Искушение тьмы

      Волдеморт приблизился к Гермионе, и та инстинктивно вжалась спиной в мраморную колонну. Холодный камень обжег кожу даже сквозь плотную ткань платья, заставив вздрогнуть и вернув в реальность из оцепенения.              Гермиона разглядывала человека напротив. Лицо Волдеморта казалось гладкой гипсовой маской, лишенной морщин, но время все же оставило на той свой неуловимый след — словно трещинки в уголках глаз, которые были циничными, будто повидали уже все пороки этого мира. Гермиона поймала себя на мысли, что вблизи он выглядит куда менее устрашающе, чем его рисовали слухи и рассказы, но при этом чем-то завораживающе. И еще она практически ощущала прикосновение к своей шее — цепкие щупальца его темной ауры обвили ту, но пока не усилили хватку.              — Это украшение… — начал Волдеморт неторопливо.              Его взгляд, тяжелый и пронзительный, впился в серебряный медальон на ее груди. Словно он мог заглянуть сквозь него, прямо в ее душу. Гермиона с трудом сглотнула и вцепилась вспотевшими ладонями в шероховатый мрамор колонны за спиной — единственную опору в этот момент.              — Оно мне кое-что напомнило, — закончил Волдеморт, и его губы дрогнули в подобии усмешки.              Следовало что-то ответить, это ведь и было ее целью — привлечь его внимание? Наверняка он с первых слов распознает в ней самозванку! Ложь он почувствует благодаря способностям легилименции, и ее единственная надежда — жонглировать полуправдой. Набрав в грудь воздуха и собрав всю смелость, Гермиона произнесла, глядя в точку где-то между горящими глазами:       — Медальон Салазара Слизерина, не так ли? Я старалась сделать максимально похожий.              Лицо Волдеморта оставалось бесстрастным, лишь бровь чуть приподнялась в немом вопросе.              — Особенно мне нравится, как получилась буква «С», — продолжила Гермиона заготовленную фразу, ощущая, что к ней потихоньку возвращается уверенность. Машинально захватила медальон, и теперь чуть потертый металл приятно холодил пальцы. По крайней мере, она еще не получила Аваду, а это уже достижение. — Она одновременно напоминает и «Слизерин», и «Селвин». И я испытываю гордость от прикосновения к столь древнему и великому.              Губы Волдеморта дрогнули в подобии усмешки — кажется, он оценил ее находчивость. Знал бы он, у кого сама Гермиона позаимствовала эту идею…              — Любопытно, — протянул он, вглядываясь в черты ее лица. — А откуда юная леди знает о медальоне Слизерина?              Сердце Гермионы забилось чаще. В этот момент в ней вдруг проснулся азарт, желание не просто сыграть роль, а стать той загадочной аристократкой, влезть в чужую шкуру, перестать быть самой собой хотя бы на время.              — Моя мать рассказывала мне истории на ночь, — тихо поведала она, стараясь не смотреть ему в глаза прямо. — Я слушала о великих основателях Хогвартса, об их реликвиях. Я выросла на этих легендах, разглядывала старые картины и гравюры, какие могла найти во Франции, мечтала когда-нибудь увидеть медальон своими глазами. А потом решила создать собственную версию, пусть и наверняка бледную копию оригинала. Чтобы хоть как-то приобщиться к этим древним тайнам.              Лицо Волдеморта оставалось непроницаемым, но взгляд чуть смягчился. Кажется, она нашла правильный тон.              — Вы интересная личность, мисс Селвин, — констатировал он. — Быть может, вы поделитесь и со мной какими-нибудь историями на ночь? Я был бы рад послушать.              Гермиона улыбнулась уголками губ. Первый барьер пройден — они все еще разговаривали, и теперь нужно закрепить успех.              — Да, Салазар Слизерин был поистине легендарным волшебником, — с воодушевлением начала она, оседлав любимый конек истории. — Его магическое могущество не знало равных. Говорят, он владел уникальным даром разговаривать со змеями, а его проклятия могли свалить с ног даже тролля или великана.              