Секс с обязательствами

      Я ненавижу просыпаться с кем-то в одной постели. В своей или тем более чужой — не столь важно. Жарко, места мало, одеяло вечно норовит свалиться или сбивается в кучу. Ненавижу, факт, но с Алеком Сазерлендом эта хрень почему-то не так работает.       Вообще никак не работает, и когда он забегал ко мне раз в три-четыре дня, это ещё казалось нормальным… Когда к нему начал бегать я сам (неделю назад — из смутного беспокойства, после — просто так, от скуки), тут уж впору стало бить тревогу. Потому что нет, никто не может быть настолько хорош, чтобы добровольно променять собственную кошку на мужика, пусть даже он сам тот ещё кот…       Я растёр лицо ладонями, лениво посмотрел на часы — половина восьмого, надо же, — собрался было поспать ещё полчаса, но взгляд невольно прикипел к спящему рядом Алеку. Он уже успел отвернуться от меня, обхватил подушку, уткнулся в неё лицом. Как будто тут и был, а вовсе не закидывал на меня свои руки-ноги, не сопел в шею и не мешал мирно спать. Тёмные волосы разметались по светлой ткани постельного белья, бёдра едва прикрыты тонким одеялом, на спине красуется несколько родинок, складывающихся то ли в созвездие какое, то ли в ещё какой-то дурацкий узор.       Эти самые родинки (и вмиг вставший член) заставили проснуться окончательно. Я снова на них глянул, протянул руку, провёл пальцами по позвоночнику, устроил ладонь на бедре и потянул одеяло вниз, обнажая поджарые, крепкие ягодицы. Мигом припомнилось, как хорошо между ними чувствовал себя мой член, как Алек стонал, обнажал беззащитное горло, кусался и даже умудрялся делать вид, что ему всё это не слишком нравится. Но если бы ему не нравилось по-настоящему, он бы уже давным-давно разодрал мне глотку, ну или хотя бы врезал хорошенько. Потому что Алек — грёбаный альфа и силы в нём немерено. Во мне тоже, спасибо моей физической подготовке и бродящей по телу магии. Но с оборотнем не сравнить.       Регенерация у Алека тоже дикая. После всего, что я делал с его задницей, я, наверное, обязан на нём жениться, но поди ж ты — к утру он снова тугой и до боли тесный, как в грёбаный первый раз. Правда, тогда он зажимался, дёргался и всё порывался соскочить, теперь же… ну, теперь мне приходится сдерживать кошака. Потому что видят боги, у него тормозов нет вообще.       Он вроде даже не проснулся, когда я ввёл в него палец. Пока только один, но уж мне ли не знать, что Алек, хоть он и тот ещё вечный девственник, может принять куда больше? Мысль о том, что я первый, кто набрался смелости и дурости его выебать, до сих пор льстит, пробуждает того жуткого и жадного собственника, которого я старательно в себе душил, трахаясь с кем-то вроде Мэдисон. Миленькими, непритязательными и ветреными мальчиками и девочками, к которым кроме похоти не нужно чувствовать ничего.       Трахать спящих — то ещё дерьмо и не самый мой любимый аттракцион. Я садист и извращенец, но не насильник же. А секс без озвученного или хотя бы продемонстрированного согласия именно насилием и является. Другое дело, что Алек вряд ли будет против. Да и прямо совсем спящим его уже не назвать: он завозился, поморщился недовольно, когда мой палец проник глубже, а потом вдруг открыл свои зеленущие глаза и обернулся ко мне.       — Ну и что ты делаешь? — хриплым со сна голосом, поинтересовался он. — Отвали.       — А на что похоже? — приподняв бровь, спросил я. И протолкнул в него второй палец.       — Засадишь свой дрын на сухую — найду в твоей зельеварне самый здоровенный черпак и утрамбую тебе в жопу. Тоже насухо, — посулил Алек — увы, слишком сонным голосом, чтобы прозвучать хоть сколько-нибудь грозно. — Уяснил, проникся? Тогда шевелись.       