FATUM

Shingeki no Kyojin
Гет
Завершён
NC-17
FATUM
автор
гамма
Описание
Там больше нет меня — здесь новый век. Титаны, стены и смиренье кожей. Чувств, ранее немыслимых, побег. В нутро врастает глубоко, до дрожи. Когда ошибок глупых — страха ноты. Когда неверный выбор, и с плеч голову долой. Путь искупления долог, поделом, и к чёрту. Пока ты день за днём ведёшь меня домой.
Примечания
В этой работе на каждое действие имеется причина. На каждый вопрос вы найдёте ответ, но на некоторые лишь в конце. Сюжет значим наравне с любовной линией, он не является одним только дополнением, а составляет фундамент. ❗️События манги и 4 сезона аниме здесь отличаются от оригинала. Соглашаясь на прочтение, имейте это ввиду. Канонные характеры персонажей выдержаны и соответствуют идее этой истории.
Содержание Вперед

Часть 25

POV Леви

      Тонкие пальчики Элизы уже доброе время не могли определиться на какой части моего тела остановиться и поглаживающим водопадом очерчивали линии висков, растекались по надключичным впадинам и спускались к груди. Кроткие движения расслабляли. Уже не первое такое утро рябило за плечами, а я решительно не верил, что это — хорошее (нет, однозначно, лучшее) — может быть в моей жизни навсегда. Не верил сам, но убеждал в этом её… А всему виной поганое чувство подступающего пиздеца, точно по следам уверенно приближающегося. Загоняющего в лабиринт без выхода.       Меньше недели назад мне приснились Фарлан и Изабель. Их образы, просто стоящих, поглядывающих поначалу ровно, а при детальном рассмотрении скорее со сквозящей пустотой и отрешённостью, сменились образами с пробирающей до костей тревогой. Беззвучные, они только и могли что смотреть. Вот только глаза… глаза их кричали, без слов припечатывая меня на месте во сне, а наяву заставляя руками цепко стискивать простыни.       Сон породил предчувствие, а бегущие, будто в колесе набирающие обороты, дни только укрепляли его.       Я стряхнул наваждение, поворачиваясь к Элизе. Её наряженное улыбкой лицо озаряло постель ярче небесного светила. Это тело, эти губы и руки забирали у меня право на ошибку, а лазурь в глазах и голос подталкивали активнее пользоваться своими, говорить там, где раньше, может, и смолчал бы, но в настоящем это уже было сопоставимо необходимости.       — Меня повысили.       Её брови удивлённо взметаются, беспечное сонное выражение лица становится радостным, по-детски восторженным. Я читаю в её взгляде гордость, и внутри от этого что-то быстро увядает.       Здесь нечем гордиться, моя милая.       — Ты не рад? — девушка улавливает урчащих серых кошек внутри меня.       Радость уж точно не то, что должно возникать в такой ситуации. В моих руках стало больше власти и контроля. На бумажках и в голове — больше ответственности. Но когда это успело стать чем-то светлым?       — Рад.       Элиза смешно поморщила нос, чувствуя неладное. Когда незнание исчезнет, ты всё поймёшь.       — И в каком ты теперь звании? — спросила она, перекидывая копну волос через плечо, причём так обыденно спросила и легко, будто ждала, что это произойдёт.       — Генерал-майор, — девушка тут же растеряла игривость и посмотрела в упор.       — Но ведь… получается, выше тебя только Ханджи?       — Да, — Ханджи и Закклай, если уж говорить полно, но я не стал уточнять, сосредоточившись на более важном. — Нас ждёт война, Элиза. Она ближе, чем мы думали.       Почему-то в голове эти слова звучали гораздо сложнее и страшнее для осознания. Словно все эти дни мне просто было нужно поделиться, чтобы перестало наконец давить.       