Секс с обязательствами

      Вот за что люблю свою лавку, так это за редкостные ебенища, в которых она находится. Ни тебе залётных любителей поглазеть на настоящего чёрного мага, ни излишне любопытных соседей, ни уж тем более этих дурных путешественников, которым только дай волю — не то что лавку с зельями, тебя самого на сувениры раздерут. Хорошо жить на окраине.       Ещё бы кое-кто не думал, будто имеет право набегать в гости без предупреждения только потому, что этого кое-кого я спас пару лет назад.       — Тебе нельзя здесь быть, — заявил я, едва заслышав за спиной легкие, невесомые шаги. Почти невесомые — ступать бесшумно Энви ещё учиться и учиться.       — Эй, как ты узнал, что это я? — послышался возмущенный девичий голосок, и я наконец соизволил повернуться. — И почему это мне нельзя?       — Рога тень на стену отбрасывают, — хмыкнул я, взявшись за очередную стеклянную банку с сушеной травой и устроив её на витрине.       Тут, на виду, только самое безопасное — хоть завтра в чай. На случай проверок и для тех залетных, кому невдомёк, что за зелья я варю в своем подвале. Круг клиентов у меня давно сложился, а обзаводиться новыми стоит с большой осторожностью. Не то чтобы я кого-то боюсь, просто какой смысл лезть на рожон, когда можно обстряпать дела втихую?       — Какие ещё, на хрен, рога? — возмутилась Энви. Но ладошкой по своим непослушным светлым волосам на всякий случай провела.       Разумеется, никаких рогов у Энви сейчас нет — сидские выблядки хороши в гламоре, благодаря которому рогатая девица с серо-зеленой мордой выглядит как миленькая невысокая девочка-подросток с неестественно симметричным, заострённым личиком и глазами ебанутой расцветки — сиренево-розовыми, какие не каждая художница выдумает.       — Не выражайся, — я сурово пригрозил ей пальцем. — И вали отсюда, я работаю.       — То-то я смотрю, конца и края очереди не видать! — фыркнула она, обойдя витрину и усадив свой тощий зад на столе. — И нет, не свалю. Мне с ними скучно.       «С ними» — это, видимо, с детьми из Железного Чертога, куда я отправил Энви, когда её здоровью, физическому и психическому, больше ничего не угрожало. На это у меня ушло три недели, и никто до сих пор не побил её рекорда.       Энви — очередной несчастный подменыш, которому не повезло с приёмной семьей. Она была не нужна людям, пугала и раздражала их, вызывала в них омерзение и страх. А когда у неё отросло то, что положено иметь девчонке-подростку, в её папаше — в том ублюдке, что таковым считался по бумагам — проснулась ещё и похоть.       Томас Эдвин неоднократно насиловал, а затем избил и задушил свою приёмную дочь. Точнее, это он наивно думал, что она мертва, когда выбрасывал её тело на окраину Лливелина. Не учёл только, что сидские детишки — на редкость живучие существа. И что я — тот ещё любитель прогулок по жутким лесам.       Три недели — именно столько ушло у меня, чтобы исправить содеянную злобным человечишкой мерзость. Энви, благодаря моей магии и нескольким литрам зелий, смогла относиться к случившемуся как к неприятному воспоминанию. Но это не означает, что её семейке всё сошло с рук.       Ублюдка Эдвина так и не нашли. Уж я-то постарался, чтобы его не нашли — в конце концов, тварям в лесу Лливелин нужно что-то жрать. Вечно голодному лесу та жертва пришлась по вкусу. Мне ли не знать? Мы с Энви с удовольствием полюбовались, как его поедают заживо. По частям, палец за пальцем, сантиметр за сантиметром.       Жене Томаса повезло чуть больше — её нашли в собственном доме, повесившейся на шнуре от утюга. Сразу после того, как Энви призналась мне, что та всё знала и охотно закрывала глаза на милые шалости своего мужа.       — Тебе не может быть скучно со своими сверстниками, — заявил я. Попытался столкнуть её со стола, но Энви с силой вцепилась в столешницу.       — Очень даже может. Там щас одна мелкотня осталась, а ты знаешь, я не люблю мелкотню! Фу!       Я хмыкнул — вот Энви мне ни разу не родная, а отношение к спиногрызам у нас совершенно одинаковое. Фу.       — У тебя тут интереснее. Тэйн, когда ты уже разрешишь мне работать в лавке?       Я постучал по нижней губе, сделав вид, что задумался.       — Дай-ка подумать… Когда ты закончишь учёбу? Мелкая, я в жизни тебя не подпущу даже к сушёному подорожнику, пока ты не получишь диплом. С отличием.       Она красноречиво закатила глаза, спрыгнула со стола и ткнула в одну из стеклянных банок на витрине. Просто так, из явного желания занять чем-то руки.       — То есть никогда, — она усмехнулась, но так печально, что даже запрыгнувшая на витрину Кларисса покосилась на меня укоризненно. — Мне пришло письмо из Магистерии. Ты постарался, да?       — Я, — согласно кивнул, легонько шлепнул её по тонкой руке, чтобы не тянула к моим склянкам. Дети, даже если им пятнадцать, обладают редкой способностью к разрушению, а я только все красиво расставил. — Что-то имеешь против?       