Le poids du monde

Габриэль разговаривал с полицейским, но едва мог сосредоточиться. Толпа собралась у его квартиры, а вспышки камер ослепляли его, усиливая беспокойство. Придётся переехать, — пронеслось в голове, пока тревога вновь накатывала волнами. Он не мог отогнать образ жуткой картины, которая ждала его в квартире. Вопросы полицейского звучали приглушённо, мысли метались без цели, а запах сигарет, казалось, навсегда въелся в воздух вокруг него. Но за одно он был благодарен — за то, что оставил Вольту у Елены два дня назад. Только представив, что могло бы случиться, если бы она была рядом, его охватывал ужас. — Господин Атталь, вы меня слышите? Голос полицейского выдернул его из размышлений. — Да, простите, я немного взволнован. — Не извиняйтесь, это естественно. Вам есть, где переночевать? Мы будем изучать улики, а вам лучше держаться подальше. Габриэль кивнул, достал телефон, уже нажимая на контакт сестры. Но тут его прервал резкий шум мотора и удивлённые возгласы из толпы. Он взглянул в ту сторону и замер, узнав силуэт. Джордан. Тот остановился всего в нескольких метрах, поставив одну ногу на землю, не отрывая от Габриэля взгляда, хотя его глаз не было видно за шлемом. Затем он слез с мотоцикла и взял второй шлем. Габриэль был ошеломлён. Как он узнал, что произошло? И... неужели он действительно водит мотоцикл? Если бы ситуация не была такой напряжённой, он нашёл бы это довольно привлекательным. Джордан стоял неподвижно, его взгляд был устремлён прямо на Габриэля. Шлем, зажатый в руке, ясно говорил: он пришёл за ним и уйдёт только с ним. Лицо было скрыто, но его напряжённая фигура выдавала злость. В первую очередь он хотел убедиться, что Габриэлю есть где остановиться, и ни за что не оставил бы его наедине с опасностью, особенно после произошедшего. Габриэль шагнул вперёд, поблагодарив полицейского за работу, и направился к Джордану. Ему хотелось обнять его — просто видеть его здесь уже приносило хоть немного спокойствия. Но он не мог. Хотя шлем и кожаный костюм скрывали личность Джордана, камеры журналистов не упускали шанса запечатлеть их каждый шаг. Габриэль уже мог представить себе заголовки, которые всплывут в новостях, поэтому не стал обострять ситуацию. Он просто взял шлем из его рук, коротко кивнув в благодарность, и, стараясь не привлекать внимания, сел за ним на мотоцикл. Обе руки обхватили талию Джордана, и тот без промедления завёл двигатель, звук которого заставил толпу расступиться. Как только они двинулись вперёд, воздух резким потоком влетел в Габриэля, заставив его наконец глубоко вдохнуть. Они оставляли толпу позади, и с каждым километром Габриэль чувствовал, как напряжение понемногу отпускает. Он положил голову на спину Джордана и крепче сжал его талию, словно тот был единственным якорем в его размытом мире. Скорость росла, и мир вокруг начал казаться бесконечной чередой теней и огней. Сквозь оцепенение он следил за тем, как меняется пейзаж — огни города тускнели, деревья тянулись всё выше, а дороги становились всё извилистее. Габриэль заметил, что они двигались прочь от города, уезжая всё дальше в сторону кольцевой дороги. Но это его не беспокоило. Время словно остановилось с того момента, как он сел за Джорданом, как его руки обвились вокруг него, как он пришёл за ним. Габриэль почти не узнавал это место. Казалось, что Джордан знал каждый поворот, мастерски вёл по узким дорогам, скрытым за густыми деревьями. В конце концов, он замедлил ход и остановился. Габриэль поставил одну ногу на землю, ощущая под собой твёрдую почву, и соскользнул с мотоцикла. Сняв шлем, он огляделся вокруг, не понимая, куда его привезли. Джордан наблюдал за ним — его шлем лежал на сиденье мотоцикла, а кожаная куртка была небрежно закинута на руку. — Пойдём, — сказал он, положив куртку рядом с шлемом и взяв Габриэля за руку. Габриэль молча последовал за ним, и вскоре перед ним открылось нечто, что заставило его замереть. Перед ними лежала пустота — обрыв, с края которого открывался вид на мерцающий вдали Париж. Город казался просто россыпью огоньков, бесконечно далёких от того места, где они сейчас стояли. Это было восхитительно. Габриэль не мог отвести глаз, чувствуя, как его лёгкие наполняет свежий воздух леса, такой чужой по сравнению с тяжёлой атмосферой города. Он не замечал, что Джордан смотрел не на город, а на него. Лицо Габриэля, освещённое только холодным светом луны, было спокойным, глаза сверкали от восхищения. Впервые за долгое время его взгляд не был полон тревоги. Джордан крепче сжал его руку, вырывая Габриэля из его мыслей, и тот повернулся к нему. — Зачем ты привёл меня сюда? Джордан внимательно посмотрел на него, будто пытаясь понять, что происходит у него в голове. — Я узнал, что случилось. Комок снова сдавил желудок Габриэля, воспоминания вернулись, накатывая тяжёлой волной. Он судорожно вздохнул. — Я не хочу об этом говорить, — сказал он, его голос прозвучал резче, чем он хотел. Джордан нахмурился, заметив, как его собеседник снова замкнулся в себе. — Габриэль, это важно, ты должен... — Нет, Джордан, — Габриэль оборвал