Девушка прекратила любые движения и застыла, выдавая единственное проступившее во взгляде в виде страха. Мы оба понимали, что убивать гигантов — не брать грех на душу. С теми нельзя вести переговоров, нельзя никак договориться. Но люди…       Нет. Я не могу допустить, чтобы перед ней вообще стоял выбор с убийством человека. Она его не пройдёт, не нажмёт на курок и погибнет от выстрела того, кто увидел чужое бессилие. А если и нажмёт, то не сможет жить с чувством вины, постоянным проживанием поступка и сгорит без остатков.       — Вся стратегия и тактика боя на мне, как и действия всех отрядов и солдат, — я продолжил, пока Элиза смирялась с реальностью, по-другому её вид и не назвать.       Девушка нервно сглотнула, наверное, всё приходящее ей на ум.       Она сильнее прижалась ко мне, делая объятия выходящими за рамки чувственных. В них было много терзаний, до крови прокусанных губ, ногти девушки впивались мне в кожу, делая нас обоих такими существующими. По-настоящему обладающими всем живым. Пропитавшихся инстинктом сохранять и беречь.       Глупышка.       Боялась потерять, будто я не знал, что сейчас происходило в твоей прелестной головке. Вот только ты не потеряешь. У тебя нет ни одного шанса.       Ты поселилась под моей кожей и заняла всю площадь самого большого органа, обустроила там муравейник, проложив ходы так глубоко, в такие части, о которых я и подозревать не мог. Ты принесла тепло, укрыла пледом вечно расползающуюся мерзлоту внутри, склеила все сожаления и в разные времена всё разбитое.       Ты живёшь во мне и находясь рядом, на расстоянии вытянутой руки, и будь ты на другом краю света физически, ты всё равно со мной, разводишь в душе порядки по тебе одной угодному подобию, дышишь и смеёшься.       И я тоже, Элиза. Я тоже всегда с тобой.       Девушка отстранилась, смотря по-особенному понуро.       — Леви… мне нужно в Марлию, — после паузы, когда я уже собирался узнавать, в чём же дело, на одном дыхании чётко выпалила она, стараясь выглядеть убедительно.       Всё же всех мужчин в постели ждут разные сюрпризы. И главное не обманываться — как женщину, так и их, мы заведомо выбираем сами.       — Нам всем скоро будет туда нужно.       — Нет, — замотала головой девушка. — Мне нужно сейчас туда. И разведчикам опасно там быть, Леви, — она вцепилась в руку. — Они… они намного впереди нас во всём, в оружии, в технологиях…       — В ближайшем будущем это не будет иметь значение, — не дав договорить ей, я наклонился ближе. — Не все в Марлии так ей преданы, — Элиза вздрогнула и округлила глаза. — Не спрашивай, большее не могу рассказать.       — Но я… должна отправиться как можно быстрее. Ты ведь понимаешь, что я должна знать, почему это всё произошло со мной.       — Мы узнаем, я даю тебе слово. Но позже.       — Леви… — я был почти готов сдаться, видя в её глазах мольбу.       — Разговор закрыт. Мы найдём твоих старейшин, когда будем готовы к любому варианту развития событий. Когда станем сильнее, чем есть сейчас.       Элиза поджала губы.       Даже не пытайся влиять на меня. Ты и так делаешь то, что никому прежде не удавалось. Я слишком на многое иду добровольно, лишь бы ты была в безопасности, лишь бы наше с тобой будущее было в безопасности. Я даже готов достать твоих долбанных старейшин из-под земли, только найди свои чёртовы ответы, забудь, наконец, обо всей этой хуйне и будь здесь со мной целиком.       Дай мне время. Просто, блять, дай мне время.       Разве ты не видишь, что у тебя будут ответы на все вопросы?       Я так предельно ясно чувствовал, как девушка отдаляется от меня в некоторые моменты. Погружается в какие-то раздумья, чёрт бы их побрал.       — Пообещай, что будешь осторожен, — по её лицу начали стекать слёзы.       Какого хрена, спрашивается?       — Эй, не реви, — я провёл рукой по её щеке и стёр мокрые солёные полосы.       Я научился справляться с последствиями невообразимых решений, с гибелью, успешно стал гонцом, приносящим семьям дурные вести, но так и не смог совладать со слезами.       С её слезами.       — Иди сюда, — раскрыв руки навстречу, я притянул девушку к себе. — Тише.       Она всхлипнула, укутываясь одеялом с одной стороны и моим телом с другой, полностью легла сверху и свернулась калачиком.       Элиза делалась ещё меньше в моих глазах, обхваченное тело — хрустальнее.       — Ты никогда не хотел попутешествовать? — спросила она, обращая испытывающий взгляд ко мне. — Там, где кончается море, ведь есть не только Марлия, есть и другие континенты, со своими государствами. Где-то есть и острова. Разве не здорово было бы просто уехать от всего этого?       — Как ты себе это представляешь?       Абсурдность вопросов была так высока, что задай их любой другой, то ушёл бы физически отрабатывать свой мозговой дефицит.       Но ирония в том, что никто бы никогда и не спросил. Ни одному солдату это не придёт и в голову.       — На корабле, — мечтательно запела она, на что я только хмыкнул. — Когда построим огромный… — девушка запнулась. — Или… нет, нам двоим будет достаточно и совсем небольшого. Мы могли бы просто сбежать, Леви. Оставить все эти случившиеся и предстоящие смерти позади.       — Правда сможешь оставить их всех здесь и с попутным ветром уплыть? Эрвина, Ханджи, отряд свой, — я выделял имена специально громче. Надо точно, сука, быть из другого мира, чтобы такая хрень пришла в голову. — Что, совсем неважно как они справятся? — желание высказаться в другой манере становилось всё ощутимей.       Но куда бесполезней.       — Важно, — тихо ответила она. — Но быть с тобой счастливыми — важнее.       Блять. Очевидно, не бесполезней.       Резко перевернув её и сжав руки справа и слева от тела девушки, когда внимание той стало в полной мере обращено на меня, я почти прорычал:       — Я бы не смог быть с тобой счастлив, зная, что бросил всех в полной жопе, — Элиза тут же отвела взгляд в сторону. — Нет уж, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — двумя пальцами я сжал её подбородок, отчего та зашипела, но теперь глядела в оба, хоть и зло. — То Марлию ей подавай, то земли неизведанные. Перестань, блять, бежать от проблем и научись их решать. Я — солдат, и я помню кто я. Так не забывай и ты, где на самом деле нужна.       Девушка глубоко дышала и лежала смирно. Больше не дёргаясь.       — Путь к спокойствию надёжнее, когда состоит из тысячи маленьких, но уверенных шагов, а не одного большого, да с повязкой на глазах, — я добавил, склонившись над её ухом.       Чувствую, как тело Элизы обмякло. Её вздымающаяся грудная клетка теперь касалась моей, порождая нестерпимое желание провести рукой по небольшим округлостям, как сахар раствориться в душистом запахе мёда и яблок.       Девушка становилась красивее всего, когда была слегка раздражена. И возбуждала в наивысшей степени тогда же.       И почему мне так нравилось обжигаться об эту лазурь в её радужках? Тянуло, будто я был с ног до головы (включая глаза, рот и нос) обмотан канатом, а невидимая сила костлявыми лапами упорно приближала его к ней.       Говорят, в конце жизни, коридор перед погружением в безвестность маячит ярким белым цветом, но я знаю, я так точно знаю, что меня непременно встретит другой — такой же голубой и бездонный, как её глаза.

