Одно пламя

…Последний король Домино властно оперся на эбонитовую шпагу и взирал на опрокинутое тусклое солнце слегка прищурившись. Притеснение черных волшебниц в кои-то веки закончилось — впереди мир, труд и процветание Дивной Новой Вселенной, где каждый не обделённый магией найдет свой путь. Но главное — проложит дорогу к новой череде экспериментов великих спарксских учёных. Вскорости ожидалось изобильное пиршество — всё в честь заключения пакта, детали которого должны были обнародоваться везде и всюду. Им удалось — чета спаркссцев наконец возглавила грядущее золотое столетие. Среди приглашенных будут и солярийцы, и эраклионцы, и весперианцы, и даже Тройка древних ведьм — все они разделят праздничный хлеб во имя процветания всей галактики. Еще несколько десятилетий назад подобное сочли бы дерзкой и неосуществимой мечтой, но сейчас — едва ли! — Не помешаю? — откуда ни возьмись на широком мраморном балконе оказалась царственная жена Оритела. Марион. Слегка полная, округлая, пахнущая сиренью, яблоками и зелеными розами, после родов она редко выходила на воздух. — Что ты, — Орител мягко улыбнулся — Как там Блум? — Отдыхает, — умиротворенно ответила королева — По всем показателям идеальная наследница. В этот раз действительно повезло. Я пригласила к нам Валтора. — Ты все же намерена свести его с кем-то из своих фрейлин? Я почти уверен, что он не согласится. — В капле своей крови он нам не откажет. К тому же добыть её куда проще. Двери балкона шумно распахнулись. Блум ахнула. Если до этого все происходящее виделось ей в узкую дверную щель, то сейчас её глаза агрессивно вбирали в себя всю полноту, всю яркость этой величественной картины. Орител стоял, словно мраморное изваяние, но в мгновение его лицо обратилось к ней. Горящий, живой и трепещущий взгляд впился в глазницы. Стало не по себе. Будто на том самом балконе стоит она — Блум, и прямо сейчас перед ней тот, кому она так много хочет сказать… Но тело не шевелится. Двинуться в воспоминаниях мага невозможно. Только ему подвластна эта иллюзия. Блум слышит в голове «Хочешь ведь увидеть, как все было? Я ничего не стану менять, не сопротивляйся, если не хочешь превратить воспоминание в бесплотную фантазию…». — Добрый вечер Вашим Величествам, — маг отвешивает изящный поклон, — Прошу прощения за задержку. — О, не стоит, ты ведь наш гость, Валтор, — глаза Марион устремлены сейчас прямо на Блум. Они, в отличии от глаз Оритела, мягче, податливее и проще. Ни нотки враждебности, только искреннее гостеприимство. — Рад видеть, — Орител протянул волшебнику руку. Да, такой чести, как царское рукопожатие, мог бы позавидовать любой простолюдин, да и штатный придворный. — Думаю, вы хотите познакомиться с принцессой. Хочу сделать вас её божатом. — Не слишком ли благородная задача для такого как я? — Мелочи, — махнула рукой Марион, — Вы, должно быть запутались, каковы порядки на центральных планетах. — Скрывать не буду, я в замешательстве, — робко улыбнулся маг, — каждый раз путаюсь между эраклионской кадрилью и мелодийским вальсом… — И все же весперианская сарабанда у вас никогда не вызывает вопросов, — королева Домино очаровательно сморщила курносый нос, — Провожу вас в покои принцессы. Блум затаила дыхание. Речь шла о ней. Об этом маленьком ребенке, найденном когда-то на окраине Гардении, в жутком, перемазанном дерьмом притоне. Родители старались избегать темы того пожара. Майк старательно выделял лишь момент спасения из многострадального убежища — как огонь защищал маленькую Блум, а не душил тяжелым угарным газом. Однако, что-то узнать ей все-таки удалось, правда будучи уже вполне взрослой девушкой. Спасли Блум из мерзкого, вонючего гадюшника, где помимо нечистоплотной старушки