Искушение тьмы

      На какую-то секунду Гермиона замерла с кулаком, занесенным над дверным полотном, так и не решаясь постучать. В голову пришла глупая мысль — а что, если это все шутка? Какими-то подозрительно смеющимися были глаза Антонина Долохова, когда он сказал ей, что милорд ждет ее в своих комнатах. Но она решительно тряхнула головой, отгоняя от себя дурацкие мысли: уж от Антонина-то не дождешься праздных розыгрышей, как от Барти (местами милых) или Рабастана (уже не таких беззлобных).              Потому она все же стукнула три раза и чуть вспотевшей ладонью повернула ручку. Та поддалась, и Гермиона вошла в комнату, которая служила гостиной. Ей почему-то нестерпимо захотелось посмотреться в зеркало и проверить, так ли хорошо лежат светлые волосы, как минуту назад. Взгляд, пройдясь по комнате, сначала выцепил ровную черную поверхность стола с минимумом письменных принадлежностей: пара перьев, выровненных параллельно краю, закрытая чернильница, никаких пергаментов с записями на виду, только газета. Книжные полки до самого потолка позади рабочего кресла с высокой спинкой. Дальше взгляд двинулся к паре кожаных кресел у едва тлеющего сейчас камина — наверняка в них можно уютно вести кулуарные беседы, если кто-то, конечно, способен чувствовать себя так рядом с хозяином этих покоев.              Который, кстати, стоял чуть дальше спиной к входу, а за ним обнаружилось и искомое зеркало. Гермиона встретилась с его взглядом в отражении и замерла, невольно сфокусировавшись на тонких пальцах, что неспешно застегивали черную рубашку. Полоска кожи на груди казалась на контрасте с тканью гипсовой, но миг спустя она исчезла, поглощенная тьмой.              В его глазах красной искоркой мелькнуло веселье, и Гермиона отвела взгляд, словно пойманная за чем-то постыдным. Вряд ли сцена облачения Волдеморта была предназначена для чужих глаз, тем более кого-то из его слуг — обычно на людях он представлялся высеченной из мрамора непоколебимой скульптурой, закутанной в слои черного с головы до ног. Однако сейчас, без привычной развевающейся мантии, в одной рубашке по фигуре он казался до ужаса… человечным. Со вполне обычным стройным мужским телом, легко угадывающимся под одеждой. Пришлось сглотнуть, поскольку от этой мысли — абсурдной и неуместной, но отчего-то дико волнующей — пересохло в горле, а воздух стал слишком редким. Специально ли он задержался с чертовой рубашкой?              — Вы знали, что это я за дверью? — спросила Гермиона у тяжелой золоченой рамы. И тут же почувствовала себя глупо, но вязкое молчание тяготило больше. Краем глаза заметила, как Волдеморт развернулся на месте.              — Я больше никого не приглашал, — с усмешкой ответил он.              Действительно, вряд ли кто-то осмелился бы вломиться в его комнаты по собственному почину. Гермиона украдкой облизнула губы и наконец подняла глаза. Видимо, немой вопрос «зачем» читался на ее лице, однако Волдеморт еще несколько секунд наслаждался ее растерянностью, лишь потом указал на стол пригласительным жестом. Отгоняя от себя непрошеные ассоциации с одним запоминающимся вечером в библиотеке и нецелевым использованием мебели, Гермиона подошла ближе и придвинула к себе газету, развернутую на шестой странице.              Та была маггловской, картинки не двигались. Под испытующим взглядом Волдеморта, который явно ждал ее оценки, Гермиона пробежалась по статьям «Daily Telegraph» и остановилась на неприметной в самом низу, между объявлениями о продаже недвижимости. Прочитала вслух.              «Знаковая фабрика перешла в новые руки.              Фармацевтический завод в городе Мейденхед, когда-то принадлежавший компании Allen & Hanburys Ltd и давший название всему району — Фармакологическая Долина, был выставлен на продажу уже полгода назад и на этой неделе, наконец, нашел нового владельца.              Открытая в 1955 году, эта фабрика процветала на протяжении двух десятилетий, давая работу для восьмисот человек. Здесь выпускался ряд популярных лекарственных препаратов и витаминов. Однако в 1970-х годах компания начала испытывать финансовые затруднения. Несмотря на масштабную модернизацию производства в 1975 году, фабрике не удалось оправиться от убытков. В 1978 году руководство было вынуждено ее закрыть, что вызвало шквал критики со стороны жителей города и потерю рабочих мест сотнями семей.              