Сны о Серебряном

Под Ареной находились не менее масштабные каменные залы, где содержались гладиаторы. Здесь было прохладнее, чем наверху, отчего дышалось легче. Отовсюду слышны голоса людей, обсуждающих в общем зале поединки — прошедшие и грядущие, говорили за жизнь и о жизни. Их можно было принять за обычных солдат, если бы не решетка вокруг, кандалы на руках и смотрители по периметру со свернутыми кнутами на поясе. — Уважаемый… — перед ним нарисовался высокий мужчина с застывшей гримасой высокомерия на лице и сложенными на груди руками. Интонация совершенно противоречила словам, что вызвало лишь надменную улыбку у самого Флориана, который медленно осмотрел того с ног до головы. Судя по мускулам и многочисленным шрамам — он мог быть как военным, так и бывшим рабом, — Видящий, ваш визит очень… эээ… — Нас не уведомили о вашем визите, — подключится на помощь второй смотритель, подбежав к ним вперевалочку. Он ниже, полнее и добродушнее, и оба остановятся перед Октавианом, прочитав о его касте по цвету камней в венце и одеяниям. И чем больше он молчал, смотря то на одного, то на другого, тем неувереннее и недовольнее те становились. — Добрый вечер. Я здесь не как официальное лицо. Это личный визит. —  Это ужасное место для таких высоких особ, как вы! Контингент здесь самый низший, и всюду грязь! А ваши одежды весьма… — второй, пухленький, опустил глаза вниз, отмечая, что подол белоснежной накидки уже весь в пыли. — Ромэ, где твое уважение к столь благородному гостю? — первый вояка выразительно глянет на него и красноречиво двинет бровями в сторону. — Я составлю вам компанию. Как я могу к вам обращаться? — Август Октавиан, — продолжения не последовало, и имена, данные ему матерью — Флориан, и отцом — Северин, останутся не названными. — Рад знакомству, Видящий. Меня зовут Мельдир, я помощник Арткана. Что вас привело? — он развернется, указывая дорогу. — Интерес, — поведлив, ответил Октавиан, смотря вперед и шагая вперед так, как будто это были не темницы с чернью, а главный зал храма верховной. Пожалуй, в его жизни случалось не так много событий, которые выбивали бы из него стать и достоинство. - я хочу узнать, как здесь все устроено. Флориану действительно было любопытно увидеть обратную сторону жизни гладиаторов, так как ранее он к подобному не то что не имел отношения, даже не думал интересоваться. — Однако, не часто встретишь жреца в наших казематах, — мужчина самодовольно усмехнулся и зачем-то хлопнул себя по голове, оглядываясь и указывая направление в хитросплетении коридоров. Держится он на расстоянии: только бы не коснуться невзначай, а то ведь жрец сразу узнает все его тайны! — Как Вам сегодняшние Зрелища? — Весьма… кроваво. Людям нравится то, что вы делаете. И неожиданные повороты тоже, — он плавно выводил на нужную ему тему, но смотритель и сам был не прочь рассказать жрецу все, что тому требовалось. — Пошло не по плану, конечно, но что взять с этого чужеземца, — мужчина пренебрежительно поморщился, — упрямый, как стадо козлов. — Да? По нему и не скажешь, — невозмутимо прокомментировал жрец, пытаясь шутить, но смотритель принял все за чистую монету: — Как тупая животина, которую выпустили на арену! Всех порвет, да нагадит на видном месте! Тупая, но очень мощная животина, конечно. — Октавиан едва сдержал усмешку, подавив порыв самообладанием. А Мельдир продолжал, — Всего второй бой, и ладно бы. Ладно, он действительно хорош в сражении, я давно не видел таких бойцов, но если бы не меч в сторону императора! Арткан был вне себя от злости! В первый раз этот гладиатор просто удалился, не дослушав речь правителя, — он скривился, качая головой. — Мы надеялись, что он подохнет на радость публике да во славу богине, но… — «но богине было неугодно», продолжил мысленно Октавиан, проходя в огромное помещение. — Здесь у нас малый тренировочный зал, — Мельдир указал на большую площадку, засыпанную песком: малая копия арены, что находилась над ними. — Если свернуть в основной коридор — там будут камеры, они располагаются по кругу подо всей ареной. Кухня, баня, палаты лекарей. Весьма обширные, но всегда пустуют: обычно гладиаторы умирают, а не калечатся. Вас… что-то конкретное интересует? «Кто-то». — Мне интересно все, — жрец кивнул, обращая на мужчину прямой взгляд, спокойный