с нескольким десятком кошек проживала семья наркоманов. Каждый вечер они ритуально разваривали винт и пытались гостеприимно угостить бабушку, но однажды она все же решила сдать их полиции. Представители закона припозднились — почувствовав запах жареного, парочка зависимых вместе с друзьями решила поджечь дом. Старушка не мучилась, чего нельзя было сказать о её неосторожных поджигателях. Они сгорели заживо. Блум же нашли целой и невредимой, почему-то на самом чердаке злополучного дома. Тогда ей было около двух лет, и малышку было велено отдать органам опеки. По предварительным данным Блум являлась дочерью незадачливой парочки, устроившей пожар. Но слишком милое личико без признаков алкогольного фетального синдрома сбило с толку врачей, осматривавших малышку. Уж слишком здоровой она была для такой семьи, может, из роддома украли? Валтор тем временем твердым и спокойным шагом направился вслед за королевой. Дворцовые коридоры не были похожи ни на одни известные Блум места — вместо солярийской яркости, эраклионской нарочитой сдержанности её взгляду представали уютные стены цвета бедер испуганной нимфы. «Дом… — подумала Блум, — Милый дом… таким я его и представляла». Внизу виднелась красная бархатная дорожка со сложным орнаментом, вверху — фрески и барельефы, демонстрирующие путешествие Великого Дракона по планетам и его дары. В отличие от просторных дворцовых коридоров иных мест, в Домино они были совсем небольшими. Пространство освещалось многочисленными свечами в золоченых подсвечниках — на убранство здесь не скупились. Однако едва ли по коридору могла бы спокойно пройти целая орда солдат. Блум задумалась «Как же это… королевский дворец, а проемы такие тесные…». Голос Валтора мягко ответил ей «Коридоры в царские покои всегда небольшие, и о них знает не так много людей. Сверху, над фресками, расположены барьеры, и в случае захвата дворца они закроют все входы и выходы в апартаменты…». Блум возразила: «Но… ведь за столько лет существования Домино не было ни одного переворота или Гражданской войны… даже вооруженные конфликты с другими государствами были большой редкостью…». Валтор мысленно рассмеялся и ответил старинной айсисской пословицей: «Береженого Изит бережет». Миновав несколько крутых лестничных пролетов, таких же узких, как коридоры, Валтор и Марион оказались в неожиданно просторной детской. Стены цвета бургундии, тисненые гербом, были ярко освещены заходящим солнцем. Огромное панорамное окно щедро обнажало перед вошедшими поистине райскую картину. Исполинские белые вазы, расставленные по всей площади поражали своей грандиозностью. В каждой красовались букеты — справа от кровати — зелёные душистые розы, свежие, сорванные, казалось, тем же утром. В тех, что стояли поодаль — антуриумы, анемоны, фиалки… Но ближе всего — конечно, розы. Забытый, затертый годами запах ворвался в ноздри непрошеной свежестью и нежностью. В отличие от земных роз, спарксские пахли огнем, свежескошенной травой, жженым сахаром, лимоном и яблоками. Аромат парил, перебивая собой все остальные комнатные цветы. Невольно вспомнился вкус огненного спарксского… Потолок был выкрашен в кобальтовый, виднелись белесые и серебристые звезды. Мастер, создавший столь реалистичную фреску звездного неба давно покинул этот мир, но его творение, как в старой андросской легенде продолжало жить и дышать, словно живое. Небо двигалось, излучало холодный, неземной свет, красовалось надменными, недостижимыми звездами и дарили свою нежность маленькому и хрупкому дитя. Первое, что бросилось Блум в глаза — беловолосая арфистка, сидящая за инструментом и умело перебирающая струны. В сдержанном фталевом зеленом платье-футляре и аккуратно убранными волосами, она