Игра

Комната маленькая и весьма спартанская. Деревянные койки напротив стены. Герб храмовников над камином. Две стойки с оружием, один стул и никаких личных вещей. Когда он осматривает их, его глаза словно скользят прочь. Каким-то образом они перенасыщены. Скользкие. Он слышит приглушенный смех и бредёт в холл. Уже наступило время отбоя, значит они должны быть в кроватях, но сейчас более молодые храмовники расслабляются и общаются друг с другом, скользя из комнаты в комнату, рассказывают истории, играют в карты, пока ветераны смотрят в другую сторону. Это его любимая часть дня. — Я приберусь немного. Но если ты пропустишь дозор, я не прикрою тебя, — говорит его сосед по комнате Джаспер, игриво стукнув его в плечо. — Что? — произносит Каллен в растерянности, голова словно в тумане. — Развлекайся, — говорит Джаспер, подмигивая. Он становится прозрачным и проходит прямо сквозь дубовую дверь. И ещё до того, как он успевает осмыслить новую «призрачную» способность друга, раздаётся стук в дверь. Он подходит к ней, но она открывается прежде, чем его рука опускается на дверную ручку. Он смотрит на неё, а это именно она. Его любовь. Красота во плоти. Она широко ему улыбается. — Инквизитор, — торжественно говорит он. — Входите. Она проскальзывает в комнату, и дверь тихо закрывается за её спиной. — Быть может, чаю? — предлагает он и начинает возиться с чайником, который появляется в его руке до того, как он успел понять, что в комнате нет огня, чтобы нагреть воду. — Позволь мне, — мурлычет она, располагая руку на боку чайника. Он начинает свистеть. Каллен бледнеет. — Тебе не следует здесь колдовать, — предупреждает он. — Другие не поймут. — Но ты поймешь? — говорит она с ухмылкой. — Есть заклинания, которые могут тебе понравиться. Её руки мягко изгибаются, и её одежда исчезает. Она голая и светится от пламени свечи. — Ну… — Каллен запинается. — Ловкий трюк. Следующее, что он осознаёт, они прижаты друг к другу сверху кровати. Его одежда стремится сбежать, и она накрывает его своим телом, жадно вжимаясь губами в его. Она осыпает горячими поцелуями его уши, шею, грудь, живот. Её рот одновременно повсюду. Его дыхание скачет. Его пульс повышается. Она приподнимается, её белые волосы обвились вокруг шеи и она берёт его в рот. Его спина изгибается. Голова закинута назад. Это блаженство и экстаз, и он полностью отдан им. И этого мало. Он хочет её. Добирается до неё. Тянет её к себе. Она прерывается и скользит вверх к груди. Её глаза горят сиреневым светом. Она тянется поцеловать его, и молния льётся ручьем из её горла. Его губы раскрываются чтобы запротестовать, но молния перепрыгивает к его горлу, обжигая его и посылая спазмы невыносимым судорожным танцем. Она осёдлывает его и отклоняется назад, водя руками, и молнии сыпятся с неба, метя прямо ему в грудь. Боль невыносима. Он расплывчато чувствует запах палёной плоти. Он горит. В пузырящейся агонии. Зная, что он увидит, смотрит вверх. Она прямо перед ним, её длинные белые кудри обрамляют перекошенное лицо. Неузнаваема. Лицо мерзости с её волосами и телом его возлюбленной. Он слышит крики из коридора. Ужасающие крики боли и смерти, расчленения. Он знает, что его друзьям снаружи отрывают конечность за конечностью, а кожу срывают с лиц и рук, заставляют есть их собственные внутренности. Это происходит снова. Он никогда не сможет это прекратить. Он чувствует, как бешенство накатывает волной, безудержный шторм ненависти и отвращения. Оно произрастает в нём пока он не начинает кричать. Этот высокий, ломаный звук сотрясает всю комнату. Он окутывает его беспомощной яростью. Всё, что он чувствует — желание наказать. Причинить так много вреда, сколько сможет. Но он в ловушке. У него нет оружия и он не может остановить кровопролитие. И его член твёрд как скала. Мерзость, извивающаяся