Стражник лунного света

«Луна совсем сошла с ума,

Бросает звезды нам в лицо.

Никто не смог ее поймать,

Лишь тучи сходятся в кольцо.»

***

             Прошло всего несколько часов после разговора с матерью, а Мехтаб до сих пор не мог найти себе места. Он даже не задумывался, куда шел после него, где побывал — лишь смотрел под ноги и поддался движению подсознания. Оно вело туда, куда лишь ему было угодно. Мысли заполняли голову юноши и ему все время казалось, что она вот-вот взорвется, не сумев удержать столь сильный поток новых вестей. Беспокойство и тревога, до этого и так не отпускающие шехзаде, усилились вдвое, а то и втрое. Отчего Мехтабу становилось с каждой минутой все хуже и хуже.       Только сейчас, когда в голову взбрела одна маленькая, но дельная мысль о том, где он сейчас находится, Мехтаб тут же взметнул голову вверх и огляделся: перед ним распластался вновь окружающий его султанский сад. Юноша не знал, радоваться тому или нет, но всё же отправился вглубь цветника, полностью опустошенный. И все равно, перед глазами мелькал образ матери, а в ушах звенели колоколом её слова:       — Мустафу после военного похода, который будет совсем скоро, переведут из Манисы в Амасью. Мехмед вместо него отправится именно туда. Готовься, Мехтаб, скоро и ты вслед за Мехмедом отправишься в свой санджак.       «Готовься, Мехтаб». Эти слова прозвучали из уст Хюррем подобно приговору, предшествующий за собой непоправимое в его жизни — окончательное прощание не только с юношеством, но и с прошлым самим собой. Пусть и не в первый раз, но во второй — уж точно. Впервые он потерял прошлого себя после боя на матраках, но вновь вспоминать те мгновения, так еще и дважды за день, Мехтабу не хотелось. Он тряхнул головой, отгоняя мысль.       Знакомые нотки любимых цветов вновь заиграли в воздухе, будто бы подзывая к себе Мехтаба. Тот, не медля ни секунды, отправился навстречу к источнику. Подходя к знакомому дереву в цветнике, шехзаде не ожидал увидеть кого-либо сейчас, тем более вечером. Но, как бы то ни было, он увидел Михримах, стоящую напротив магнолии. Она, совсем не обращая ни на что внимание, явно была погружена в свои мысли с головой. Мехтаб поспешил к ней, думая, что она как раз-таки прислушалась к его совету и решила удостовериться сама в правдивости слов брата.       Сестра не сразу увидела Мехтаба, который подошел к ней сбоку. Тогда тот встал напротив неё — реакция оказалась мгновенной: Михримах вздрогнула, явно не ожидая видеть здесь брата, но тут же спрятала испуг за маской беспристрастности. И все же, когда она заговорила, в её голосе было слышно явное удивление.       — Мехтаб? Я-то думала, ты уже насладился вдоволь магнолией, что же случилось на этот раз? — она склонила голову набок, чуть прищурив глаза. На лице заиграла ехидная усмешка. — Неужели опять докучают слуги? Кажется, они должны были поутихнуть, Мустафа ведь уже прибыл сюда.       Вопросы и колкости сыпались из Михримах, пока та ухмылялась, не переставая их задавать брату. После всех издевок, она наконец посмотрела на юношу и когда увидела его поникшее выражение лица, тут же стушевалась и встревоженно уточнила:       — Мехтаб, все в порядке? Ты какой-то бледный…       — Не думаю, — признался Мехтаб, отводя взгляд от сестры, — не думаю, что после такой новости хоть кто-то останется в хорошем расположении духа.       — После какой «такой» новости, о чём ты? — Михримах озадаченно склонила голову набок, пристально глядя на Мехтаба.       — А разве тебе неведомо? — усмехнулся Мехтаб, привыкший к тому, что Михримах все обо всем знает. Но сейчас она и вправду находилась в неведении. Та покачала головой, а с лица шехзаде мигом исчезла едкая ухмылка. — Странно. Видимо, до тебя еще матушка не добралась с таким-то известием.       — Ты скажешь или нет?! — вспылила сестра, явно возмущенная поведением брата.       Мехтаб вздохнул, явно не желающий отвечать сестре. Он не знал, как она может отреагировать, что она будет думать об этой ситуации после того, как все ей расскажет: разозлится еще сильнее, испугается пуще него или что похуже — начнет что-то предпринимать для этого? Вопреки всем переживаниям и страхам, Мехтаб выдохнул и произнес:       — Мустафу после военного похода переводят в Манису. Вместо него туда поедет Мехмед.       Шехзаде, пристально наблюдая за меняющимся выражением лица Михримах понял, что сбылся второй из предложенных вариантов перипетий будущего. И ненароком задумался, который раз за день у неё по щелчку пальца — а если быть точнее, по одному сказанному слову Мехтаба — меняются эмоции и настроение. Сестра удивленно хлопала глазами, не веря в сказанное Мехтабом. По мечущимся глазам шехзаде понял, что эта новость потрясла её не хлеще него.       — Ты серьезно? — это оказалось единственным, что она сумела произнести после минуты молчания.       — А есть прок тебя обманывать? — взметнув бровь, ответил Мехтаб вопросом на вопрос.       Михримах после этого замолкла, переводя взгляд сначала на небо, затем вдаль, после — снова на Мехтаба. Мехтаб не знал, что делать. Как только он захотел её утешить, успокоить, так она тихо проговорила, скрещивая руки на груди, глядя в пустоту.       — Мне нужно побыть одной. Извини, — это было последним, что она сказала, прежде чем оставить Мехтаба вновь наедине.       После того, как сестра его покинула, Мехтаб вздохнул и почувствовал себя еще хуже. Шехзаде жалел о своем решении, посчитав, что лучше бы он один раз промолчал, чем испортил настроение и себе, и Михримах. В душе саднило от чувства вины. Глаза мгновенно защипало. В этот момент он спохватился и не позволил вырваться слезам наружу, пытаясь найти то, за что можно зацепиться взглядом.       Солнце с каждой минутой уходило с зенита вниз по небосводу, покидая сей мир до следующего утра. По мере покидания своего поста, дневное светило все слабее и слабее палило лучами землю, давая место вечерней прохладе и легкому дуновению ветра. Казалось, ветер так и жаждал встретиться с нависшими кронами деревьев и пошептаться с ними. Ароматные цветки магнолии, которые всегда придавали сил Мехтабу и в этот раз помогли ему оправиться от подавленного состояния. Они в миг избавили юношу от навязчивых мыслей пусть и не полностью, но теперь они не так сильно его мучили. Благоухание растения волнами плыли по всему саду, не оставляя равнодушным ни одного человека, который посмел пройти мимо него.       Мехтабу стало заметно легче. Обратив внимание вновь на небо, он заметил видневшуюся на нём луну.       «Полнолуние», — произнес про себя Мехтаб.       Он не особо верил в то, что Луна как-то может повлиять на жизнь и события в ней, но все же следовал лунному календарю, о котором узнал в детстве. Когда юноша был еще совсем маленьким и только начал интересоваться тематикой ночного светила, он узнал о таком календаре. Он думал, что существует в их обиходе лишь исламский календарь, но глубоко ошибался. Считал, когда наступит та или иная фаза Колесницы ночи, какие дни будут благоприятны, какие — не очень. Пусть Мехтаб и редко следовал ему, шехзаде было интересно узнать достоверность своих расчетов и глядеть на небо, какая же фаза Луны будет сегодня. И в этот день он удостоверился в своих подсчетах — на небе была полная Луна.       