услаждала слух маленькой принцессы. Рядом с арфисткой был бледный и худой скрипач, мягко проводящий смычком по инструменту и вдумчиво вслушивающийся в мелодию. Где-то поодаль расположилась и флейтистка, но играть ей было куда удобнее стоя, а потому свое бархатное кобальтовое кресло она заняла чехлом от инструмента. С приходом королевы музыка не утихла. Райские звуки, как павлиньи перья, долетали до слуха внезапных гостей и искренне радовали девочку, завернутую в шелковые пеленки. Она была совершенно спокойна и слушала терцет с непередаваемым удовольствием. Завернутая в алые позолоченные пелёнки, под полупрозрачным кисейным балдахином, на слишком большой для неё кровати, принцесса представлялась самым большим сокровищем этого дворца. Марион ласково улыбнулась: — «И так стерегли они свою королеву, что уснула под звёздами»… — тихо промурлыкала самая могущественная женщина Волшебного Измерения —После Дафны я была уверена, что не смогу родить достойную наследницу престола. Она ведь родилась совсем другой… слабой и болезненной… Орител уговорил меня повременить с отставкой, и, как видишь, не зря. — Ваше величество, она и правда чудо… Апартаменты, наполненные музыкой и ароматами, украшенные картинами в золотых рамах и барельефами, могли бы пленить неискушенного зрителя, но взгляд приковывала только она. Маленькая, рыжая, как лисёнок, девочка с необычайно умными для своих месяцев глазами. Скоро ей должен был исполниться год. «Валтор, а почему здесь совсем нет никаких игрушек… дети ведь обычно… играют?» — телепатически обратилась фея к волшебнику, едва к ней вернулся дар речи. Прежде детей ей приходилось видеть в окружении самой разной ерунды — сосок, резиновых уток, машинок или кукол, однако ничего подобного здесь не наблюдалось. «В спарксской традиции первые три года жизни ребенок должен вбирать в себя все самое красивое и изящное. Слушать изысканную музыку, наслаждаться ароматами цветов, знакомиться с поэзией, познавать мир, учиться играть на музыкальных инструментах и петь. Простые игры и приспособления для них здесь ни к чему». Блум возразила: «Но разве это не полезно? Разве не помогает постичь мир?». Валтор и здесь нашел слова: «Глупости. Они лишь заменяют первые взаимодействия, к которым ребенок еще не готов. Мы это еще обсудим. Смотри…». — Она безумно любит слушать музыку, — продолжила Марион — Дафна ненавидела музыкантов всей душой, начинала плакать, когда они приходили, а вот Блум… Сердце огненной феи сжалось. Так вот чего она никогда не могла вспомнить. Вот откуда эти красные цвета, эти гербы, цветы, магия… Эта мелодия, напевно отзывающейся в её голове, которую ей так и не удалось найти на земле. Блум вновь обратилась к Валтору: «Что это за музыка?», но ответа ей услышать так и не удалось. Вместо этого слышалось лишь короткое «Спросишь у матери, она жива…». …Блум резко оторвала свою руку от черных когтей Валтора. Её будто ударило электрическим током. Никогда прежде, ни один человек ни одной Вселенной не говорил ей таких слов. Так уверенно, так смело. — Откуда ты знаешь, что она жива? — Всему свое время, Блум. — Что такое божат? И почему… что ты там делал? Фарагонда говорила, что ты убил моих родителей, но… Ты обманываешь меня? Скажи мне! — Божат это что-то вроде крестного на Земле. По законам Домино, я должен был связать свою кровь с твоей после достижения тобой пятилетия. Это было бы символом нашего нерушимого союза с твоей семьей. Более изощренный путь, чем династический брак, но по силе ему не уступает. — Какие это такие у тебя были дела с моими родителями, что они могли тебе такое доверить? Ты же… убийца… разрушитель… черт… — Должно быть, ты перегрелась. Не волнуйся, я верну вас в лес, как и обещал.