Le poids du monde

Габриэль глубоко вздохнул, пытаясь прогнать хаос из своей головы. Мысли роились, не давая покоя, и потому он снова оказался в офисе раньше времени. Не только ради того, чтобы разобраться с накопившимися делами, но и чтобы избежать того напряжения, что витало в воздухе спальни, где желания Эммануэля с каждым днём становились тяжелее для него. Прошлая ночь вновь оставила болезненные следы, как на его теле, так и в душе. Грубость мужчины давно перестала быть неожиданностью, но каждое её проявление становилось ещё одной трещиной в их отношениях. Габриэль чувствовал, как с каждым разом он теряет способность здраво мыслить, отступая в свою раковину молчания. Он знал, что Эммануэль презирает слабость, но уже не мог скрыть свою усталость. Работа была его спасением. Погружение в бумаги заменяли ему всё: личную жизнь, отдых, даже сон. Он цеплялся за эту рутину, как за последний якорь в море безысходности. Перед ним, казалось, выросла гора документов, увеличивающаяся день ото дня. Неважно, как долго он сидел за столом, уходя порой лишь глубокой ночью, — работа не заканчивалась. Габриэль по-прежнему оставался премьер-министром. Хотя левые партии предложили свою кандидатуру, Эммануэль категорично отверг их, открыто заявив в сентябре, что не намерен назначать кого-то из левых. Эта битва между «Возрождением» и левыми давно перешла в состояние скрытой войны, и Габриэль оказался в её эпицентре. Он больше не понимал, кто выигрывает, да и сам он давно превратился в тень прежнего себя. На публичных фотографиях его лицо всё ещё украшала безупречная улыбка, но внутри — пустота. Казалось, он давно потерял ту силу, что вела его вперёд, и теперь работал на автопилоте. — Здравствуйте, господин премьер-министр. Габриэль вздрогнул, услышав голос, вырвавший его из мыслей. Он поднял взгляд, встречаясь с человеком, лицо которого начинал узнавать. — Я стучал, но вы не ответили. Простите, что вошёл сам. Надеюсь, вы не против? Мы ведь уже хорошо знаем друг друга. Мужчина дружелюбно улыбнулся, подходя ближе. Габриэль натянул вежливую улыбку в ответ. — Простите, задумался. Всё как обычно? — Именно так. Кстати, я должен сказать, у вас потрясающий партнёр. Никогда не видел настолько ответственного и исполнительного человека. Мужчина протянул ему длинную прямоугольную коробку. Габриэль машинально взял её, сохраняя мягкую улыбку. — Да, действительно. Спасибо. — Не за что, это моя работа. Хорошего вам дня, господин премьер-министр. — И вам хорошего дня. Габриэль кивнул, глядя, как мужчина уходит. Но его мысли были уже далеко. Он смотрел на коробку, лежащую в его руках. Ещё одну, ту самую, что он получал каждый первый день месяца. И небольшая открытка с теми же словами, что неизменно преследовали его из месяца в месяц: «Я схожу по тебе с ума, любимый». Габриэль прекрасно знал, от кого этот подарок. Его пальцы медленно потянули за шелковую ленту, которой была обвита коробка. Лента легко развязалась, словно сама поддалась его прикосновению. Осторожно открыв крышку, он застыл на мгновение, увидев содержимое: единственная роза покоилась на бархатной подложке. Её лепестки были ярко-алого цвета, такие насыщенные и глубокие, будто природа вложила в этот цветок всё своё совершенство. Казалось, её выбрали с особой тщательностью, отобрав самую безупречную среди тысяч других. Это было произведением искусства, совершенством, почти нереальным в своей красоте. Но даже эта роза, такая идеальная, не приносила Габриэлю радости. Он знал, от кого она — это был Эммануэль. Этот жест, наполненный символикой и вниманием, казалось бы, должен был согревать его сердце, но вместо этого оставлял в душе горький осадок. Он вспомнил, как впервые получил такой подарок. В первый месяц он просто наслаждался розой, молчаливо принимая её как нечто прекрасное и загадочное. Во второй — в его голове начали роиться вопросы. Он не мог понять, почему получает этот цветок, и кто стоит за этим. Тогда он решился спросить. Однажды, при удобном случае, он обратился к президенту. — Это ты присылаешь мне розу каждое первое число месяца? Лицо Эммануэля неожиданно помрачнело, выражение его глаз стало жёстче. Габриэль заметил эту тень недовольства, мелькнувшую на мгновение, прежде чем президент снова взял себя в руки. — Конечно, я, — произнёс он с ровным голосом. Эта сцена осталась в памяти Габриэля. Тогда он испытал странное разочарование. В глубине души ему хотелось, чтобы роза была от другого человека. Но правда всегда была неизбежной. Джордан, человек, которого он когда-то любил, никогда не испытывал к нему ничего, кроме холодного презрения. «Отвращение», — вспомнил Габриэль одно из последних слов Джордана. Оно стало шрамом, который никогда не затянется. Его пальцы осторожно скользили по нежным лепесткам розы. Движения были почти ласковыми, как будто он боялся повредить это хрупкое совершенство. Затем он поднялся, аккуратно закрыл футляр и направился к шкафу в углу кабинета. Открыв дверцу, он поставил коробку на полку, рядом с шестью другими. Семь бархатных футляров с вечными розами, каждая из которых свидетельствовала о прошедших месяцах, словно вехи его жизни рядом с Эммануэлем. Должно быть, я ему действительно очень нравлюсь. Габриэль глубоко вздохнул, почувствовав вибрацию телефона в кармане. Он захлопнул дверцу шкафа и посмотрел на экран своего iPhone. Новое уведомление — письмо. Приглашение на благотворительный ужин, организованный в поддержку борьбы с раком груди. Габриэль прочитал сообщение, и его губы чуть заметно дрогнули, как будто он сдерживал гримасу. Он слишком хорошо помнил последний подобный ужин. Тогда он провёл вечер с Джорданом. Мысли, несмотря на все усилия, всегда возвращались к нему. У Габриэля не было ни малейшей возможности избежать мероприятия. Президент заранее предупредил, что его присутствие необходимо, а это письмо было лишь формальностью — его официальным пропуском. Поэтому он не удивился, что приглашение пришло всего за несколько часов до начала вечера. Всё было предопределено. Габриэль бросил взгляд на стопку бумаг, которые громоздились на его столе. Работы было слишком много, но времени оставалось катастрофически мало. Нужно было решать, что важнее — разбирать эти документы или подготовиться к ужину, где ему предстояло снова надеть маску благожелательного премьер-министра. Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость. Поехали. *** Габриэль толкнул дверь своей квартиры, стянул обувь и взглянул на часы. Время поджимало. Он опаздывал. Быстрый душ освежил его, но не избавил от напряжения. Он переодевался с молниеносной скоростью, на бегу выбирая костюм. На краю раковины стоял тюбик консилера и несколько средств для выравнивания тона кожи. Его взгляд остановился на маленькой записке рядом с ними. "Используй это. Теперь ты знаешь как — я тебя научила. Удачи этим вечером, ты лучший! — Елена" Габриэль невольно улыбнулся, заметив маленькое, неровно нарисованное сердечко внизу. Это тепло на мгновение ослабило его тревогу. Но его улыбка исчезла, как только он взглянул на часы. — Чёрт! Он торопливо закончил приготовления, бросил беглый взгляд в зеркало и выскочил из квартиры. Эммануэль уже ждал его в машине у подъезда. — Ты опоздал, — прозвучал холодный голос, как только Габриэль сел в салон. Закрывая за собой дверь, он сглотнул. — Извини, я задержался с бумагами. Эммануэль не сводил с него глаз, наклонившись ближе. На его губах появилась лёгкая улыбка, но она не принесла Габриэлю утешения. — Я готов простить тебя, если ты поприветствуешь меня, как следует. Габриэль почувствовал, как напряжение снова сковало его. Он хотел отстраниться, придумать предлог, сослаться на усталость. Но