Энви снова грустно усмехнулась. Конечно, против она ничего не имеет — иначе бы не ныла последние пару месяцев, что её подружка, с которой она училась в одной школе, вскоре уезжает в Аркади, и она останется тут совсем одна, «со старым занудой-убийцей». Но одно дело ныть, совсем другое — получить приглашение и совсем, абсолютно не знать, что с этим дальше делать. Железный Чертог — отнюдь не обычный приют, но вырваться оттуда не менее сложно, чем из обычного людского. Уж мне ли не знать, каково это — иметь способности, но соглашаться на сомнительные сделки, лишь бы учиться там, где хочется.       Хорошо, что мне по силам обеспечить Энви учебу, чтобы ей не пришлось, как мне, десятилетиями отрабатывать свой долг перед выучившим меня государством.       — Как будто мне есть чем платить, — буркнула она, подтверждая мои мысли. — Ты даже не разрешаешь мне подрабатывать у себя.       — С «подработок» в моей лавке ты заработаешь на Магистерию лет через десять. Потому что ничего сложнее ведения кассы я тебе не доверю. Ты вообще считать-то умеешь? — поддел её я, за что получил кулаком в плечо. — Диплом с отличием, Энви, и мы поговорим о твоей работе здесь.       — Думаешь, я получу грант? Да щас, среди республиканских сволочей найдётся куча детишек получше, чем сидская шлюшка.       Я скривился, шлепнул её по губам.       — Я сказал — не выражайся. И помолчи уже, ёбаного Сида ради. Потому что если не замолчишь, — замолчал, специально выдерживая паузу для пущего эффекта, — не узнаешь, что я уже открыл счет в банке на твоё обучение.       Её глаза, и без того большие, медленно расширились. Она замерла и будто одеревенела, только кулаки сжимались и разжимались. Не знает, что сказать? Что сделать? Заплакать на радостях, как обычно делают девчонки в тех глупых фильмах? Или же отмахнуться, будто это ничего не значит, потому что она — сильная, независимая и мнит себя этакой невозмутимой циничной стервочкой?       Нет, о Тьма, я слишком плох в подростковой психологии. Но Энви действительно сильная. Всегда была.       — Только учти, на карманные расходы будешь зарабатывать сама. Я не настолько щедр.       Она отмерла, снова ударила меня кулаком в плечо, уголки пухлых губ вздернулись вверх в подобии улыбки. Ну вот, уже лучше, узнаю старую добрую Энви. Причём «добрая» тут исключительно для красного словца.       — Ну и на х… — под моим строгим взглядом она осеклась, закатила глаза, но всё же поправилась, — ладно, зачем это тебе?       — Для начала, — я вышел из-за витрины и, ухватив Энви за локоть, вытащил её тоже, — ради: «Спасибо, Тэйн, ты вытащил меня из задницы, в которую катилась моя сидская жизнь, обещаю сделать всё, что попросишь, и буду работать в твоей лавке до конца своих дней!». Но так как ты — сидская пакость и слова «спасибо» нет в твоём языке, поясню. Лет через пять мне окончательно надоест общаться с мерзкими людишками, и понадобится тот, кто будет делать это за меня, пока я развожу котиков. Довольна?       — Нет, — она мотнула головой, высвободила локоть и в два прыжка вернулась к двери в лавку. Задвинула щеколду, перевернула табличку на «Закрыто». — Что? Я есть хочу!       Под моим недовольным взглядом Энви вернулась обратно, принялась гладить Клариссу между чёрными ушами.       — Я, может, тоже хочу разводить котиков! И варить всякую отраву. Это веселее, чем обсчитывать твоих клиентов.       — Ты представить себе не можешь, насколько весело обсчитывать и разводить клиентов, — хохотнул я.       Ну да, это не тот опыт, которым приличные взрослые делятся с детьми. Вот только я — совсем не приличный, а Энви — не моя дочь. А даже если б и была ею, я бы сказал то же самое. Мир жесток, в нём нужно уметь выживать, даже если порой для этого приходится соглашаться на всякие сомнительные делишки.       — Ладно, пошли уж, — я нацарапал на листке свой номер, подошел к двери и небрежно наклеил на стекло. Кому буду нужен — позвонят. Ну или разнесут дверь, если уж совсем приспичит — такое тоже бывало. — У меня как раз есть пара кусков сырой говядины, как ты любишь. Но потом я сдам тебя Адоре и попрошу хорошенько выпороть.       — Пф, она не станет!       — А жаль! — совсем не искренне пожаловался я. — Я бы выпорол.       Энви красноречиво закатила глаза, точно зная, что этим моим обещаниям полталера цена. У меня своеобразные наклонности и ещё более своеобразный опыт, но бить ребенка, даже самого капризного на свете, я бы ни за что не стал. Да и Энви на деле — ни разу не капризная, а очень даже забавная девчонка. Хоть и наглая, вся в мою кошку, а ещё невоспитанная и язвительная. Впрочем, другую я не стал бы терпеть в своём доме ни минуты. Да и её бы не стал, просто…       Просто иногда так случается, что в твоей жизни появляются не самые плохие люди. Пусть даже они немножко сидхе. Или вампиры. Ну или оборотни, на худой конец.       Ладно, особенно оборотни. С шикарным хвостом, охуенной задницей и…       Прежде чем направиться на кухню за Энви, я схватил с витрины свой комм. Гномский.       Ну просто потому, что через него лезть в контактную сеть службы маршалов гораздо сподручнее.       Точно, именно поэтому.       