Иногда Мехтаб обращался по этому поводу за помощью к своему старшему брату, Мехмеду. Тот больше разбирался в этих делах, да и всегда служил пример для подражания младшему шехзаде. Он всегда видел в старшем брате опору, человека, на которого всегда можно положить после отца. Мехмед всегда старался оказать подмогу брату и проводил с ним много времени. И от этих воспоминаний, шехзаде расплылся в улыбке, не отрывая взгляда от сумерек.       От этой мысли возникло желание встретиться со старшим братом. Давно он с ним не разговаривал и виделся в целом; тоска заполняла сердце Мехтаба. Отчего юноша сразу же отправился той же дорогой, что и днем, только к старшему брату.       Мехмед сидел на диване, уткнувшись лицом в книгу, прямо как и Мехтаб сегодня. Младший улыбнулся, увидев старшего брата и как только он перешагнул порог покоев Мехмеда, тот обратил на него внимание. Мехтаб подошел к нему и крепко обнял его.       — Здравствуй, — произнес Мехтаб, его голос был в этот момент настолько мягкий и ласковый, что он сам этому удивился.       — Мехтаб, — произнес Мехмед на вздохе имя младшего брата, широко улыбаясь, — ты чего решил меня навестить?       Младший шехзаде не знал, что и сказать, пусть и ответ крутился на языке.       — А из-за чего обычно навещают родственники друг друга? — Решил ответить Мехтаб вопросом на вопрос, а потом сразу же продолжил. — Из-за тоски, конечно. Мы давно не виделись, что странно, конечно… но факт остается фактом, я соскучился по тебе.       Мехмеду всегда льстило то, что Мехтаб приходил к нему, чтобы переговорить с ним, решиться на какой-то поступок, но это было всегда очень приятно — ему доверяют, а значит, уважают. И это было действительно так: Мехтаб очень любил и уважал брата, видя в нем советчика и даже наставника.       — Приятно слышать, — признался старший шехзаде, вновь улыбнувшись. Он протянул руку к Мехтабу и потрепал того по волосам, отчего второй сразу же спохватился и отпихнул Мехмеда от себя, возмутившись. То было сделано Мехмедом нарочно: Мехтаб никогда не любил, когда кто-то касался его без спросу. И старший то и дело на протяжении всех лет так дразнил брата.       Мехмед тихо засмеялся, но как только обратил внимание на стремительно изменившееся выражение лица Мехтаба, он поинтересовался:       — Ты чего помрачнел так? Обиделся, небось? — Мехмед попытался перевести все в шутку, как и старался всегда поступать в таких случаях.       — Да, все в порядке, — Мехтаб натянул улыбку, — ты же знаешь, что я всерьез не буду обижаться на твои шутки, я-то уже не ребенок.       — Это радует, — выдохнул Мехмед, доверившись младшему брату.       Повисло молчание. Но оно длилось недолго.       — Как… день прошел?       То было единственное, что сумел спросить у брата Мехтаб. Тот, не задумываясь, стал рассказывать все произошедшее за сегодня. Мехтаб слушал его вполуха, большую часть информации пропуская мимо ушей. Но в один момент он невольно зацепился за слова брата.       — А ещё!.. — Мехмед воодушевился, набрав побольше воздуха в грудь, — Я еду с Повелителем в военный поход.       — А? Что? — опомнился Мехтаб, но тут же стушевался и, натянув улыбку, оживился. — Серьезно? Поздравляю!       Младший шехзаде сделал вид, что не знает этой новости. Пусть он и был искренне рад за старшего, однако мысль о длительном расставании с Мехмедом его тревожила с каждым разом все сильнее и коробила душу. Не хотелось даже об этом думать, но судьба как будто нарочно давал поводы об этом задумываться из раза в раз. Мехтаб вспомнил о Михримах, которая уж точно сейчас волнуется также, как и её брата-двойняшку.       