Секс с обязательствами

      Пока мой котан развлекался на своей скучной работке, я только и делал, что возвращался мыслями к нашей расчудесной беседе. И ведь, казалось бы, ничего такого невъебенно ужасного не произошло — ну ляпнул романтичный подросток за нашу с ним несостоявшуюся свадебку, ну обозвал парочкой? Какой только хуйни я в своей жизни не слышал, вспомнить-то страшно. (Помнилось, конечно, тренированная память как-никак). А всё равно… стремновато.       Хотя бы потому, что где я, а где брак, любой? Нет, Алека-то я, конечно, никуда не отпущу, это я для себя вполне чётко уяснил. Мать Тьма, как вообще можно отказаться от котика? Любого, даже самого мелкого и невзрачного? А уж Алек таковым точно не был — достаточно вспомнить роскошный хвост и мягкую, точно плюшевую шерсть. Ну да, характер не сахар, ну так и Кларисса не подарок небес, однако же с ней я как-то сговорился. Да и не мне уж на чужой характер пенять — я и сам, нелюдимый и жестокий палач, вряд ли тяну на мечту всех папенькиных дочек округи.       Что чувствует мой свободолюбивый котан — и подумать страшно. Разумеется, я давно уже уяснил, что он больше выёбывается, чем на самом деле против наших странных отношенек. И что творящиеся с нами не менее всратые чувства ему вполне нравятся. Ну не стал бы иначе этот выпендрежник так охотно тусить в моём доме, пить со мной дешевый вискарь и терпеть, что я нет-нет, а курю «эту свою вонючую лабуду, Салазар».       А он тусит. И пьёт. И терпит. Спит на моей лежанке, мирится с моими жирными тараканами в полбашки и уходить, кажется, вовсе никуда не рвётся. И Энви, вон, понравился, а эта мелкая стерва — та ещё обаяшка, и далеко не в прямом смысле. И…       Ну да, брак-то он, конечно, говно то ещё, и видит Тьма, прежде я скорее выстрелил бы себе в башку, промелькни у меня такие мысли. В конце концов, я и впрямь поехавший палач, да и награда за мою голову где-нибудь наверняка значится. Вот только в случае с Алеком оно всё как-то быстро и решительно пошло на хуй. Принципы. Мечты об одинокой старости в компании сорока котов и мерзких склянок. Оно ведь, в конце концов, лучше вот так, намного лучше — просыпаться с ним под боком, жрать его шею, кормить завтраками, а потом (почему бы и нет, в конце концов) спроваживать его на почти цивильную работёнку. Скучно, обывательски и совершенно неподходяще для чёрного мага с сомнительной карьерой, однако же… интересно. Любопытно. И… хочется. Ну там колечки ему всякие дарить, а еще — зачем-то — планировать все эти унылые семейные ужины в компании его сестры, моей полудочери, а также рогатой пакости Киро и его клыкастого муженька со стрёмным имечком…       Я, признаться, малость удивился, когда та самая рогатая пакость вдруг решила мне позвонить. Что, на правах суррогатного братца решил прочитать лекцию в стиле «Обесчестил — женись»? Да нет, на него вроде не похоже. Разок он, конечно, забежал на огонёк, чтобы дежурно поугрожать расчленёнкой, если посмею обидеть его кошачьего бро, но я не в претензиях. Своё надо защищать.       — Неужто соскучился, Маред Морт? — приняв вызов, осведомился я саркастично. — Чем обязан в твой законный выходной? Учти, лимит семейных обедов и ужинов я на сегодня…       — Я в больнице.       Когда-то — не так уж давно — я бы наверняка первым делом спросил что-то типа: «А я-то, блин, здесь при чём?» Когда-то. Но теперь, неожиданно для себя, весь напрягся и обеспокоенно нахмурился.       — Ты в порядке?       — Да, я… Нет, ни фига. — Голос Киро звучал глухо и как-то сдавленно, и я понял, что он готов зареветь. Если уже не. — В смысле, не я, это Алек, он… Это, блядь, просто чудо, что он до сих пор жив! Снова. У чувака девять жизней и… Слушай, Люк запретил тебе звонить, но я просто… не мог я. Не мог. Ты имеешь право знать.       