Зеленый мрак

      Четыре часа утра. Приглушённый звук мотора пробирается в уши и уводит ото сна.       Сквозь синие занавески на маленьком окне пробивается свет луны, что сопровождает автобусы всю дорогу до следующего города.       Аннабэт продирает глаза, смотрит на приоткрытое окошко, рядом с собой. Она легла спать раньше всех, сразу после концерта и сбора аппаратуры, надела свои беруши и увалилась спать. Тур-менеджер поменялся с ней местами, холод окна ему конкретно надоел и теперь она будет спать у воздуха и света, а не в кромешной темноте, где скапливаются звуки храпа и запахи тел.       Девушка отодвигает занавеску и поглядывает в окошко, где изредка появляются одинокая сухая растительность. Приходит мысль будто и не уезжала из Необъятной. Такие же бескрайние горизонты, пустынные поля, только без снега и покосившихся бараков. А потом снова заезжаешь в постепенно проявляющуюся зелень, родную пшеницу и подсолнухи. А здесь все дальше: дорога-дорога, пустыня и пыль. Что здесь отличается от того, что было у нее десять лет назад? Такие же люди, такие же бабушки, что кормят внуков до отвала, такие же мамочки, что пекутся за свою внешность и благополучие детишек, пока отцы на заводе вкалывают посменно. Те же человеческие проблемы, те же веяния. Злоба и гонка будто и есть настоящий занавес, которым пытались прикрыться люди, которые хотят только большего и делают только для себя.       Мотор остановился. Энн протерла глаза и потянулась на своей лежанке, повернувшись к спящим за ее спиной сокомандникам, что дрыхли без задних ног. Марк с Ником снова храпели в унисон, у второго техника, Тима, снова половина туловища скатывалась с лежанки; Энн тяжко вздохнув, подавляла намерение разбудить последнего, чтобы он лег поровнее, ведь снова будет ныть, что у него болит шея.       Девушка спустилась на пол, обула ботинки и по памяти, прищурив глаза дошла до двери автобуса, зацепившись за кроссовки звуковика.       — Что там?       — Спи-спи, — тихо ответила девушка мужчине, что встревожено распахнул глаза.       — Прости, я опять их не убрал.       — Все в порядке, Мик, я шла на слепую.       Она открыла двери и вышла из транспорта. Ветер обдал лицо, отчего она слегка продрогла; внутри, у лежанок, все друг друга согревали обоюдным сопением.       Водители остановились у заправочной станции; на вид им обоим было за пятьдесят, они напомнили ее отца, такого же пузатого и лысого мужчину с громким голосом. Увидев Энн, они засмеялись от ее сонного вида и веселым техасским говором сообщили, что она может не беспокоиться, работа пока не ждет. Они остановились заправиться, чтобы точно хватило топлива до следующей остановки.       — Я и так не спала, — девушка протирает глаза, — пройдусь немного.       — Рекомендую взять ночной перекус, — сказал один из водителей, — тут отменные хот-доги.       Они оба зашли в магазин, оставив Аннабэт у автобусов прогуливаться и рассматривать внешний вид заправки, что выглядела на тот момент довольно современно и свежо, несмотря на то, в какой глуши она находилась.       Небо без городского светового шума проглядывалось ясно. Девушка задрала голову и смотрела на звезды, узнавая знакомые ей со школы созвездия.       Хлопнула дверь первого автобуса. Голоса Питера и Джоша зазвучали, Энн краем уха улавливала их разговор, но в целом не имела представления, о чем они говорили. Может подойти?       «Не за чем»       Она продолжила стоять, голова ее как гиря на веревочке, была запрокинута уставившись на звёздное поле.       — …и купи мне сигарет. Джонни курит дурное дерьмо.       Небольшая пауза. Донеслись знакомые шаги.       — Как вечер?       — В порядке.       Она повернулась к голосу Питера; она сделала это так резко, будто она специально ожидала, физически готовилась, пока он к ней подойдет.       — А ты как?       — Отвратительно, — на мужчине была мятая бледно-зеленого оттенка рубашка, которую он скорее всего накинул, чтобы не выходить с голым торсом на дорогу. Его волосы были распущены и растрепаны, как и у Аннабэт, — снились кошмары.       — Мне ничего не снится в поездках, — поделилась девушка.       — Везучая, — взглянул на нее Питер: его выражение лица было мрачным, — зайдем в магазин, Джош попросил сигарет и еды.       Энн кивнула, и они вместе зашагали до магазина. Питер открыл для девушки дверь, она ему благодарно кивнула в ответ:       — Ты всегда такой джентльмен?       — Меня так воспитали.       — Необычно. Твоей будущей жене явно повезет.       — Ну, — Питер насмешливо поднял брови, — как на это посмотреть.       Он схватил с прилавка пару огромных бутербродов в упаковках. Энн выбирала, что ей взять и ухватила коробку с ореховыми батончиками и прижала их к себе, как дорогую сердцу игрушку. Это вызвало усталую улыбку у Питера.       — Что? — удивилась она.       — Удивительно смотреть, как дерзящая суровая девка в некоторые моменты превращается в милую заспанную девчушку.       Энн повернула на него голову и спросила:       — Чему ты радуешься?       — Ничему. Просто приятно видеть тебя такой.       Девушка сделала вид, что это не имеет значения и они прошли по узкой дорожке меж витрин. Аннабэт впервые увидела так близко спину вокалиста, рассыпанные по ней вьющиеся спутанные волосы.       — Возьми мне воды.       Мужчина протянул ей бутылку. Беря с его рук, она коснулась его теплых пальцев.       — Спасибо.       Энн поспешно отправилась к кассе и попросила еще два хот-дога с собой.       — Как тебе?       — Все-таки в Германии сосиски лучше.       Она оба сидели на скамейке рядом с заправкой, водители стояли и распивали по бутылке энергетика.       — Скоро поедем в Европу.       — И я ее очень жду.       Энн спешно ела и запивала минералкой, стараясь не думать о мыслях, что неприятным образом зарождались у нее, в углу сознания.       — Ради Бога, не спеши, у нас есть время, — ворчливо сказал мужчина, наблюдая за ней, как родитель за ребенком, — если не сможешь доесть, отдай мне.       — Не боись, в меня много помещается, — язвительно ответила она.       Питер решил воспользоваться моментом ее лихачества и моментально выдал:       — Да? И сколько же в тебя влезает?       — Восемь дюймов, — прозвучал уверенно ее голос.       Аннабэт выпалила, не подумав. Как и всегда, прямо как в моменты перебрасывания шутками в ее привычном кругу друзей, из-за которых она приспособилась вкидывать такие же пошлые колкости, как и они, только чтобы стать частью компании. Такие шутки надо говорить быстро, бодро, почти с надменным видом, усиливая эффект придурковатости всей ситуации и усиливая комедийную составляющую. Чаще всего подобного рода шутки не встретят поклонников вне узкого круга, где они зарождаются, и столкнутся с тишиной, что еще сильнее вгонит в стыд рассказчика. Но на то он и юмор, чтобы находить своего особого слушателя.       Энн даже не повернула на Питера свой округлившийся взгляд; он в свою очередь, не дернув и мускулом на лице, стоически выдерживал паузу.       — Впечатляет, — он продолжал смотреть на девушку, что открыла бутылку воды и стала запивать хот-дог, — но как по мне это мало. Как на счет десяти?       Девушка подавилась водой. Питер с притворным добродушием стал хлопать ее по спине, чтобы ей было легче откашляться.       — Ребят, все пучком? — повернулся к ним один из водителей.       Музыкант показал, что все в порядке. Энн уловила его скрывающуюся улыбку.       — Я признаю поражение в этой битве хуйовых шуток.       — А мы разве соревновались? Я думал, ты серьезно.       — Ой, не надо, на меня твое актерство не действует.       Питер улыбнулся и тихо засмеялся.       — Я видел, как ты отвечаешь техникам, и чувствовал, что упускаю прекрасную возможность лицезреть твое остроумие по отношению ко мне.       — Не подумала бы, что тебе не хватает внимания.       — Я не про это, мне просто нравится общаться с девушками, что умеют постоять за себя и имеют чувство юмора.       — И иногда это выходит тебе боком, — намекает она на плачевный исход некоторых его отношений, о которых она слышит каждый день на его выступлениях.       — Я стараюсь уже ни на что не надеяться, — образно ответил он, — лучше сразу бросить все мечтания и не бояться после быть опозоренным.       Энн все еще откашливалась и первая мысль из тысячи прочих, что уже копошились в ее голове, была как можно скорее извиниться.       — Это была отвратительная шутка, ни на что не намекающая. Я должна была подумать, прежде чем говорить такое.       — Брось, тебе не стоит извиняться, — он слегка коснулся ее плеча, чисто дружеский жест, — тем более, при мне. Я точно не из тех, кто будет тебя макать в грязь, если ты облажаешься. Может даже присяду рядом с тобой, и мы вместе будем нести твою кару.       — Ты и вправду джентльмен, — сухо утвердила девушка, немного поверив словам Питера. Он в свою очередь сделал взмах рукой, будто говоря: «А иначе я и не умею».       Водители показали, что пора отчаливать и пара встала со скамейки: Питер шел нехотя к автобусу, его шаг был неспешным, в отличии от Энн, которая торопилась поскорее залезть под одеяло и забыть про этот разговор.       — Аннабэт, — он остановил ее у подхода к автобусу.       — Лучше Энн.       — Прошу прощения. Энн, — Питер собирался с сонными мыслями, — не бойся меня, пожалуйста. Особенно, не бойся колко дерзить или отвечать так, как ты хочешь ответить.       Взгляд девушки слегка смягчился, отчего мужчина поднял уголок рта.       — Хорошо, — ее глаза пытались найти точку опоры в виде близлежащих объектов, но не найдя помощи у бездушного окружения, она снова перевела на него растерянный взгляд, — я попробую.       «Хоть это не так легко», — продолжилось в ее мыслях. Они обменялись последний раз кивком и разошлись по автобусам. Энн наконец стало спокойно.       