Метаморфоз

Светлые локоны развеваются по ветру, и Драко впервые за долгое время может дышать свежим воздухом, который проникает в каждую клеточку легких, наполняя их жизнью. Начинается последний учебный год. И начинаются дни, когда снова нужно смотреть и приветствовать нового директора МакГонагалл, слушать её речи, которые каждый год повторяются и тухнут, как старая плоть старухи. Терпеть. Видеть Снейпа и бояться каждого взгляда его чёрных глаз, наблюдать за морщинками, которые с каждым годом всё глубже и глубже, но всё же — уважать. Рассматривать лица дряхлых учителей и сопливых детей, которые с разинувшими ртами рассматривают стены замка. Видеть гадких, отвратительных и грешных грязнокровок, которым даже нельзя существовать в этом мире, нельзя жить. Эту Грейнджер… и её бедных друзей, как Уизли и Поттер. Рыжий нищеброд из конуры, в котором проживает вся их семейка. И, конечно, как же без их дружка — Гарри Поттер, мальчик, который выжил. Гордость всего волшебного мира и настоящая золотая жила Хогвартса. И как же Драко ненавидел его, как же он его презирал. Хотелось втоптать его в землю, раскроить череп и проткнуть палочкой ему глотку. Чтобы не было ничего. Никого. И как же Драко ненавидел его. Но всё же удивительно, как быстро прошли все эти годы в стенах школы волшебства. И чего же он, собственно, добился? Ничего. Молодой слизеринец всегда был человеком из толпы. Никому не нужный, холодный и одинокий аристократ. Кровь Малфоев, кровь чистокровного мага и Люциус. О, Малфой-старший. Когда слышишь крики матери в спальне от человека, с которого ты все годы брал пример. От человека, который является твоим отцом, который надругается над матерью каждую ночь. После Тёмного Лорда отца помиловали. Удивительно, странно, непонятно. Министерство выпустило его после долгих и нескончаемых судов под учёт и, конечно, под круглую цифру в залог. После этого всё поменялось. Обрушилось с новой силой, такой скрежетавшей болью и рухнувшими надеждами на то, что после Войны всё будет справедливо и честно, что все это становилось довольно абсурдным и странным, от чего хотелось рассмеяться. Бывшие Пожиратели потихоньку начали сходить с ума. Азкабан, Поцелуи, дементоры… В том числе и Нарцисса. Бледная, иссохшая кожа и растрёпанные волосы чёрно-белого цвета, которые обрамляли её тощее лицо, были в беспорядке. Она улыбалась сыну и, может, Драко пытался ей верить, но замечая хоть каплю отчаяния в темных, покрасневших глазах, он чувствовал, как сердце уходило в пятки, и больше ничего не хотелось. Совсем ничего. Можно было даже в голове представить, как бледное тело содрогалось, дёргалось, когда муж снова истязал свою супругу. Такие нечеловеческие способы и грехи падали комом на их семью, что даже крики, мольбы о пощаде и секс становились чем-то банальным и естественным. Даже так. И Люциус знал, что их слышно. И Драко знал, что это нарочно. Бледная кожа, светлые, платиновые, почти белые волосы и холодные глаза цвета бетона, которые становятся невыносимо отвратительными, когда их обладатель смотрится в отражение собственного лица не сковывая тупой ненависти в районе солнечного сплетения. Это так странно. Смотреть на себя и видеть человека, которого больше всего ненавидишь. Человека, которого больше всего боишься. А светловолосый мальчик, — не мужчина, а именно маленький мальчик, — которому хочется спрятаться за мамину спину и смотреть на всё с таким детским и наивным взглядом, ненавидит всех и каждого. И себя.. в том числе. Потому что маленький мальчик уже давно вырос, стал холодным, как лёд, и ему не нужна была спина матери, потому что он знал. Потому что ему самому нужно было защищать её от прогнившего мира за своими плечами. И Драко снова себя разрушает. Это стало привычкой: ломать себя за никчёмность; за то, что не может ничего сделать; за отца, который был его примером для подражания, который был его всем; за чёртового Поттера, который с каждым разом показывает, что он лучше. Презирает. Да так сильно, что на кончике языка появляется горечь, которую хочется выплюнуть, выблевать, вытащить изнутри. И это было отвратительно. И может, поэтому Драко так ненавидел себя. * Малфой прикрывает глаза и, глубоко вздохнув, хмурит брови. Пытается не