«Священная война»

      Ева прижала руки к груди, волнуясь. Она хотела постучать, но знала, что, скорее всего, Войд не выпустит её. Едва различимые всхлипы стихли, и вот тогда ей стало страшно, поэтому несмотря ни на что, девушка приоткрыла дверь, еле слышно входя. Войд еле стоял на ногах, его колени тряслись, а руки вцепилась в края раковины, являясь единственной опорой до того, как ей стала и Ева, обняв сзади, ничего не говоря. Войд смотрел на своё красное лицо, по которому текла вода. Он не был беспокойным, плача от злости, но не от грусти. Тяжёлое дыхание. Маленькое тельце, встав шее позади, тёплое и нежное, продолжал его обнимать. В зеркале отражались лишь её руки, сжимающие футболку и пышные волосы, точно пушистая вата падая с её плеч платиновыми водопадами. Ева закрыла глаза, прислонившись щекой к его спине, заодно слушая биение сердца – ритм его больше напоминал набат церковного колокола. Сглотнув, облизав сырые губы, уронив взгляд прямиком в раковину, произнёс:       – Извини, Ева. – Она кивнула, так и не открывая глаз, но спрашивая:       – Ты расскажешь мне, что случилось? – спокойно, тихо, нежно. С пониманием. Юноша приоткрыл рот, чувствуя, что кислорода недостаточно, но в груди защемило ещё больше.       – Я просто устал, – сиплым голосом, низким и еле слышным. – И я виноват.       – Но в чём?..       – Я не должен срываться на тебе.       – Но ты всегда можешь рассказать, что случилось, я выслушаю тебя.       – Я не хочу, чтобы единственное время, которые мы вместе, мы тратили на мои конфликты.       – А я не хочу, чтобы ты разбирался со всем один, потому что с тобой есть я. Я могу дать тебе совет. Или просто выслушать – иногда важно и нужно именно это. Если ты будешь молчать, держа всё в себе, то можешь не выдержать, и это будет предел, когда я не смогу тебе помочь.       Войд взял её руки в свои, дав себе свободу, встав лицом, прижимая девушку к себе.       Вот, она снова касается его тёплыми ладошками, поднимает большие красные глаза, смотря в хмурое лицо, озаряя его своим взглядом. И ему снова становится спокойно, будто и никаких проблем вовсе не было и в помине, либо же они казались молекула и, которые можно было раздавить лишь сомкнув подушечки пальцев.       Ева потянула к нему ладонь, едва дотягиваясь до рассечённого лба. Ожидая, что будет щипать, юноша нахмурился, но её прикосновение лишь приятно охладило кожу. Прикрыв веки, он начал тяжело дышать, как делал при желании заснуть.       – Может, мы хотя бы дойдём до спальни? – мягко улыбаясь одними уголками губ, произнесла она. – Точнее, мне ещё нужно будет помыть посуду, пару минут, а потом я обязательно приду.       Кивнув в ответ, Войд вышел вслед за ней, ведомый за руку, точно слепой, отпуская девичью ладонь у самой спальни.       Под тихий шум воды он лёг у стены, полусидя, рассматривая со скуки комнату. Взгляд зацепился за телефон девушки, что был на столе. «Куда она уходила?..». Это он и спросил, как только Ева зашла в комнату, направляясь к шкафу, чтобы снять кардиган и повесить тот на место.       – Одна из наших соседок – очень милая женщина, она пригласила к себе, и я не рассчитывала, что уйду надолго, так как договаривались мы только на передачу рулета, но по итогу я не смогла ей отказать и она угостила меня ещё пирожными, которые сделала. – Оставшись в топе на запах и широких штанах, девушка подсела к Войду на кровать, поджимая колени к груди.       – А, ты… Ты принесла к чаю, получается.       – Да, но пробовать мы его будем уже завтра, на сегодня мой лимит сладкого исчерпан, – она усмехнулась, – иначе штаны мне придётся носить твои, потому что мои бёдра в свои просто не влезут, – у Евы не было проблем с самооценкой, она воспринимала это исключительно как шутку, которая, отнюдь, могла оказаться правдой       – Вряд ли, – юноша тут же обнял её, взваливает себе на плечо, – ты всё та же маленькая принцесса, какой всегда была. – Щёки её порозовели от смущения, хотя в темноте этого не было видно.       – Хах, я навсегда ею и останусь, разве что… Я буду перекатываться как бегемот по квартире, если забеременею.       – Будешь топать как большая? – Войд даже улыбнулся.       – Конечно!.. Ладно, не суть, я хотела поговорить совсем не об этом. Что случилось на алгоритме? – Ева вылезла из объятий, став большой ложкой, положив его голову себе на грудь, обнимая руками и скрещивая их у его сердца.       – Мне кажется, что я окружён идиотами. – Тяжело. – Я просто устал работать с ними. Это просто невозможно! Я думал, в Полиции будут только ответственные люди, на деле оказалось совсем не так… Беспорядок, постоянные ошибки, иррациональность. Я устал от бесконечных раздражителей, а ты знаешь, какие они у меня. Я сдерживаю себя, мне запрещено даже поднимать голос, но иногда кажется, что я бы уложил кого-то головой о стол. Самое отвратительное, что без образования меня не смогут повысить до того чина, на котором я смогу командовать большим числом подчинённых. Будь у меня возможность,, Полиция давно перестала быть похожей на то безобразие, которым является сейчас. Они даже не могут мне внятно объяснить, что от меня требуется, о чём речь?! Безответственные тупые идиоты. – Сквозь зубы, точно рык пса. Голос переходил в громкий, эмоциональный, с пассивной агрессией. Юноша был слишком уставшим, чтобы вываливать из себя агрессию. – У меня есть чувство, что всю организацию и систему нужно снести нахер, потому что она не рабочая. Я не знаю, в какие глаза нужно долбиться, чтобы даже не пытаться что-то исправить!.. – пошли резкие взмахи руками в воздухе. – Сколько раз не проси делать нормально, качественно, один хер приходится переделывать самому или тыкать носом в ошибку. Мои нервные клетки закончатся быстрее, чем я стану Инспектором, у меня есть такое подозрение.       – А что, если попросить Инспектора перераспределить тебя на этот год? Работать с новыми людьми может оказаться легче. И, ха, я верю, что твои коллеги – не самые компетентный люди, у меня так же, но я просто… Поступаю по-другому. В Корпусе нет такой жёсткой иерархии, по сути надо мной никто не стоит, мы равны. – Ева успокаивала его не только лёгким голосом, но и тем, что непрерывно гладила по волосам, то чуть вздымая их, то приглаживая. Ему повезло с генами меньше: жёсткие чёрные волосы были достаточно ломкими и сухими, это Ева подметила ещё давно.       – Отчитываешь их?       – Ну, эм… – она смутилась, неловко улыбаясь. – Приходится, потому что я тоже терпеть не могу некоторые поступки.       – Я удивлён, что Корпус ещё стоит на своём месте. – Смех. – Даже завидую.       – Ох, будь моя воля, от Полиции бы и камня не осталось, но, увы. Я могу только в качестве поддержки выступить за твои идеи, если ты решишь обратиться.       − Спасибо, − еле слышно, беря её ладонь и целуя в тыльную сторону.       «Иначе быть не может, я всегда с тобой и за тебя».       «Мне кажется, я скоро начну курить.» − ей пришло сообщение посреди рабочего дня пришло ей на личную почту. «Это очень плохой знак», − Ева закусила губу, предложив встретиться во время десятиминутного перерыва.       Девушка видела его, нёсшегося смерчем вдоль коридора спешным шагом. Лицо Войда было таким, будто его только что попросили изобразить одного из всадников апокалипсиса – «Войну». Столкнувшись, она едва коснулась его плеч ладонями, как юноша резко − Бедро Евы даже ударилось о его − приобнял её за талию, поведя с собой в другую сторону. Осталось семь минут. Они закрылись в одном из подсобных помещений, куда обычно никто не заходил, кроме технического персонала. Свет едва сочился из маленького узкого окна, но он был. Заведя внутрь Еву, Войд захлопнул дверь на замок, прижав её у оборотной стороне, широким движением кисти прижимая девушку к себе за талию, наклоняясь, в спешке облизывая губы и впиваясь в её, пальцами проводя по мышцам спины, закрывая глаза. Он горбился над ней, обнимаемый за шею, за которую отчаянно цеплялись девичьи руки. Он весь горел, особенно обжигало дыхание, после которого сразу же морозило. Сердечко трепетало, хотя Ева и понимала, что глушить агрессию таким способом – не лучшее, она рассчитывала на разговор, но и против такой экспрессии не была. Право, она была слаба перед такими выходками, но всегда вовремя успевала остановить Войда. Отстраняясь, он утыкался в её плечо, как большой и страшный провинившийся зверь, шумно дышал, вгоняя в лёгкие её запах, становясь нежнее в прикосновениях, разжимая хватку. Он чуть ли не опускался перед ней на колени, о стоял на них, держась.       − Блять, я так больше не могу, они невыносимы!.. – сквозь зубы. − Почему нужно постоянно подтрунивать надо мной, постоянно делать вид, что я новенький и бесполезный, при этом заваливать работой, которая выглядит как вечная перепроверка старых дел?! Меня даже перестали брать на вызовы – просто перестали говорить, что отправляются на них, а потом приходят довольные, улыбаясь мне в глаза, прекрасно зная, что я должен был ехать с ними?! – он был в ярости, агрессивно шепча. – Почему, блять, с меня требуют то как с пустого места на стажировке, то как с маршала, когда я просто юридически не могу исполнить его полномочия?! Знаешь, что?! Меня опять сослали патрулировать улицы, просто, блять, патрулировать улицы. Никакого мероприятия нет, ничего серьёзного, просто так. Это самое неэффективное, что можно делать, будучи полицейским. Мой профиль совсем другой, я скоро с ума сойду, Чёрт его дери! – выговорившись, юноша поднялся, глубоко вдохнул, выдохнул, выпрямился и пошёл к старому креслу, в которое решил ненадолго присесть. – Мне кажется, что это просто абсурд, я не должен этим заниматься, это элементарно ведение секретариата отношений с недвижимостью. В какой момент я перестал получать жалобы и просьбы, мне даже перестали назначать приёмы, просто посадили какую-то дуру, которая не может и двух слов связать! – Ева села рядом, на ручку кресла, обнимая раздражённого парня за шею, нежно ложась на его плечо. – Сука, я скоро ей чем-нибудь дам, потому что она безмозглая! Я слышу, что ей говорят, а она отсылает их, потому что говорит, что для жалобы этого недостаточно. Я скоро ей над окном приёма повешу сам табличку: «Сидит дура, идите в соседний кабинет!». – Он рыкнул, дёрнувшись, точно сбрасывая с себя всё, что успело накопиться внутри. За полтора месяца после того, как он первый раз рассказал Еве о том, что его тревожило.       − Мне кажется, тебе просто самому нужно написать жалобу на них, например, в Прок… Кхм, на имя Инспектора. – Войд тут же зацепился за оговорку.       − О чём ты? До Инспектора ты хотела сказать, чтобы куда я написал? – «Чёрт, опять оговорилась!».       − Я читала, что раньше в Империи был такой орган – Прокуратура, надзорный, и он как раз рассматривал жалобы на работников определённых сфер, расследовал особо важные дела, уголовные, разрешал административные правонарушения и принимал некоторые заявления, написанные гражданами, − «Очень хорошо, Ева, вот только если он попросит тебя показать, где это было, то тебе придётся чертить иллюзорную страницу истории, потому что, Чёрт подери, в этом мире никогда не было Прокуратуры!» − ругала она сама себя.       − Хм, интересно… Мне казалось, я знаю все нюансы истории, − он же не на шутку задумался, стал спокойнее, нахмурил брови, не понимая, как мог пропустить что-то важное, изучая историю Империи.       − Но я могла ошибиться, ты же знаешь, мне может сниться что-то, а потом я думаю, что это было, − эта фраза работала не первый раз.       − Ха, может быть, фантазией ты не обделена… − без злости, наклоняя голову вбок. Юоша закрыл веки, расслабляясь. Тема, которую они затронули, лишила его всякой злости, которой он пылал прежде. – Да, я так и сделаю. Странно, что я не додумался до этого сам, учитывая, что у меня есть на это право, хотя потом меня и будет ненавидеть половина отдела.       − Тебе не должно быть стыдно за то, что ты указываешь на чьи-то очевидные недостатки. Может, у других просто смелости не хватает, а у тебя хватит. Ты прав, я уверена, а за правду извиняться незачем.       − Спасибо, − вновь еле слышно, тихо, едва дыша.       Раньше Войд не мог даже благодарить, просто потому что совсем не привык это делать, но за годы общения с Евой в нём что-то изменилось, в положительную сторону.       Окружающие видели, как он общался с девушкой, и переставали видеть в нём нелюдимого монстра, который намерен только буравить взглядом и рычать. Они просто приняли тот факт, что Войд был таким человеком – холодным, не любящим взаимодействия, по натуре собранным и всегда серьёзным. Не подходя под стандарты общества, привыкшего к эмпатам и альтруистам, он всё же не был таким изгоем, как прежде.       Не нравились изменения разве что Агне, которая с каждой встречей отстранялась от, как она считала, родного сына всё больше, впадая в истерику после каждого его визита, плача и не понимая, почему он ушёл от неё. Но ни отчим, ни старшая сестра, не винили Войда за это, потому что поведение женщины было совершенно нездоровым, будто она, набожная, видела, что Войд танцевал вальс самим дьяволом. Хотя, почему «будто»?..       Последний зимний бал, который они проводили как студенты. Долгожданный для Войда и Евы, который был вторым событием Зимы по значимости после Дня Рождения юноши.       