и кристально-чистый, как тихая заводь. — сегодня я впервые за долгое время посетил Зрелища, хотел узнать, какова обратная сторона. — Что ж, - во взгляде мужчины читалось: «Вас, Провидец, это точно не нужно.» - Пройдемте. Мельдир многое рассказал Флориану, то ли найдя в нем хорошего слушателя, то ли услужливо выполняя долг перед сыном богини. Жрец увидел и камеры, в которых содержались воины, и несколько больших залов с добротными длинными столами, окруженными решеткой: там воины проводили досуг вне боя или ели. Самые опасные люди в империи, привыкшие убивать за свою жизнь и жить в крови, содержались как самые дикие и ценные звери: их достойно, сытно кормили и в камерах было достаточно сена для сна, а после хороших боев им полагалась неплохая выпивка. Жрец шел, и скользя взглядом по силуэтам людей, искал воина из сна, даже толком не зная, зачем, а на него оглядывались и провожали тяжелыми взглядами. Коридор за коридором сменялись просторные камеры — как одиночные, так и на несколько рабов, и неизменными оставались лишь цепи и кандалы, в обилие висящие на каменных стенах напротив. Более всего поразили Октавиана их бани, размером чуть ли не с императорские, с большим количество купелей. Учтивый Мельдир рассказал, что раз в неделю гладиаторы имеют свободный день и посещают сауны. — Тут почти тысяча камер, некоторые пустуют. Но сегодня убыток… почти сотня, нужны новые бойцы. Октавиан остановился, осознавая и подсчитывая, сколько погибает воинов за год: сколь многие из них выживут, и кто из них сможет заслужить свободу славой? Единственный путь на волю для раба — через арену, но такие случаи единичны и столь редки, что про них в народах слагают легенды. Он кивнул, оглядываясь. Серебряного нигде не было, хотя они, как казалось, обошли огромное пространство и потратили на это больше часа. — Мельдир! Ты где, мать тво… О! Здесь что… провидец? — вышедший из коридора Арткан резко затормозил, останавливаясь перед ними. Известный всем распорядитель Зрелищ, высокий, мощный мужчина с коротким ежиком темных волос, густой короткой бородой и жесткими глазами, — Если не ошибаюсь, Октавиан? — он прищурился, разглядывая жреца. Он был самым молодым из мужчин в Совете Провидцев и узнать его было нетрудно, тем более что они не раз пересекались во дворце императора. — Арткан, — Октавиан кивнул ему, но взгляд напротив стал еще тяжелее и опаснее. Распорядитель и так был не самым приятным человеком, но сейчас жрец физически чувствовал напряжение и опасность. — Вам здесь не место, — холодно отчеканил он, нагоняя на Флориана острое ощущение того, что ему здесь особенно не рады. — Мельдир, сопроводи уважаемого жреца к выходу. — Вы мне указываете? — Флориан поднял лицо, похолодев взглядом. Арткан, хищно дернув губой, шагнул к юноше почти вплотную так, что Октавиан сморщился от резкого запаха, но не отступил, даже не шелохнулся. — Вам не показалось, — Арткан усмехнулся, начиная вести себя как хищник, почуявший легкую добычу. Впрочем, Октавиан и выглядел как легкая добыча, но таковой не являлся. — при всем уважении, Видящий… передайте своему совету, что не нужно сюда никого подсылать. Я думал, что ясно разъяснил это Секундусу в прошлый раз. Сидели бы в своих хоромах, в безопасности, да вели разговоры об устройстве мира, — судя по всему, ему не терпелось самоутвердиться за счет жреца и также не терпелось выдворить его отсюда. Октавиан поджал губы, улыбнувшись в ответ натянуто и жестко, склоняя голову и уводя взгляд в сторону. Если здесь был Секундус — ничего хорошего это не предвещало, скорее всего тот разбирался с какими-то темными делишками: он не раз рассказывал о снах, в которых видел утекающие из казны Императора деньги. Возможно, его поиски привели именно сюда. — Вы так мне не рады, — наигранно удивился Октавиан, вскидывая брови. — Вам есть, что скрывать? — голос его ожесточился, а взгляд был устремлен едва ли не сквозь мужчину. Люди, не считающиеся со жрецами, не выказыващие уважение традициям, были омерзительны в своей глупости и неучтивости. Многие не верят в силы жрецов или боятся их из-за того, что положение позволяет говорить любую «правду» императору. Не раз в истории случались неприятные инциденты со жрецами, которые управляли сильными мира сего исходя из своих личных