А ведь им еще придется находиться бок-о-бок во дворце с Мустафой — то Мехтаб выяснил у матери после сего известия. Мустафа остается в Топкапы, исполняя некоторые обязанности падишаха, а султан же с Мехмедом отправится на войну. Шехзаде эта деталь одновременно нравилась и ужасала. Нравилась потому, что это время можно уделить налаживанию отношений с главным наследником престола — Мустафой. Ужасала из-за разлуки с самым близким человеком после Михримах — Мехмедом.       — Спасибо, — голос Мехмеда вновь заставил юношу вернуться в реальность, — ну, а ты как время свое проводишь?       — Я? Как обычно… — отмахнулся Мехтаб.       — И все? Ты сам не свой, братец… — смутился Мехмед, пристально глядя на младшего брата, — …ты уверен, что все хорошо?       Вкрадчивый голос старшего брата заставил шехзаде еще больше поникнуть, осознавая, что он нагло врет в глаза Мехмеду. Юноша отвернулся, пытаясь взять себя в руки. Забота, которую проявлял Мехмед к Мехтабу из раза в раз, была выражена в его словах даже сейчас, и укол стыда перед старшим братом оказался еще болезненнее.       — Да… — начал Мехтаб, — …просто подумал вдруг, что пришел без ведома и мог отвлечь от подготовки. Сам ведь сказал, что уезжаешь с Повелителем в поход. Вот и встревожен малость.       — Мехтаб, — вздохнул Мехмед, покачав головой и вновь взъерошил волосы брата, но тот никак не среагировал, — что ты такое говоришь? Я всегда тебе рад.       Юноша улыбнулся, но все же встал с дивана и поправил ткань кафтана. Ему хотелось поскорее уйти, чтобы не передать свое плохое настроение Мехмеду, когда у него оно такое хорошее и воодушевленное в связи с предстоящим отъездом — чего нельзя было сказать о настрое младшего шехзаде.       — Приятно слышать, но я все-таки пойду. Хорошего вечера, — попрощался Мехтаб и, не дожидаясь ответа от Мехмеда, поспешил на выход.       Покинув обитель старшего брата, Мехтаб ненароком заметил то, что сегодня за день он переговорил практически со всей семьей и это его весьма забавляло. В очередной раз возвратившись к себе, шехзаде вышел на балкон подышать свежим воздухом и вновь обдумать все произошедшее за сегодня. Как только он подступился к перилам, так встретился с темным небом и Царицей ночи.       Полная Луна вознеслась не только над Мехтабом, но и над всей землей, озаряя даже самые темные закоулки дворца своим светом. Ему показалось, что она забирает все оставшиеся в нем силы. Вскоре, Мехтаб, стоящий у перил балкона, почувствовал посетившую его усталость и сонливость, заставляющая погрузиться в мир грёз. Но он продолжал стоять, смотреть на Луну, вступая с ней в немой разговор, обмениваясь секретами и новоприобретенными новостями.

***

      Так отвратительно Мехтаб еще никогда не отмечал свой день рождения. Очередной мартовский день наступил, но для двойни он был по-настоящему особенный. В этот миг Михримах и Мехтаб появились на свет, а в этом году прошло уже восемнадцать лет после этого знаменательного события. Утро задалось удачным и хорошим для шехзаде, но ближе к полудню от радости не осталось и следа. Известие, столь роковое и ужасное для двойни, разнеслось мигом по всему дворцу.       День рождения Мехтаб и Михримах отмечали в тревожной обстановке: Мехмед и падишах готовились к отправлению в военный поход.       Вновь несущиеся кто-куда слуги, вновь судорожная канитель, заставляющая переживать каждого, кто находился во дворце. Особенно встревожены были Мехтаб с Михримах, Мехмед и их родители. По большей части удар приняла на себя двойня, ведь им больше всего досаждал уезд брата, который покинет их уж точно на несколько месяцев.       Они находились у брата в покоях уже второй час и никак не могли оттуда уйти, не желая его отпускать в путь.       — Обещай, что вернешься! — отчаянно попросила Михримах, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.       — Михримах! — закатил глаза Мехмед и приобнял сестру. — Ты же знаешь, что я вернусь, успокойся! Незачем попусту горевать… может, раньше вернусь, на все воля Всевышнего. Главное — одержать победу.       Мехтаб сидел чуть поодаль от них, поникший и опустошенный. Он смотрел на пол, приложив пальцы к вискам. От судорожной подготовки к походу, которая, по сути, его не затрагивала, у него жутко разболелась голова, и он никак не мог с ней справиться. Шум и гам, заполнившие пространство дворца ужасно давили ему как на голову, так и на душу, на которой и так был тяжкий камень, не сумевший до сих пор упасть с нее.       Сердцем он не хотел вовсе прощаться с братом, но разумом понимал, что то неизбежно. В итоге, в этой схватке одержали победу эмоции и чувства. Мехтаб будто бы сошел с ума, как и Михримах — они не слышали никого, кроме себя и своих чувств, полностью забывшись наступающей и без того тяжелой тоской.       На душе было гадко. Мехтаб мог ассоциировать это чувство с холстом, на котором небрежно были размазаны перемешанные между собой краски, изображая что-то несуразное на полотне, похожее на кляксу. А цвета на палитре были грязными, блеклыми, холст же — потрепанным, будто бы его резали и рвали в некоторых местах. Именно такой сейчас была его душа: измученная, раненая, истерзанная.       — Обещай! — не унималась Михримах. В тот момент она походила на маленькую себя: такая же зареванная, отчаянная и тоскующая. Такой она была каждый раз, когда падишах сам отправлялся в военный поход, оставляя семью без отца на несколько месяцев, а то и лет.       — О Всевышний, — запричитал Мехмед, — обещаю я, обещаю!       — Прекратите уже! — Не выдержал Мехтаб, устремив взгляд на брата и сестру, — Сколько можно?       После этого, Михримах наконец-то успокоилась и лишь периодически шмыгала носом, вытирая рукавом стекающие по щекам слезы. Пусть и Мехтаб понимал сестру, как никто другой, но в таких ситуациях он не мог показывать свои подлинные чувства остальным, даже самым родным людям. Прочим было видно лишь то, каким встревоженным и волнующимся был шехзаде в этот день, но слезы проливались лишь тогда, когда он точно удостоверился в собственном одиночестве.       Не проронив больше ни слова, он все остальное время молча сидел, наблюдая за всем происходящим у него перед глазами.       Наступил час прощания. Мехтаб и Михримах все еще были около Мехмеда. Они не желали разлучаться с ним, но время поджимало, и минуты, чтобы попрощаться — тоже. Луноликая госпожа первая прижалась к Мехмеду, крепко обнимая. Вслед за ней прильнул к старшему брату и Мехтаб. Так они простояли с минуту, после чего Мехмед отстранился от них.       — Не горюйте так, — он еле видно улыбнулся, явно сам расстраиваясь неизбежной разлукой. — Лучше помолитесь за то, чтобы мы одержали победу. И после скрылся за поворотом коридора.       Когда Мехмед покинул его поле зрения, Мехтаб подошел к Михримах и, не сказав ничего, крепко обнял её, тем самым выражая сочувствие, разделяя его с ней. Было горестно. Ужасно. И безумно тяжело. Спустя пару мгновений он почувствовал, как руки сестры до боли сжимают плечи, а ткань кафтана на одном плече и вовсе стала мокрой из-за слез. Поджав губы, он еле слышно прошептал:       — Ну всё, всё. Успокойся. Полно так переживать. С ним все будет нормально, гляди — месяцы ожидания пронесутся незаметно.       Удивительно, но эти слова успокоили Михримах и та отстранилась от брата. Поблагодарила и отправилась к себе. Мехтабу ничего не оставалось, кроме как и самому отправиться в покои.