***

      Часы показывали полночь, на плите грелась вода под зелье истины. Копы только на словах презирают чернокнижников. На деле же каждый первый знает, что я справлюсь с подобной работой куда лучше гильдейских выблядков при степенях. Лучше и дешевле. Мне-то не нужно перед другими такими же выскочками хвалиться премией и количеством заказов, сто пятьдесят за галлон — вполне нормальная цена, учитывая, что на ингредиенты я особо не трачусь. Так, беру кое-что по мелочи, послабее — копам, в конце концов, не иностранную разведку допрашивать, а всякую мелкую пакость. А что по документам в мои карманы утекло все триста, так и плевать — копы со своими ушлыми коллегами и высшим начальством пусть разбираются сами.       Номер Алека даже вносить в справочник было не обязательно — тренированная память охотно подкинула все нужные цифры. Но я внёс. И ведь поди пойми, зачем оно мне было нужно… одна горячая ночка — ещё совсем не повод продолжать общение.       А вот роскошный хвост, красивые глаза и крепкая задница — вполне. Тем более секс с Алеком и правда был более чем хорош, даже несмотря на то, что он тот ещё ебучий девственник и снизу быть явно не привык. Так даже интереснее. Не потому, что мне так уж нравится вся эта хрень с девственностью и чистотой, просто… это было самую капельку приятно — сильно приятно, Тэйн, не ври хоть самому себе, — поиметь альфу, стать первым, у кого на это хватило смелости и дури.       Приятно и, побери Тьма, стоит это повторить.       В трубке раздалось несколько долгих гудков, и я уже решил было сбросить звонок, когда на том конце послышался хорошо знакомый мне голос — низкий, тягучий, почти мурлычущий:       — Сазерленд, слушаю.       — Александр, — почти в тон ему отозвался я, но усмехнулся в итоге. Ну надо же, на работе котик вполне себе серьёзный, так и не скажешь, что любит пихать по карманам дурацкие платочки. — Очевидно, тебя ещё не пристрелили. Хорошо.       — Ага, сталкеришь! — тут же оживился Алек. Ну надо же, меня будто бы даже рады слышать. — Соскучился, сладенький? Я весь внимание.       — Даже не спросишь, откуда у меня твой номер?       — Облегчить тебе задачу? Испортить себе веселье? — неподдельно изумился он. — Не-а.       Поганец хвостатый. И то сказать, где кошки, а где предсказуемость.       — И ты даже не откинешь свои чудные лапки от любопытства? — деланно изумился я. — Учти, я ещё не доработал формулу оживляющего.       — Кому-то тут мои лапки всё покоя не дают? Или не только лапки? Или даже вовсе не они?— протянул Алек, и я почти наяву увидел, как он усмехается одними уголками рта эдак снисходительно. И злорадно тоже. — Мистер Тэйн, я польщён вашими настойчивыми попытками справиться о моём здоровье, но давайте опустим светскую часть. Что конкретно вы предлагаете?       — И лапки в том числе, — заверил я охотно.       А вот что предлагаю? Да поди пойми. Если без дурацких словесных рюш, то хорошенько потрахаться. Другое дело, что свои мысли напрямую в приличном обществе выражать не принято…       Вот только где я, а где приличные люди.       — Предлагаю тебе притащить свой очаровательный зад, устроить его на моей постели и на моём члене и интересно провести время. Потом я сварю тебе кофе, ты стащишь у меня очередной свитер, мы сожрём по хорошему стейку и повторим вот это всё пару раз. Я буду удовлетворён, ты — наверняка тоже. Да и… Кларисса соскучилась, не находит себе места в разлуке!       — Кларисса соскучилась? А она об этом знает? Очаровательно, мистер Тэйн, ну просто отличная попытка, — протянул Алек до обидного скучным голосом. Я, кажется, даже услышал его издевательские аплодисменты. — Увы, вам с Клариссой придётся тосковать в разлуке и дальше. Я на дежурстве.       Я глянул на свою кошачью госпожу — та чинно поедала выделенное ей мясо и на меня даже не смотрела. Вода под котлом закипела, я убавил горелку — разговор с Алеком куда интереснее всяких там корешков и стрекозиных крыльев.       — И дежуришь ты… — я припомнил древний разговор с Люком, ворчавшим на чудовищное расписание своего сидского муженька. Точнее, тогда он муженьком еще не был, но это уже детали. — А, точно, до шести утра. Мясо и секс на завтрак тоже звучат неплохо. В любом порядке.       — Что ж, мистер Тэйн, неплохая культурная программа. Но я должен подумать, — изрёк Алек всё тем же заунывно-канцелярским тоном незамужней библиотекарши. И, усмехнувшись, прибавил уже нормально: — Увидимся. Наверное.       После подобного «наверное» положено посылать обиженные сообщения по типу «не звони мне больше». Если характер совсем дерьмо, играют гормоны, а любимый кот обоссал тапки, можно ещё яростно разбить комм об пол и заречься общаться с подобной хвостатой напастью.       Ни то, ни другое я делать не стал, разумеется — в конце концов, мне не шестнадцать, да и никакой там ярости я не чувствую. Скорее, интерес и предвкушение: Алек точно придёт, в этом я не сомневаюсь. Ну и капельку разочарования в самом себе. Потому что нет, не должно быть важно, чтобы он пришёл, побросал на стул эти свои платочки, стащил из шкафа очередную мою шмотку.       