Ну как его, паршивца, не послушаться? Хоть и ворчит, а ведь вон как ластится, льнёт всем телом, горячим и гибким, и под поцелуи-укусы подставляется безо всякого стыда, и чуть ли не мурлычет.       А, нет, и впрямь мурлычет, пусть и едва слышно. Забавный какой.       Люблю трахать его по утрам. Сонный котик — ласковый котик. Стервит вдвое меньше обычного и ко мне на член едва ли не просится.       Я надавил ему на плечо, вынуждая улечься в прежнюю позу, отвёл ногу, удерживая под коленом. Сжал зубы на сгибе шеи, тут же зализал, поцеловал; коснулся губами плеча, крепкого, горячего. И вошёл в два быстрых движения. Нет, не на сухую, хотя если бы пришлось тащиться вниз, я бы три раза подумал. Не хотелось лишаться атмосферы, тепла его тела, запаха трав.       Алек застонал, зажмурился, завёл руку назад, вцепляясь мне в волосы, стараясь удержать. Как будто я куда-то тороплюсь. Сейчас уж точно нет: с утра при любых наклонностях не тянет на выдумки. Просто секс с красивым парнем, горячим и расслабленным, хотя видит Тьма, в нём все равно до боли тесно. Оборотень с дикой регенерацией, тут уж никакая смазка не поможет.       Перед глазами туман, и собственные движения воспринимаются как-то отстраненно. Что внутри Алека, что снаружи. Будто это не мои ладони гладят его тело, нажимая, пощипывая, сжимают соски, не мои пальцы, влажные от моей же слюны, обхватывают его член, двигаются вверх и вниз.       А Алек стонет. И выгибается навстречу, и даже нетерпеливо дёргает бедрами, веля двигаться быстрее. Ну что ж…       Теперь уже не секс, а гонка какая-то. Не то друг за другом, не то за оргазмом, бешеная и яростная, отчего уже мне стонать хочется. И впиваться зубами, губами в подставленный загривок, в плечи, в пальцы Алека, когда они оказываются у моего рта. На них теперь тоже моя слюна и след зубов, на нем везде — сплошь оставленные мной синяки. Внутри него…       — Не в меня, — донеслось сквозь жар подступающего оргазма.       — Что?       — Я говорю… — он судорожно выдохнул, когда я почти вышел из него, а потом вернулся обратно, сразу на всю длину, — не в меня.       — И не мечтай.       Внутри него — моя сперма, горячо, влажно и уже не так тесно. Снаружи, спустя два моих движения ладонью, — его, которую я не без удовольствия размазал по его твердому животу.       Охуенный котик.       — Тебя это прикалывает, да? — поинтересовался Алек, но уже без былого возмущения. Лениво, сонно, того и гляди свернётся в клубочек прямо так.       — И как ты догадался? — хмыкнул я в ответ, с интересом глянул на то, как вытекает из расслабленного, чуть припухшего отверстия моя сперма. Неплохая картинка, надо бы отложить в памяти.       — Фу, — припечатал Алек, закрывая глаза и натягивая на себя одеяло. Поерзал по простыни. — Мокро теперь.       — Могу вылизать, — предложил я со смешком, на что получил любопытно приоткрывшийся на мгновение зеленый глаз.       — Римминг переоценивают. Всё, отвали уже!       Я хохотнул, коснулся его виска губами, взъерошил ладонью волосы и с сожалением глянул на часы. Начало девятого, пора приводить себя в порядок, чтобы вовремя открыть лавку. Мне-то государство не платит за охоту на чудищ, приходится перебиваться самому.       Когда я вышел из душа, Алек спал в той же позе, в которой я его оставил. Подушку только, на этот раз мою, обхватил и устроил свободную руку на почтившей своим присутствием комнату Клариссе. А та и не против, косится только недовольно, причем на меня. Ну типа теперь ты обязан купить мне новую лежанку и отдельную комнату.       