С тех пор корпуса фабрики в Фармакологической Долине стоят заброшенными, напоминая о славных временах процветания этого района Мейденхеда. И вот теперь появилась надежда на возрождение, когда эта культовая фабрика была выкуплена заинтересованным инвестором, который не раскрывает своего инкогнито. Кто же придет на смену? Жители города с оптимизмом ждут светлого будущего, мечтая о новых рабочих местах».              — Однако не дождутся, — ухмыльнулся Волдеморт. — Очень скоро этот завод пропадет со всех карт, а местным жителям останется только судачить о богачах, которые закапывают деньги в руины.              — Это… вы купили фабрику? — удивление на лице не пришлось изображать. — На те югославские деньги. Но там же были галлеоны…              — Золото есть золото в любом мире. Причем, что смешно, в виде драгоценного металла недалекие магглы оценили его в куда большую сумму, чем можно было получить с гоблинов при обмене в Гринготтсе. Если бы я был настолько глуп, чтобы обратиться к ним с подобным намерением. Впрочем, и галлеонов тоже осталось прилично.              — Но… зачем? — осторожно спросила Гермиона. Ход мысли Волдеморта она никак не могла понять, потому рискнула задать вопрос. Вряд ли он разозлится в ответ — иначе бы вообще не обсуждал с ней эту тему.              Казалось, только этого он и ждал — слишком довольным стало его лицо. Он протянул ей руку ладонью вверх. Не понимая до конца, чего он хочет, Гермиона осторожно вложила свою ладонь в его. На секунду прикосновение обожгло холодом и заставило вздрогнуть, а следом она неожиданно рухнула в воронку аппарации, совершенно к этому не готовая. Остатки воздуха покинули судорожно сжавшиеся легкие, а поле зрения закрыла тьма. Гермиона пошатнулась, когда земля ударила по ногам, но твердая рука поддержала под локоть. Она почти уткнулась лицом в черный хлопок мужской рубашки, но устояла.              Невольно замерла на месте, пытаясь поймать баланс и ощутить себя вновь цельной. По обонянию ударил насыщенный и чуть горьковатый запах трав, и на какую-то секунду она подумала, что чувствует одеколон Волдеморта, но затем услышала шорох ветра. Они стояли на краю поля, а раскачивающиеся под порывами травинки щекотали лодыжки сквозь капроновые чулки. Хватка на локте ослабла, и по этому сигналу Гермиона отступила на шаг с легким уколом сожаления — ей вдруг действительно захотелось почувствовать его персональный запах.              — Я могу аппарировать с территории поместья, — пояснил Волдеморт спокойно, будто Гермиона еще секунду назад не врезалась в него от неожиданности. — Наверно, стоило предупредить.              — Я уже догадалась, — ответила она с наигранным равнодушием, когда восстановила дыхание. Наконец, оторвала внимание от высокой фигуры Волдеморта и оглядела окрестности.              Майская ночь обволакивала окраину городка тихим спокойствием, лишь россыпь огоньков пунктиром намечала дома вдалеке. Массивное кирпичное здание возвышалось впереди зловещей громадой. Когда-то эта фабрика дышала энергией и суетой, а из труб, выделяющихся на фоне подсвеченных луной облаков, валил пар. А теперь лишь безмолвие да высокие ворота с чуть облупившейся краской стерегли это место, отделенное от городка широким заросшим полем. Асфальт подъездной дороги, прорезавший траву, как нож — большой зеленый пирог, однако, был почти свежим. Гермиона ступила на его черную в полутьме ленту и двинулась к фабрике. Волдеморт шел следом — она чувствовала его присутствие физически, словно что-то давило между лопаток.              В молчании пройдя сквозь длинный коридор, они вышли в огромный цех со стеклянной крышей, которую подпирали стальные колонны. Внутри царил полумрак, нарушаемый лишь проблесками луны, проникающими сквозь грязные стекла потолка.              К удивлению Гермионы, цех не был заброшен. Вдоль стен выстроилось современное технологическое оборудование, с сейчас погасшими индикаторами и дисплеями. В центре зала располагались несколько массивных емкостей из нержавеющей стали, соединенные сложной паутиной трубопроводов. У дальней стены возвышались многоярусные стеллажи с колбами, пробирками и приборами.              — Лаборатория? — неуверенно спросила Гермиона. Ей вдруг стало не по себе от всего этого новейшего оборудования, установленного в заброшенном цеху. Словно какое-то незримое, но ужасное стихийное бедствие выгнало отсюда всех людей.              — Верно, — отозвался Волдеморт. В его голосе прозвучала гордость. — Провести некоторые манипуляции, заменить это маггловское барахло — и здесь заработает полноценный завод по производству зелий. Я давно планировал нечто подобное, но теперь, благодаря тем финансам, которые вы привлекли, я могу претворить свои задумки в реальность.              — Это больше не моя заслуга, а Беллатрисы, нападение на конвой с золотом было ее идеей, — пробормотала Гермиона, двинувшись вдоль емкостей. — Я лишь исполнитель.              — Скромность вам не к лицу.              Волдеморт наблюдал за ней, прислонившись плечом к колонне, пока Гермиона изучала цистерну вдвое выше нее самой — для того, чтобы увидеть подходящие к ней сверху металлические трубки, приходилось запрокидывать голову.              — Это реактор, — сделала вывод она. — Бак для химических реакций. Он из нержавеющей стали, оснащен мешалками, датчиками и системами подачи сырья.              — А вы разбираетесь в маггловской технике, — Волдеморт вскинул брови.              — Я много читаю, — Гермиона почувствовала себя неуютно под его испытующим взглядом, но Волдеморт сделал ей жест, чтобы она продолжала.              — Конечно, стенки из нержавейки чуть хуже по свойствам, чем оловянные котлы, но если наложить барьерные заклятия, то еще дадут им фору по прочности. Вполне можно использовать для приготовления зелий. Автоматика, настроенная на правильный ритм помешиваний, будет куда удобнее, чем человек с черпаком, который может ошибиться. А если еще и запрограммировать своевременную подачу ингредиентов…              — А как же магия? — усмехнулся Волдеморт. — Вас послушать, так всю тонкую науку зельеварения можно свести к механическим действиям.              — Бо́льшую часть — почему бы и нет? Одного человека с волшебной палочкой над цистерной вполне хватит, чтобы активировать ингредиенты и превратить химическую смесь в магическую субстанцию. Но вы и сами об этом задумывались, раз решили использовать именно фармацевтическую фабрику, а не, к примеру, сотню домовых эльфов в подвале.              Волдеморт смотрел в небо сквозь стеклянную крышу, а его мысли явно были где-то далеко.              — По правде говоря, я с вами согласен. Зельеварение сейчас — это нечто, считающееся искусством. Я не до конца понимаю эту мысль, хотя в свое время был довольно хорош в предмете, — поделился он, разговаривая больше сам с собой.              Гермиона уже не в первый раз замечала эту его привычку. Вряд ли ему был столь необходим слушатель и реакция на его слова — но, видимо, Волдеморту было проще оформить мысль, когда он произносил ее вслух.              — Я всегда подходил к процессу изготовления зелий исключительно с логической стороны, — продолжил он. — Я не видел, что в этом сложного для остальных — четко выполни алгоритм, не отвлекаясь и не сбиваясь, и получишь результат. Составление же новых зелий — тоже процесс, подчиняющийся математике, только операции в ней производятся не над числами, а над элементами. Никакого наития и вдохновения не требуется, чтобы составить уравнение, сложить переменные, которые дадут нужный итог. Голый расчет, основанный на широких знаниях, коих мне хватает с лихвой.              — Почему вы вдруг решили этим заняться?              Его взгляд теперь уперся в нее — чуть насмешливый, будто она была ребенком, который не понимает очевидных истин.              — Куда вы обратитесь сейчас, если вам понадобится зелье? Чуть более сложное, чем что-то банальное уровня первого курса Хогвартса? То, на что не захочется тратить свое время?              — В аптеку, наверно, — пожала плечами Гермиона. — Или к частному мастеру, при наличии проверенного.              — Если это не самое распространенное зелье, которое в аптеке держат готовым в небольших количествах, то вы сделаете заказ, потом несколько дней будете ждать результата. Пока мастер найдет все нужные ингредиенты, пока выделит время, чтобы заняться именно вашим заказом. Это не самый быстрый процесс, ведущий к неприятному ожиданию. Но представьте, как изменилась бы жизнь, если любое ходовое зелье можно было бы купить в необходимом количестве, просто зайдя в магазин? Или, как сейчас модно, заказать совиной почтой.              — Определенно, это бы изменило жизнь волшебников к лучшему. Но не могу поверить, что вы хотите подобного из альтруизма, — усомнилась Гермиона.              — Верно, — его взгляд смеялся. — Поставлять хороший товар, заработать новой фабрике репутацию. Снизить цены за счет больших объемов и простоты производства, захватить рынок и вытеснить мелких зельеваров. А потом репутация уже станет работать на меня. Когда моими зельями начнут пользоваться все — от полунищего сквиба до премьер-министра… Очень просто будет изменить рецептуру так, как мне потребуется. Получить тот эффект, который нужен.              — Вы планируете влиять через эти зелья на людей? — сделала вывод Гермиона. В растерянных чувствах приложила ладонь к покатому полированному боку металлического чана. Конечно, не мог же Волдеморт просто решить заняться чем-то полезным, чем-то, что улучшит этот мир?              — Чувствую нотку разочарования в вашем голосе. — Он шагнул ближе и протянул с сарказмом:       — Может, если вы так хорошо разбираетесь в технике, хотите сделать лучше для всех, мне поставить вас руководить процессом?              Он словно пытался на чем-то ее подловить. Гермиона только пожала плечами, решив, что момент сейчас хорош:       — Я не большой специалист в зельеделии. Но я общалась с Северусом Снейпом, который варит вам зелья, и он показался мне очень талантливым и умным человеком.              — Он слишком молод, — отрезал Волдеморт. — К тому же он старой школы, привык корпеть над котлом и делать все руками. Я не вижу в нем особенного таланта — обычный ремесленник. Да, его зелья хороши, но ничего, что бы не сварил лекарь из Мунго или зельевар из аптеки Малпеппера. Нет, для управления фабрикой мне нужна фигура покрупнее, с известной фамилией. Та, которой люди будут доверять.              — Какие у вас варианты? — спросила Гермиона, не уверенная, что Волдеморт ей ответит. Тот, впрочем, быстро взглянул на нее и все же заговорил после секундного колебания:       — Или Малфои, или Блэки. Какая-нибудь старая волшебная семья с репутацией. Сейчас же я купил фабрику от имени нашего американского друга, известного своими неисчерпаемыми финансами и сумасбродными идеями, мистера Теодора Фишера. Однако ему люди доверять не станут так сразу.              — Малфои как флюгер, — Гермионе претила мысль, что ненавистная семья будет стоять у руля. Пояснила на немой вопрос: — Куда подует ветер, туда и они, если верить истории этого семейства, которая напечатана в книгах. Я бы не стала на них полагаться в далекой перспективе.              — Я подумаю над вашими словами, — медленно ответил Волдеморт. — Вы не знакомы на самом деле ни с той ни с другой семьей, оттого я могу верить, что ваше суждение непредвзято.              — Вы способны стать такой фигурой, — почувствовав его одобрение, Гермиона осмелела еще больше. — Со временем выйти из тени и создать на этом свой новый образ. Люди станут не бояться вас, а уважать.              — Мне проще, чтобы возможные неприятности ассоциировались с другим именем, — хмыкнул Волдеморт. — К тому же что плохого в страхе? Он позволяет держать в узде не хуже зелья подчинения.              — Хуже, — Гермиона упрямо поджала губы. Она и не заметила, как начала с ним спорить. — Люди, которые идут из страха на то, что противно их натуре, только и ждут момента, чтобы ударить в спину. Вырваться из-под контроля и принимать решения самостоятельно. Они гнутся лишь до определенного предела.              — Вы тоже?              Вопрос застал ее врасплох. Она вдруг осознала, насколько близко он стоит, практически зажимая ее между собой и большим чаном. Какой-то месяц назад Гермиона бы отступила и вжалась лопатками в металлическую поверхность. Сейчас же, напротив, подняла на Волдеморта взгляд и ответила:       — Я вас не боюсь.              Только произнеся эти слова, она осознала, что не покривила душой. В его глазах отражалась луна, оттого они казались не бордовыми, а почти черными, обычными и человеческими. Гермиона понимала, что то по большей части иллюзия и мужчина перед ней своей опасности не утратил. Но все же не могла отрицать иррациональное чувство, которое возникало в его присутствии: ей было с ним интересно, его близость будоражила. А вот страх, что было глупо и даже опасно, ушел. Напротив, ее тянуло к нему, словно озябшего путника к огню.              