FATUM

POV Ханджи

      — Где мой сын?! — держа за ворот светлой рубашки, оттягивая его так, что будь силы в руках — точно бы поднял, кричал мужчина, чьи гладко уложенные волосы, до блеска выбритые подбородок и щёки, да и в целом лощёный вид не давали и подумать, что тому больше пятидесяти. — Отвечай, когда к тебе обращаются!       Эрен всё так же молчал, казалось, он крепко закусил язык, чтобы никак не отвечать на выпады. Тело парня забыло как двигаться, а выражение лица застыло, воском отлитое рукой знатока.       — Амос, будем благоразумны, — с наскучившим видом сказал Закклай, посмотрев на Болтона старшего, лицо которого тут же побагровело, а ноздри раздулись, придавая виду что-то кабанье. — Эрен Йегер пока ещё является солдатом Легиона разведки, и такие действия касательно любого из разведчиков недопустимы. Я верно говорю, Ханджи?       Старый хитрый лис.       — Да, так и есть, — одного взгляда на Амоса Болтона хватало, чтобы убедиться — без ответов он не уйдёт. Их семейство окружали слухи, точно вороны, так вот прежде ни разу такой озабоченности сыном за папашей не отмечалось. Пропади тот, через неделю обычно приступали к поискам. Наследник вырос, дела стало больше, но и тот уже не дурак, островом не ограничился. Вот так семейка, в которую удача быть не вхожим. — Эрен, ты знаешь, где сейчас находится Гарет?       — Не имею ни малейшего понятия, — отчеканил Йегер.       Как я и думала. Некоторые уходят не для того, чтобы быть найденными.       Пальцы Амоса разомкнулись, и Эрен сделал шаг назад, разглаживая ткань на шее. Болтон тщетно старался взять себя в руки, всё такой же, жаром личной печи поддетый. Он выставил указательный палец, намереваясь что-то ещё произнести, и вроде, даже губы пару раз оголяли верхний зубной ряд, но слова так и не прозвучали. Очередная угроза или вопрос, который останется открытым — неважно, получался всё равно только свист да пыхтение.       — Этим делом занимается полиция, — вкрадчиво сказал Эрвин. — Только появится возможность, они смогут искать вне Парадиза.       Амос, уже направлявшийся к двери, обернулся. Он удостоил каждого отработанным, будто с пелёнок, надменным взглядом, что вместе с гневливостью добавляло пущей важности. Только на Смита посмотрел с подобием благодарности, словно только теперь он мог уйти, не уронив достоинства.       — Ханджи, — только дверь за ним с силой захлопнулась, обратился Закклай. Тон голоса не обещал мне почестей. — Бегство двоих солдат, хоть и с благой целью, — он замахал перед собой записями, — ставит под сомнение твоё назначение. И твоё, Леви, тоже, — он глянул на сидящего мужчину. — На тот момент и недели не прошло как ты генерал-майор! А ведь из-под носа капитана никто не сбегал.       Эрен виновато потупил взгляд:       — Сэр, признаться честно…       — А что это изменит? — оборвал Закклай, вцепившись в парня глазами и вгоняя его в замешательство. — Не военный штаб, а проходной двор, — отрезал он.       — … если бы не плата Гарета, мы бы не ушли так просто, — всё же договорил Эрен.       — Что, и постовым? — повысил тон Закклай, и Йегер быстро замотал головой. — Верно, те просто решили вздремнуть! — он развёл руками. — В гарнизон больше не принимают что ли?       Ирония, которой бы ударило Пиксиса наотмашь, присутствуй он здесь. Но его не было, как и смешков, несмотря на это, тоже не было.       Все молчали, да и что тут скажешь. Со всех сторон облажались, принять это только и исправить.       Не появись здесь Болтон, так речь и не зашла бы про провалы в дисциплине, обсуждались бы насущные проблемы, как и планировалось.       — Этого больше не повторится, — я посмотрела на верховного главнокомандующего с уверенностью.       — Разумеется, не повторится, — на выдохе ответил Закклай, успокаиваясь и закрывая эту тему разговора. Он снял очки и небрежно отбросил их на стол. — Что с девчонкой? — спросил мужчина с остаточной раздражительностью.       От меня не укрылся полный вины и беспокойства взгляд, которым Эрен наградил сначала Леви, а потом и меня, после упоминания Элизы. Моё сердце не болело за неё сильнее, чем за любого другого солдата, до этого момента.       Хрупкая вещь — дружба.       