Молчаливые звезды

— Коснись меня, Айзек? Ему хочется, ему правда очень хочется, он устал, он хочет чувство мягких рук и спать. Он не хочет вставать и идти, он не хочет прорываться сквозь готовую его порвать толпу. Он хочет быть далеко отсюда. Он даже согласен снова на ту капсулу, на тот гроб, в котором его держали живьем. Клаустрофобией он уже не страдает. Там тихо, там безопасно и не видно ничего, кроме темноты, в которой алыми точками — звездное небо. Такое прекрасное и необъятное, что он мог часами лежать и смотреть только на него. У него не было выбора. Сейчас есть. Он может остановиться, хочет. Хочет не надевать больше шлем, хочет поднять резак. Чтобы там, за чертой, только небо с алыми точками и никаких инопланетных рун, шепчущих ему под мозговой коркой. Он не хочет идти. Он хочет остаться. Он не может. Нужно встать. Нужно идти. Спасти что-то? Да хоть остатки своего ускользающего разума. — Сделай нас единым? В голосе Николь печальная усталость. Она скучает. Он тоже скучает. По прошлому? Возможно. Она тянет к нему руку. Так хочется. — Я не могу. Он еще не закончил. Он устал, он не хочет, но ему нужно закончить. В сущности, выбора у него все еще нет. Как и в той узкой коробке с алыми звездами. Николь на полу уже нет. Ее вообще нет. Он знает это. Он смирился с этим. Айзек не смотрит в сторону пустого места — в этом нет смысла, — смотрит в окно рядом. Там в черном небе — далекие, холодные, всегда молчаливые — белые звезды.