Он подал ей руку ладонью вверх, и она ухватилась за нее, уже зная, чего ожидать. Когда поглотившая их воронка пространства распрямилась, Гермиона оглянулась с некоторым удивлением. Она думала, что они вернутся в поместье Лестрейнджей, однако они по-прежнему находились в Мейденхеде. На самом деле, почти не переместились — сейчас они стояли на прозрачной крыше над цехом, и только каленое стекло отделяло от бездонной и непроглядной тьмы внизу. Гермиона слышала лишь молоточки сердцебиения в ушах, насколько глухая тишина здесь царила. Не сразу поняла, что ее руку он так и не отпустил. А она не убрала, продолжала стоять в непозволительной близости от него.              Его большой палец прошелся по тыльной стороне ее ладони, обвел костяшки. Когда он скользил в выемку между ними, на тонкую кожу, Гермиона невольно задерживала дыхание. Почему-то это действие, не слишком откровенное по сути, по и так всегда открытой части тела, показалось до невозможности интимным. Наверно, из-за того, что было совершенно неожиданным именно от Волдеморта. И вдруг до ужаса захотелось узнать ощущения и от иных его действий.              Гермиона осторожно вытянула руку из его захвата, только затем, чтобы положить обе ладони на его шею. Волдеморт смотрел на нее с легкой усмешкой, будто хотел пронаблюдать, как далеко она сможет зайти. Она осторожно обвела большими пальцами жесткую линию его челюсти, пока внутри росла эйфория от собственной вседозволенности. Затем подалась вперед, сокращая и так почти отсутствующее расстояние между ними, привстала на цыпочки и прикоснулась своими губами к его.              Он отвечал медленно, словно в этот раз собирался распробовать ее на вкус, а не просто заглотить целиком, как тогда в темницах. Она не хотела думать и рационализировать, хотела только погрузиться в эту звенящую тишину, в неспешные движения его губ. Ощущать их упругость и медленное, но настойчивое скольжение его языка. Вести пальцами по его шее и выше, в густые волосы.              Он потянул ее мантию вбок за лацкан, открывая себе доступ. Гермиона резко выдохнула, когда он прошелся губами по ее шее, а затем аккуратно, но уверенно прикусил нежное место, где та переходила в плечо. Расстегнутая на верхней пуговице блузка была слишком эфемерной преградой, через которую все равно остро ощущались его зубы. Гермиона повела плечами, и мантия упала вниз, куда-то под ноги.              Она не могла сдержать дрожь, которая накатывала от каждого его прикосновения, от скольжения ладоней по шелковой ткани. Он медленно расстегивал пуговицу за пуговицей, а прохладный воздух покрывал кожу колючими поцелуями. Теперь его руки казались горячими, словно раскаленная лава обводит ее изгибы, проникает на спину и стекает вдоль позвоночника. Ее пальцы дрожали, когда она тоже начала расстегивать его рубашку. Больше всего на свете хотелось прикоснуться к его коже и узнать, останется ли на ладонях известковая пыль.              Гермиона проверила это губами, прижавшись ими к его выступающей ключице. Теперь она чувствовала его запах — едва уловимый, чуть соленый, — и тот сводил с ума сильнее любых афродизиаков. Воспользовавшись ее положением, Волдеморт нащупал на спине застежку бюстгальтера и легко открыл. Гермиона не чувствовала ни капли смущения, когда тот соскользнул вниз, оставив ее голой до пояса. Напротив, она наслаждалась взглядом, что прошелся по ее телу, и желала, чтобы следом там оказались его губы.              Если до этого у нее и были какие-то сомнения, метания по поводу того, правильно ли она поступает, то сейчас те растворились в жгучем потоке. Все мысли о целях и способах их достижения оказались далеко позади, где-то внизу, отделенные толстым и прочным стеклом. Реакции ее организма, который плавился под тонкими уверенными пальцами, выдавали с головой ее настоящие желания. Как бы она ни рационализировала и ни пыталась найти своим поступкам обоснование, реальный ответ был очень простым. Она находилась рядом с ним, позволяла делать это с собой, поскольку именно этого хотела.              Да, то было неправильно и порочно, хоронило ее мораль под густым слоем возбуждения, но когда она была правильной девочкой? Сейчас Гермиона испытывала то же чувство восторга и желания идти до конца, как когда творила все постыдные вещи, которые, казалось, остались в прошлой жизни. Когда сажала Риту Скитер в форме жука в небьющуюся банку, когда зачаровывала пергамент со списком Отряда Дамблдора от предателей. То, что выглядело для окружающих недостойным, но так сладко отзывалось в глубине ее души. Давало чувство силы и уверенности в себе. И сейчас она вновь потакала своим темным порывам, этому эгоистичному желанию удовольствия.              