на нём, смеётся, её лицо — гниющая смесь разлагающейся плоти, в которой кишат и роются черви. Так не может продолжаться. Он должен вновь обрести свою силу. Руки помечены сплошными тёмными пятнами, он заставляет себя подняться и со всей силы вцепляется в горло мерзости. Она удивлена, и он использует это, чтобы перекинуть через неё ногу и отбросить её подальше от себя. Его руки всё ещё на её шее, она пытается сопротивляться, хрипя из-за нехватки воздуха. Он смеётся. Этот звук не имеет смысла, но он подается вперёд и мгновенно ускоряется. Он чувствует что-то отдалённо напоминающее радость, смотря как мерзость борется за жизнь. Не ослабляя хватки, он вставляет член в неё. Она мокрая. Мерзости это, кажется, нравится, поэтому он бьёт её по лицу и толкает тазом сильнее, так сильно, как может, намереваясь причинить боль. Это срабатывает, и мерзость пытается от него отстраниться. Толчок настолько сильный, что причиняет боль и ему, но он приветствует это ощущение. Находит ритм. Отрывает напряжённые пальцы от горла, ускоряясь до самых карательных толчков, на которые только был способен. Скоро она перестаёт бороться, и её тело обмякло. Он продолжает толчки, глаза плотно закрыты, рычит и стонет от напряжения. Он решает посмотреть на её лицо снова, надеясь, что жизнь уже покинула её, но на него накатывает облегчение. И вот, она — Ева. Её глаза широко открыты. Слово «нет» застыло на её губах. Руки выставлены в защитной позе. Кожа синего оттенка. Сиреневые пятна покрывают её горло. Не в силах остановиться, он погружается в неё самый последний раз и устремляется за финальной наградой.

***

Каллен просыпается от собственного крика. Тяжело дыша, он заставил себя посмотреть на рассветное небо сквозь дыру в крыше. Он был достаточно натренирован, чтобы осознать, что он больше не во сне. Но количество тренировок не облегчало сути дела. Грёбаная Тень. Источник всех проблем. Иногда он жалел, что не мог усмирить себя. Он осмотрел кровать. В этот раз он не запачкал простынь, но он был так болезненно близок к финалу, что вряд ли бы это затянулось надолго. Он не мог дать себе удовлетворения. Лучше мучиться весь день от давления в яйцах, чем получить удовольствие от того кошмара. Он был рад наказанию. Оно казалось неадекватным. Он спрыгнул с кровати, не желая проводить не секунды там, обдумывая всю мерзость своих часов сна. Воздух был необычайно холоден, и небольшой слой снега покрыл заднюю часть его комнаты у изголовья кровати. Разрядка была необходима. Он опустился в чан с водой по самую голову. Это была морозная, едва ли жидкость, и его тело подрагивало. То, что нужно. За долгие годы Каллен не нашёл ничего лучше кроме предсказуемости рутины для отвлечения от мрачных мыслей. Рутина давала ему постоянство, за которое он держался. Неважно, как сильно его разум погружался в происходящий в мире ужас, его тело имело опору в реальности. Поэтому он цеплялся за рутину как за линию собственной жизни. Опустошить мочевой пузырь. Затем отжимания. Быстрая борьба с волосами до того, как одеться и спуститься вниз по лестнице, чтобы надеть броню. Утренние тренировки с солдатами он проводил с удовольствием, отдаваясь им для последующего изнурения. В Убежище он бы пошёл прямо с тренировок в ставку командования, но Жозефина как-то отвела его в сторону и предположила, что было бы приятнее для всех, если бы он сперва мылся перед собраниями. Он попытался противиться, утверждая, что нет времени на такие излишества, поскольку они на войне. Но Жозефина упомянула, что видела, как Инквизитор сморщила нос на последнем собрании, и он немедленно сдался. Поэтому теперь его рутина приводила его сюда, в баню, чтобы разобраться с раздражающим процессом стягивания брони и натираться до приемлемой степени. — Что тебе сделало мыло, что