Она украдкой бросила взгляд на Волдеморта — тот с интересом ее слушал, чуть склонив голову набок.              — Слизерин был гением чародейства, — продолжила Гермиона, ободренная его вниманием. — Он создал Тайную Комнату в Хогвартсе, которую никто не смог найти в течение столетий. Про его могущественный медальон говорят, будто он даже хранит частицу его души… До сих пор никто не смог повторить его достижений или превзойти их. Я считаю Слизерина величайшим магом в истории.              — Возможно, когда-нибудь кто-то сумеет его превзойти, — негромко произнес Волдеморт, а в его глазах полыхнула яркая искра. — Кто знает, что ждет нас в будущем? Волшебник, способный говорить на языке змей — это поистине редкий дар. Но быть может, однажды появится тот, кто раздвинет границы привычного еще дальше, кто заглянет в самые потаенные глубины магии и сотворит невозможное.              В его голосе, спокойном поначалу, теперь явно сквозила возбужденная и нетерпеливая нотка. Гермиона с интересом разглядывала его лицо — было очевидно, о ком именно он говорит. И эта мысль пугала и волновала одновременно.              — Возможно, вы правы, — осторожно произнесла она. — Хотя пока я не встречала никого подобного.              Губы Волдеморта дрогнули в легкой усмешке на эту фразу, будто он знал нечто, недоступное собеседнице. Гермиона невольно поежилась от его пронзительного взгляда — она чувствовала, что буквально идет по тонкому лезвию его настроения. Кажется, разговор зашел слишком далеко. Пора было заканчивать опасную игру, пока она не обернулась против нее самой — разозлить его и нарваться на Круциатус на первой же встрече ей не улыбалось.              — Рада была с вами пообщаться, мистер… — Гермиона сделала паузу и вопросительно посмотрела на него, изображая незнание.              Волдеморт тихо рассмеялся в ответ на ее слова.              — Жаль, что вы, оказывается, не столь сведущи в новейшей истории, как я полагал, — произнес он с легкой иронией. — Хотя, возможно, во Франции мое имя пока не слишком известно. Но я собираюсь это исправить.              С этими словами Волдеморт развернулся и направился прочь, оставив Гермиону одну у колонны. Она проводила его взглядом — идеальная осанка и уверенная походка. Невольно залюбовалась его грациозными движениями, благодаря которым он выглядел куда элегантней всех аристократов благородных кровей, собравшихся в зале, и происхождение вовсе не было ему помехой.              Однако тут же одернула себя. Нельзя забывать, кто он на самом деле и какую опасность таит. Гермиона поспешила отвести взгляд, чувствуя легкий укол стыда от мимолетного восхищения, но ее губы невольно растянулись в улыбке. Ей удалось! Она выдержала разговор с Волдемортом и даже, кажется, запомнилась ему. Первый контакт прошел успешно — это придавало ей уверенности в своих силах и азарта.              Волдеморт внешне оказался далеко не тем чудовищем, каким его рисовали рассказы. По крайней мере, выглядел вполне обычным человеком, уже явно немолодым, пусть и обладал странным магнетизмом. Гермиона не могла отрицать, что испытала трепет в его присутствии, однако больше от осознания ситуации, в которой находится, а не из-за его чар.              Она все еще стояла, рассматривая удаляющуюся фигуру, когда рядом послышались шаги.              — Это был он, не так ли? — тихо спросила Гермиона, когда Джаред Селвин остановился по левую руку от нее.              Тот кивнул, не отрывая взгляда от спины Волдеморта.              — И как давно ты это поняла? — поинтересовался, не поворачиваясь к ней. — С первой же секунды, я полагаю?              Гермиона лишь опустила глаза, не желая врать, но и подтверждать очевидное не собираясь. Селвин тихо вздохнул и покачал головой.              — Эти ваши женские штучки… Не стоит так глупо играть с огнем, девочка. Этот человек опасен.              — Я понимаю, — кивнула Гермиона. — Но иногда любопытство берет верх. Обещаю впредь быть осторожнее — доставлять вам проблем я не планировала.              