Я подошёл, почесал её под подбородком, погладил по голове. Алека тоже — не почесал, но погладил по плечу, встряхнул несильно.       — Просыпайся, котик. Приличным людям вроде меня пора работать.       Он вздохнул, приоткрыл глаз, снова только один, глянул недовольно.       — Это ты-то приличный? Да щас.       — Да я почти святой! — возмутился я, снова потряс его за плечо. — Кормлю уличных котов, спасаю подстреленных барсиков… Вряд ли у тебя найдутся контраргументы на это.       Алек в очередной раз тяжело вздохнул, рассеянно погладил Клариссу, оттолкнул мою руку, снова уткнулся лицом в подушку.       — Алек, я серьёзно. Иначе мне придётся устроиться на работу в твою маршалятню. Ты же не хочешь, чтобы нас однажды поймали трахающимися в туалете?..       — Пять минут, — недовольно отозвался он, из-за подушки его голос звучал глухо и едва слышно. И очень-очень сонно. Смешной.       — Даже пятнадцать, — великодушно сообщил я, отпустив его плечо и выпрямившись. — Мы с кофе будем ждать внизу.       Спустя положенные четверть часа Алек всё же выполз ко мне — недовольный и заспанный, с презабавным шухером на кудрявой башке и в моих одёжках. Никогда не устану потешаться над этим зрелищем, он ведь меня на полголовы выше и на пару размеров меньше.       — Почему тебе так нравится тырить мои шмотки? Не кот, а десять талеров убытку!       — Пора бы запомнить, что я не надеваю одну рубашку дважды, — надменно сообщил мне Алек, с видом утомлённой кинозвезды плюхнувшись за стол. — Не жмоться, Тэйн! Заодно, может, гардероб подновишь, а то ж обнять и плакать.       — Непременно. Котан, ты же понимаешь, что скоро все оборотни в городе будут в курсе, с кем ты спишь?       — И что с того? Полтора месяца спустя тебя вдруг начало это заботить? — неподдельно изумился Алек. — Так раньше надо было думать, прежде чем обкончал меня всего вдоль и поперёк… Эй, человек, меня сегодня кормить будут или как? Миской надо погреметь? Кодовое слово озвучить? Ну мяу!       Алек в своём репертуаре — виртуозно соскакивает с темы, если она ему не по душе. Но не буду врать, будто его реакция мне не понравилась.       Пусть все твои меховые собратья накрепко затвердят, с кем ты спишь, котик. Ради их же собственного блага.       Озвучивать я всё это, конечно, не стал, лишь закатил глаза — опять ты, мол, за своё — и выставил перед ним кружку с кофе. А потом и миску, тьфу, тарелку с яичницей и несколькими полосками бекона. Себе тоже положил, уселся напротив.       — Довольно ли ваше кошачье высочество? — всё же поинтересовался я ехидно.       Мозг охотно подкинул картинку, где Алек, уже с утра в одной из этих своих рубашечек чинно заправляет за воротник расшитую салфетку, берется за мельхиоровые нож с вилкой и неторопливо нарезает на мелкие кусочки стейк из говядины вагю…       Да, я в курсе, что это такое, приходилось в своё время играть богатенького жлоба при манерах. Мне не понравилось, хотя стейк и впрямь ничего. Но еда, как по мне, это в первую очередь то, чем ты набиваешь желудок. Я много на какие извращения горазд, но точно не на пищевые.       Алек только фыркнул да головой покачал — типа как это я могу быть недоволен едой? Впрочем, в плане еды он и впрямь не слишком притязателен: было бы съедобно, сытно да не слишком пряно, а всякие изъёбства — так, по настроению.       