***

      Кабинет главнокомандующего изрядно изменился, едва Ханджи здесь расположилась. Весь уклад и чистота, к которым стремился Эрвин, разрушались круговоротом энергии очкастой, что прошлась по каждой полочке, каждому уголку этой комнаты. Нагромождённая лаборатория расширилась, перекочевала, и теперь восседавшие папки закрывали обзор на происходящее за окном.       — Мерзость, — невольно вырвалось, глядя на этот бедлам.       Ханджи проследила за моим взглядом и разразилась смехом. Как всегда безумным, какой была и она сама.       — Не души, а, — ответила очкастая. Она сидела на диване перед столом, наваленном чертежами. — За столько лет мог и привыкнуть.       — За столько лет могла изменить привычку жить в хлеву. Не в состоянии сама, так прикажи соплякам прибраться.       Женщина хихикнула, прикрывшись рукой.       Расположившийся рядом с ней Эрвин тактично пил чай и помалкивал, хотя хватало и одного только взгляда на него, чтобы понять — он со мной солидарен.       — Сколько их? — я спросил их обоих, глядя на точки на картах.       — Семеро, — очкастая прислонила руки к вискам. — И трое убитых. Они понятия не имели о цели прибытия остальных.       — Как, говоришь, они себя называют? — Эрвин внимательно изучал дополнившиеся линии берегов и территорий, где наши ноги ещё не ступали.       — Добровольцами, — вздохнула Ханджи. — Не нравится мне всё это.       — Мне тоже, — согласился Эрвин, устремляя на меня взгляд. — Где есть одно предательство, там легко последует и другое.       — Тут соглашусь, — серьёзно произнесла женщина. — И всё же они наша единственная, пока что, возможность узнать о большом мире.       — Только если не вешают нам лапшу на уши.       — Не похоже, что они врут, Леви. Но что недоговаривают — безусловно, — поделился мыслями Эрвин. — Мы теперь ждём прибытия ещё одного корабля с их лидером, так?       — Нет. Их лидер в Марлии, сюда прибудет доверенное лицо, — Ханджи сложила перед собой руки в замок. — И Закклай не даёт никаких точных указаний.       — А что совет? — спросил Смит.       — Среди них нет единогласного мнения. Некоторые считают, что нужно дождаться полного предложения от этих добровольцев, а кто-то уверен, что нужно идти войной на тех, кто столько лет угнетал нацию, — женщина подогнула одну ногу под себя.       — Хорошо бы самим взглянуть, как обстоят дела, — Эрвин встретил наши с Ханджи изучающие взгляды. — В Марлии.       — Кстати об этом… Нам нужно выделить пару-тройку человек, и они действительно отправятся на континент, — очкастая теперь глядела на меня.       — Хотел бы я увидеть каков мир, но… — начал Эрвин и осёкся.       — Да, тебя ведь совсем непросто узнать, — я посмотрел на него с укором. — Это может быть затруднительно. Ни мне, ни элитному отряду тоже нельзя головы показывать.       — Но это должен быть кто-то проверенный, при этом смекалистый и находчивый, — Эрвин бросил продолжительный взгляд. Я физически почувствовал эту терпкость.       Комната погрузилась в молчание.       Тут же стал заметен противный свист гуляющего во дворе ветра.       — Леви, эта задача на тебе. Как подберёшь солдат, сообщи, — голос Ханджи нарушил тишину.       Я молча кивнул.       — А как бы вы поступили на месте Закклая? — продолжила она. — Миром ударили бы по противнику или войной?       — Добровольцы сказали, что Марлия сейчас становится на нелучшую тропу. Их положение среди других государств крайне шатко, — Эрвин выглядел сосредоточенным. — Я вижу два варианта. Если мы открыто объявим войну, либо остальные заподозрят неустойчивое положение марлийцев, раз даже Парадиз явно наступает, и это может сильнее сплотить их против Марлии, подтолкнуть к активным действиям. Тогда мы бы заручились поддержкой извне, — мужчина сделал глоток. — Либо сработает обратный механизм, и увидев в нас угрозу, первостепенно расправятся с нами, придя на время на выручку Марлии.       — И что по-твоему вероятнее? — спросила Ханджи.       — Одинаково возможны оба варианта. Но я бы поставил на первый, — ответил Эрвин. — Интуиция, — он развёл рукой и как-то горько улыбнулся.       — Солдаты ещё не готовы. Судя по макетам оружия, что используют враги, мы сильно отстали и подпишем так себе приговор, — я был уверен, что даже с силой титанов и всех войск, заоблачной удачи и прочего дерьма мы всё равно куда слабее.       — Тут главное не спешить, — Ханджи ещё раз просматривала все записи. — Но я тоже склоняюсь к мысли, что лучше застать противника врасплох. Дождёмся прибытия второго корабля. Там будет видно.       Мы почти синхронно потянулись к своим кружкам с пониманием, что верховный главнокомандующий скорее всего разделит эту мысль.