Темное пространство, слабый отсвет от люминесцентных ламп заправки в окно напомнил девушке теплое воспоминание о детстве. Ночь, середина весны, почки только набухают, полная луна светит в зашторенное окно. Она поднялась на второй ярус, и укуталась в одеяло, что еще не успело до конца остыть с момента ее ухода. Покачивание автобуса из стороны в стороны снова вводило в транс головокружения: все тысячные мысли, что кучились вместе за последние минуты представали в случайном порядке как лотерейные шарики в барабане.       Касание.       Касание к его пальцам рук.       По Энн пробежала дрожь: ей хочется, ей опять этого хочется.       Спустя столько лет скитаний и запугивания себя лично тем, что подобного рода тема ей не интересна и нисколько не обязана присутствовать в ее голове вновь заиграла новыми красками.       «Забудь. Это не для тебя.»       Это. То. Тема. Это дело. Даже в мыслях, даже на едине с самой собой она не могла быть полностью честной в том, что ей по истине хотелось. Состояние, что почти пять лет назад приводило ее в эйфорию, состояние наркотического запоя, сейчас доводило ее до тупой боли внутри. Не в груди, не в ногах или в руках, как раньше. Теперь это четкая едва ли не жеманная дрожь внизу живота. С последних месячных прошло не так много, тем более от поездок ее организм страдал, цикл мог сбиваться. Это не та самая боль в яичниках. Это мазохистская боль. Семенящие паучки в животе — детский лепет по сравнению с этим чувством. Сначала оно ощущается как дрожь. Она проходит по челюсти, доходит до плечей, убегая к кистям рук, а потом перескакивает в бедра. А после растворяется в животе. Попытки прекратить этот озноб плачевны: намного проще принять и смириться с этим странным состоянием, иначе становится только хуже.       Энн давно уже вывела предположение, что это происходит от нескольких вещей: стресс (в туре о многом приходится беспокоиться), недосып (спать по пять часов ночью, иногда посапывая по часу в день). Что-то еще было… Возбуждение.       В английском существует глагол overwhelm, что означает «иметь настолько сильный эмоциональный эффект на кого-то, что ему сложно этому сопротивляться или понимать, как на это реагировать». Так же есть значение «накрывать кого-то/что-то полностью». И Энн ощущала в тот самый момент, как ее накрывает волна, от которой ей некуда бежать.       Внизу Мик снова заворочался во сне. Тур-менеджер на снотворном, почти никогда не просыпался. Остальные в углу ласкали стены храпом. Если лечь на спину, то еще буквально десять сантиметров и можно упасть на пол с лежанки. Падение будет громким, но его приглушит звук мотора. Волна уже здесь.       Здесь и прямо сейчас. Энн не задумываясь стала водить бедрами вперед-назад. Вперед (я думала, это я уже прошло). Назад (как же давно этого не было). Вперед (может ты все-таки уйдешь?). Назад (ткань наволочки такая бархатная как). Вперед (можешь хоть немного подумать о нем). Назад (представь, как смотрелись бы на тебе его теплые руки). Вперед (люминесцентные лампы). Назад (темный автобус). Вперед (теплое дыхание вокруг). Назад (прохлада от форточки окна).       Она кладет ладонь меж ног и давит ею прямо у промежности и раскрывает глаза от наслаждения. Звук мотора съедает ее вздох. Бедра продолжают дергаться, перед глазами тьма и покачивания транспорта повторяет покачивания ее бедер. Туда. Сюда. Туда (руки). Сюда (кожа). Туда (дыхание). Сюда (его касание). Туда. Туда. Туда. Туда…       «Хватит»       Аннабэт поворачивается на спину и кладет руки скрестно на груди. Снова воспоминание из детства, только это уже зима и ревущий холод. Павильон, где продают рыбу; запах морозильной камеры, весь павильон и есть одна большая морозильная камера. Дядька не славянской внешности с пустым взглядом кладет в пакет замороженные брикеты. У него грязные от чешуи резиновые перчатки, что надеты на другие вязаные. От него веет приятным мужеством: он низкого роста, коротко стриженый, с большими открытыми темно-карими глазами, нос скошен влево. Энн и мужчина благодарят друг друга, и она уходит в другую комнату, где женщина продает специи. Здесь неприятно. Тут жарко. Энн пытается вспомнить, что ей наказала купить мама. Сейчас мозг заработает. Тетка смотрит на нее расслабленно, не иначе как охранник у банка. А дальше только краски грязно-золотого оттенка: подсолнечное масло, терракотовая подстилка на прилавках, желтая шапка на кудрявой голове продавщицы, ее то ли хищно, то ли безразлично устремленные на маленькую Энн глаза.       Девушка выдыхает и поворачивается на другой бок, в сторону автобуса: отлегло. Закрывая глаза, краски заполонили ее видение и вновь золото земли переплетается с голубым небом и устремляется в один длинный коридор болезненно бирюзового цвета. С мыслью о коридоре, и пути к нему она в конце концов засыпает.