слышать разговоры, смех и голоса людей, которые окружают его. Головная боль, писклявый голос Панси и её руки, которые пытаются хоть как-то дотронуться до него самого. Он не реагирует, совсем нет. Его это раздражает, но воспитание не даёт ему отдернуться, проклясть эту жалкую Паркинсон и послать на все стороны, да пусть даже к дементорам. Его раздражают Забини с Ноттом, которые обсуждают что-то о девушках из Когтеврана. Его раздражает, как младшекурсники чавкают на другом конце стола, что он даже брезгливо косится на них, из-за чего один, заметив это, резко закрывает свой маленький рот. В обеденном зале Хогвартса было прохладно, но даже так, рубашка давила ему на шею, мешая кислороду нормально проникать в лёгкие. И ему было жарко. Слишком жарко. Надо потерпеть. Он глазами бегает по помещению и останавливает взгляд на столе гриффидорцев, которые смеются и чокаются стаканами. За первый день. За первый, блядский день, который даже не думал заканчиваться. Замечает Уизли и его рыжую сестру, которая писклявым голосом щебечет что-то грязнокровке, сидящей слева от неё. Видит много желтых и бордовых оттенков, а потом взгляд останавливается на тёмной макушке. Поттер. От фамилии гриффиндорской выскочки желваки напряглись, а брови сильнее нахмурились, пролагая между ними глубокую морщинку. Этот зеленоглазый парнишка… с таким же дурацким видом и гнездом на голове весело улыбался каждому, кто говорил с ним. Конечно, это же он, знаменитый Гарри Поттер, который спасал их всех уже не один раз. Спасал. Юноша берет стакан с тыквенным соком и делает большой глоток, чтобы промочить горло от неприятного слова. Руки дрожат, глаза быстро бегают по помещению, а спина невольно горбится. Словно от ломки, когда тебе не хватает ещё одной дозы. Малфой стиснул зубы. Он на автомате ухмыляется сокурсником, и пытаясь держать осанку, встаёт из-за стола, быстрыми шагами направляясь к выходу. Ему нужно было подумать. Ему нужно было подышать свежим воздухом. Да, все подождёт. Все будет лучше. Изумрудные глаза приковываются к его спине.

* Осознание. Первым моментом, наверное, было то, что Гарри снова замечал Драко. Опять, почти как два года тому назад, на шестом курсе, когда о нём почти никто не знал. Война прошла, время изменилось и люди перестали таить догадки и бояться — это радовало. И вроде вот, впервые за столько лет в волшебном мире Поттер мог, наконец-то, дышать полной грудью и наверстывать то упущенное время, когда он был всего лишь маленьким мальчиком, подростком, который потерял своё детство, воюя за всех, не беспокоясь о будущем и улыбаться, как это обычно делают в беззаботные времена. Только вот.. У него не получалось. То ли вошло в привычку, то ли он считал это своим чёртовым долгом героя, но он искал причины, почему может сделать лучше. И он их искал. В вещах, людях, Малфое.. Облизанный хорёк не давал ему покоя. Опять думал, опять много ходил, молчал и слишком бросался в глаза. Конечно, всё изменились, все выросли и изменились за последние пару лет, это было естественно, Но Малфой… Он был другим — не таким как все. Напряженным, разочарованным, пустым.. и при этом угрожающим. Мысли снова плыли не в то русло, и Драко не переставал вызывать у Гарри странное, немного знакомое, и в то же время настороженное чувство — будто бы что-то должно произойти, но не происходило. Время шло как во сне. Медленно, тягуче, как патока. Но совсем не сладкая. Шёл второй месяц обучения и вроде всё нормально, даже хорошо. Гермиона и Рон всё остаются лучшими друзьями, квиддич по расписанию каждую пятницу и прекрасное времяпровождение в стенах Хогвартса. Что может быть лучше, когда ты больше не боишься смерти своих близких? Что может быть лучше той победы, которую они заслужили? Что может быть лучше правильного выбора, который он сделал, когда не отступил? – Опять ты задумался, – Рон жуёт мармеладную лягушку, и по его лицу видно, как на него накатывает волна удовольствия, но при этом он не отпускает напряжённый взгляд с лица друга. – Хватит так часто думать, Гарри. Всё хорошо, насладись последним годом в школе! Гермиона что-то усердно записывает в тетради, после чего тянет руку к мармеладкам Уизли и, резко поднимая голову, произносит: – Я знаю, что тебе