знал, что это только усугубит ситуацию. Сдерживая внутреннее сопротивление, он кивнул и подался вперёд, слегка коснувшись губ Эммануэля. Однако на этом всё не закончилось. Рука президента скользнула к затылку Габриэля, лишая его возможности отстраниться. Поцелуй стал глубже, настойчивее. Его губы подчинились, а мысли улетели далеко. Габриэль уже не чувствовал себя здесь, в этом моменте, он лишь делал то, что от него ожидали. Когда зубы Эммануэля прикусили его губу, боль вырвалась из груди в приглушённом стоне. Президент принял это за знак желания, ещё больше углубив поцелуй, его рука скользнула к талии Габриэля, удерживая его ближе. — Эммануэль, — голос Габриэля звучал глухо, словно издалека. — Мы скоро прибудем. Пожалуйста, остановись. Его слова прозвучали неуверенно, почти с извинением. Но просьба так и не дошла до адресата. Губы Эммануэля переместились к его челюсти, дыхание обожгло кожу, когда он нашёл ложбинку на его шее. Габриэль приготовился снова подчиниться, принимая неизбежное. Внезапно машина резко остановилась. Оба мужчины выпрямились. Водитель опустил перегородку, отделявшую их от передней части автомобиля, и повернулся. — Мы прибыли. Эммануэль кивнул сдержанно и вышел из машины первым. Габриэль остался позади на мгновение, чтобы поблагодарить водителя, прежде чем последовать за ним. Как только его ноги коснулись тротуара, вспышки камер начали ослеплять его. Он натянул профессиональную улыбку, но внутри всё сжималось от ужаса. Его беспокойство на публике всегда было проблемой, но последние несколько месяцев сделали нахождение на ней практически невыносимым. Сердце колотилось, как пойманная птица, а воротник рубашки вдруг стал душить. Не выдавая своей слабости, он двигался к дверям с идеально отточенной уверенностью. Как только двери за ним закрылись, он позволил себе глубокий, почти облегчённый вдох. Однако впереди его ждала та же неумолимая рутина: Пожать руку. Улыбнуться. Поздороваться. Кивнуть. Улыбнуться. Пожать руку. Он проделывал всё это, как робот, действующий по заранее запрограммированным инструкциям. Каждый жест был отточен до автоматизма, но это не облегчало его внутреннего бремени. Наконец он добрался до бара и, с трудом подавив очередной приступ тревоги, ослабил галстук. Это было едва заметное движение, но оно принесло крошечную долю облегчения. Бармен ждал его заказа, и Габриэль, всё ещё слегка дрожа, поднял взгляд. Немного алкоголя мне не повредит. — Бокал шампанского, пожалуйста. Бармен кивнул, поворачиваясь за бутылкой, но тут позади раздался голос, от которого кровь в жилах Габриэля застыла. — Лучше налейте два. Холод пронзил его тело, словно волна ледяного ветра. Он окаменел, а сердце на мгновение перестало биться. Нет. Этот голос был слишком знаком. Голос, который он не слышал уже долгие месяцы. — Пожалуйста, господа. Габриэль увидел, как бармен протянул ему один из бокалов, но не смог заставить себя пошевелиться. Он не мог осознать присутствие этого человека прямо за ним. Затем, несомненно, заметив, что бармен ждет, мужчина позади Габриэля подошел, и Габриэль увидел эту очень знакомую руку с длинными и изящными пальцами, схватившую два бокала с шампанским. Габриэль продолжал смотреть прямо перед собой, у него почти перехватило дыхание от шока от ситуации. — Ваш напиток, господин Атталь. Голос был мягким, но он вонзался, как лезвие. Габриэль почувствовал, как земля уходит из-под ног, его сознание перенеслось на восемь месяцев назад. Ему пришлось заставить себя напрячь мышцы, и наконец его глаза встретились со взглядом человека, стоявшего перед ним. Их пальцы соприкоснулись, когда он схватил свой бокал с шампанским, послав тысячи электрических разрядов по всему телу Габриэля. Он сделал неглубокий вдох, едва справляясь с рвущимися эмоциями, и наконец произнёс: — Спасибо, господин Барделла.