Имею. Определённо. Не то чтобы прям щас понял — эта мысль и без того жила во мне едва ли не с первого дня наших… отношений с Алеком. Просто сейчас она остро вошла в мозг, точно нож в мягкое масло. Потому что мне — мне! — стало страшно. И жутко. И… зло.       Магия внутри взвилась, точно ветер в шторм. Зазвенели склянки, треснуло недавно чиненое стекло в витрине. Это, блядь, мой кот, мой парень, какая тварь посмела?!       — Насколько всё плохо?       Хотелось сразу затребовать имена будущих трупов, но… Алек важнее. Трупы по-любому трупы, или я не Салазар ёбаный Тэйн.       — В него всадили две серебряные пули, одна пробила артерию. — Киро тяжело задышал, явно пытаясь справиться с бешенством. Или с истерикой. Скорее всего, с тем и другим. — Интоксикация, обширная кровопотеря…       — Вы нашли донора? — первым делом уточнил я, понимая, что это самое важное. И сложное. Альфа, первая отрицательная, семейство кошачьих, род пантер…       — Если б не нашли, я бы сейчас не с тобой болтал, — отозвался он чуть резко. — Холриелы прислали подходящего тигра по первому звонку. Переливание уже сделали, Алек… стабилен вроде. Из реанимации перевезли в интенсивную терапию на детокс. Он пока не очнулся, но говорят, жить будет.       От сердца самую малость, но отлегло. Жить будет. Значит, можно заняться теми, кто до завтра определённо не доживёт.       — Кто? — только и смог выдавить я. Благо Киро — парень понятливый и уточнениями не заморачивался.       — Стрелков пока ищем; перекрыли все выезды, включая всякие окольные дорожки. Они трёх копов завалили, их так просто не отпустят, но один хрен они ж не сами додумались… Тьмой клянусь, Тэйн, это всё ёбаный Аарон Армстронг! И мы его даже в изолятор закрыть не можем: у него, видите ли, алиби, и у его сучек тоже! Люк обещает вытрясти уже наконец ордер, но когда это будет?.. — Он снова выдохнул, протяжно и мучительно; я почти могу видеть, как нелегко ему оставаться на месте и быть паинькой. — Моя бы воля — ублюдок уже бы обживался в морге, но увы… меня тут обложили со всех сторон, и даже ствол отобрали. Я не могу. Но… я ведь не одинок в этом желании?       Не будь я на грани нервного срыва, меня бы изрядно насмешила эта ситуация — федеральный маршал почти прямым текстом говорит: «Иди и убей их всех». Не то чтобы ему вообще нужно было это озвучивать.       — Дай мне два часа, — бросил я. И, не дожидаясь ответа, нажал отбой.       Два часа. Целая куча времени и одновременно — преступно мало. Потому что дел невпроворот, начиная от сбора вещей для Алека (да, моя толстовка, мои же штаны и экстренный чемоданчик с батареей особых зелий — это крайне необходимые приблуды) и заканчивая кое-какими бумажонками, которые мне, несомненно, пригодятся. А руки, между прочим, чешутся уже сейчас, да и магия не думает униматься, как бы я ни силился. Даже хмыкнул — к чему кидать в машину оружие, когда я без всяких сомнений прибью ублюдков на одной только магии?       Да к тому, что Алеку дружок-уголовник с перспективой на морнуотскую прописку едва ли сдался. Ну и разбираться с инквизиторами — какое упущение, ни одного должника среди светлой блядвы! — так себе развлечение. То ли дело копы, среди которых каждый второй обязан мне если не шкурой, то свободой.        Удивительно, что я вообще умудрился об этом подумать. Ну или нет. Опыт наёмного убийцы, пусть и скромно звавшегося военным разведчиком, так просто не пропьёшь.       Машину я заводил, всё ещё пребывая в каком-то полубредовом, полуобоморочном состоянии. По крайней мере, колотило меня так, будто вот-вот свалюсь прямо тут от лихорадки, да так и окочурюсь. Нельзя, некогда, и дел всё ещё невпроворот. По крайней мере, одна мохноногая тварь уж как-то чересчур зажилась на этом свете.       