намерений. Октавиан протянул вперед руку, собираясь спугнуть распорядителя, и это ему удалось: в глазах Арткана мелькнуло недоверие и он раздраженно прорычал, отходя: — Не смейте! Юный жрец усмехнется мягко, почти по-доброму: — Не переживайте. Я уже ухожу, — он перевел взгляд на Мельдира, кивнул ему на прощание, и опустил руку. Всем всегда есть, что скрывать, но не многим известно, что даже жрецам необходимо достаточное количество времени, чтобы настроиться на человека, и уж тем более, узнать то, что он пытается скрыть. Это работает совсем не так, как кажется людям, но жрецы и не стремятся развеивать слухи. Медленно развернувшись, Октавиан уйдет неторопливо, сохраняя выдержку, вымуштрованную годами. Он не раз натыкался на непроходимую глупость и тупость людей, гнев которых может обернуться опасностью и угрозами, но страх перед богиней, которая будет защищать своих сыновей и дочерей, был зачастую сильнее, даже у тех, кто далек от веры. И он также знал, что смотритель боится его — для этого не нужны были ни эмпатия, которую развивали в отмеченных богиней Судьбы детях с детства, ни какие-либо особые силы: страх читался в глазах мужчины почти так же, как и зависть вкупе со злобой и раздражением. Несмотря на то, что пошел он к выходу, уходить Флориан вовсе не планировал, и дойдя до главных ворот, прошел мимо и свернул вглубь подземелья. Дорога вывела его сначала в кухню, где, судя по разбросанным на столах ошметкам, готовили ужин из потрохов, обрезков и картофельной кожуры. С тем, что ему рассказывал Мельдир, это никак не сходилось. «Наших собак кормят лучше», — с каким-то сожалением подумал он, брезгливо подцепив со стола какой-то кусок овоща и увидев в нем пару червей, брезгливо отложил обратно. Он медленно обошел большой стол посреди, рассматривя разбросанные продукты и остановился у очага. Задержав взгляд на булькающей в котле жиже цвета грязи с комьями непонятного происхождения, юноша думал о том, что скорее всего, это результаты изощренной мерзкой фантазией Арткана. Отягченный человечностью и сочувствием, он пройдет дальше. Вернувшись к основному коридору, Флориан прошел снова по той же дороге, которой вел его Мельдир. Пронумерованные темницы сменялись одна за другой, расположенные с внешней стороны круга. По левую руку находилась стена с редкими ответвлениями вглубь. Многочисленные факелы освещали путь, а в стене через каждый десяток шагов можно было увидеть кольца, за которые, видимо, можно было приковать гладиаторов как лошадей в конюшнях. Уставшие от заточения и изматывающих битв воины слонялись по своим камерам, переговаривались через прутья решеток, отдыхали на сене и спали. На проходящих мимо Октавиана и редких смотрителей большинство из них даже не обращало внимания. — Эй! Ты ведь жрец! Ты жрец, точно, — один из них подойдет вплотную к решетке, протягивая сквозь нее руки и облокотившись лбом о прутья. Темные длинные волосы спутанными волнами лежали на плечах, поджарое тело было в шрамах и лишь пронзительные зеленые глаза сияли в полумраке. И, конечно, изрядная доля самоуверенности чтобы фамильярничать со жрецом, что было не столь неприятно, сколь забавно. Октавиан, заинтересовавшись, остановился и скосил на него глаза. — Первый раз вижу жреца так близко, — он широко улыбнулся, сверкая любопытными, почти звериными глазами. — Что привело тебя в наши хоромы? — Ищу кое-кого, — наконец, после паузы сказал он, разворачиваясь и складывая руки за спиной, с интересом оглядывая мужчину. — Ммм, — многозначительно усмехнется воин, покачав головой. — Неужели жрец Верховной ищет себе гладиатора для особых боев? Последовала неловкая пауза, пока Флориан сопоставлял факты. — Что? — Ну эти, приватные зрелища для знати. — Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Серьезно? Все эти закрытые бои, на которых жирные аристократы меряются нашими хуями, надменно сидят на трибунах и попивают вино пока мы убиваем друг друга. А потом покупают себе новых. Октавиан нахмурился, задаваясь вполне логичным вопросом о том, насколько эта ситуация законна, и знает ли об этом Секундус. — И как часто проходят эти бои? — Раз… в дней десять, двадцать. Я не знаю, жрец. Но знаю, что после Зрелищ тут часто ходят надменные индюки, высматривающие тех, кто проявил себя на Арене. Как ты