его. — Если я начну об этом говорить, я просто взорвусь. Но мысли уже наводнили его разум. Запах сигарет, словно яд, вновь проник в его лёгкие, хотя они были далеко от всего этого. Он отступил на шаг, его тело напряглось. — Кто сказал тебе, что не стоит выговориться? — Джордан шагнул за ним, пытаясь достучаться до Габриэля. Тот почувствовал, как их руки разъединились, и шагнул ещё дальше, его сердце билось так сильно, что гул отдавался в ушах. Комок нервов затянулся внутри, угрожая поглотить его. — Я не могу говорить об этом, — едва слышно прошептал он, чувствуя, как голос срывается. — Ты не можешь держать это в себе, — продолжал Джордан. — Мы никогда не говорили об этом. Это неправильно, Габриэль, ты не можешь таить это в себе. — О чём ты хочешь, чтобы я с тобой говорил? — Габриэль резко повысил голос, даже не осознав этого. Его руки задрожали, и он машинально провёл ими по волосам, пытаясь сдержать разрывающиеся изнутри эмоции. — Хочешь, чтобы я пришёл к тебе однажды утром и сказал: «О, привет, Джордан, ты знал, что сейчас моя жизнь — полное дерьмо?» Он почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза, затуманивая его взгляд, но не стал их сдерживать. Джордан просто молча стоял напротив, не произнося ни слова, лишь смотрел на него, понимая, что Габриэлю нужно время. — Что, да, я снова и снова проживаю всё, что произошло? Что каждый чёртов вечер чувствую прикосновения Эммануэля, будто он всё ещё здесь? — Габриэль не мог сдержать себя, его дыхание стало прерывистым. — Каждый раз, когда я смотрю в зеркало, мне кажется, что вижу его позади себя. Его слова звучат в моей голове, снова и снова. Я провожу часы в душе, чтобы хотя бы на мгновение избавиться от ощущения его рук. Одна за другой по его щекам скатывались слёзы. — А сегодня вечером... Я думал, что потеряю сознание. Какой-то чёртов психопат ворвался в мой дом, чтобы предупредить меня, но о чём? Я не знаю! И да, я боюсь! Джордан молчал, позволяя Габриэлю выпустить всё, что накопилось, хотя внутри него росла ярость. Он прекрасно знал, кто был виновником. — Да, я боюсь! Да, я провожу ночи, пытаясь угадать, когда же моё тело сдастся. Когда меня накроет приступ от постоянного стресса. Да, я чувствую, что не могу закрыть глаза даже на минуту! — Габриэль был зол на весь мир, и Джордан, к сожалению, был частью этого мира. — Ты думаешь, я хочу говорить о том, что трахаюсь со своим чёртовым оппонентом по избирательной кампании? Что если это станет известно, всё, что я строил годами, рухнет? — Габриэль резко повысил голос, его руки начали дрожать, он провёл пальцами по волосам, не в силах сдерживать нарастающий внутри гнев. — Думаешь, кто будет тем, кого смешают с грязью? Кто будет шлюхой в глазах всех? Конечно же я! Французы никогда не простят меня за это. Я — гей, который и так должен радоваться своему месту в правительстве, а теперь осмелился разрушить карьеру такого многообещающего политика, как Джордан Барделла! Слёзы текли беспрерывно, его голос прерывался рыданиями, с каждым разом всё сильнее. Джордан смотрел на него, прекрасно понимая, что эти слова были не для него. Габриэль был на грани и больше не мог держать это внутри. — Я больше не могу, Джордан. Всё, что я хочу, — это уснуть и никогда больше не проснуться. Впервые за всю свою карьеру я почти сожалею о выбранном пути. Джордан подошёл ближе, наблюдая, как старший пытается удержать контроль над своим дыханием и рыданиями. Он видел, как его грудь вздымалась слишком быстро, а руки дрожали. Джордан не останавливался, приближаясь всё ближе, пока наконец не притянул Габриэля к себе, крепко удерживая его, несмотря на сопротивление. — Отпусти меня! — выкрикнул Габриэль, изо всех сил ударяя его в грудь. Но Джордан не отпускал, позволяя ему выпустить весь накопленный гнев. Его крики становились тише, пока не превратились в хриплый шёпот. — Пожалуйста, отпусти... — Габриэль умолял, его толчки становились всё слабее, пока, наконец, не прекратились. Его кулаки сомкнулись на груди Джордана, бессильно опускаясь. — Я здесь, Габриэль, не отталкивай меня, — тихо прошептал Джордан. Габриэль не ответил, просто положил голову ему на грудь, и, наконец, его руки обвились вокруг тела Джордана. Он продолжал плакать, как будто сдерживал эти слёзы годами. Джордан довёл его до предела, вынудив столкнуться с тем, что Габриэль слишком долго пытался скрыть. И хотя он никогда не признает этого, но это принесло ему облегчение. Он не знал, сколько времени прошло, пока он плакал в объятиях Джордана. Но тот не двигался, крепко удерживая его, словно уверяя, что всегда будет рядом, несмотря ни на что. Под холодным светом луны Габриэль наконец открыл Джордану свои самые сокровенные страхи. Между ними будто образовалась неразрывная связь, сильнее прежней. Они стояли посреди пустоши, вдали от города, от всего, что их окружало, бросая вызов запретам, которые олицетворяли их отношения. Как две звезды, оказавшиеся слишком близко друг к другу, они рисковали взорваться. Но в этот момент их связывало одно: ощущение единства и глубокой близости, которой раньше не было.