отмеренный объем воды. Четкость данных — основная ответственность медбрата. Основное достоинство данной пытки — точнее, опыта, конечно же, эксперимента — в том, что в таком положении пациент молчалив. Даже стоны едва ли возможны: глотка занята вынужденной работой. Глупый организм больше боится захлебнуться, чем сделать лишний глоток. Обычно организмы от воды не погибают. Если только другие организмы не вознамерились проверить их на прочность. Сложно продолжать считать участников действа человеческими существами. Только исследовательский материал. Только взыскательный разум. Разум?.. Медбрат оставляет сомнения при себе. Да и не в чем тут сомневаться. Понятно же — сплошное горе от ума! Возможно, когда-то исследователями действительно руководило научное любопытство. Орден пообещал покровительство гонимым за их методы ученым. И они заключили контракт. Не устояли перед искушением исследовать устройство и способности человеческого тела, ни в чем не ограничивая себя. Попутно даже приносили пользу, пуская свои открытия на службу науке. Об орденской медицине и фармацевтике ходит слава даже в светских кругах! О темном замке — никому ничего не известно. Активно не известно. Слухи увядают и чахнут, придавленные отрицанием и упорным нежеланием знать. Никто не контролирует лекарей отдаленных обителей. Холодный взгляд одного из старших лекарей пристально контролирует процесс. Пристально, но скучающе — всё же это стало обыденностью. И медбрат знает, что в последнее время весь лекарский состав заботит совсем другой вопрос. Кто станет новым главным? Многоуважаемый владыка темного замка, почтенный Канг, почил с миром. Недавно истек год траура с тех пор, как самопровозглашенный бог смерти отправился в столь кропотливо воплощаемую им при жизни долину мрака. Оставил после себя столько же открытий, сколько незавершенных дел. Оставил свору амбициозных, конкурентоспособных и практически равнозначных последователей. Четверо авторитетных мастеров готовы побороться за право первенства. А опыты… Шли своим чередом. Согласно ритуальному графику. Сегодня — стихия воды. Плеск чрезмерно щедрой струи, раздутый голый живот, холодные брызги… Сколько подходов выдерживает тело? Насколько увеличивается (или уменьшается) с каждым разом — до провоцирующего рвоту удара под дых — объем жидкости, вмещаемой желудком? От пристально-равнодушного взгляда легко скрыть, что часть жидкости проливается мимо. Беззвучно стекает в простеленный ветошью таз. Стекает по рукавам некогда белоснежного халата. Зябкость привычна. Привычен и очередной, обновляющий пытку удар. Воронка отложена на столик с приборами. Медбрат не полагается на кулак — никогда не был силен в физической подготовке. Всегда предпочитал специальные инструменты. Изящный металлический жезл глухо врезается в раздутую плоть. Неприглядная физиологическая реакция сглаживается тем, что после четвертого раза рвота кристально чиста. Прозрачная водица просто выходит наружу. Кашель. Когда дыхание восстановится, нужно будет вновь переменить инструмент. Технология отточена. От этой пытки… этого опыта давно уже не умирают. Но медбрат всё равно не соблюдает установленный строго объем. Что поделаешь, не ценит он точность научного знания! Что поделаешь, страдания живого существа, даже не грозящие летальным исходом, значат для него больше, чем достоверность получаемых данных. Даже в том случае, если нынешний подопытный не спешит раскаиваться, подвергнувшись тому, на что обрекал других сам… Медбрат и хотел бы быть менее эмпатичным. Но с другой стороны, разве не из-за этого — разве не ради этого — он и попал сюда?

♥♥♥

Очередная одинокая ночь. Привычная тяжесть вернувшихся на запястья оков. Привычный смрад. Но благодаря на удивление милосердному тюремщику отхожее место теперь оборудовано рядом. Можно приспособиться… И одежду великодушно разрешили сменить. И голод больше не терзает. Вполне терпимо. Терпение. Утонченный любитель брошенных котиков всегда учил, что это важно. Что жизнь способна измениться кардинально, и нужно просто уметь ждать. И как теперь? Всё ждёшь, всё терпишь? Не пожалел, что подобрал пепельного? Не пожалел, что бросил? Ничего. Никто не в обиде. Предначертанных встреч всё равно не избежать. Ни прошлых, ни будущих. Так или иначе седой котейка не покинет тебя.