До Сансет Ридж я гнал так, будто за мной гналась стая диких фейри, оголодавших и жадных до моего жестковатого уже мясца. Оно само так вышло, хотя к моменту, когда я выехал на трассу, в голову уже вернулось подобие разума и расчетливости. Не убился — и хорошо, мне, в конце концов, ещё до Алека добраться надо. Убедиться, что в порядке. Что выжил, не потерял свой расчудесный хвост. Что ждет меня, да с башкой блядского Аарона в коробочке.       Ладно, эту мечту, пожалуй, стоит оставить при себе — объяснений, что голову я прихватил совершенно случайно, Люциан может и не понять. А объяснять придётся, потому что… Впрочем, совсем не факт, что от той самой башки вообще что-нибудь останется.       То, что приехал я в натуральный кошачий приют, я понял сразу — привык уже к повадкам, изучающе-угрожающим взглядам и перманентному желанию наточить об меня когти и зубы. Понял — и едва не заржал. Даже чуть расстроился! Котиков-то я и впрямь люблю, любых размеров и пород, и даже полулюди сгодятся к употреблению. Поправочка, сгодились бы, не вздумай их стрёмный главарь тронуть моего кота. Моего собственного и уж всяко куда более породистого и дорогого по любым меркам.       — Эй, бро, а ты к кому такой нарядный? — стоило только неспешно выбраться из машины, как возле меня мигом оказался какой-то ушлый рыжеватый паренёк.       — К Аарону, — не стал скрывать я. Вновь ощутил волну подступившей магии, но быстро её подавил. Пацана не особо жалко, но в убийцы невинных малолетних придурков я всегда успею записаться. — Говорят, тут такой проживает.       — И кто говорит?       Да много кто — информаторов по Алькасару у меня разбросано в достатке. Я и сотни метров от дома отъехать не успел, как уже знал о будущем меховом ковре всё, включая размер его лап в пумячьей форме. Надо же было убедиться, что Киро не промахнулся с обвиняемым? Просто для галочки; Киро никогда не промахивается, да и новоиспечённый пумячий властелин, тянущий лапы к чужому коту, так и так не жилец.       — Птички напели.       — Ну и ну, никак снова припожаловали доблестные маршалы? — Смазливый белобрысый полудурок, высунувшийся в окошко и тут же шустро перемахнувший на террасу, не выглядел особо опасным. На первый взгляд. Стоит, лыбится как дурачок, а по глазам видно — уже выбирает, куда вонзить зубы. — А, нет. Всего лишь дефективный дружок Алека. Как тебя там?.. А, да пофиг. Шёл бы ты отсюда, человечек.       Я, само собой, никуда не пошёл. Просто стоял на месте, не мигая глядя на грёбаного оборотня. Скалишься, тварина? Ну-ну, скалься, пока можешь. Да только я прекрасно знаю, через кого именно ты нанял ту парочку весьма бездарных снайперов. И что ты уже позаботился о том, чтобы их трупы никто никогда не нашёл, тоже знаю.       Аарону моё молчание не понравилось: он занервничал, хоть почти и не подал виду.       — Да брось, человечек. Не обижал я Алека, эта важная киса мне для другого нужна. Уверен, ты понимаешь. — Я на это и бровью не повёл. Пусть поболтает напоследок. — Эй, ты что, немой? Короче, я вообще весь день был на виду, ясно тебе? У меня железное алиби!..       Мышечная память — великая вещь: пистолет я выхватил за каких-то полторы секунды, а выстрелил и того быстрее.       — Хуялиби, — бросил я, равнодушно глядя, как этот трепач мешком падает под ноги своим дружкам. Экспансивные пули — славная штуковина. Серебро, не серебро, вообще насрать; с таким месивом вместо башки уже не шибко побегаешь. — Кто следующий?       Следующими стали сёстры ныне покойного Аарона. Или они подружки?.. Впрочем, не так чтобы я хочу разбираться в сложностях пумячего, львиного и ещё какого-то там спаривания.       