заслужило столь жестокого обращения, Кудряшок? — раздался хриплый голос через бассейн. Каллен замер и посмотрел на голову гнома, едва заметную над поверхностью воды. Бассейны здесь вряд ли были сделаны для гномов, предположил он. — Доброе утро, Варрик, — проворчал он. — И тебе, командир, — Варрик, кажется, вгляделся в его внешний вид. — Тяжелая ночка? Он что, настолько плохо выглядит? Стало интересно. — Я в порядке, — сказал он, возвращаясь к битве с мылом. — Конечно, никто и не говорил обратного, — ответил Варрик. Он проплыл бассейн и расположился у другого угла. Он был замечательным пловцом, рассеянно отметил Каллен. Удобно расположившись, Варрик продолжил: — Знаешь, Кудряшок, мне иногда снятся кошмары. Хоук тоже. То, что мы втроём видели в Киркволле… Я не думаю, что человеческий разум знает, что делать с такими вещами. Каллен дёрнулся, но не прервался. Чёртов Варрик. Ну почему он так хорошо видит людей? Он не хотел втягивать его в этот разговор. Он знал, что будет грубо не отвечать, но не ответил. Но Варрик продолжил говорить. Немилосердно. — Я знаю, что с тобой много чего происходит. Стойко. И тебе, по большей части, это помогает. Ты очень сдержан. Твоё дерьмо не проливается на кого-то другого и я восхищаюсь тобой. Но иногда нужно позволить этому дерьму хоть немного пролиться. Станет легче, когда не нужно будет сдерживать это давление. Каллен вздохнул. Варрик не мог понять. У меня постоянно сны о том, какой я насилую женщину, которую люблю, и это та проблема, которой любой определённо уделил бы внимание. — Моё…дерьмо…в порядке, Варрик. Спасибо. — Как скажешь, Кудряшок. Я всего лишь говорю, что не повредит иногда раскрыться друзьям. Друзьям, которые поймут. Хоук и я сегодня собираемся в Приют Вестницы, если ты захочешь присоединиться. Каллен был странным образом тронут, чего не ожидал от себя. Раньше он был особенно близок с Хоук, у них однозначно была общая история. Предложение значило много. Он замер, занятый мытьём. — Я ценю это предложение, Варрик, правда. И в другой раз обязательно. Но в этом конкретном случае мне нужен определенный человек, которому нужно выговориться. — А-а-а, — со знанием дела протянул Варрик. — Мог бы и догадаться, что это связано с её Инквизиторством. Каллен поднял брови. — Это настолько очевидно? — Что ж, вы часто встречаетесь на крепостной стене. Взять на заметку. Найти более уединённое место для поцелуев с Евой. — Что бы с тобой не происходило, просто возьми и расскажи ей. Вестница — достаточно понимающий человек. — Я знаю, Варрик. Она не раз это доказала, — сказал он, думая о её терпении по отношению к нему и его борьбе с лириумной зависимостью. Если бы была всего одна проблема, было бы намного легче. Но у него было слишком много чёртовых призраков. Кто бы стал мириться с домом с призраками, если бы хотел лишь простой забор? — Хорошо. Тогда вы оба поговорите. Проблема решена, — Варрик бросил испытывающий взгляд на лицо Каллена. — Или проблема не решена? Всё не так просто? Каллен слегка кивнул и вздохнул. — Я лишь… Иногда мне интересно возможно ли починить то, что слишком сломано. Он посмотрел на лицо Варрика и немедленно возжелал взять сказанное обратно. У него не было ни времени ни желания на предстоящую ободряющую речь. — Я опаздываю на собрание в ставке командования, — поспешно сказал он, выбираясь из воды. Ответная волна достигла Варрика, и гном исчез под водой. Он яростно одевался, руки словно летали, затем повернулся, чтобы уйти. — Ты не сломан, Кудряшок, — раздался ему вслед голос. Он не ответил, а лишь направился в ставку командования. Конечно, Варрик так сказал. Ему легко так говорить. Но Варрик не знал его в действительности. Не особо. Он не видел, как пальцы Каллена подрагивают от желания придушить девушку, практикующую одобренные Церковью заклинания в