непривычно, что всё идёт так гладко, – она несильно хмурит брови, проглатывая конфету. – Но ты пойми, Гарри, всё и вправду хорошо, – на её лице появляется слабая улыбка, и она вопросительно поднимает одну бровь. – Ну, а если ты так беспокоишься, то тебе стоит отвлечься, а лучше повторить весь пройденный материал этого года. – Грейнджер заправляет каштановую завитушку за ухо, схватывая вторую мармеладку. Гарри смотрит на Рона и они вопросительно пожимают плечами. – У нас зачёт по Защите через неделю, – уточняет девушка и, прожевав тягучую лягушку, она снова продолжает заполнять пергамент. – Чёрт! – выругался Гарри, прикусив губу, начиная думать об оценках, которые были уже как никак, а ниже плинтуса. Уизли поник. В общей комнате всех факультетов стоит шум и гам. Само помещение было нейтральных оттенков. Например, коричневый, серый, приглушённый сиреневый. На стенах висели гобелены, картины бывших преподавателей и полки с разными настольными играми. На полу распластался огромный, во всю комнату, пушистый ковёр, а с обеих его сторон было размещено два действующих камина. Стояли диваны, несколько кресел в однотонной расцветке и пара журнальных столиков с газетами, со стоящим на них фруктами и сладостями от эльфов, около одного из которых и разместилось Золотое трио. Недалеко от них стояли ребята из Пуффендуя, негромко разговаривали и смеялись. Когтевранцы были в противоположной стороне: громко ругались, хрюкали и что-то, видимо, выпивали, потому что каждый в помещении слышал каждые пару минут звон стекла. Да и запах… Никто к ним не подходил, а Гермиона недовольно на них поглядывала и снова с головой окуналась в учёбу. Вряд ли это было по правилам, но никто не хотел вступать в конфликт. Наверное, все понимали, что ситуация и без этого довольно напряженная. Гарри нахмурился. – Какие люди.. – Рон откинулся на диван, скрещивая руки на груди. Его брови недовольно сошлись на переносице и он быстро бросил взгляд в сторону входа, кривя уголок рта. Ребята машинально поворачивают голову и Гарри вдруг невольно напрягается. Недостающая частица всех классов, а именно зелёный цвет, который сразу же бросается в глаза. Паркинсон, Забини, Нотт и.. Малфой. Всегда вместе, всегда в чёрном и все как на подбор, конечно. Слизеринцы высокомерно смотрят на других учеников и, постояв у дверей пару мгновений, все идут к свободному столику у камина. Слышатся тихие шепотки, но не то, чтобы недовольные. Хогвартс всегда отличался пониманием к другим и все словно забыли все то, что сделали слизеринцы. Это должно было радовать, несомненно, но Поттер не испытывал глубокой симпатии к детям Пожирателей. Он бросил взгляд на когтевранок, стискивая челюсть. Они смотрели на Малфоя с восхищением, словно забыв все то, что он натворил. Он был Малфоем — а это уже о многом говорило. Светлые волосы и эта аккуратно прилизанная челка все так же переливается платиной, даже при приглушённом свете огня; прямой, острый нос с совершенно незаметной горбинкой; немного поджатые губы и холодные, совсем равнодушные глаза, смотрящие только вперёд. Будто бы неживые. И вдруг Малфой на мгновение смотрит на Поттера, а потом так же быстро прячет свой взгляд. Гарри дергает уголком губ, чтобы не выругаться, закрывая глаза, прикрывая лицо руками, чтобы сдержаться. Чтобы не сказать, или сделать чего-либо лишнего. Мало ли. Компания садится на угловатый диван тёплого, серого цвета, после чего каждый начинает обсуждать что-то своё. Паркинсон, выгнув брови странным образом, задумчиво разглядывает свои чёрные ногти, Блейз кокетливо подмигивает девушке из соседнего факультета, поворачиваясь к Нотту, хитро лыбясь во все тридцать два и гордо поправляя свой зелёный галстук. И только Драко тихо поглаживает перстень на правой руке с чёрным камешком, задумчиво поглядывая на то, как с треском шевелится пламя. – Хватит на них пялиться! – шикнул Рон, многозначительно помотав головой. – Что? – глупо переспросил Гарри, резко поднимая голову на Уизли. Рон с неверием и беспокойством смотрел на него, прищурив глаза. – Хватит пялиться на них, Гарри. — Рон в последний раз презрительно бросил взгляд в сторону слизеринцев, закидывая ногу на колено. Гарри уже не разворачивается и устало смотрит на Гермиону. Это