***

      Я хорошо помню тот день. Он был третьим с момента возвращения в штаб после бала и сто седьмым (как посчиталось позже) с появления в моей жизни Элизы.       Утро не было каким-то особенным, за исключением, может, того, что вторая половина кровати оказалась пустой и давно остывшей. Я провёл рукой по чуть смятой постели, вспоминая, как вечером эта рука по-хозяйски прижимала к себе девушку.       Что она там сказала? Встанет тренироваться раньше, значит. Теряю хватку, раз на это остаются силы.       Следуя обыденному распорядку, я сначала принимал душ. В комнате проводил влажной тряпкой по полкам, стряхивая успевшую осесть за день пыль. Стоял у настежь открытого окна, пока сохли волосы, и видел, как отрывается от ветки первый лист и летит медленно, покачиваясь из стороны в сторону подобно качели, а затем оседает наземь. Его края успели пожелтеть и сделались сухими. От этого вида становилось по-осеннему тоскливо.       Эта пора года наступала всегда внезапно. Она целовала бегло и крепко, вытаскивая все сожаления и ностальгию наружу, упиваясь внутренними шрамами и неизлечимыми увечьями, из которых торчали многолетние нитки, не шибко держащие и норовящие разойтись. Краснощёкая осень имела величавую поступь и входила решительно, поглощая последнюю летнюю ночь и встречая первым пробирающим позвоночник холодком.       Глаза пробегали по лежавшим на столе разрабатывающимся планам, пока не наткнулись на сложенную вдвое бумагу. Я помнил, что вечером её там не было.       Вот как. Теперь ты пишешь записочки, Элиза?       Голос в голове зашучивал ситуацию и отпугивал крадущуюся, не пойми от чего, тревогу, пока я разворачивал бумагу.       Было ошибкой просить тебя поступать эгоистично. И я согласна, что проблемы нужно решать.       Гарет поможет добраться до Марлии, думаю, я смогу найти старейшин и узнать как можно больше про обстановку там.       Не делай глупостей.       Я вернусь.       Лист начинал трещать, по мере моего перечитывания этих строчек и нарастающего закипания.       Я всё искал какого-то продолжения, не веря, что она действительно совершила побег ещё и таким способом.       Не делай глупостей.       Ты, наверное, несерьёзно. Ты, блять, точно издеваешься, если думаешь, что можешь так поступить и так написать.       Можешь заставить ненавидеть себя же, ведь я чувствовал долбанное ограничение, прозрачные оковы, которые ты набросила на меня всего тремя словами.       Эта фраза заставляла сжимать свободный кулак. Наверное, до боли. Если бы я мог сейчас почувствовать её физически.       Шум в ушах отвлекал.       Я второй раз за всю жизнь оцепенел. Не мог пошевелиться, сдвинуться с места, пол — вата, мои ноги — вата. И не уверен, что я вообще ещё есть.       Так ты просто наплевала на моё мнение, неудосужившись его и узнать. Поставила перед фактом — живи с ним как хочешь.       Я вернусь.       Убедительно, будто ты та настоящая гадалка. Но не обманывайся, ты — не она. Тебя с лёгкостью могут убить там в любой момент, а всё, что от тебя останется, — самоуверенное «вернусь»?       Бумага треснула.       Вместе с последней аккуратно выведенной строчкой, как ебучее напоминание, что ты это планировала, даже вчера, засыпая рядом и любовно глядя мне в глаза, ты знала, что ждёт тебя утром, ты знала, что ждёт меня утром, и ни один мускул не дрогнул, ни одно слово не вылетело, какая же ты, блять, актриса (как же я тебя ненавижу) — вместе — отрезвляющая смесь твоей непокорности и моего отчаяния.       Эта смесь стала двигателем.       Не помню, как я бежал на улицу, почувствовав, что тело вновь принадлежит мне, как кричал подготовить моего коня.       Туман. Так много тумана внутри меня. Сквозь него сложно пробиться.       Но один человек всё же смог.       — Я нигде не могу найти Эрена, — простая фраза Микасы, в сочетании с её бегающим взглядом, ищущим поддержки от Армина. От меня.       