Одна завязывается годами и требует, как цветок, своевременного полива, как кошка-мать подпускает к котятам только ближних, так и она настаивает на принятии и доверии. Одна дружба — многолетнее дерево, такое же крепкое и высокое, как из леса Громадных деревьев; ты знаешь где оно, и только доберись — протянет ветвь, укроет, даст ночлег.       Другая дружба… Вспышка. Шторм в ясный день или мимолётное видение перед пробуждением. Она не просит разрешения войти, не топчется на пороге. Она — таран. Она врывается, потому что хочет, потому что никак иначе. Да, другая дружба, как титан, точно аномальный, никогда нежданный и внезапный — ни отмахнуться, ни сбежать.       Элиза была похожа на титана, от её появления, скрывающего причины в кисельном тумане, до её решений, таких же непонятных мне как другу, которым я себя считала.       Дружба возникает различно, а рушится всегда одинаково — в одночасье.       Гибель Моблита — то самое одночасье. Гибель отряда — простить сложно, но если постараться, если дать возможность объясниться, самому сделать усилие и понять, наверное, допустимо.       Элиза меня не спросила изначально, не спросила и потом. Не рассказала, не посоветовалась, не извинилась. И не могла, и не посмела бы.       Сдерживающие цепи накинуты, титан остановлен, шансы отрезаны.       Чувствую, что краешки губ поползли к скулам. Почти неконтролируемо, запредельно для моего поля власти.       Я правда сейчас сравнила девушку с титаном?       А дружбу?       Может, не так они и не правы, смотря на меня, как на безумную. Может, не так не права и я, помещая исследование титанов на постамент. Хоть в этом соревновании у них и не было конкурентов.       — Я не знаю, — голос Эрена вернул в реальность. Руки сжаты в кулаках до крови — если бы смог парень попятиться назад, сделал бы. Он втянул побольше воздуха, видя, как не к добру лучится напряжение Леви от его слов, и продолжил: — Мне стоит начать с начала.       И Эрен замолк, смотря перед собой в расплывчатую точку.       — Ты аккомпанемента ждёшь или что? — глаза Леви сверкнули.       — Всё было… хорошо, — прерывисто сказал парень, а затем поднял взгляд. — Мы сняли комнаты в разных отелях и устроились на работы, чтобы собрать данные, какие получится. Меня согласились устроить санитаром в больницу, а Элиза занималась оформлением букетов и продажей украшений. Ей повезло больше, владельцы лавки не расспрашивали о прошлом, — он помрачнел, то и дело потирая пальцами линию, ведущую от лба к вискам. — Мне пришлось сочинить историю…       — Оставь лирику для отряда, — прервал Аккерман.       — Ладно, — мгновенно произнёс Эрен. — Мы договорились с Элизой каждый вечер встречаться, и у нас всё получалось. Пока в один вечер, уже после встречи, вскоре, как мы разошлись, в Марлии произошло землетрясение.       — Землетрясение? — глупо переспросил Найл.       — Да, — подтвердил Йегер. — Это как… В домах всё переворачивалось, падало и разбивалось, а земля под ногами словно дрожала. Потом пришли волны, они накрыли часть города, — сбивчиво говорил парень, — унесли немало жизней. Элиза не пришла на следующий вечер…       Дыхание перехватило.       Я посмотрела на Леви, понимая, что ему это слышать в разы тяжелее, но с недоумением обнаружила, что выражение лица того осталось неизменным. Некоторые маски держатся прочнее остальных.       — Лавка с цветами была разрушена, и у меня до сих пор перед глазами эти плавающие повсюду камелии, — продолжил рваный рассказ Эрен. — Везде это были цветы или детские игрушки. Я обошёл все гостиницы и отели города, но Элизы нигде не было, и никто не мог мне ничего сказать о ней, — он смотрел с сожалением, скача взглядом по Леви, по мне. — В больнице я осмотрел всех раненных без исключения, в лёгком и тяжёлом состояниях, проверил все списки поступивших после катастрофы, но это… тоже не помогло. Её имени нигде не было. Она будто исчезла, а дни продолжали идти. Надежды, что Элизу найдут под каким-то обломком и привезут, уже были почти нелепостью. И город… начали отстраивать.       Он остановился, приводя дыхание в порядок.       Руки Эрена тряслись. Слова — ерунда, пустой звук, звонкая пощёчина в сравнении с тем, что он испытал там и продолжает чувствовать до сих пор.       — Я не хотел думать, что она могла не выжить, — сокрушенно закачал головой Йегер. Его тело — напротив, но сам он, сущность — вдалеке. Не бабочкой порхает, нет, копотью садится, увесистой, десятитонной. — Я дошёл до того… ноги сами принесли меня в морг. Мест, где она могла бы быть, больше в моей голове, сколько не прокручивай, не оставалось, — с этими словами парня белое полотно лица Леви приобрело оттенок своих глаз. — Но там тоже… там тоже не было её имени.       Выдох. Неистово и громко, будто оборвавшаяся жизнь решила — ещё не время, не сегодня.       И выход ещё тоже есть. Льгота получена, пальцы выпрямлены.       — Я просто вернулся, — севшим голосом добавил Эрен. — Как мы с ней и договаривались, если с одним из нас что-то случится.       Снова тишина.       Снова обдумать, обглодать сказанное, как последнюю кость.       Зная Элизу, выживи она, то сама нашла бы Эрена, в этом не было сомнений. Решиться оставить Леви, к самому чёрту отправиться за ответами и расшибиться, но сохранить связь — это про неё, да, она бы точно смогла. И если не на своих двоих, то на собаке или коте бы добралась, доползла до больницы. До… куда угодно. А будь мертва, её нашёл бы Эрен, опознал.       Не растворялись люди бесследно, вот так, ни тела не оставив, ни тени, ленты или башмачка.       Невидимое волокно с её именем внутри, посаженное со знакомства, с первого «привет», горело так же, не рвалось.       Чутьё… и если верить не ему, то стоит ли вообще?       — Элизу могли узнать, — дёрнув подбородком, сказал Эрвин. — Спасаясь, все ведь бежали в одну сторону? — он спросил Эрена и тот с замедлением, живо вспоминая, отвесил согласием. — В той толпе одинакова вероятность как затеряться, так и быть обнаруженным.       Мне был доступен один лишь профиль, шевелившаяся волевая часть лица Смита, которой он сообщил догадку, опять обращая моё внимание на место. То, что я занимала, будто незаконно, сидя там, где должен был сидеть он и первым говорить предположения, как это и положено главнокомандующему разведкорпусом. Что-то украденное, нечестно присвоенное почти горело, так и невыплеснутое наружу. Из раза в раз слова Эрвина возвращали к причине, по которой я здесь. А кого ещё бы усадил Смит или Закклай? Нашлось бы кого, нашёлся бы тактик, нашёлся бы ум и запал. Да, проще, желай я здесь сидеть, но сказка не та, и героиня, в общем-то тоже.       — Если ты прав, больше ждать мы не можем. Два месяца, в которых нет гарантий, что она не умрёт? Я не пойду на это, — будто найдя равновесие, с которым тон должен звучать и уверенно и угрожающе, сказал Леви, повернувшись к Закклаю. — Две недели, — казалось, он подсчитывал в уме, самый приемлемый вариант для солдат, — не больше.       — Мы не станем так рисковать из-за одной девчонки! — вскипел Закклай, с насмешкой выделяя последнее слово.       — Если не ставить жизнь каждого солдата как самое главное, а учитывая неравенство сил с Марлией это глупо вдвойне, то однажды, солдаты могут не пожалеть и вашу голову, — с деланным спокойствием в голосе ответил Аккерман.       Дариус Закклай никогда не слыл необдуманностью поступков или речей, наверное потому и пробыл на посту столько лет. Военачальник прислушивался к мнению присяжных, к главам подразделений, к тем командирам, чьё видение положения изнутри не было столь стёртым, как собственное.       Он резко встал из-за стола, находя интересным потратить несколько минут заглядывая в окно.       Леви в это время никак не изменил своего положения. Он перешёл черту не только своей должности, но и моей, что судя по виду совершенно его не заботило.       — Генерал Аккерман, — сухим голосом, будто он мог обветриться на солнце, произнёс Закклай, глядя, как подчинённый встаёт с места, быстро и резко, словно была пружина, что отделяла его от сиденья. — Будете информировать меня о каждом действии, о каждом решении напрямую.       — Есть! — ответил Леви, отдавая честь. Он скосил взгляд на Эрена, продолжая стоять. — Показывай всё, что привёз.       — Я записал каждого, кто проходил лечение в больнице, по фамилии, с указанием адреса, — раскладывая на столе пергаменты и следуя за словами пальцем, отмечал он. — Здесь, — он ткнул на длинный перечень, — весь этот список. У меня получилось создать карту с домами и улицами города, где мы жили, и близлежащих.       — Сейчас в этом есть смысл? После землетрясения, — я спросила его, разглядывая все пометки, многие из которых делались явно наспех.       — Да. Я следил за тем, как начали отстраивать разрушенное. Их целью было скорейшее восстановление, а не создание принципиально нового, — улавливая мою мысль, решительно заявил Эрен.       Магазины с продовольствием, гетто, их управление и больницы — он выделял все точки, что могли быть стратегически важными. Стоит отдать должное, Эрен потрудился на славу. Если карты мы могли сравнить с картами Аарона и Елены, то имена были принципиально новым и не менее важным, теперь оставалось как следует изучить, узнать у добровольцев фамилии их лидеров, может, нам посчастливилось заполучить их адреса.       — Ты хорошо постарался, — я похвалила парня, потрепав того по плечу.       — Будет прок, тогда не зря, — принимая одобрение, ответил Эрен, а затем изменился в лице: уголки губ чересчур быстро опустились, и сам он заметно погрустнел. — Не уверен, что это всё стоило возвращения одному.       — Твоё дело сейчас не думать, а сосредоточиться на приказах, — вмешался Леви, словами и взглядом снизив градус температуры вокруг нас.       Эрен поджал губы. Не по-детски или щенячьи — обиженно, а больше от неожиданности. Чувствовалось, что он хотел проявить сожаление о случившемся, выразить участие, и это было также понятно как и то, что он не знал, как правильно это сделать, как подобрать слова, не оставляя за ними вопросов.       — Капитан, Элиза хотела… — начал было парень неуверенно, но поднятая ладонь Леви служила клинком, останавливающим с такой же силой и резкостью, а сам он не повернул и головы — назойливой мухе и той уделилось бы больше внимания.       — Делай, что велено, — поставил точку Аккерман, после чего Эрен, безошибочно определив вербальный пинок, покинул кабинет.       Когда предметы обсуждения исчерпались, а указания были розданы, не задержался и Закклай.       Не задержались и мы сами в Митре, поторапливаемые неотвязчивой западнёй времени, хоть и стоило, ведь в обозримом будущем дороги к ней уже не вели.

***

      Обыкновенная рутина сменилось военной. Она опустилась на голову плахой, а ныне выставила неугомонный счётчик, нимбом переливающийся над каждым солдатом. Цифры не определить; в тон их цвету языки пламени выделывали виражи, не заставляя сомневаться только в одном: она уже рядом. И белолицый демон в капюшоне не обнимет красиво, пока спишь не один на тёплом матрасе, он встретит тебя среди страха, боли и мольбы, распознав меж этой мешанины скупую готовность. И дай бог, чтобы не пришлось ему ждать сутки или больше, пока цепляется что-то внутри, борется, в ту пору, как кровью истекаешь физически из-за оторванной ноги.       Как назло, по всем абсурдным законам, память решила запомнить. У одного шрам, пересекающий бровь посередине, у другого нос с горбинкой (зная мать с отцом, в кого бы?), у третьего на щеках ясное ночное небо в виде веснушек. И просыпаться от них потом вечно, или заснуть не дадут.       Если выживешь вообще, конечно.       И видно, посещали эти мысли не меня одну.       Будто решив насытиться, надышаться, вдруг напоследок, бойцы навещали своих стариков, и многие из них впервые пользовались своими выходными для проведывания дома. Ужины на базе становились длиннее, лязги кружек громче, почти до той степени, что впору делать замечания.       Но никто не собирался. Ни один капитан или майор — все понимали, сейчас так нужно.       Любовь, отодвигаемая до лучшей поры не один год, прознала, что стрелы Амура скоро вполне подменятся на реальные, и если действовать не сейчас, то, возможно, и никогда. Женитьбы посыпались и зашумели точно бьющийся хрусталь. Они хотели всё успеть, присвоив себе даже малейший успех, хоть в чём-нибудь.       Так просто. Так по-людски.       Были и просто пары, от компаний они отделялись двойками. Побыть вместе, поговорить, открыто дольше посмотреть — те, для кого свадьба незначаще, чьи дети — тросы, а крыша — плащи.       