Какое-то время мы просто молча ели, и это совсем не казалось чем-то неправильным. Да и с чего бы? Мы уже второй месяц таскаемся друг к другу (Алек ко мне — чаще, уж в душе не разумею, чем ему так приглянулась моя лачуга), спим вместе, просыпаемся и жрём приготовленный кем-то из нас завтрак. Идиллия, блядь. Впрочем, не скажу, что мне всё это не нравится — сонный, даже невзирая на кофе, Алек чудо как хорош, ему идут мои шмотки, моя кухня, оставленные мной засосы. Даже не хочется уходить и лавку открывать. Тем более идей, что можно с ним сделать ещё, у меня в избытке.       — Зайдёшь вечером? — спросил я, когда он, разделавшись с завтраком, понёс посуду к раковине.       Алек глянул на меня искоса, эдак проказливо и вредно.       — А вам не жирно будет, мистер Тэйн? Может, у меня очередь на неделю вперёд?       — Может быть, — отозвался я. И, перехватив его за талию, притянул к себе.       Задрал на нём свою же толстовку, поцеловал и тут же укусил его в живот. Пальцы впились в плечи, сдавили сильно, и я поднял голову, чтобы встретиться с его сердитым взглядом.       — Одно но, котик: я не люблю делиться. Будешь путаться с кем-то ещё, сюда не приходи. Не хочу, знаешь ли, подцепить какой-нибудь триппер.       Алек скривил рот, зыркнул недобро, и я даже немного напрягся — этот избалованный засранец явно не привык, чтобы ему ставили условия, так что и послать не застремается. Не удивлюсь. Но затем он расслабился и рассмеялся — тихо так, бархатно, чуть самодовольно. У меня бы могло встать только от этого смеха, не будь весь Алек одним сплошным, сука, конским возбудителем.       — Понимаю, — выдал он, небрежно поглаживая моё плечо, — я своими вещами тоже делиться не люблю.       Всё бы закончилось вполне предсказуемо, но Алек вдруг нахмурился, чуть склонил голову и медленно произнёс:       — Забавно… что-то как-то у нас ни разу не зашёл разговор о том, откуда у тебя эта милая татушечка.       Я давно ждал этого вопроса, но всё равно едва удержался, чтобы не поморщиться. Котан, ну что ты вечно со своим неуёмным любопытством… зачем портить такое славное утро?       — Чего это ты вдруг спросил?       Алек задумчиво закусил губу и до противного серьёзно ответил:       — До меня дошло то, что по-хорошему должно было дойти пятью неделями раньше. Я уже видел такую.       — Где это? — мигом напрягся я.       Мысль о том, что один из моих… коллег мог очутиться рядом с Алеком, неожиданно напрягла и даже напугала, что ли. Нечего ему рядом с такими делать. Меня-то выше крыши.       — На трупе, — деловито выдал Алек. И тут же довольно оскалился: — Ха, такого ты не ожидал, да?       — Не ожидал, — кивнул я.       Глянул на свою татуировку — усевшийся на колючей проволоке ворон, к лапе привязана лента, на которой кривовато выведены цифры — номер моего отдела, через точку — номер моего личного дела. Кто-то со стороны наверняка не преминул бы отметить, что кому-то вроде меня не стоит обзаводиться отличительными знаками. Вот только ни татуировка, ни цифры ничего не сказали бы человеку несведущему. Никому, кроме таких же, как я.       — Точно такая же татуировка? — уточнил я у продолжавшего поглаживать моё плечо Алека.       — Может, и не такая же, — он неопределённо кивнул, всмотрелся снова. — Кажется, цифры другие, и насчёт птицы я не уверен. Делом занимается Инквизиция, я только выезжал на вызов.       Внутри кольнуло облегчением. В отличие от Алека, Инквизицию мне ничуть не жаль, впрочем, как и любому чернокнижнику. Мы враги от природы, тёмному магу никогда не подружиться со святошей. Ради дела разве что, но такое случается крайне редко.       Стоило бы забить. Если Джек Стэдмонт умён — а он умён, трудно это отрицать, — дело сгинет под десятками других, потому что инквизиторы не смогут опознать тело. Получит клеймо висяка и рано или поздно затеряется в архиве, как случалось всякий раз, когда кто-то из нас трагично или не очень откидывал копыта.       