Селвин скептически хмыкнул, явно не ожидая от нее обещанной осмотрительности. Но ничего не сказал, лишь предложил локоть, приглашая пройтись по залу — возможно, теперь он не хотел спускать с нее глаз, чтобы она не натворила чего ненароком. Гермиона последовала за ним, чувствуя, как от волнения немеют пальцы, сжимающие ткань его камзола. Хотя недовольство Селвина и было ощутимым, но настороженности он не проявлял — даже поймав ее на лжи, интерпретировал ту по-своему, чему Гермиона была только рада.              Она неспешно прогуливалась по залу, бросая любопытные взгляды на окружающих. В одной из групп заметила Рабастана Лестрейнджа и Барти Крауча, которые о чем-то весело переговаривались, смеясь и хлопая друг друга по плечам.              Гермиона невольно нахмурилась — она знала, что в будущем их ожидает лишь Азкабан и безумие, но сейчас перед ней стояли молодые люди, полные амбиций и надежд. Трудно было поверить, что за этими озорными усмешками скрывались настоящие монстры, которые по щелчку пальцев хозяина готовы убивать, насиловать и пытать за то, в какой семье человек родился, или за другие взгляды на политику. А может, именно это на самом деле доставляло им удовольствие?              Гермиона почувствовала тяжесть между лопаток и невольно обернулась. Волдеморт, стоявший в другом конце зала, смотрел прямо на нее. Она поспешно отвела глаза, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Стоило постараться очистить разум от опасных мыслей, чтобы Волдеморт случайно не прочитал в нем что-то лишнее. Спрятать свой осознанный интерес и притвориться скучающей аристократкой, для которой все происходящее — лишь дань вежливости.              Однако присутствие Волдеморта ощущалось даже на расстоянии, словно тяжелая туча, давящая на плечи невидимым грузом. Изысканное канапе не лезло в горло, а воздух казался спертым, несмотря на просторы огромного зала. Гермиона чувствовала себя маленькой букашкой на лабораторном стекле, которую в любой момент могут раздавить безжалостные пальцы. Оставалось лишь надеяться, что она хорошо играет свою роль пустоголовой красавицы, чтобы ее истинные мысли остались скрыты под этой маской. Но краем глаза она все же не могла не наблюдать за ним.              Волдеморт стоял в окружении нескольких мужчин, с которыми оживленно беседовал. Гермиона не узнала тех — видимо, это были какие-то новые сторонники Темного Лорда. Вдруг он жестом попросил внимания и заговорил негромко, однако его слова тут же пробились сквозь гул голосов в зале. Как по волшебству, все разговоры смолкли, а гости стали стекаться ближе.              — Друзья мои, — начал Волдеморт, обводя толпу пристальным взглядом. — В наши дни как никогда важно оставаться верными своим убеждениям. Не сворачивать с раз выбранного пути, каким бы тернистым он ни казался.              Он сделал паузу. Люди задержали дыхание, ожидая продолжения. Гермиона невольно шагнула вперед, чувствуя, что и ее влечет к источнику этого голоса. Волдеморт говорил спокойно, без пафоса, ровным тембром, но каждое слово проникало в самую глубину сознания, заставляя слушателей замирать в оцепенении.              — Наша борьба за чистоту крови и возрождение традиций — это великая миссия, от которой нельзя отступать, если мы не хотим потерять наше будущее. Пусть презренные магглолюбцы называют нас фанатиками. Но разве фанатик — это плохо? Фанатик — это человек, который не сомневается, который идет до конца, невзирая ни на что!              Последние слова Волдеморт произнес громко и властно. Его голос эхом прокатился под сводами зала. Лица вокруг выражали восхищение и обожание, впившиеся в его фигуру глаза горели лихорадочным блеском. Казалось, окружающие готовы были прыгнуть в преисподнюю, лишь бы услышать похвалу из уст своего кумира.              