Поэтому следующими двумя пулями я угостил девиц. Разумеется, попал, но как-то совсем неудачно для себя — мою одежду тут же оросили брызги крови, оставили пятна, запашок смерти и постороннего зверья. Что неудивительно, добровольцев отправиться на тот свет больше не нашлось. Жить, очевидно, всем охота, а вот разбираться с магом-убийцей — как-то не очень.       Силу свою я выпустил — совсем немного, но и этого хватило, чтобы весь кошачий питомник знатно пробрало. По крайней мере, я надеюсь, что их пробрало; разбираться со всем пумятником у меня как-то нет ни времени, ни желания.       — Вы, шерстяные бляди, больше не трогаете моего Алека, — начал я, для пущей доходчивости щёлкнув предохранителем, — не смотрите на него, не дышите в его сторону и держитесь на почтительном расстоянии в пару километров.       — Или что? — спросил какой-то особо смелый тип, за наглостью старательно маскируя страх.       Смелость в нём быстро закончилась — стоило только пальнуть разок. А, сложно играть крутого альфача, когда тебе раздробило малоберцовую кость? Радуйся, что не в голову.       — Сегодня я убил всего лишь троих. В следующий раз положу вас всех. Мужчин, женщин, детей… Всех. — Пытливым взглядом пробежался по сборищу потенциальных пумячьих ковриков, желая убедиться, что они меня услышали. Судя по испуганно-шокированным взглядам — услышали, и ещё как. Даже жалко стонущий на земле недобиток в ужасе притих. — Советую вызвать придурку врача, не то останется без лапки. Счастливо, блохоловки.       Развернулся и потопал обратно к своей машине. Нет, страшно не было, хотя подсознательно я ждал нападения сзади. То ли подействовала моя речь, то ли мой устрашающий видок, то ли старину Аарона тут не слишком любили, но вонзать клыки мне в спину никто не торопился. На последнее поставлю весьма охотно — народ, будь то люди или оборотни, крайне редко любит всяких пришлых мудаков, пытающихся влезть в чужой дом со своим уставом.       Как садился и устраивался — и не помню толком. Вот кровищу на своей одежде да шум ветра в ушах от того, что решил открыть окно и хоть немного выветрить запах, — да, запомнил. И адрес больницы, куда увезли Алека. По крайней мере, гнал я в нужную сторону — и так, будто за мной стая тех самых оборотней гналась.       Эти, может, и погнались бы, да только приключений я им обеспечил минимум на пару дней, что меня мстительно радует. Разборки с полицией, с инквизиторами, с ликвидаторами — в общем, проблем у ребяток теперь столько, что хоть стой, хоть падай. И обеспечил им их я. Как говорится, пустячок, а приятно.       Киро уже караулил у главного входа, меланхолично дымя сигариллой — судя по знакомому аромату вишни, спёр пачку у Люка из кармана. Опять. Сидхе и их клептомания. Он окинул меня внимательным взглядом, кровожадно улыбнулся и похлопал по плечу. А я вдруг ощутил странное родство с этой сидской пакостью. Раньше мы не слишком ладили, однако теперь у меня вроде как выбора нет: тот, кто готов на хую провернуть все законы и порвать на куски обидчиков твоего кота, определённо заслуживает, чтобы его любили и кормили вовремя.       — Я думал, Люк приковал тебя наручникам к батарее, — хмыкнул я, тоже закурив. Алек мне за это знатно выебет голову, но он чуть не довёл меня до инфаркта, поэтому его, блядь, никто не спрашивает. — Как Алек?       — Очнулся, на ногах ни хуя не держится, зато строит из себя крутого котика и требует приковать к батарее тебя. Чтоб не бесоёбил. — Киро красочно закатил глаза и как-то мрачно затянулся сигаретой. — Только вот нас с тобой уже поздно приковывать: Люк прослышал про наш милый маленький заговор. Кажется, я буду спать на диване всю неделю.       — Да не свисти, морда зелёная, ты из него верёвки вьёшь. Отойдёт к утру, — отмахнулся я пренебрежительно. И, расправившись с сигаретой в две затяжки, махнул в сторону раздвижной стеклянной двери. — Всё, пошли котика воспитывать. Крутой, блядь, нашёлся.       