Она согласилась на его условия, пошла тогда к нему в библиотеку в одной мантии, наброшенной на голое тело, уверяя себя, что поступает так исключительно ради дела. Но ради дела ли она тогда ощущала этот жар, когда сидела перед ним на столе и ласкала себя? Нет, она наслаждалась его голодным взглядом, отчаянно жаждала продолжения. И сейчас, когда его руки задрали юбку и прошлись вверх, она больше всего на свете хотела, чтобы он не останавливался. Хотела почувствовать с ним все, выкрутить ощущения на максимум, как звук радиоприемника.              Волдеморт миновал резинку чулок и обхватил ладонями ее ягодицы, притянул ближе. Она чувствовала его возбуждение, твердо вжавшееся в живот. Чуть отстранилась, только чтобы нащупать застежку его ремня. Он сильнее сжал ее округлости — ему явно нравилось отсутствие стеснения с ее стороны. Позволил ей самой избавить его от остатков одежды, затем расстегнуть юбку и тоже отбросить прочь. Она обхватила ладонью освободившийся от брюк член и медленно подняла голову, встречаясь с Волдемортом взглядом.              В нем она увидела то, что еще сильнее подогрело ее решимость. Его глаза в полутьме казались совсем черными и смотрели на нее не отрываясь. Они вдвоем сейчас стояли на крыше, а вокруг был целый чертов мир — фабрика под ними, городок вдалеке и бездонное небо, усыпанное на миллиарды километров звездами. Но он смотрел только на нее, словно лишь она имела сейчас для него значение.              Он потянул ее вниз, сел на валяющуюся у их ног мантию, расправив ее одним жестом ладони. Гермиона опустилась на его бедра, так и не выпуская его член из своей руки. Провела по нему вверх и вниз, пристально наблюдая за реакцией. Волдеморт облизнул губы и чуть приподнял ее, поддерживая под ягодицы, потянул к себе.              Это было подобно погружению в кипящую воду — вот холодный воздух обжигает кожу, а вот жар ударил по нервам и вошел внутрь. Гермиона вцепилась в его плечи. Возможно, на белой коже останутся следы, но это было меньшим, что ее заботило. Она смотрела в его глаза — словно в жерло вулкана, в глубине которого горит огонь. И она в него прыгнула.              Каждое движение било по нервам своей остротой. Гермиона чувствовала себя глиной, что течет и плавится под пальцами, сминающими ее бедра. Он управлял ритмом, легко играя с ее весом, который сейчас был в его руках. Она прильнула ближе, прижимаясь к его губам, и задрожала еще сильнее от проникновения его языка в рот. Это было слишком хорошо, слишком ярко. Она невольно замедлилась, поскольку ноги превращались в желе и отказывались повиноваться.              Волдеморт подался вперед, снимая ее с себя. Она отодвинулась в секундном замешательстве, но он только развернул ее спиной к себе и встал на колени. Она чуть наклонилась вперед, упираясь ладонью в стекло крыши, чтобы ему было удобнее войти. Он притянул ее к себе, провел правой рукой по животу и вниз. Гермиона чувствовала его грудь своими лопатками, чувствовала его пальцы между ног, совсем рядом со входящим в нее членом. Второй ладонью он обхватил ее грудь. Гермиона откинула голову на его плечо, бессмысленно уставившись на звездное небо — то шаталось на каждом толчке, в такт с напряжением, что все сильнее сжимало ее изнутри. Но она не видела ничего перед глазами, только впитывала в себя ощущения, которые давили своей тяжестью. Вскоре их стало больше, много больше, чем она могла вынести.              Если при аппарации тело сжимается, словно проталкиваясь в узкую трубу, то сейчас она чувствовала обратное — ощущения так расширились, что выплескивались за край. Она цеплялась за запястья Волдеморта, сжимая их в беспамятстве, хватала ртом воздух, но тот был черным и густым. Его пальцы сильнее стискивали тонкую кожу, но Гермионе было все равно, лишь бы растянуть этот момент, в котором она потерялась, на вечность.              Когда все закончилось и она без сил уперлась ладонями в стеклянную крышу, пытаясь отдышаться, то услышала позади тихий смех. Обернулась через плечо.              — Это куда лучше, чем перерезать ленточку у входных дверей, — прокомментировал Волдеморт, легким жестом палочки накладывая на нее очищающее заклятие.              — Как жаль, что вы не покупаете по фабрике каждый день, — только и смогла съязвить Гермиона.              — Посмотрим, что с этим можно сделать, — услышала в ответ.