Они выходили первой парой будучи лучшими студентами курса. У самых ног распахивались двери большого зала, где горела тысяча свечей, пахло имбирём и шоколадом от благовоний. Жёлтый свет, точно церковный, падал на их лица. Классическая музыка – совокупление скрипки и контрабаса, барабанов и фанфар, фортепиано и арфы. Окружение напоминало Еве балы в её родном мире, где подобные мероприятия были привычны. Её пышное бархатное чёрное платье было украшено белым жемчугом и рюшами, которые покрывали девичьи руки. Одной Ева держала Войда под руку, второй придерживала платье. Она не испытывала столько восторга как остальные девушки, выглядя на их фоне как истинная принцесса, покоряя своими манерами и грацией движений и любых, даже едва заметных жестов, улыбаясь мягко и величественно.       Её каблучки будто и не касались пола, несясь вслед за партнёром, который кружил в оборотах вальса, как маленькую фею. Войд в костюме, по личному мнению Евы, был бесподобен, поэтому оторвать глаз от него и танцевать исключительно для своего удовольствия было сродни преступлению. Каблуки спасали их в такие моменты, потому что Ева была просто крохотной – пышные платье и локоны, однако, были ещё одним путём избавления от несуразицы в их дуэте.       Мурашки по коже от волнения. Но ощущение полного спокойствия и уверенности от его присутствия рядом с собой. «Ты бы прекрасно вписался в мой мир», − с толикой грусти – от понимания, что это совершенно невозможно. Её мир это магия, сказка или кошмар наяву, а его − реализм, технологии и суровость. Она знала, что когда-нибудь ей придётся расстаться с любимым, понимала, что необходимость может возникнуть в любой момент, и она делала всё, чтобы предотвратить бурный поток мыслей об этом, она просто забывала о такой возможности и жила.       Жила, танцевала, кружась в объятиях любимого, который, она уверена, сделает ради неё всё, лишь бы она была счастлива. От него, право, не требовалось много – просто быть рядом с ней и быть мужчиной.       Войд смотрел в сияющие любовью красные глаза напротив, держал её ладошку, поднимал в воздух свою леди, держа как хрустальную. Он не мог насмотреться на любовь всей своей жизни. «И как я только мог отказаться в первый раз от её просьбы потанцевать со мной? Был дураком, очевидно. Мне нравится, что она со мной, это одна из причин, по которой я дорожу ей ещё больше, чем мог кем бы то ни было другим. Она поддерживает меня, она… Просто делает для меня всё, о чём я бы мог мечтать. Мне не о чем больше просить у Богинь, лишь бы она всегда была рядом со мной, лишь бы я мог видеть её полные радости глаза, которыми она смотрит на всё, что её окружает, лишь бы она была счастлива. И если я обязан стать лучше для неё, я стану. Я научусь любить её так, как это нужно ей, потому что я люблю её – и это делает её… Счастливой».       Холодный ветер меж их телами раскалялся, вслед за Евой шёл шлейф молочного парфюма. Ладони становились единым, сплетённым временем и силами, что не разрушило бы даже самая острая сталь в руках самого искусного мечника.       Они были разными, но были влюблены настолько, что это «противоположное» лишь пленило, тянуло друг к другу. Из разных миров, с других планет, но всё равно вместе несмотря на барьеры. Они умели любить друг друга так, как никогда бы никого другого и не получилось бы. И в этом не было ни толики магии, разве что… Магия рождалась из их чувств, даримых партнёру. Но достижимо было только через силы, прилагаемые для того, чтобы понять партнёра, что требовалось в самом начале, через время, что они провели вместе, и через желание быть вместе несмотря ни на что. Боль и обиды, непонимание давно покинуло эти отношения, оставленное позади.       Войд поменялся ради неё, потом у что хотел этого и потому что Ева просила его об этом. Он стал человечнее, чем былдо того, стал понимать, что жизнь состоит не только из вещей, которыми его ограничивали − дома, обязанностей перед окружающими, учёбы и алгоритма, высеченного железом и кровью на его судьбе.       Была и жизнь. За пределами всего, казавшегося ему достаточным.       Именно в такие моменты он понимал это. Описать он вряд ли был в состоянии – да от него и не нужно было.       Он продолжал вести её за собой, восхищаясь девичьей красотой, сделав Солнцем своего мира, которые давали надежду на то, что этот мир не потерян, не жесток и не сгинет под снега и вечной мерзлоты.       Под лучами этого Солнца таял даже Войд.