С воспитанием вышло так себе — хотя бы потому, что первым делом я столкнулся нос к носу не с тем самым котиком, а с его собственным цербером, в которого решил поиграть Люциан. Не иначе как нюхом почуял, от кого тут звериной кровью тянет, и оказался тут как тут — прямо возле стойки регистрации, суровый, с этой своей каменной мордой лежалого мертвяка, собравшегося воспитывать непослушных деток.       Детка из меня сильно так себе, а вот с непослушностью, пожалуй, спорить не стану.       — Даже не начинай, — посоветовал я, все свое внимание нарочно обращая на явно охуевшую с моего видка регистраторшу. — Александр Сазерленд. Палата, этаж, степень повреждений?       — А вы?.. — пискнула было несчастная девушка в зеленой робе. — Простите, но посторонним…       — Я — не посторонний. Принёс ему вещи и лекарства. И поверьте, я доставлю ему и то и другое.       — Мы не имеем права впускать…       — Серьёзно?       Ну да, подозреваю, что впускать к пациентам подозрительных мордоворотов в кровище они и впрямь не имеют права. Но мне в данный момент абсолютно наплевать на все эти глупые правила и прочую хрень. Алек — мой, я нанесу радость и счастье и ему, и всей больнице, даже если кто-то будет против.       — Пропустите его, — тяжело вздохнул Люк где-то за моим плечом. — Мистер Тэйн пришёл помочь. Жаль, что не всем. Что ты, блядь, устроил? Всех положил, сволочь черномагическая?       Последнюю фразу он произнёс, когда мы уже направились к лифту — сразу после всё того же полузадушенного писка медсестры про этаж и номер палаты. И даже в плечо мне вцепился, да так крепко, что попробуй вывернись.       — Убил тварей, избавил тебя от лишней работенки, дружище! — оскалился я в ответ.       — Ты же понимаешь, что я должен тебя арестовать?       — Но не арестуешь, — отозвался я. — Я — человек, хоть и немного маг, пользовался банальным огнестрелом, так что нахожусь в юрисдикции нашей доблестной полиции. Не вижу возле больницы копов.       — Могу исправить! Тэйн.       Он крепче ухватился за моё плечо, силясь остановить. Ладно, остановился, прямо посреди коридора, и уставился на разъяренного Люка.       Нет, я прекрасно его понимаю. Он — законник, хотя за того же Киро наверняка порвал бы кого угодно без всякой бумажной возни. Ещё и порядочный, в общем-то человек… вампир, которому дорога и его репутация, и карьера, и, возможно, даже моя шкура на свободе.       Зато я — совершенно не порядочный и на всю эту хуйню клал с прибором.       — Уймись, Вернер. Я в норме, законность в норме, три блохастых ковра можешь записать на свой счет, а доказательства, что они редкостные уебаны, я могу тебе предоставить хоть сейчас. В бумагах. Даже отчет писать не будешь.       — Мы так не поступаем, Тэйн. Не на моей территории.       — Мой Сазерленд — вот моя территория, — огрызнулся я в ответ. Дернул плечом, освобождаясь из крепкой хватки. — И за него я порву, ясно?       — Я щас тебя самого на двух Салазаров порву, хуила, — хрипло возмутился Алек, как-то умудрившись выползти нам навстречу. Именно выползти, чуть прихрамывая и катя рядышком с собой медицинский штатив, где болталась уже почти опустевшая капельница. Он был худо-бедно отмыт от крови и даже одет в чистые шмотки, но выглядел совсем не радужно. Белый весь как простыня, и плечо туго перебинтовано. Оборотням раны бинтуют редко — только когда всё совсем хреновенько. — Боги, ну ни на минуту одного оставить нельзя! Ты что вообще натворил?! Да ты охренел, Тэйн, я тебе в тюрягу передачки таскать не собираюсь!       Подскочил я к нему прежде, чем даже успел осмыслить фееричную по своей значимости речь. Перехватил за талию, но быстро опомнился и, подозвав к себе топчущегося невдалеке Киро, всучил ему свою сумку.       — Шкатулка, фиолетовый флакон. Живо, Маред Морт, кота чинить пора.       Тот даже спрашивать не стал, расторопно отыскал и отдал мне требуемое. Большим пальцем я отщёлкнул крышку и отдал флакон Алеку.       — Пей. Вкус ещё тот. И ощущения будут тоже не из приятных. Из чего оно сделано — вообще не спрашивай.       — Главное, чтоб не из моей родни, — криво усмехнулся он, видимо, припомнив тот денёк, когда я впервые наведался в его кошачью коробочку, где элементом дизайна выступили некие сомнительные части тел.       Я красноречиво промолчал, на что Алек, уже успевший сделать глоток, поперхнулся и решил было всучить склянку мне обратно, но я не дал — подтолкнул его же руку к его рту.       — Пей, сказал. И домой поедем. Я тебе шмотки привёз. Свои. А то эти тебе не идут.       — Это моя одежда, могу и в ней походить для разнообразия, — заметил Алек надменно. — А ещё я лучший спец по допросам в нашей блядильне, и соскочить у тебя не выйдет. Что ты натворил, Тэйн, и почему ещё не знакомишься с сокамерниками?       — А ты так желаешь меня сплавить за решетку? — ухмыльнулся я. Отметил, что мой котан даже не сильно поморщился, когда допил то варево, что я ему всучил. Значит, не зря рецептик усовершенствовал. — Уймись, допросник — грохнул я твою родню. В порядке самозащиты, конечно же! Хотел тебе принести башку этого Аарона, но упс, накладочка вышла — нести немного нечего.       — Самозащита? Да в твою брехню даже малыш Рэн не поверит, — огрызнулся Алек, но вроде бы слегка расслабился. И даже глаза, вон, засверкали кровожадно. — Так мой несостоявшийся муженёк расстался с башкой? О, наконец-то, Хаос всевидящий! А скольких ещё ты грохнул? Ну давай, скажи, что они визжали как сучки, просили пощады и…       — Боги, Алек, ну уж я-то ничего не хочу об этом знать! — раздражённо оборвал его Люк, растирая переносье. В глубине души (ну очень глубоко) мне даже самую малость стало стыдно: он всё-таки мой друг, а головняк я ему обеспечил знатный. — Особенно если придётся защищать в суде твоего парня…       — Вообще-то, как недавно выяснилось, он моя жена, — невозмутимо поправил Алек, заставив Люка поперхнуться, а Киро — громко и радостно заржать. — И мать моей кошки!       — Это моя кошка, — фыркнул я, покачал головой и принялся осторожно освобождать котанскую лапку от уже ненужной капельницы.       — Ха! Уже нет.       Ну что за несносное создание? Чуть не помер, напугал меня до седых волос, а теперь зубоскалит как ни в чём не бывало. И ведь не разозлишься ж толком. Особенно после того, как Алек устало вздохнул и притиснулся ко мне поближе.       — Я здоров или как? Не смей меня тут оставлять, — пробурчал он. — Домой вези. Живо.       — Через час — хоть в смену, — сообщил я, с нескрываемым весельем глядя на откровенно заинтересовавшихся маршалов. — Нет, рецепт не дам, у вас столько нет. А ты переодевайся и поехали. Ты в больнице меня раздражаешь.       — Пф! — фыркнул Алек но послушался — вытащил из рук Киро мою сумку и исчез в палате на несколько минут. Вернулся в моей толстовке и выглядел уже не в пример лучше, чем когда выполз нам с Люком и Киро навстречу.       Хорошее зелье вышло, не отнять.       — На вкус твоя дрянь будто чьи-то забродившие кишки, — сообщил мне Алек, точно мысли прочитал. И морду состроил недовольную, точно я его той дрянью напоил из одной лишь вредности.       — На вкус моя дрянь как твои здоровые конечности. Готов?       Алек кивнул, и мы, спихнув на беднягу Люка объяснения с лечащим врачом и прочей здешней фауной, отправились на выход.       Упихал бедового кошака на пассажирское сиденье, пристегнул ремнём — на что получил очередное насмешливое фырканье, — сам сел рядом и неспешно выехал со стоянки. Кто бы ещё знал, скольких нервных клеток мне стоило это напускное спокойствие.       