Не должно, однако же важно, и это даже злит. Немного. Но спуску Алеку давать нельзя, иначе все эти тягучие кошачьи нотки мигом превратятся в сплошную манипуляцию. Или нет… Короче, бесят эти сложные отношения, личная жизнь и всякая подобная ерундистика, и по-хорошему бы удалить его номер из комма, не названивать ему среди ночи.       По-хорошему.       Одна проблемка — память у меня тренированная, и каждую из цифр я смогу повторить, даже если махом опустошу бутылку «Инглиса».              ***              Четыре утра — не самое моё любимое время для засыпания. Мысли всякие в голове бродят, мозг невольно пытается уже не уснуть наконец, а проснуться, и хочется снова занять чем-то руки. Ну или хотя бы курить одну за одной, бездумно, и напрочь забыв о вытяжке. Да, я тёмный маг и полуночничать у меня в крови, однако же я с детства приучен к тому зверскому ритму, что диктуют грёбаные жаворонки всему миру. Подъем в восемь, душ, завтрак, навести порядок в лавке, открыться в десять. И так изо дня в день, за исключением редких выходных.       Привык, да и нет ничего плохого в том, чтобы подчинить себя распорядку. Рутина наводит порядок в башке и, как бы странно это ни звучало, заметно разгружает день…       …ровно до тех пор, пока в твоей жизни не появляется как-то уж слишком много тех, на кого время тратить тоже нужно. Энви, обед с которой затянулся на добрых три часа, и пришлось позже, чем обычно, садиться за зелья. И Алек, разговор с которым хоть и был коротким, а отвлёк изрядно. Да, потому что на один голос этого паскудного кота встаёт так, что нипочём не успокоиться мерным помешиванием всякой гадости в котле.       В общем, как заснул, я не помню. Вроде глянул за окно, за которым уже начало потихоньку светлеть небо, да так и отрубился. По обыкновению не запер дверь, только привычно нащупал пистолет под подушкой. То насущная необходимость, если живёшь подле премилого сидского леска, в котором кто только не обитает. Плотоядные цветы, ещё более плотоядные сидские твари; оборотни, что обожают селиться в таких местах… Весёлое соседство, в общем.       А ещё стоит прибавить к ним охотников за моей башкой — те хоть и притихли в последние годы, но терять бдительность всё равно не стоит. Таким, как я — уж точно нет. Слишком много знаю. И занимаюсь чёрным-пречёрным колдунством, на что тоже найдутся свои мстители.       Стоит ли говорить, что первой реакцией на шаги в комнате, едва слышные, но явно мне не приснившиеся, стало вытаскивание того самого пистолета с уже снятым предохранителем?       — Никогда. Ко мне. Не подкрадывайся, — сердито проговорил я, едва спросонок разглядел, кто это тут шастает. Кое-кто жутко наглый, столь же жутко красивый и напрочь лишённый инстинкта самосохранения.       — Неплохая реакция, — тягуче проговорил Алек, уже успевший стащить своё пальто.       Очень хуёвая реакция. В любой иной раз я бы прострелил нежданному визитёру колено или плечо ещё в тот момент, когда он поднимался с лестницы. Правда, в вертлявого кошака со спецподготовкой ещё попробуй попади.       — Неплохой платочек, — едко отозвался я, вернув предохранитель на место и засунув пистолет обратно. На всякий случай — серебряные пули оборотню не товарищи. Глянул на часы. — Шесть утра, Сазерленд! Иди сюда теперь, ты мне сильно задолжал.       — Не так быстро, человек, — фыркнул Алек, ослабив узел галстука и принимаясь неспешно стягивать пиджак. До чего ж дурной котик: с такими б данными да в стриптизёры, а он вот в маршалах прозябает. — Костюм помнёшь. Между прочим, я тебе ещё прошлый не простил.       — Оплатить тебе химчистку?       А я, побери Тьма… скучал, кажется. По его тягучему голосу, по движениям с ленцой, по грации и по взгляду зеленых глаз, которые сейчас казались темнее из-за слабого освещения. Приподнялся на локте, дождался, пока он подойдёт ближе, чтобы устроить пиджак на спинке стоящего неподалеку стула. Галстук отправился туда же, а я потянулся к Алеку.       Всё же его задница охуенно подходит к моим рукам.       Я устроил ладони на упругих ягодицах, ещё обтянутых брюками. Огладил, убрал одну руку, чтобы устроить её на его члене. Даже сквозь ткань чувствуется, что он ещё не возбужден, но уже и не равнодушен.       В отличие от моего. И нет, дело совсем не в том, что мне пора пить одно из своих зелий для потенции.       — Проверяешь, всё ли на месте? — с усмешкой выдохнул Алек, опираясь одной рукой на узкую балку за моей головой. Вторая скользнула по моему плечу, огладила собственнически, полезла под одеяло, к груди и животу.       — В среду тебе пришивали откушенный кем-то палец, а до того тебя чинил я. Конечно, я проверяю.       — Ах ты, блядский сталкер! — притворно возмутился Алек. Но я-то вижу — моё не вполне адекватное внимание изрядно тешит его монструозное кошачье эго. — Уймись уж, мои причиндалы при мне. Твои тоже, но это не точно.       Тут я, честно сказать, ждал щедрой порции едких шуточек про старческую импотенцию и мой отнюдь не юный возраст, но Алек ко мне отнёсся на удивление тактично. Полапал ещё немного, оставил чуть болезненный укус на сгибе шеи… и, печально вздохнув, отстранился да принялся стягивать с себя штаны.       — Бо-оги, а разговоров-то было, — всё же поддел он, но как-то беззлобно, с пониманием, что ли. — Нет уж, любовничек, я брёвна деру только когтями. Двигайся давай! Я кот, мне по умолчанию принадлежит две трети лежанки!       С ответом я не нашёлся, но глаза, надеюсь, закатил достаточно красноречиво. Подвинулся, освобождая требуемое место, ровно между собой и Клариссой, лениво наблюдающей за нами с соседней подушки. Ну а что? Он горячий, и спать в самом деле хочется, причём обоим. Я-то хоть просто вкалывал над горелками и разделочной доской всю ночь, а Алек небось знатно веселился в своей маршалятне.       Дождался, пока он скинет с себя рубашку и брюки — чтобы не ныл потом полдня о том, как дорого ему обходится секс со мной, — и втащил его к себе под бок. Он тут же закинул на меня свои лапки, тьфу, руки, ткнулся кудрявой башкой в плечо, я в ответ ткнулся в неё же губами и закрыл глаза.       А когда открыл, чувствуя себя не в пример лучше, чем ночью — или утром? — никакого Алека возле себя не обнаружил. Подумал было, что он мне вовсе привиделся. Но аккуратно устроенный на спинке костюм, коих у меня, ясное дело, и в лучшие времена не водилось, упорно твердит об обратном. Как и запах еды, доносящийся с кухни. Слабо — между моим многофункциональным подвалом и спальней целый этаж, — но если не включить вытяжку, тянуть всё же будет.       Тянет. Ещё как. Жареным мясом, специями какими-то… и вроде бы выпечкой. Но тут я могу ошибаться, я в этом не знаток и никогда не стремился им быть. Да и мука у меня в доме, насколько я помню, закончилась неделю назад, а доехать до магазина руки так и не дошли. Или дошли?..       Ай, да и похуй. Охота курить, жрать и кофе. Ну и трахаться, мы с Алеком под одной крышей вроде бы для этого собрались.       Когда я, смыв с себя остатки сна и покурив (на улице, так уж и быть), спустился в кухню, мое пятнисто-хвостатое наваждение в моих же шмотках и в фартуке — откуда он, блядь, взял фартук? — вовсю хлопотало у плиты. На сковородке что-то шкворчало, на соседней конфорке грелась турка с кофе.       — Что, я упустил возможность получить завтрак в постель?       — Ты пока не заработал таких привилегий, Салазар Тэйн, — со смешком отбрил меня Алек, — так что довольствуйся малым и садись, блин, за стол.       За стол я послушно сел — может, даже чуть более поспешно, чем стоило, но кто бы мог меня обвинить? Котик-то оказался не только красивый и норовистый, но и рукастый — вместо какого-никакого завтрака наворотил целый званый обед, притом Тьма его знает из чего.       — Да домой я сбегал, благо живу рядом, — чуть сварливо пояснил Алек — видимо, до конца справиться с лицом мне не удалось. — Слушай, я хищник и люблю мясо, но твой холодильник морально убил даже меня. Серьёзно, Тэйн, тебе мамочка не говорила, что надо кушать овощи и фрукты?       Может, и говорила. Не помню. Померла она раньше, чем я даже в школу пошёл, и овощи в моей не единожды ушибленной башке ассоциируются сугубо с безвкусной приютской стряпнёй.       Но озвучивать сей факт я не стал — к чему портить атмосферу? Да и аппетит тоже. Тем более что Алек расстарался — тут тебе и стейк здоровенный, и салат какой-то хитровыебанный, и даже — с ума спятить — панкейки с клубникой, щедро украшенные тонко нарезанной ягодой и чем-то белым. Не то взбитыми сливками, не то какой творожной фигнёй. Без разницы, в общем-то. Главное, что вкусно.       «Кошака надо срочно обженить», — мелькнула мысль, явно неуместная для третьей встречи. Но кто ж меня осудит?       — Наспех похватал что было, да и сварганил что побыстрее, — Алек пожал плечами чуть нервно, явно как-то не так расценив моё молчание, и принялся с удвоенным усердием кромсать шмат почти сырой говядины. Мне прожарил получше. Но не сильно. Телепат прямо, а не котик. — Я вроде неплохо готовлю, но по сравнению с Киро — отстой, конечно. Как-нибудь захвачу тебя к ним на завтрак. Ну или на ужин, с нашим графиком это более вероятно.       — «Неплохо»? — я аж вилку до рта не донёс, настолько сильно удивился. — Котан, я почти готов взять тебя… в мужья, в жёны? Короче, сам подставь нужное. Очень вкусно и… спасибо, что ли.       Ответ ему понравился. Ну, по крайней мере, очень похоже на то — на губах промелькнула улыбка, да и весь он будто вмиг взбодрился. Но промолчать, конечно же, не смог — последнее слово всегда за котиками, это я уяснил накрепко.       — Тебе лишь бы взять. И нет, никаких женомужей, у меня аллергия на слово «брак».       На кухне появилась Кларисса, лениво потянулась, но, приметив, что мы тут вовсю наворачиваем мясо, быстро сообразила, что опаздывает к завтраку. Запрыгнула на стол, тут же сунулась в мою тарелку. Под смешок Алека я отрезал от своего стейка немного, с той стороны, которую еще не успел посыпать солью и полить перечным соусом. Измельчил, чтобы ей было удобнее, положил на край тарелки — со стола и пола моя кошачья хозяйка есть не будет в жизни.       — Что? — спросил я в ответ на насмешливый взгляд Алека. — Все вы одинаковые. Держите людей за рабов и предпочитаете изысканную кухню.       — Разную я кухню предпочитаю, — фыркнул Алек, любовно поглаживая Клариссу между ушами. — Ты представляешь, сколько калорий в день надо оборотню, ещё и крупному хищнику? Я порой готов съесть всё, что не может уползти. Прям всё-всё, Хаосом клянусь! Хотя, помнится, как-то в клубе подцепил девчонку из этих… ну, которые одни овощи жрут на завтрак, обед и ужин, — он картинно передёрнулся от омерзения. — Ночка была весёлая, но поутру мне знатно насовали за воротник. Чудовище, трупоед, убийца!.. Ну охуеть теперь. Животных ей, значит, жалко, а меня нет!       — Им даже своих детей не жалко, — я скривился в ответ, обмакнув кусок хлеба в соус, смешавшийся с мясным соком. — Помню, захаживала ко мне одна такая ебанутая, всё пыталась купить «что-нибудь такое, мистер Тэйн, чтобы мой малыш прекратил требовать этот ужасный животный белок!»       — А ты что?       — Сказал, что на этой неделе человеческих мозгов мне не завезли, велел сброситься с моста и прекратить уже мучать ребенка. Серьёзно, приютские котлеты — говно в панировке, но даже их иногда кладут рядом с мясом.       Алек глянул на меня нечитаемым взглядом, чересчур резко воткнул вилку в кусок стейка. Я же пожалел, что вовремя не прикусил язык, потому как развивать тему ой как не хочется. Для этого нужны отношения. У нас же с Алеком был неплохой секс, но и только.       — Не понаслышке об этом знаешь, да? — всё же спросил он.       — Не понаслышке, — отозвался я.       Задумался ненадолго — не люблю говорить об этом, видят боги. Стоило бы промолчать, но если так пораскинуть мозгами, то дела давно минувших дней, мне давно уже не шесть лет и я уж точно не тот напуганный одинокий ребенок. Я никогда им и не был — в приюте быстро отучаешься жалеть себя и распускать сопли. Либо ты, либо тебя, закон человеческих джунглей.       — История короткая, Александр, но забавная, — я наколол на вилку кусок мяса, покрутил ею перед своим лицом. — Мне было шесть или около, когда мать и отца казнила Инквизиция. Видит Тьма, было за что. С казнью, правда, вышел косяк — святоши поторопились и убили их прямо в доме, считай, у меня на глазах. Чтобы не получить по своим пресветлым головам, не сдали меня в Тёмный Дом, а отправили в обычный приют, где я прожил до восемнадцати лет.       Невиданное событие — мне удалось заткнуть Алека на добрых полминуты.       — А я-то думал, у меня родители отстой. Сочувствую, Тэйн, — наконец пробормотал он, непривычно хмурый и задумчивый, ковыряя горку салата у себя на тарелке. — Но это, конечно, многое объясняет.       Само собой, объясняет. И мои затрапезные шмотки, и скудное содержимое холодильника, и социальные навыки как у могильной плиты, и… да много чего. Очень много. Понимание, что Алек и без всяких оговорок сообразил, углядел, пробрался мне в башку, оно… смутило неожиданно. И взбесило тоже — какого хрена этот нахальный кошак мне под кожу лезет? Кем себя возомнил?       — Вообразил себя моим психоаналитиком, котик?       Алек вскинулся было, напрягся, но тут же картинно заломил бровь и усмехнулся краем рта.       — Скорее, мамочкой.       — Чего, блядь?       — Овощи жри, сказал. Да поживее, а то останешься без десерта — и нет, Салли, я не про клубничку.       Дурацкий смех вырвался сам собой, и атмосфера как-то вмиг разрядилась. Ну вот как он этот номер проделывает раз за разом? В душе не ебу.       Видит тьма, кот и есть кот. Даже если он о двух ногах.       Под сладкое оно и вовсе попустило. Было и было, в конце концов, в моём возрасте у нормальных людей родители уже давным-давно кормят червей без помощи Инквизиторов и прочей падали. Я с удовольствием откусил кусок от панкейка, остатки и вовсе запихал в рот разом. Вкусно.       Котик и впрямь охуенный и нет, отнюдь не только из-за задницы. Хотя задница и впрямь ничего, даже в моих штанах, которые так и норовят с него сползти. Я аж засмотрелся — на широкие плечи, длинные ноги, завивающиеся у шеи волосы. Алек явно решил продолжить играть в мамочку… ну или в будущего мужа, принялся было намывать посуду. У меня же в голове совсем другое.       — Оставь ты ее на хуй, — проговорил и поднялся.       Подошёл к нему, обнял со спины, ткнулся в загривок, легонько куснул, потому что, блядь, хотелось очень.       — Что, так не терпится добраться до десерта? — поддел Алек, однако я уже по голосу мог сказать — улыбается, и на редкость зловредно. — Не ешь меня, злая ведьма, я тебе ещё пригожусь!       — И не собирался, — возразил я. — Не хочу потом шерсть сплевывать.       — Ах ты!..       — О, заткнись.       Я развернул Алека к себе лицом, чтобы впиться поцелуем в его губы. Чуть сладковатые из-за клубники, твёрдые, умелые. Его руки я забросил себе на шею, длинные пальцы тут же вцепились в волосы. Я бы сказал, что больно, но нет, ни капельки — меня дико возбуждает его сила, его рост, и всё это вкупе с гибкостью, покорностью (плевать, что наигранной) и охотой до ласк.       