Гермиона невольно поежилась от этого зрелища. Стоило больших усилий сохранять трезвость рассудка, когда вокруг царило восторженное безумие. Харизма Волдеморта действовала опьяняюще, превращала волевых мужчин, богатых и родовитых, в послушных кукол. Гермиона внезапно осознала, что ей нужно быть осторожной, чтобы не попасть в эту же ловушку его обаяния — несмотря на все, через что она прошла, его голос погружал в подобие транса.              Волдеморт довольно улыбнулся, склонив голову набок. Его поза и жесты были отточены, словно у опытного оратора. Он точно знал, как завладеть вниманием толпы и направить ее энергию в нужное русло. Гермиона невольно залюбовалась его мастерством, хоть, в отличие от остальных, и понимала опасность его дара убеждения, противостоять которому было сложной задачей.              Волдеморт выждал паузу, дав людям выразить свои эмоции, крикнуть что-то в подтверждение. Затем поднял руку, призывая к тишине. Гомон стих мгновенно.              — Однако на нашем пути встречаются искушения. Слабые духом готовы предать наше общее дело ради мелких выгод. Они плюют в колодец, из которого черпали ресурсы, и идут на сделку с врагом. Такие люди опаснее открытых противников, ибо нет ничего хуже, чем удар в спину от того, кого считал другом.              Лицо Волдеморта на мгновение исказилось презрением. Он сделал эффектную паузу, оглядывая зал.              — Предательство — самый тяжкий грех. И оно должно быть наказано со всей строгостью. Тот, кто решится пойти против нас, получит по заслугам. Мы вырвем гнилую поросль с корнем!              Последние слова Волдеморт сказал с нескрываемой угрозой. Люди вокруг ахнули от неожиданности, но тут же зашептались одобрительно. Гермиона поежилась от того, насколько искусно этот человек умел играть на чувствах.              Казалось бы, его речь звучала отвлеченно, но вдруг он повернулся к стоявшему рядом мужчине и тихо произнес:              — Итак, поведайте мне свою точку зрения на эту тему, Фенвик. Почему вы меня предали?              Мужчина вздрогнул и побледнел. Его взгляд забегал по сторонам в поисках пути к отступлению, но вокруг не было ничего, кроме плотной стены людей.              — Я… Я не предавал, мой Лорд! — запнувшись, воскликнул он. — Это какая-то ошибка!              Но Волдеморт лишь покачал головой, глядя на него с отвращением.              — Не стоит лгать и усугублять свою вину. Я прекрасно знаю, что вы связывались с врагами за моей спиной. И теперь настало время ответить за свой поступок.              Фенвик упал на колени, захлебываясь извинениями и мольбами о пощаде. Но Волдеморт просто сверлил его взглядом сверху вниз, не двигаясь, чем вызывал все больше и больше паники. Гермиона отвела глаза, не в силах смотреть на эту сцену. Ей было жаль несчастного, хоть она и не знала подробностей произошедшего; все это затеянное Волдемортом шоу вызывало отвращение.              — Итак, друзья мои, что же нам делать с предателем? — риторически спросил Волдеморт.              Он обвел взглядом присутствующих, ища отклик. Нарцисса опустила глаза, отступив за спину мужа. Люциус замялся на мгновение, после чего несмело предложил:       — Наказать его, мой Лорд?              — Убить! — тут же выкрикнула Беллатриса, и ее глаза зажглись азартом. — Только смерть для предателя!              По толпе прокатился одобрительный гул. Люди подхватили ее крик, требуя казни. Мужчина на коленях беззвучно шевелил губами, но его мольбы тонули в общем шуме.              Гермиона молчала, чувствуя, как сердце с каждым ударом спускается куда-то вниз. Было ужасно и мерзко от происходящего, желание всей этой толпы убивать сковывало льдом внутренности. Но она понимала, что ее слово ничего не изменит, лишь выдаст ее, оставалось сцепить зубы и переждать, сохраняя лицо. И смотреть, смотреть…              Волдеморт поднял руку, призывая толпу к тишине. Шум стих мгновенно.              — Я буду милосерден сегодня, — произнес он, глядя на мужчину у своих ног. — Если вы расскажете все как есть.              Тот с облегчением закивал, а в глазах его зажглась надежда.              — Что угодно, мой Лорд! — воскликнул Фенвик с благодарностью.              