Я не раз видела такими, трепетными друг к другу, Эрена и Микасу, радуясь, что первый дал волю чему-то кроме своего гнева. Понять, когда оттягивать дальше сродни лишениям, тоже в каком-то роде победа.       Любовь, любовь, любовь… для кого слабость, для кого сила, а для кого испытание, и тут я совсем не понимала, откуда плелась коса мужественности и обречённости. Саша Брауз и повар захваченного марлийского корабля Николо переплюнули их всех, испивая из чаши что-то одновременно светлое и отравленное.       Казармы ложились спать позже, а вставали до пробуждения самой природы, ещё сопящей в ночной прохладе. Порывы ветров нападали на Парадиз всё чаще, обычно они были предвестниками надвигающихся по пятам морозов. Одни мысли об этом, и руки сильнее стянули шаль.       Как по команде меркнул свет в окнах штаба, и возвращался на территорию Леви, точно издёвка для постовых. Он пропадал куда-то каждый вечер, только заканчивался солдатский день, и приходил на ночлег ближе к новым суткам. Аккерман отвечал на расспросы, где он бывает, одинаково, неуклонно повторяя: «Дома». Я всерьёз задумалась о его ментальной сохранности после этого.       Интерес или волнение о нём сыграло, но на следующий вечер я не удержалась и проследовала за ним. Почему-то воображение беспощадно подсовывало картинки, как Леви спускается в Подземный город, ведь кроме разведкорпуса его домом было именно то место. И если так, то он точно свихнулся.       Но конь скакал не туда, направляемый руками и одним моим глазом, что старательно держался за тёмные волосы и форму Леви — чёрт его знает, но людно было так, будто на дворе не вечер, и не темнеет вовсе.       А до Подземного города-то десятки километров, не поехал бы он туда. С опозданием, но доходит, и я улыбаюсь: не такая и старая, не запутались извилины за ежедневными планами.       Вижу, как Леви притормозил. Это место находилось далеко от центра города, почти на противоположной стороне от штаба. Ухоженные домики, славные семьи, гнёзда ласточек — идиллия, и не понятно только что забыл здесь Аккерман. Он вошёл в один из домов, скрываясь из виду, и я оторопела, перебирая всевозможные мысли в голове для чего он здесь, так и стоя снаружи, не решаясь двинуться дальше.       Вздох.       Это было глупой идеей с самого начала. Нарушением с моей стороны, как командира. Любопытство принесло меня сюда, оно же не давало повернуть обратно.       Я спустилась с лошади, обещая себе запрет на подобные поступки в будущем.       Во дворе было тихо. Я рассматривала обстановку, шаг за шагом продвигаясь дальше, пока не услышала стук и повернула голову в сторону, откуда он исходил.       Удар молотка по дереву, вот, что я услышала. Спина Леви закрывала большую часть того, над чем он склонился, и мне виднелись одни края сидения светло-коричневого цвета. Аккерман резко выпрямился, сам ветер нашептал ему про вторжение, по-другому и быть не могло, ни шорохи за мной не увязались, ни трески.       — Ханджи, — он оглянулся и сказал утвердительно, просто обозначая для себя как данность.       Пока я думала, как объяснить своё появление, Леви уже повернулся обратно и принялся греметь инструментами, не задавая никаких вопросов. Разыграйся за ним карнавал, реакция была бы той же. И я хорошо знала его такого, сосредоточенного на чём-то, но сейчас всё это зрелище настораживало.       — Чей это дом? — догадки, что скорее всего окажутся правдой, во мне вызывали совсем несвойственные чувства, и потому нужно убедиться, спросить, внести ясность.       Я подходила к нему ближе, пока мужчина так и сидел на коленях, сконцентрировавшись на деле. Наконец, занеся руку с молотком над гвоздём, он внезапно остановился, так его и не забивая.       — Элизы, — ответил Леви, и если сказанное им имя — дрова, то интонация была огнём, так тепло он говорил его, так значимо оно было. — И мой.       Глухой рокот сразу после слов. Из деревяшки больше ничего не торчит.       Моё присутствие тут же показалось неправильным. Кто радовался незваным гостям на пороге?       