Ну, я и приласкал. Спустился поцелуями вниз по шее, оттянув в сторону ворот своей же толстовки. Нащупал на спине завязки фартука, с трудом, но всё же развязал и отбросил в сторону так мешающую сейчас тряпку. Зачем она вообще нужна? Изобретатель стиральной машинки был гением, а там, где не справится она, всегда есть магия… К сидхе фартук, в общем.       Штаны с толстовкой стоило бы отправить к ним же, но мне вдруг расхотелось трахать Алека на кухне. Мы это уже проходили. Повторишься — и вредный кошак заскучает, соскочит, не станет больше готовить мне вот такие вот завтраки. Нет уж, стоит поиграть с ним подольше.       И поблагодарить за еду, в конце концов. Я бы даже денег предложил, наверное, но… судя по тому, что я чувствую под рукой, которую устроил на его члене, ему хочется совсем иного. Как и мне.       Я встал перед ним на колени и задрал толстовку, мимолетно ткнулся губами в живот. Сначала. Но увлёкся — как же иначе, когда перед глазами такой пресс, и узкая талия, и плавно уходящая под штаны дорожка волос. Хрен знает сколько поцелуев на этом животе оставил, и несколько следов от укусов розовеют на коже.       — О, Тэйн, так ты наконец решил занять рот делом? — протянул Алек довольно. Горячие пальцы нежно погладили скулу, легонько прошлись по губам, скользнули вдоль челюсти… и, снова запутавшись в волосах, больно потянули назад. — Славненько! Надо было сразу тебя накормить.       Вроде и язвит, но сам дышит неровно так, неглубоко и быстро-быстро, и румянец лёгкий по щекам расползается. Глаза — две плошки с ядовито-зелёным варевом, зрачков не видать — стянулись в ниточку, пропали почти. И поди пойми, трахнуть он меня хочет или загрызть.       «Первое, — охотно подсказала интуиция, — и второе. Лучше одновременно».       Осознание не столько пугает, сколько заводит. Но всё же на котика у меня другие планы. Пока что.       Член Алека — длинный, гладкий, ровный. Даже красивый. Я, едва спустив чужие — точнее, свои — штаны, какое-то время просто любовался им, мягко поглаживая по всей длине. На головке появилась капля смазки, которую я тут же размазал большим пальцем. Коснулся языком и, едва заслышав этакий судорожный вздох, взял наконец в рот.       Не то чтобы я фанат минета — заводит, конечно, но не сравнить с чужой задницей на члене. Но с Алеком этого хотелось. Обвести языком вены, взять глубоко, насколько позволяет горло. Сперва выходило так себе, в силу отсутствия привычки, но потом я приноровился и заглотил уже на всю длину. Рука в волосах сжалась сильнее, Алек, не сдержавшись, двинулся вперёд, выходя и заходя снова. Пришлось даже ненадолго придавить его бедра к столешнице. Чтобы поутих. В чём веселье, если всё кончится так быстро?..       Ему самое место подо мной, и чтобы мой член в нём, в его заднице или в его же похабном ротике, но и так тоже ой как неплохо. Охуенно так. Даже когда я его наконец отпустил и позволил трахать свой рот, резко, быстро. Нервно как-то, но всё равно — охуенно.       Лучше, чем с кем бы то ни было. Потому что Алек — не менее жесток и порывист, чем я, и совсем не умеет принимать нежность и ласку. А я не умею ее дарить. Наверное. Сейчас-то как раз на ласку и похоже, потому что Алек едва держится, до побелевших костяшек цепляется за стол свободной рукой, дышит сумасшедше и позволяет мне то выпускать его член изо рта, водить по нему пальцами, кончиком языка, то возвращать обратно, принимать полностью.       А ещё Алек стонет. Низко так, даже с мурлыканьем. И плечо моё, на которое руку со столешницы переложил, сжимает так сильно, что ещё чуть-чуть — и вмятины оставит. Синяки уж точно, но не сказать, что меня это сильно волнует. Только он — дорвавшийся до очевидно нравящегося ему минета, горячий, взмокший, запрокинувший голову, обнаживший горло. Последнее я увидел, когда поднял взгляд. И сам застонал от такого зрелища, настолько оно возбуждает. Рука даже сама по себе потянулась вниз, к собственному члену. Ещё немного, нужно совсем немного, Алеку точно, мне — возможно, чуть больше…       Длинные пальцы сильнее дёрнули за волосы, потянули назад, силясь отстранить. Я прекрасно понял зачем, ощутил по мелкой дрожи. И не позволил — нечего страдать хернёй, мне давно хотелось узнать, каков Алек на вкус. Он снова выдохнул, пробормотал тихое «блядь», сильнее сжал руку на плече. А потом горячая сперма ударила мне в рот, и я более чем охотно сглотнул ее всю, вновь подняв глаза на него.       Говорят, мужики во время оргазма — некрасивые и больше похожи на животных. Так вот, Алек и есть животное, пусть и наполовину, и я в жизни не видел ничего красивее. Никого красивее.       Привыкнуть к его нелюдской силе всё же трудновато: вот и сейчас я слегка охуел, когда Алек одним лёгким движением дёрнул меня наверх, толкнул к раковине, точно я ничего не вешу. Тут же притёрся вплотную, облапал неспешно, по-хозяйски так… в жизни, блядь, не подумал бы, что мне понравится чувствовать себя грёбаной кошачьей игрушкой. И поцеловал.       