Твердыне Кинлоха. Он не видел, как Каллен ищет в библиотеке Круга научные исследования на тему «Как восстановиться после пыток демона желания». Он не видел лицо Каллена, когда он понимал, что желание прибегнуть к суициду впоследствии было слишком сильным, когда стало больше негде искать. Он не слышал всхлипы Каллена в первый раз, когда он попытался вступить в физическую близость с девушкой в Киркволле. Он не видел, как Каллен снимал женщин в Цветущей Розе, имевший больше неудачных попыток, чем удачных. Он не видел, как Каллен причинил вред девушке в момент панической вспышки прошлого, в которое его затянуло. И он однозначно не знал уровень контроля, который Каллену пришлось бы предпринять для сексуального контакта, чтобы почувствовать себя в безопасности. Контроль. Это было тем единственным, что работало. Если его сексуальная партнёрша желала следовать приказам и делать в точности то, что он скажет, это бы сработало. Он встречался с женщиной, которая была фавориткой местных стражников. Она с лёгкостью подчинилась ему. Первые несколько раз она позволяла ему связать себя. Это помогло взять её беспомощной. Он был способен заниматься сексом. В итоге, ему даже не нужно было связывать, но он всё ещё жаждал полного подчинения. И ещё были сны. Ева была равна ему. Она была дорога ему. Он никогда бы не попросил её об этих унизительных вещах. Он скорее обрёк бы себя на полное воздержание. Ничто в физических отношениях с ним не было нормальным. И возможно никогда не было бы. Ева заслуживала лучшего. Ева. Она как раз поднималась из подвала и уже пересекла половину большого зала. Её белые волосы были стянуты в неряшливый пучок, щёки горели, а чёрные кожаные штаны уже как-то умудрились запачкаться. Она немедленно нагнала его и подошла к нему, манящий язык застыл между губ. Он почувствовал, как внутри всё тает. — Доброе утро, — жизнерадостно сказала она. — Не могу дождаться посмотреть, что там делает Дагна. — Что-то, что может уничтожить нас всех, я полагаю? — с ухмылкой сказал он. Она рассмеялась. Его сердце подпрыгнуло в груди. Каждый раз, когда она смеялась над чем-то, что он сказал, чувствовалось, словно весь мир замер, а лёгкие больше не в силах поглощать воздух. И он больше ничего не мог сделать, дожидаясь пока она отсмеется. — Она, кажется, говорила, что существует очень маленькая вероятность этого, — сказала Ева. — Пошли, мы опаздываем, а Жозефина уже итак злится на меня. Они вошли внутрь друг за другом. — Что ты сделала, чтобы разозлить Жозефину? — с любопытством спросил он. Её губы изогнулись в усмешке. — Я забиваю сегодня на встречу с неваррской знатью, поскольку… Каллен, нам нужно поговорить. Я надеялась, ты сможешь сегодня вечером? Его грудь сжалась. — Конечно, — сказал он. Это был конец. Было истинной глупостью полагать, что он сможет иметь отношения. Её. Думать, что кошмары могут исчезнуть. Думать, что он может обрести контроль. Он должен был отпустить её ещё давно, но он был чертовски эгоистичен. Он хотел украсть ещё несколько моментов до того, как это блаженство закончится. Она посмотрела на него так, словно могла прочесть некоторые из его темных мыслей. — Ничего плохого, обещаю. Просто кое-что, что я хотела с тобой обсудить. Он выдохнул. — Я бы тоже хотел кое-что с тобой обсудить. Тогда хорошо. Сегодня. Она подняла брови от удивления, но кивнула своим властным образом. Она подалась вперед и слегка коснулась его плеча своей сияющей рукой, когда они шли по коридору. Зеленый свет отражался в его броне и рассеивался по всему коридору. — Жду с нетерпением, — выдохнула она, улыбаясь. Он был вынужден улыбнуться в ответ. Было легко начать, лишь смотря на неё. Было труднее удержать улыбку, зная, что ждало впереди. Она проскользнула вперёд в ставку командования до того, как улыбка исчезла с его лица.