Но сам дом — я посмотрела на него ещё раз — кто знает, что здесь было более неправильным. Леви, с неоднократными заявлениями о том, что семья не для него, как и мирная жизнь, прекрасная своей беззаботностью и покорностью. Там же была и всего одна женщина, что не рядом, но ради которой теперь он так старался — другой Леви всё это бы отрицал для себя. Я посмотрела на стул в его руках, ножки у которого были подобны тем, что у саней, выдавая собой будущее кресло-качалку. Другой Леви не сооружал бы его, не тратил бы сил и времени. Но Леви передо мной тратил. И его погружённость, вместе со стоящими в углу другими готовыми вещами, которые хотела бы видеть Элиза, — что-то почти пограничное, почти заставляющее переживать за его рассудок.       Он периодически нашёптывал что-то себе под нос, никак не обращая внимания на другого человека рядом, и руки мои парализовано висели вдоль тела.       Леви здесь как во сне, и в этом сне в его доме не одиноко.       Или может, неправильной была сама я. Сейчас или всё время прежде. Кажется, верно делали они, оставляя за плечами ждущих, не мать, отца или брата, конечно, нет. Тех, с кем завтраки растягивались до обеда, а беседы ночью в кровати, с головой накрывшись пододеяльником, переходили в объятия, где пальцы железно обхватывали грудь или живот, намертво на них оставаясь, как отпечатанные буквы на страницах книг.       Не будь титанов, не стань они центром моей жизни и не положи я на алтарь с исследованиями саму жизнь, могло ли это однажды стать и моим путём?       Приходить домой… домой. Слово прыгало по рецепторам языка, не давая им себя поглотить и сполна прочувствовать вкус. Как в жизни от меня это ускользало, так и теперь, даже в простых воображениях. Не женщина совсем, как остальные, не зря они причисляли меня к сильному полу и делали командором Легиона разведки. Ведь не было прежде возглавляющих женщин — и тут первая (велика победа прокаженной!), и счастья принесло аж столько же.       И человек покоится в земле, единственный, тот с кем могло бы.       Что ползло сейчас под кожей, из серпантина прекращаясь в сплошное, густое и зелёное, делая меня физически мельче? Эти усилия от всех, кто кого-то нашёл, от Леви передо мной, чувства которого въедались в каждую частицу, во все звенья им созданного. Зависть… Зависть, размером со стену Мария, не та, что хотела отнять найденное у других, а та, что для себя того же жаждала, безудержно хотела.       Я отступила, ровно там же становясь, откуда и пришла. Опомнилась, сбивая наваждение сумеречным опахалом окружающего.       Леви продолжал сидеть, сгорбившись. И мне никогда ещё так сильно не хотелось для него счастья.       Я спасалась, выходя обратно к коню, понимая, что бегство по любому останется незамеченным, и прижималась лбом к шее животного. Так всё внутри разворотить… Только ты это могла, из интереса как обычно.       Но, может, ещё не поздно. Если они способны, может, и для меня не все двери заколочены?       Попробовать представить, что ждёт после войны, и не увидеть ничего. Себя не увидеть.       Я села на лошадь, задерживая взгляд на доме.       А надо ли?

***

      Спустя полторы недели, процессия из борцов за Парадиз покинула стены, триумфально улыбаясь, как если бы в их головах был никому не известный план по обману пуль и отсрочки вражеских мин. Они предоставили попечительство над спокойствием граждан небольшой горстке солдат, которым повезло не участвовать в сражениях. Верхушка в лице Закклая, Пиксиса и Дока тоже оставалась в Митре. И для Эрвина эта война пройдёт лишь на макетах.       По утрам изо рта уже выныривал пар. Осень в этом году ранняя, значит, зима будет ещё холоднее.       Размещенные вдоль побережья войска получали осознание, куда отправились, в полной степени только сейчас. Многих совсем недавно оторвали от материнской юбки. И хорошо, что стучавшие зубы, не попадающие друг на друга, можно было списать на погоду.       — Значит, выступаем завтра, — облокотившись, подвёл черту Леви.       — Да.       Мы находились в палатке, снова сверяя важные моменты с майорами, когда влетел солдат, обращая на себя внимание. Он хотел было затараторить, и видно, что сообщить что-то важное, но, быстро сообразив, сперва отдал честь и дождался разрешения. Как и следовало. Как и требовала закалка и школа. Над ними хорошо попотели.       — Дальше от нас, справа, дирижабль. Он быстро движется в сторону стен, — рядовой не сумел скрыть тревоги в голосе.       