уже ненормально. Стало каким-то до одури странным, ведь всё и вправду было нормально. Малфой есть Малфой, обычный и высокомерный хорёк. Пора ему забыть о проблемах и просто расслабиться, ведь он заслужил. Правда? Рон перестаёт прожигать взглядом друга и вновь начинает читать какую-то маггловскую книгу, которую одолжила ему Гермиона. А потом, пока Уизли не заметил, Гарри все же не выдерживает и поднимает взгляд на Драко, аккуратно сжимая корешок учебника, который он все же не понял. Малфой не смотрел на него, что вполне ожидаемо. Он все так же равнодушно смотрел на огонь, лицо было расслабленно, а кольцо он больше не трогал. Гарри моргнул, отворачиваясь. * Драко не спит. Смотрит в ночное небо и на огромную светлую Луну за пыльным стеклом, мутно представляя, как обстоят дела в мэноре. Хотя, что там представлять? Крики матери и отца, который может только улыбаться и делать вид, что всё хорошо? Оба ведь сходят с ума. Чёрные мысли снова тянутся к нему и поднявшись с кровати, он решает прогуляться. Быстрыми отточенными движениями накидывает мантию и прячет палочку в карман, тихо выходя из комнаты, чтобы никого не разбудить. И плевать, что нельзя нарушать комендантский час. В коридорах темно и тихо. Портреты у стен храпят, посапывают, а волшебник идёт вперёд. Медленно, чтобы никого не разбудить. Медленно, чтобы насладиться тишиной и темнотой пустынных коридоров. Драко пихает руки в карманы мантии, вспоминая в голове детский стишок, который остался в памяти отголоском воспоминаний. «..Кругом весь день стояла тишина… И будто в муке трудной замирая, Кляня свой жребий, стыла грудь живая, И каждый миг был миг мучительного сна. К пустынным небесам струился дым долин, Слагаясь в смерчи, в сумрачные зданья, И каждый был в слезах, и каждый был один, И трепетал от страха и незнанья...». Забавно, что он все ещё помнит его. Юноша резко останавливается, услышав шорох. Это мог быть тот сквиб или его тупорылая кошка — Норрис, кажется. Малфой уже внутренне подготовился к крикам и уродливому, старческому лицу перед собой, как через мгновение его вмиг ослепила вспышка света и он зажмурился, отступая назад. – Какого?.. Знакомый, немного раздражающий голос тихо проговаривает: – Ты.. что ты тут делаешь? Портреты начали тянуться и так же жмуриться от яркого люмоса на конце палочки, бросая взгляды то на одного ученика, то на второго. – Что здесь происходит?! – недовольно ворчит старая и полноватая женщина у левой стены, картина которой была обрамлена золотистой рамой. – Молодые люди, в это время нельзя шастать по замку! Я долож… Ей не дали договорить. Первый быстро наложил заглушающее на чопорную женщину старых лет, прошептав «Силенцио». А Малфой, уже привыкший к яркому свету, вдруг смог разглядеть незваного гостя, злобно прищурив глаза. – Опять ты, Поттер? Поттер. Опять Поттер. В убогих обносках и с хаосом на голове, который раздражал Драко. Он стоял в пару метрах от него с решительным видом, а его желваки напряглись до невозможности. – Что. Ты. Тут. Делаешь? – медленно, по слогам повторил он. – Отвечай. – Какого чёрта? – лицо блондина приобретает прежний вид. Натянутое равнодушие, отточенное за все годы в замке. И маска, конечно, срабатывает. – Это я должен спрашивать. Шрамолобый всё так же настаивает на своём и всем видом даёт понять, что пока Малфой не объяснится, он не сдвинется с места. Они не сдвинутся с места. – Ты сегодня вместо этого мерзкого сквиба? – голос тёплый, но в то же время резкий. Режет по ушам. Гарри не отвечает и всё так же держит палочку в руках. Драко понимает, что ничего этим не добьётся, резко выхватывая свою палочку из кармана. И именно в этот момент сзади слышится голос Филча с гадким мяуканьем Миссис Норрис. – Нокс! – громко пришёптывает Поттер, и свет на конце палочки мигом исчезает. А затем, он вдруг резко хватает блондина за уголок мантию, толкая вперёд, намекая, что надо бежать или прятаться. Везде одни портреты и прямая полоса бесконечного коридора, в котором эхом раздаётся крик беззубого старика: «Малолетние твари! Я вас найду!». Очки чуть не упали, но Гарри успел их поймать, после чего заметив поворот, и хватая Драко за локоть, он проталкивает его в первую попавшуюся дверь. Дверь шумно захлопывается.