сейчас, — он снова усмехнулся, обнажая зубы и проводя по ним языком. — Вот как. — Ага! Но появление здесь жреца самой Верховной богини, о, это судьба! — гладиаторы в соседних камерах отозвались тихим смехом, кто-то подтянулся к решеткам ближе, заинтересовавшись. — Я ищу победителя сегодняшних игр. — Так вот кто тебе нужен, — мужчина засмеялся, зачесывая грязными пальцами грязные волосы назад, — Я видел его сегодня, только запамятовал, где… — он многозначительно замолчал, переменившись во взгляде и, видимо, в этот самый момент вешая на Октавиана бирку «еще один индюк». — Чего ты хочешь? — Октавиан склонил голову, изучая поведение и с интересом рассматривая свободно держащегося человека. — Свободы, — Октавиан дернул бровью, и несмотря на фривольность, промолчал. — Ладно, ладно. Тогда бабу и вина. Ну, что скажешь, сможешь ты мне это устроить? — он засмеялся, и в этом смехе Октавиан различил гораздо больше человеческой жажды по простым радостям жизни, чем можно было бы увидеть, просто посмотрев в его глаза. — Твое имя? — подумав, сквозь смех, доносящийся с соседних камер, ответит он. Гладиатор сощурится, сомневаясь всего несколько секунд, но все же недоверчиво ответит: — Маэрс, жрец. А твое? — удивленный вопросом не менее самого гладиатора и пораженный наглостью, жрец замер. — Почему ты здесь, Маэрс? — Убил одного индюка, — оскалился он и оттолкнулся от решетки, отступая. — Серого, о котором ты спрашивал, повели дальше по коридору. Кажется, это был четвертый поворот налево. А может и пятый, мне отсюда не усмотреть. — Мое имя Октавиан, — он наконец улыбнется, как обычно, сдержанно, и развернется, чтобы уйти. — Ты мой должник, Октавиан из храма Верховной, не забудь! Каким самонадеянным нужно быть, чтобы поверить, что человек из высшей касты исполнит его желание? Пожалуй, безрассудным и отчаянным. «Наверное, он и не поверил». Четвертый поворот привел его в небольшую залу, из которой еще издали доносились удары кнута. Предчувствуя то, что увидит, жрец устало прикрыл глаза прежде, чем войти. Шрамы на спине воина, которые он видел во сне — последствия его упрямства, и это неизбежно. Отворив тяжелую дверь, он оказался в большом и холодном каменном помещении с двумя столбами посреди. Зал для экзекуций? В центре — растянутый за руки мужчина, повисший на цепях спиной к двери и маячивший за ним надсмотрщик. Серебряные волосы, все в крови и грязи, свисали так, что лица не было видно, а кнут плясал над ним, оставляя на спине алые росчерки поверх множества других. Тело мужчины содрогалось под ним, но не было слышно ни единого звука. Сердце забилось быстрее, чувствуя что-то неведомое самому Флориану, а перед внутренним взором снова возник образ из сна и жрец остановился у порога, отягощенный воспоминанием. — Вы заблудились? — слева раздался спокойный низкий голос. Второй надсмотрщик, карауливший выход, прислонился к стене и скрестил руки на груди, осматривая жреца без страха, надменности или негодования. Эмоций на лице вообще невозможно было прочитать, лишь усталость. — Нет. Я искал его, — он кивнул на мужчину на цепях, которому, кажется, сейчас вообще не было дела ни до чего. — Хм, — на лице мужчины проскользнула тень улыбки. — всего-то стоит бросить императору под ноги окровавленный меч — и ты уже знаменитость, — он отстранился от стены, выпрямляясь и разминая плечи. — что Вам нужно? — Все, что ты можешь мне о нем рассказать. — Мм… Как скажете, — он быстро глянул на гладиатора и вернул внимание жрецу, нехотя начиная. — Арткан привез его с запада Аберии. Зовут Деймосом, но как я понял, это имя дал ему предыдущий хозяин. Нас не понимает, или делает вид, что не понимает. Зато сражается — сами видели… И то ли закона не знает, то ли плюет на него. Вот, приходится объяснять, что он неправ. Под ногами Деймоса лежал его же меч как напоминание о том, почему он был не прав и за что его наказывают. Флориан не сомневался, что гладиатор знал, что делает. — Как твое имя? — Вентурион. — Я хочу, чтобы ты распорядился о том, чтобы ему была оказана должная медицинская помощь. Мужчина нахмурился, не имея права отказать жрецу, но не понимая, чем это может обернуться для него, узнай про это Арткан. — Я пришлю завтра гонца с деньгми, все, что не потратишь на лекаря - оставь себе. Если узнаю, - а я