Стоило бы. Вот только здесь, в Алькасаре, человеку с такой татуировкой делать нечего. И уж точно найдётся мало тех, кто сможет его убить.       — Я так понимаю, тело вы не опознали, — этот вопрос-утверждение я из себя практически выдавил. Алек коротко мотнул головой. Я потёр пальцами переносицу, решаясь, после чего неохотно отстранил его от себя и поднялся. — У тебя есть разрешение на осмотр тела?       — Нет, но обожди-ка…       Вытащив из кармана моей толстовки свой навороченный комм, Алек шустро набрал чей-то номер. И, едва дождавшись ответа, тут же расплылся в сахарной улыбочке.       — Элли, Элли, Элли! Безмерно тосковал в разлуке, любовь моя!       Я вопросительно глянул на Алека: нет, не то чтобы в этой фразочке была хоть доля истины, однако же… Не стоит при мне говорить подобного. Потому что меня это злит пуще любого мертвяка со стрёмными татушками. Алек же в ответ усмехнулся, сразу поняв, что это за рожи я тут корчу, и махнул рукой, мол, отстань. Но потом сжал пальцы на плече. Крепко так, цепко.       — Ну ещё бы, аж в девять утра подорвался, — донёсся из трубки саркастичный женский голос — Алек любезно включил громкую связь. — Сазерленд, давай сразу к той части, где ты озвучиваешь свои непомерные хотелки, а я тебя посылаю далеко-далеко…       — Да ты мне ни разу в жизни не отказала, — фыркнул он надменно, однако тут же поспешил вернуться в режим страждущего поклонничка. — Элли, радость моя, мне нужен доступ к телу нашей вэйданской головоломки, и я буду не один…       — Не-а.       — Элли!       — Видят боги милосердные, Алек, однажды твоё любопытство сделает из тебя прехорошенький пятнистый коврик. У нас тут приказ пришёл, чтобы сильно не усердствовали, и Магистерия артачится. Блядские чернокнижники, когда они вымрут уже наконец…       — А приказ о квартальной премии у вас не пришёл? — желчно изумился Алек. — Нет? Я так и думал. Элли, будь умницей, подмахни разрешение. Даст Хаос, опознаем твоего жмурика.       На какое-то время с той стороны воцарилось молчание.       — Как, блин, ты это делаешь?       — Я же котик, у меня всюду лапки, — рассмеялся он, а его собеседница подхватила. — Мы договорились?       О, они договорились, ещё как. А я вдруг понял с изумлением (и с изрядной долей неприязни), что хихикающая дурочка, капающая слюной на вредного кота, — это чопорная овца Аллисон Шиан, с которой я когда-то учился на одном потоке.       — Александр, ты несносен, — пожурила она до омерзения кокетливым тоном. — Твоя правда, премию охота, а плясать под дудку сраных чернокнижников — вообще ни разу. Сделаем. Забеги как-нибудь на чай.       — Непременно, радость моя. Пока-пока!       Отключившись, Алек вернул на лицо нормальное своё самодовольное выражение и, упрятав комм, торжествующе зыркнул на меня.       — Делов-то! Все любят котиков. Идём, Тэйн, мне ещё переодеться надо — а то ж не узнают в таком виде!       Я закатил глаза, запрещая себе даже в мыслях представлять образ переодевающегося Алека. Так можно ни до каких трупов не добраться. Не то чтобы мне сильно хотелось, но…       Тоскливо вздохнув, я пошёл писать объявление на дверь о том, что дражайшим клиентам сегодня придётся обойтись без дурманящих зелий и прочих полезных для здоровья вещиц. И было бы куда лучше, если бы в причинах моей внезапной рабочей лени был тот самый кот, а не всякие жмурики.       