Неужели и паршивец туда же…       В письме не было сказано про него и слова. И если Эрен сейчас там же, где Элиза, то, выходит, он сделал свой выбор ещё быстрее. Чутьё, с самого начала дня…       Хоть бы раз подвело.       — Садитесь на лошадей, — Микаса, Армин и Жан тут же последовали приказу.       Мы гнали коней на пределе их возможностей.       Может, успеем?       Может, они передумали, включив, блять, голову хотя бы на миг. Хоть у одного-то должны были заработать извилины и нарисовать последствия дезертирства.       Может, может, может…       Сколько их потонуло в маршированном галопе скакунов, в просачивающихся сквозь пальцы секундах.       Я словил себя на том, что начинал готовить себя к худшему. Привыкший жить почти по часам, разве что не заведённый как они, я стал принимать мысль, что в этот раз опоздал.       Словно это могло смягчить, словно к этому возможно было подготовиться хоть как-то, чтобы нахрен не разорвало при всех.       Помню сжавшихся гарнизоновцев, когда они поняли, нутром почувствовали, кто пришёл по их душонку сегодня.       Рубашка рылом расплывшегося солдата, отвечающего за смену, задребезжала, стоило поднять того в воздух.       — Как они это сделали? — я тряс зажравшуюся мразь, подозревая ответ, но всё ещё надеясь на обратный. — Как они уплыли? На чём?       Жирдяй усердно молчал. Я хотел было замахнуться, но голос Армина остановил:       — Капитан, — он неловко замялся, глядя на солдата и опуская взгляд ниже.       Мокрое пятно в области паха разрасталось на форме гарнизоновца, заставляя меня сразу же разжать пальцы и откинуть того от себя.       — Корабль доставили сюда два дня назад, — подал голос другой солдат. — Это была собственность герцога Гарета Болтона. Мы не придали никакого значения этому, это и не наше дело, — тихо говорил он. — Они уплыли чуть больше часа назад. С герцогом были несколько работяг для ведения корабля… а также молодые леди и джентльмен.       — Это Эрен-то джентльмен? — издал смешок Жан и получил от Микасы предупреждение взглядом.       — Как вы их пропустили?       Ответа на мой вопрос не последовало, и я заметил вопрошающий взгляд паренька на своего начальника. Жирная свинья неумело прикрывала руками обоссаные штаны.       — Лучше бы тебе сказать быстрее.       Парень сглотнул и дрожащим голос выдал:       — Герцог Болтон заплатил. У него не было с собой разрешения королевы, а личные желания мы не учитываем, каким бы высокопоставленным не было лицо. Как вы знаете, конечно, — быстро добавил он.       — И вы не признали в тех двоих никого? Их лица не показались вам знакомыми? — спросил Армин.       — На платье девушки и на костюм молодого человека были накинуты плащи с глубокими капюшонами. Они всё время молчали. Герцог лишь сказал, что это его друзья, — солдат стал заикаться.       И всё же я не успел — как грозой поражающее тело сочетание слов.       Я пытался вспомнить лицо Элизы, когда видел его в последний раз, но вместо этого всплывал лишь нечёткий образ, окружённый ночной мглой и моим предсонным состоянием.       Улыбалась ли она? Хмурила брови или закусывала нижнюю губу?       Может, тогда её лицо покрывалось напряжёнными морщинками или тяжелел взгляд.       Что ты чувствовала сегодня ночью, когда решалась?       Когда оставляла мне ничего не дающие четыре строчки, пустые тридцать шесть слов вместо себя живой, когда связывала мне руки и бросала наедине с одной хлипкой надеждой?       Хочется верить, что тебе было лучше, чем мне сейчас.       Хочется, чтобы ты знала — что угодно будет лучше, чем мне сейчас.       — Поздравляю, — я обратился к главному здесь гарнизоновцу. — Теперь ты знаешь цену своей жизни.       Как и я знал цену.       Теперь я знал поставленную тобой цену своим чувствам.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.