Алека хватило ровно на полторы минуты молчания, прежде чем он выдал:       — Хочу что-нибудь.       — Опять? — не удержался от смешка — надеюсь, не очень истеричного. — Всё бы тебе капризничать.       — Хочу капризничать, — пакостно улыбнулся Алек, сцепив руки в замок. Весело ему, блядь. Само воплощение кошачьей беззаботности. Не сидел бы в машине — наверняка бы ещё колено к груди задрал, как он это любит. — Имею право, чуть не стал пятнистым ковриком у чьей-то двери. Очень стильным ковриком. Ах, быть красивым такой грех. — Я счёл за лучшее промолчать. — Мороженое хочу. У нас вроде было.       — Было. Пока ты всё не сожрал.       — Отстой, — вздохнул он. И да, коленку к себе потянул, но потом спохватился и недовольно подёргал ремень. Отстегиваться не стал, и слава Тьме. Без того придушить охота. — Тогда апельсин. Чур ты чистишь!       Напугал ежа голой жопой. Можно подумать, я не чищу их тебе постоянно, глупый ты котан.       В зловещем молчании припарковался возле «Лефевра», где под слегка охуевшим взглядом продавца затребовал два ведёрка несуразно дорогого мороженого. Без лишних проволочек вернулся обратно в кар, сунул пакет с добычей изумлённому Алеку.       — Спасибо, — пробормотал он. Протянул руку, тщетно пытаясь стереть с моей физиономии уже засохшие пятна крови. — Ох, страшно красив; продавец того гляди копов вызвонит. Ну брось, чего ты дуешься? Мне скучно, поболтай со мной.       — Я тебя сейчас грохнуть хочу, а не болтать, — заметил я, вновь вырулив на дорогу. По счастью, ехать всего ничего; искренне надеялся, что утерплю, прежде чем моя протекшая крыша съедет окончательно.       От беспокойства, да. От страха. От осознания того, что я сделал… нет, никакого сожаления, однако, как выяснилось, быть скучным зельеваром с окраин мне нравилось больше. От того, что я чуть не потерял Алека.       Того самого Алека, который ворвался в мою жизнь вздорным куском меха, да так в ней и остался, ничуть того не стесняясь. Более того, ему — как и мне, бесспорно — эта самая остановка в моем лице, кажется, вполне нравится.       Ему, блядь, должно нравиться. Потому что я этого хочу. Потому что грёбаный вредный кошак и впрямь мой, и я к батарее его готов приковать, лишь бы он со мной остался, был жив, здоров и накормлен. Возможно, даже привит и при ветпаспорте. Ну, точнее, не совсем при нем, но с печатями в обычном человечьем паспорте можно что-нибудь сделать…       Тоже — наверное.       — Сазерленд, — позвал я, когда мы припарковались у моей лачуги, на первом этаже которой одиноко горела лампа. Забыл выключить, надо же. — Я не шутил про кольцо. Хочешь?       — Ну да, сейчас ведь самое подходящее время говорить обо всякой стрёмной бижутерии! — язвительно протянул Алек, отстегнувшись, и шустро выбрался из кара с драгоценной мороженкой наперевес. — Честное слово, лучше б грохнул. Или трахнул. Грустненько было бы помирать, не повеселившись с тобой напоследок.       — Да ты и так чуть не помер, блядь! — не выдержав, заорал я. Да так и не смог, как ни старался, вернуть себе даже намёк на спокойствие. То ли заряд похуизма закончился, то ли просто слишком стар я стал, чтобы молча переживать всякий пиздец. — А я чуть не сдох, переживая за тебя! На хуй, пристегну к батарее в подвале и будешь сидеть там, хоть в бижутерии, хоть без!       — Это, блядь, моя работа! — не остался в долгу Алек. — Рисковать своей шкурой и периодически ходить чиниться в больничку. Ну или вон у тебя какие зелья замечательные. Нашёл из-за чего колечки дарить!       — Колечко я тебе, падла пушистая, подарить хочу, потому что хуйня какая-то чуть не вышла — ты чуть не помер, я чуть не помер, а мы даже не женаты!       — Ой, а ты прямо так и рвёшься свадебку организовать!       — Нет. Нет, не рвусь, Сазерленд, — мотнул я головой. С силой хлопнул дверцей машины и все-таки сумел чуть понизить голос. — Но я тебя люблю. Живи с этим.       Алек в ужасе распахнул глаза и молча застыл на месте, то открывая, то закрывая рот в бесплотной попытке ответить что-то эдакое. Непременно ехидное и колючее, а как же. Но в итоге не придумал ничего лучше, кроме как возмущённо фыркнуть и, бережно прижимая к груди два ведёрка крем-брюле, сбежать от меня в дом.       Резвый какой; видать, зельице впрок пошло. Только всё равно никуда не денешься. Я тебя даже на том свете найду, пидорас ты пушистый.       Когда я покурил и зашёл домой, наверху уже шумела вода — Алек предсказуемо слинял в душ, чтобы смыть с себя больничную вонь и остатки крови. Ладно, повязки всё равно снимать пора. Пусть полощется… рано или поздно всё равно выползет, бежать некуда. Дверь-то одна. А в слуховое окошко вздорный двухметровый пухан никак не пролезет. Всё продумано.       Не пролез. Выперся через добрых полчаса, глянул на меня исподлобья и плотнее запахнулся в махровый халат (откуда у меня в доме вообще такое добро, позвольте спросить). После чего улегся на кровать с таким видом, будто меня тут вовсе не было, и уткнулся в свой комм. Дальше разговоры разговаривать я не стал — вместо этого сам потопал в душ, где проторчал ничуть не меньше Алека. Мне то с себя кровищи смыть ещё и поболее надо было.       А когда вернулся — без халата, на хер мне такое добро, — с некоторым удивлением обнаружил, что Алек никуда не делся. Влез обратно в мои шмотки, закутался в одеяло чуть не по самую макушку и засел на кровати, окружив себя подушками и злобной булкой Клариссой.       Надо же, гнездо соорудил. Испугался, спрятался, обезопасился как мог. Даже немного стыдно стало: бедолагу Алека едва не грохнули (в который раз), а я тут… с бижутерией.       Сел неподалёку, держа руки при себе и старательно глядя в другую сторону — раненого зверя трогать нельзя, это любой болван знает. Моя тактика сработала. Спустя пару томительных минут Алек нехотя развернул свою кошачью шаурму, подполз ближе, набросил на меня краешек одеяла и прибился под бок.       — Так устал, — тихо пожаловался он, стиснув меня покрепче. — Думал, всё.       — Что «всё»? — ворчливо поинтересовался я. Подумав, чуть вывернулся из его хватки, но лишь для того, чтобы утянуть за собой на постель. — Глупости чешешь, Сазерленд. Я бы с того света тебя достал… Или не достал бы.       — А? — мигом взвился тот, едва не подпрыгнув на постели и пребольно ткнул меня кулаком в грудь. Ну, попытался. — В каком это смысле «не достал бы»? Охуел, ведьмак?       — Уймись, — посоветовал я. — У тебя, падла ты пушистая, девять жизней. Ну, может, уже и поменьше, с твоим-то образом жизни… Кстати, я всё ещё думаю над вариантом с подвалом и батареей… — Меня снова попытались стукнуть, снова же не смогли, но взглядом одарили таким, что впору кучкой пепла осыпаться. — Короче, Сазерленд, ты всё равно не имел права помирать от такой хуйни и из-за такого мудилы. А ещё — я, блядь, не знаю, человека сильнее, умнее и живучее, ясно? На слабака я бы в жизни не повёлся.       — Можно подумать, у тебя был выбор, — фыркнул Алек, уронив голову мне на плечо. — Забыл, кто тут главный? Дерзкий раб! Я кот, я возложил на тебя лапку, теперь ты — моя собственность. К батарее он меня пристегнёт, ой как страшно!       — А, то есть ты не против? — усмехнулся я. Но, прежде чем он ляпнул мне в ответ своё очередное возмущённо-кошачье, ткнулся губами в лохматую макушку. — Спи уже, хозяин с лапками. Мне завтра ещё твоему боссу показания давать и от выпытываний рецептика отмахиваться.       — А, то есть тебя только это волнует?       — Ты меня волнуешь, — заверил я. — Спи, Сазерленд.       И повторил, тихо-тихо, так, для пущей убедительности:       — Я люблю тебя.