Одно хорошо — жмурик мертв и второй месяц мёрзнет в холодильной камере Инквизиции. Плохо то, что он умудрился подохнуть в моём городе, и к его посмертной пенсии умудрился примазаться мой Алек. Инквизицию и всяких охочих до чужих пятнистых шуб мне ничуть не жаль, а вот его — очень даже.       И хрен бы его знал, почему в моей голове это звучит настолько естественно.              ***              Вопреки всяким там гаденьким слухам, не все тёмные маги фанатеют от мертвяков и моргов. Я вот точно нет. Трупы меня не трогают, я спокойно могу смотреть на тела разной степени расчлененности и разложения. Но охотно посещать места, где смерть витает в воздухе, насыщает его запахами, далекими от приятных, — нет, не обязан. Тем более когда там помимо трупов обретаются сраные инквизиторы, толку от которых в большинстве случаев хуй да маленько, зато понтов столько, что не всякому Асторну удастся переплюнуть.       — Алек, ты меня удивляешь! — услышал я знакомый голос. И тут же скривился, завидев Аллисон.       Не спорю, видок-то у неё отменный — по крайней мере, если ты любитель высоких стройных блондинок с конфетно-сладенькими личиками, — но я-то знаю, что за склочное дерьмо прячется под этим ярко-алым фантиком. Нет, спасибо, я не голодный.       — О, и чем же на этот раз?       — Десять утра, а ты бодр, свеж и решил почтить нас своим присутствием! Не иначе в лесу Лливелин что-то сдохло.       — Там каждый день что-то сдыхает, — едко заметил я, решив сразу пресечь кокетливый щебет. Шагнул вперёд, чуть задев Алека плечом. — Разрешение и тело, Шиан. И побыстрее.       — О, Салазар, и ты здесь? — только и выдала инквизиторша, состроив брезгливую физиономию — точно ей на лобовое стекло голуби нагадили. — А я думала, ты уже сдох. Алек, с кем ты связался вообще?       — С чернокнижником, вестимо, — протянул Алек, забавно морщась и прижимая к лицу очередной платочек — на сей раз зелёный, под цвет глаз, и снова с этим ужасным узором пейсли. Котику в морг явно охота ещё меньше, чем мне. — Разве не логично для опознания одного чернокнижника привести другого?       — Ну не этого же! Где ты его вообще выкопал, в гадюшнике каком вампирском? Не ожидала от тебя, Алек! Вот от кого угодно, но не от тебя! — негодующе всплеснула руками Шиан, косясь на меня не то с неодобрением, не то… с ревностью?       Да с ума спятить. Будто эта курица имеет право ревновать блудного кошака к кому бы то ни было.       Я подавил невесть откуда взявшийся порыв собственнически обнять Алека прямо на её глазах. Отнюдь не из стыда или чего-то такого — право слово, на мнение посторонних мне плевать уж лет двадцать как, однако же придурочная святоша не заслуживает такого зрелища. Да и я вроде как взрослый и умеющий держать себя в руках мужик — и не важно, что ту курицу мне прямо сейчас охота придушить, чтобы прекратила сально пялиться на чужое.       Но ядовито усмехнуться мне ничто не помешало.       — Не завидуй так явно, Элли, — я с удовольствием отметил, как вытянулось её и без того длинное лицо. Вот так, пораскинь пока мозгами, что я имел в виду. — Часики тикают, а мои услуги стоят дорого. Так что веди, пока я не надумал выставить дорогой Инквизиции счёт с парой-тройкой нулей.       Она скривилась, фыркнула неопределенно и сунула Алеку какую-то бумажку. Снова окинула меня неприязненным взглядом.       — Было бы чему завидовать, Салли. Это же не меня выкинули из Железного Ковена за редкостную паскудность. Впрочем… — она, очевидно, попыталась придать своему лицу более равнодушное выражение. Вышло так себе. — Ладно, на безрыбье и ты сойдёшь. Идёмте уж, чего время тратить?       