***

             Мехтаб навис горой над мольбертом, держа в правой поднятой руке кисть, а в левой держал палитру с красками. Шехзаде подметил, как долго он не рисовал и решил выделить свободное время именно на живопись. Прошло уже больше получаса, а холст так и оставался пустым. «То ли вдохновения нет, то ли сил», — подумал Мехтаб и опустил руку, тяжело вздохнув. Легкое дуновение вечернего ветра заставило юношу невольно прикрыть глаза и отдаться прохладе наступающим сумеркам.       И все же в голове было много мыслей. Одна из них находилась у него в голове уже несколько дней. Он вспоминал стих персидского поэта, который прочел в день приезда Мустафы, незадолго до прихода матери. Некоторые строчки не давали покоя:       «О, чьей же милостью благой отплыл я в странствия душой… Утратив прошлый облик свой и став сияющей луной», — пронеслась строчка стихотворения Руми в голове Мехтаба, дав о себе знать. Он долго обдумывал смысл данного стиха, но все еще не понимал его исконное значение.       Тишина длилась недолго: со стороны Топкапы были слышны быстрые шаги, приближающиеся к шехзаде. Тот сначала не обратил на них внимание, продолжая мучить холст, но когда к нему, находящемуся в султанском цветнике ворвались и чуть ли не скинули его вместе с мольбертом. Он мигом вскочил, все еще держа в руках кисточку с красками. Увидев подоспевшую к нему сестру, чуть запыхавшуюся, Мехтаб понял, что она очень спешила к нему. Злость немного поутихла, но все же раздражение проявлялось вместе с удивлением в его речи.       — А нельзя ли поаккуратнее?! — выпалил Мехтаб, смотря с укором на сестру. То на неё никак не подействовало и она, взволнованная, стояла на месте, не решаясь ответить ему. — Что опять стряслось?       До этого он не замечал свиток, который она сжимала в руках. Ему показалось, что еще немного, и она его порвет — настолько крепко она его держала.       — Что это за свиток? Может ты мне объяснишь, в чём дело?       — Ты не поверишь… — начала она, — …я разговаривала с Мустафой и тут прибыл стражник с этим свитком. Он его прочитал и после того, как Мустафа сказал мне, что там написано, я не поверила своим ушам. Прочитала сама, а после побежала к тебе.       — Ну и что там такое написано? Как будто там така-а-ая важная новость, которая заставила тебя прибежать сюда и поломать мне все, — съязвил Мехтаб.       — Малкочоглу возвращается! Ох, сам прочитай!       Мехтаб был ошарашен. Сразу же после отъезда отца и брата из столицы, сюда приезжает этот мужчина? Взяв письмо с рук сестры, Мехтаб развернул его и принялся читать. Глаза бегали по строчкам, вычитывая каждое слово и букву.       — Быть такого не может…       — Как видишь, может! — возразила Михримах, улыбаясь. — А я тебе говорила, что он вернется!       К двойняшкам подошел стражник, который пришел в сад оттуда же, откуда прибежала Михримах. Он учтиво поклонился детям падишаха, а после с позволения луноликой госпожи, произнес:       — Госпожа, вы просили известить вас о приезде Малкочоглу.       Мехтаб посмотрел на Михримах — та стояла удивленная и радостная одновременно.       — Просила. Неужели он…       — Да, госпожа, — он посмел перебить Михримах, но она никак на это не отреагировала, лишь внимательно слушала слова стражника, — он прибыл во дворец. Также, он сообщил, что хотел бы поговорить с вами и шехзаде. Наедине.       Мехтаб не мог поверить своим ушам: ладно Михримах, у нее свои дела с этим мужчиной, но зачем он нужен Малкочоглу? С какой целью он хочет с ним поговорить? Для чего он желает его увидеть? Он понимал, что в любом случае настанет тот момент, когда ему предстоит познакомиться с Бали-беем, но чтобы прямо сейчас, не подготовившись к этому?       Мехтаб стоял в оцепенении и не мог произнести ни слова. К этому времени стражник покинул их, оставляя его и луноликую госпожу вновь наедине. Но шехзаде больше не видел и не слышал ничего вокруг себя.       Вопросы, заполонившие его голову, кружились в голове подобно хороводу и жужжали похлеще пчелиного роя.       Мехтаб принял эту новость, тяжело вздыхая, отправляясь вместе с Михримах к месту встречи: «вот и настал момент узнать, кто он».