узнаю, - что лекарь не знал своего дела - окажешься на его месте, - Октавиан кивнул на гладиатора. — Сделаю, господин, - на лице мужика проявилась довольство. Кто же откажется от денег? Хотя теперь во взгляде появилась опасливость: с сильными мира сего приходилось считаться, уважать их силу, и сейчас, после этих слов, он сумел разглядеть в юноше не просто миловидного жреца. Август вообще не производил впечтление человека жесткого или опасного, а зря. Жрец пройдет вперед, жестом приказывая второму надсмотрщику остановится. Протянет руку и уйдет глубоко в себя, настраиваясь. Осторожно коснется воина, положив холодную ладонь сбоку на шею, ощущая дикий жар разгоряченного тела. Гладиатор дернется от неожиданности, издав нечто подобное на рык и попытается оглянуться, но из-за крови на глазах и свисающих волос сможет разглядеть лишь белые одежды да силуэт: высокий и худощавый, и темные волосы в обрамлении венца с красными яркими камнями. Октавиан потянется к нитям его души и неожиданно быстро найдет отклик, так бывает только в тех случаях, когда конткт уже настроен. Но времени удивляться нет: перед его взором возникнут чужие воспоминания. Воина обнимает женщина с приятной внешностью, зелеными глазами и длинными пшеничными волосами, целует и говорит нежные слова на незнакомом языке. И называет его «Гиперион». Видимо, это его имя. Флориан потянется дальше, увидит северное чужое королевство и мужчину в короне, отягощенного скорбью и как он, Деймос, бок о бок с ним идет по каменным стенам, под которыми огромное войско. Осада? Но внезапно сознание молнией прошибет видение о его будущем — точь-в-точь такое же, которое тревожило его самого, только с другой стороны: огонь, освещающий улицы, враги, которых ранее ему было не разглядеть, и он сам в белых, окровавленных одеяниях, над которым занесен изогнутый меч. Сейчас он разглядел врага: у него затянуто тканью лицо так, что видны только глаза, а одежда напоминает облачения наемных убийц. Октавиан резко одернул руку, отступая на несколько шагов, не увидев конца и отчего-то боясь снова пережить то, что уже переживал. Он не ошибся, это действительно человек из его сна. — Сделайте, как я сказал. На сегодня хватит, — сообщил он второму надсмотрщику и убедивнишь, что наказание прекратилось и его поняли, отошел к двери, еще некоторое время смотря на мужчину в цепях со смутным и непонятным вопросом о том, к чему было видение и что он должен был делать с ним и со знанием, что их судьбы пересекутся? — Доброй ночи, — наконец, нашел он в себе силы попрощаться со стражниками и покинуть помещение. — Давай, снимай его, — Вентурион махнул второму смотрителю, пока тот скручивал хлыст. — Арткан приказал оставить его на ночь здесь. Без воды и еды, — он пожал плечами и оглянулся на дверь, за которой скрылся жрец. Повисло молчание: они сомневались, как и в какой последовательности трактовать приказы Провидца и Арткана. Деймос же едва находил в себе силы стоять на ногах. Как он не пытался хоть что-то понять за последние месяцы из речи окружающих — у него не получалось. Если в Аберии за два года он успел выучить довольно много фраз, то язык этих людей был чужд настолько, что слова, перетекающие из одно в другое, звучали как какофония. Он смотрел на меч, валяющийся у ног, щурясь от усталости и боли. Вторую его выходку решили не оставлять без внимания, по большому счету из-за положительной реакции публики, и она стоила ему весьма и весьма дорого: едва он покинул арену, на него накинулись смотрители и повели объяснять простые истины самым доходчивым способом. Мужчины продолжили о чем-то переговариваться, но Деймос уловил лишь их озадаченность. Кое-как подтянувшись на цепях, он встал на ноги, но тут же был сбит ударом под колени. Сцепив зубы и досадливо морщась, он рывком повис на цепях, врезавшихся в и так окровавленные запястья, и тяжело дыша, смирился. Погасли факелы, за спиной хлопнула дверь и все стихло. Оставшись без воды и еды после изматывающего боя он испытывал лишь желание отключиться и забыться. «Но это стоило того», — он оскалится в улыбке, с трудом поднимая глаза и смотря на луну сквозь узкую решетку и думая о том, сколько ему еще отмерено. Сил не осталось, но нужно было как-то перетерпеть эту ночь, чтобы… «Чтобы что?» Деймос чертовски устал.