Она повела нас вниз по узкой каменной лестнице, судя по виду — совсем недавно отремонтированной. Инквизиция всегда получала приличное финансирование на свои нужды. Теперь же, когда бывший палач Инквизиции Лоркан Маккензи занял кресло сенатора, в том, что его обожаемое ведомство будет купаться в деньгах, сомнений вовсе никаких.       — Сюда, — Шиан повела нас вдоль столов, часть из которых была занята, к холодильным камерам. Остановилась возле одной из них, сверилась с номером, потянула за хромированную ручку, выдвигая тележку с телом. — Приятно познакомиться.       Зрелище малоприятное, но отнюдь не самое тошнотворное в моей жизни. Алек верно подметил про вэйданскую головоломку — богатый внутренний мир моего дохлого собрата буквально разобрали по кусочкам и хорошенько перемешали, точно начинку в фаршированной утке.       Что-то мне это напоминает…       — Его пытали?       — Да, точно, — отозвался Алек, по-прежнему прижимая к носу платок, но глядя на изувеченный труп чуть ли не скучающе. — Судя по характеру кровотечения, по брызгам крови, большую часть увечий нанесли при жизни. Если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я редко, инструменты использовались по минимуму. Убийца умудрился искалечить жертву едва не голыми руками — и с почти хирургической точностью.       — Но?..       — Простому человеку это было бы не по силам. Киро отмёл версию с сидхе, я на корню зарубил версию с вампиром. Похоже, да вот хоть убей ты меня — не бывает таких тупых вампиров! Но что тогда остаётся?..       — Чернокнижник, — бросил я с кривой усмешкой. — Мы много чего умеем, Александр — иной вампир позавидует. И да, Аллисон, я уверен. И нет, Аллисон, не выйдет, у меня есть алиби.       — Ну что ты, Салазар? Хорошая версия, — неохотно протянула она. — Вы, злобные уродцы, даже с себе подобными ужиться не можете — это все знают. Только на главный вопрос ты вместе со своим алиби не ответил. Ты знал убитого?       Я снова оглядел тело. Знал ли я его? Да, черты лица абсолютно точно мне знакомы, но на корпоративы я со своими коллегами не особо часто собирался. Вообще ни разу, если быть точным. Работенка не та. Из всей нашей… организации лично я был знаком лишь с парой человек, не считая мелких служащих, техников и Джека Стэдмонта. Таковы правила. Да и смерть ощутимо исказила без того неприметные, незапоминающиеся черты лица. Это, кстати, едва ли не основной критерий при отборе, не считая таланта к определённой магии. Быть незаметным, незапоминающимся, запросто сливаться с толпой и уметь выдать себя за кого угодно. Да и потом, после смерти, если попадешь не в те руки, хрен тебя кто опознает и выйдет на всю организацию. Вот прямо как сейчас.       Я обошёл тележку, вперился взглядом в татуировку на плече — по стилистике и даже цветом один в один моя. Вот только здесь — ястреб на скале, привязанная к лапке лента с цифрами развевается гордо… Ну прямо стражи государства. У меня же — ворон на колючей проволоке, лента, и цифры другие, не те, которые вписаны в личное дело. Если вдруг меня грохнут рано или поздно, пусть Инквизиция мой пепел над кладбищем подальше развеивает, а не родная служба хоронит с почестями.       Я брезгливо провел по татуировке пальцем, невольно отмечая холодность тела, но не испытывая при этом ни особой брезгливости, ни отвращения. Он мёртв. Мёртвые не разговаривают, не могут колдовать, стрелять и ломать кости. С живыми проблем куда больше. Повторил цифры про себя, собираясь запомнить на всякий случай, но на деле наоборот — вспомнил.       — Семь, восемнадцать, тридцать пять, семь, — бездумно пробормотал я, прежде чем поднять голову. — Его зовут Трент.       — Трент? — переспросила Шиан. — И всё? Соболезную парню, не свезло с имечком. Но нельзя ли поподробнее, Салазар, раз уж мы все тут собрались? Фамилия там, род занятий, или, спрошу невероятное — предположения, кто мог его грохнуть?       Всё же инквизиторы, все сплошь — идиоты и не лечатся. Если уж тебе попался в руки искусно разделанный чувак после пыток, о котором просит забыть Магистерия, то свести ниточки воедино не так уж сложно. Например, что стоит послушаться дорогое начальство, забыть, забить и развеять прах неудачника без имени по ветру. Подальше от жилых кварталов.       — Нет. Только Трент. Фамилию подставь любую, не ошибёшься.       Руку, которой трогал мертвяка, сунул в карман, достал оттуда платок. Плеснул на него из бутыли со спиртом, стоящей неподалеку, и принялся тщательно вытирать пальцы.       Вот теперь противно. Потому что да, я его знал, и нет, мне его ничуть не жаль.       — Да ты, блядь, шутишь что ли? — возмущённо зашипела на меня Шиан. — Сазерленд, вот для этого мы его сюда притащили?       — Не вы, а он, — я ткнул пальцем в Алека, — чтобы помочь твоей шарашкиной конторе. Я помог, твой труп больше не неизвестное лицо. Занеси в отчёт, избавься от тела и сдай в архив как несчастный случай. А мне пора, — я демонстративно глянул на часы, — вампирские гадюшники не ждут.       И прежде чем она сообразила, что я сейчас подкинул ей куда больше проблем, чем у неё было до этого, я направился в сторону лестницы. На Алека тоже больше не смотрел.       Мысли в голове — то ли стая птиц, то ли клубок змей. Расползаются, разлетаются, никак не желают соединиться в одну связную мысль. Плохо. Прежде я не позволял своим эмоциям, своей ненависти взять над собой верх. Позволил сейчас, очевидно, в своей зельеварне окончательно растеряв квалификацию хладнокровного психопата.       Плохо. Дерьмово даже. И то, что Алек идёт за мной, дерьмовее во сто крат. Потому что я, видит Тьма, не хочу говорить ему того, что нужно. Не хочу отказываться от него прямо сейчас, возможно, чуть позже, когда мы вдосталь наиграемся в то, что начали.       — Не хочешь объясниться? — тронув меня за плечо, Алек развернул меня к себе. Скривился, заметив в пальцах сигарету, отобрал и бросил как мог далеко. — Сказал же, ты бросил.       В голове змеи и птицы. На улице — сырой ветер, сквозняки и Алек в одном пиджаке. Ему не холодно, я знаю, но желание набросить ему на плечи свою куртку всё же удаётся подавить только огромным усилием воли.       — Не хочу, — отозвался я. Не удержался и мимолетно коснулся пальцами воротника его рубашки, будто просто поправляя. — Алек, не приходи сегодня. И в машину мою сейчас не садись.       Ясное дело, этот породистый кошак не привык, чтобы его отшивали. Разозлился, а ещё почти по-детски обиделся — точно так же, как обижается Кларисса, если я вдруг посмел не отдать ей на поругание какой-нибудь особо глянувшийся фиальчик с зельем. Но в считанные секунды овладел собой, улыбнулся эдак свысока.       — Твой выбор, дорогуша. Пожалеешь ты о нём, конечно, уже секунд через двадцать, но мне-то что за дело?       И, выдав эту тираду (в его воображении — наверняка страшно убийственную, а не насмерть разобиженную), Алек неспешно прошествовал прочь. Прямиком к белёсой дуре Шиан, аж на глазах расцветшей от его внимания.       — Эй, Элли, как насчёт бранча? Я угощаю!       Элли, конечно, согласилась. И на меня зыркнула с таким превосходством, точно мы не пара взрослых, потрёпанных жизнью магов, но две малолетние чирлидерши, что никак не могут поделить во-он того красавчика из футбольной команды.       Нелепо и смешно, право слово. Только смеяться почему-то совсем неохота.