С ума спятить. Брезгливый, переборчивый, надменный кошак не прочь поцеловаться после минета. И ещё как не прочь — меня будто повторно в рот выебали, до того он расстарался.       — Хорош, хорош, котик, — фыркнул я, уложив ладонь ему на макушку и заставив чуть отстраниться, — потом побалуешься.       — О, прости, Са-ла-зар-р — выдохнул этот паршивец, медленно облизнувшись, — у нас ведь осталось незаконченное дельце.       Закатив глаза — я тут хером гвозди забивать готов, а ему лишь бы каламбурить! — бесцеремонно потянул его вниз. Пусть уже займётся делом, заодно и заткнётся хоть ненадолго. Очень ненадолго.       Алек на удивление послушно опустился передо мной, приспустил штаны и… И я, кажется, готов кончить просто от того, что кто-то пялится на мой член. Потому что желание отсосать мне, взять поглубже, дать выебать себя в рот читается у Алека на лбу. Буквально светится здоровенными неоновыми буквами. И поди разберись, я на него так действую или котик просто полон сюрпризов.       Горячие пальцы Алека на члене ощущаются почти обжигающими. Он себе, конечно, не изменил: прошёлся легонько по всей длине, большим пальцем приласкал влажную головку — точно примеривался, сколько сможет заглотить. Тут же убрал руку, но ненадолго — только чтобы облизнуть ладонь, смочить её собственной слюной. И чтоб меня, даже это нехитрое действо в исполнении Алека выглядит как порнуха какая-то.       (Запомнить — котик не любит, когда сухо. Ну ладно, я тоже не люблю.)       — Ну же, Тэйн, — горячо и азартно зашептал он, принимаясь дрочить мне. Его насмешливо изогнутые губы так близко к моему члену, что я могу ощутить его тяжёлое дыхание. — Ну же, давай, кончай. Прямо на меня. Я же знаю, ты хочешь… блядский ты извращенец…       — Выебать бы тебя сейчас, — буркнул я, и теперь пришла уже моя очередь запускать руку ему в волосы. Сжал его тёмные кудри в своих, оттянул назад, чтобы видеть эту колдовскую зелень его глаз. — Смотри на меня.       Потому что да, хочу кончить прямо на него, хочу увидеть, как стекает моя сперма по его красивому лицу, как он жмурится, чтобы не попало в глаза, как…       Два движения ловкой, изящной руки, побери Тьма. Ровно два, прежде чем мутные капли брызнули на его лицо, попали на волосы, на точёные скулы, на идеально очерченные губы. Даже на ресницы попало немного, а я провёл по ним пальцами, убрал лишнее, чтобы он смог открыть глаза. И скорее по наитию, чем из каких-то там мыслей, размазал собранное по его губам, раскрасневшимся и горячим. Юркий язык тут же скользнул по ним, слизывая мою сперму, а я… Да что там, так и замер, потому что это тоже по-своему красиво. Запомнить бы.       Алек ухватился за край раковины, поднялся, чуть пошатываясь. Поморщился, не брезгливо, но как-то… досадливо, что ли. И с ухмылкой протянул:       — Так и знал, что ты прёшься от этой херни.       Я уже было съехидничал, мол, кто тут ещё больше прётся. Но тут же позабыл к хуям все слова и буквы, когда он неспешно провёл по щеке тыльной стороной ладони и совсем по-кошачьи её облизнул.       Блядские боги. Не встал у меня только потому, что сейчас это физически невозможно.       Притиснуть Алека обратно к раковине мне, впрочем, ничего не помешало. Я поцеловал его, тоже без всякой брезгливости (с чего бы ей взяться вообще?), сцепил руки у него за спиной. Он с ответными объятиями и поцелуями медлить не стал, вцепился в мои плечи, отчего я невольно поморщился — синяков он на мне оставил изрядно. Заживут, куда денутся. Ощущения все равно охуенные. И котик тоже охуенный.       — Мне определенно нравится завтракать с тобой, — хмыкнул я, неохотно отстраняясь от него. — И тобой тоже.       — О, человек, возможно, я даже дарую тебе уникальную возможность мной поужинать, — заявил он с привычным уже нахальством, но вместе с тем и устало. — Только спать положи, пока я прям на тебе не отрубился. Два часа сна — это даже для меня слишком экстремально.       — Ты знаешь где спальня. И где душ, — отозвался с усмешкой, шлёпнул его по заднице, на которую он зачем-то снова натянул штаны. Прямо жаль. — Чувствуй себя как дома, котик.       — И даже не присоединишься? Не верю!       — И правильно делаешь, — я с досадой кивнул на котёл под вытяжкой. — Дождусь заказчика и приду. Какая уж тут работа…       — Никакой, Тэйн, — он окинул меня красноречивым взглядом, но не тем, который про секс, а скорее недовольным. — Выглядишь как дерьмо. Серьёзно, мне на твои мешки под глазами смотреть больно.       — Ты и не на них сюда смотреть пришёл, — резонно заметил я. Отстранил его от себя окончательно, подтолкнул к лестнице. — Всё, иди уже.       Алек вздорно фыркнул, но спорить не стал — видать, и впрямь умаялся. Вальяжно поднялся по ступенькам, но прежде чем исчезнуть наверху — развернулся, послал дурацкий воздушный поцелуй.       Вздорный кусок меха. Но какой же красивый, с ума спятить можно. И готовит вкусно, да.       Кто бы ещё объяснил: с каких пор Салазар Тэйн оставляет в своей постели посторонних мужиков только лишь за это?       Да никто. Я сам-то не могу.       Ну да и хрен с ним.