Мы с Леви переглянулись. Из описей вернувшихся из Марлии наших засланцев, всего сказанного добровольцами и, наконец, Эреном, Дариус расценил ситуацию как критическую, а точку положения — несопоставимой с перемирием или соглашением. Договор о взятии пленных распространялся только на командиров марлийской армии. Приказ Закклая был прост до невозможности — убить. Идя той же тропинкой мыслей, Леви кивнул мне, соглашаясь с пока не прозвучавшим.       — Сообщи Флоку, чтобы отправился к стенам. Пусть убедится, что там всё в порядке, — я посмотрела на солдата. Головная боль опять давала о себе знать, с того самого дня гибели отряда, стоило тогда приложиться затылком. — И приведи Армина Арлерта.       — Есть! — парень бросился из палаты.       Невозвратившиеся разведывательные корабли обеспокоили противника, и они пустили в ход дирижабль.       — Мы всё обсудили, — безразлично сказал Аккерман, за чем последовали неприятные звуки отодвигания стульев, усиливающие мою боль, и подчиненные удалились.       И это второй день.       Ноша ожидания в тишине, ведь мы оба с Леви молчали, сменилась появлением Арлерта и его звонким голосом. Голова уже раскалывалась.       — Бери лошадь и не спускай глаз с дирижабля, только увидишь на горизонте, — вместо меня сказал Аккерман. — Когда они поймут, что титанов вокруг больше нет, и станут лететь назад, дело будет за тобой. Не дай им убраться с острова, и лучше сделай это подальше отсюда.       — Будет сделано, — кивнул в такт сказанному Армин. — Капитан, мы пока продолжаем следовать плану?       Весь элитный отряд по-прежнему звал Леви капитаном, хоть его должность уже изменилась. Чин не сотворил пропасти в отношениях между ними, которая появилась с остальными бойцами.       — Да, — ещё один краткий ответ, которых Аккерман не жалел в последнее время.       — Что ж, подождём, — добавил он, когда мы снова остались одни.       Да, подождём.       Я облокотилась на стул, закрывая глаза и несильно надавливая пальцами на переносицу. Боль должна отступить.       Но открыть их довелось, когда сквозь щель проникал уже не яркий дневной свет от полуденного солнца, а более мягкий и тёплый глазу. Леви сидел в паре метров, с кружкой в руке. Почувствовав на себе взгляд, он повернул голову и сказал:       — Армин всё сделал.       — Который час?       — Почти шесть, — ответил мужчина, делая глоток.       — Мог меня разбудить, когда Арлерт вернулся.       — Брось, — произнёс Леви, заставляя верить, что это и правда пустяк. — Кто знает, когда ещё получится поспать.       — А Флок…?       — Уже должен был прибыть, — он спокойно пододвинул мне другую кружку. — Выпей.       Но почти одновременно с его словами на пороге возник Флок, за которым увязался Эрен.       — Они сбросили бомбы! — и только с этими словами я обратила внимание на форму парня, что была вся в пыли и извести. — Здание управления в Митре разрушено, верховный главнокомандующий, весь совет и командор Пиксис мертвы, — глаза Флока были расширены и сам он, казалось, вот-вот станет задыхаться.       — А Хистория? — тут же выпалил Эрен.       — Она жива. Она была в приюте, — сказал тому Флок. — Они разрушили ещё несколько крупных зданий в пределах стены Роза!       — Штаб? — холодно спросил Леви.       — Цел. Я видел Эрвина и Найла Дока. Они сказали, что со всем управятся, что нет необходимости всё сворачивать.       — Сколько было взрывов? — я посмотрела на парня, пока цепочка причин в голове застёгивалась.       — Говорят, не больше пяти, — ответил Флок. — Но пострадавших, кого задело, немало, — мой взгляд отыскал и бордовые пятна на его форме. Он пытался помочь.       — Выходит, у них больше не было снарядов и боеприпасов, — Леви удостоверился в мысли, что посетила и меня. — А их малое количество на борту говорит о том, что враг это не планировал. Они решили так поступить, исходя из увиденного, и знали, куда бить лучше.       — Как мы теперь поступим? — спросил Эрен, глядя на меня.       Аккерман делал то же самое, а затем незначительно, почти неуловимо качнул головой.       — Как и собирались, — я провела рукой по бумагам, лежащим на столе. — Мы выдвигаемся завтра.