Волдеморт резко взял его за подбородок, заставляя запрокинуть голову. Пальцы впились в кожу так, что та побелела. Несколько мгновений он молча вглядывался в глаза жертвы, читая его мысли.              Гермиона наблюдала за этой сценой, едва дыша. Ей не хотелось смотреть на страдания несчастного, но внимание приковывало мастерство Волдеморта: тот даже не достал палочки для сложной ментальной магии. Она бросила взгляд по сторонам. Беллатриса стояла, затаив дыхание, а глаза ее горели восхищением. Антонин Долохов и Джаред Селвин выглядели отстраненно и равнодушно, будто происходящее их нисколько не трогало. Люциус Малфой был бледен как полотно, но старался держать лицо.              — Вижу, ваши амбиции распространялись не только на уничтожение меня, но и на передел власти, — наконец констатировал Волдеморт. — Дамблдор в кресле министра, возносит вас за неоценимую помощь? — толпа гиен услужливо загоготала. — И вы занимаете свое заслуженное место в новом порядке. Что ж, я проявлю участие и помогу вам расширить свое влияние.              Он отпустил подбородок мужчины и сделал шаг назад. Несколько секунд будто бы ничего не происходило, а потом Фенвик в ужасе уставился на свои руки, которые начали неконтролируемо раздуваться. Вскоре процесс охватил все тело — одежда натягивалась и трещала по швам, плоть выпирала из нее подобно сдобе, что пытается выбраться из кастрюли. Воротник рубашки глубоко впился в раздувшуюся шею, а круглый блин лица стремительно приобрел фиолетовый оттенок от лопающихся капилляров. Крики боли сменились неразборчивыми хрипами, а затем затихли вовсе… и спустя секунду голова лопнула с отвратительным чавканьем, будто кто-то ударил молотком по арбузу, а розовая мякоть разлетелась во все стороны.              Гермиона с трудом сдержала рвотный позыв, глядя на покрывшую паркет кровавую кашу, что неровным пятном лежала вокруг лохмотьев ткани, которые были еще недавно дорогим костюмом. Жестокость Волдеморта потрясала. Он не просто убил этого человека — он на публику играл с жертвой, как кот с мышью, и получал искреннее удовольствие от ужаса в чужих глазах.              После столь неожиданной и тошнотворной казни Волдеморт медленно прошелся по кругу, всматриваясь в лица присутствующих. Казалось, он наслаждался произведенным эффектом, как актер, ожидавший бурные аплодисменты. Его взгляд жадно впитывал эмоции окружающих — шок, ужас, восхищение, как будто все эти чувства были для него пищей, придавали сил. Волдеморт чуть заметно улыбался краешком губ, пока разглядывал лица. Он явно наслаждался ощущением полной власти над людьми, страх и покорность будоражили его кровь не хуже дорогого вина. Как хищник насыщался ароматом ужаса, исходящим от жертвы.              В то же время в его взгляде читалось подозрение. Казалось, он выискивает малейшие признаки возможного предательства, заглядывает в души, словно наугад листает книгу в поисках нужной страницы. Гермионе оставалось лишь надеяться, что страницы ее разума выдержат этот напор, и он не выхватит больше, чем незначительные обрывки. Она замерла, когда он внезапно остановился прямо напротив нее.              В ужасе уставилась на Волдеморта, не в силах вымолвить ни слова. Она буквально чувствовала тяжесть его тела, что давила на пространство в шаге от нее.              — Тем, кто предан мне, нечего бояться, — тихо произнес Волдеморт, глядя прямо ей в глаза. — Но для предателей разговор будет коротким.              Он медленно поднял руку, и Гермиона непроизвольно вздрогнула, ожидая худшего. Но в его пальцах оказался лишь белоснежный платок, возник из ниоткуда. Аккуратным движением Волдеморт коснулся ее лица — стер алую каплю, случайно попавшую на щеку.              — И снова белый лист, — тихо произнес он и, развернувшись, двинулся прочь.              Гермиона с облегчением выдохнула, глядя ему вслед. Смена его настроений пугала и вносила раздрай, и она не представляла, как собирается обыграть искусного крупье в его же игру.