Песнь Испытаний

      Эллана сидела в кресле, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Она молчала, внимательно наблюдая за Абеласом. Его фигура словно застыла в неподвижности, напряжение сквозило в каждом движении — или его отсутствии. Вопросы продолжали сыпаться на древнего эльфа, но он оставался столь же бесстрастным, как и тогда, в Храме Митал. Эллана знала, чем это закончится. — Он не скажет нам ничего, — её голос был негромким, но этого хватило, чтобы остановить поток реплик. Она оторвала взгляд от эльфа, посмотрела куда-то в сторону и добавила: — Извини, Абелас.       Эльф чуть склонил голову в ответ. Этот жест мог значить что угодно: прощение, подтверждение её слов или просто знак вежливости.       Позади раздался раздражённый вздох Рук. — Но… — начала она, но запнулась, подбирая слова.       Эллана уже знала, что последует дальше. Рук, как и остальные, не хотела так просто сдаваться. Абеласа держали как гостя: руки его были развязаны, никто не угрожал ему оружием, стараясь проявить уважение. Даже Луканиса удалось уговорить отказаться от его «особых антиванских» методов допроса, которые включали кинжалы и яды. — Просто согласись с леди Инквизитором, Рук, —язвительно бросил Дориан. Он стоял у стены, скрестив руки на груди. На его лице играла кривая усмешка, но рана на губе вновь открылась, и тонкая струйка крови стекала к подбородку. — Кто, как не она, знает, что древние эльфы несговорчивы?       Эллана устало прикрыла глаза. — Причём здесь это? — её голос стал жёстче. — Абелас не сказал ни слова о Соласе у Источника Скорби. Почему он должен говорить сейчас?       Она снова посмотрела на Абеласа. Его лицо оставалось непроницаемым, но глаза выдавали лёгкое движение мысли, будто её слова задели нечто важное. — Ты узнал его, правда? — спросила она, стараясь звучать спокойно, хотя внутри всё сжалось в тугой узел.       Абелас медленно перевёл на неё взгляд. Его голос, когда он заговорил, прозвучал низко, холодно, но в нём было что-то величественное. — Когда чужаки вторглись в Храм, — начал он, — наши силы были на исходе. Часовых осталось слишком мало, и мы готовились к последней битве.       Он замолчал, словно обдумывая, стоит ли продолжать. — Я молил Митал о помощи, — его голос смягчился, но в нём всё ещё звучала горечь. — Только она могла защитить нас. И она помогла.       Эллана затаила дыхание, наблюдая за выражением лица эльфа. Его взгляд на мгновение стал мягче, словно воспоминания о богине действительно приносили ему утешение. — Тогда среди чужаков я увидел его. Фен’Харела. Он выглядел точно так же, как в день нашей последней встречи, но в грязных одеждах, с посохом, который был ему не нужен.       Его голос стал жёстче, взгляд — острее. — Шемлены называли его по имени. Они смели говорить о нём, как о равном. Это было кощунством.       Эллана почувствовала, как по спине пробежал холод. — Я понял, что он пришёл не только помочь нам, — Абелас продолжал, и в его голосе звучала горечь. — Митал учила смотреть вглубь, а не поверхностно. Он играл свою роль, скрывая истинные намерения.       Его взгляд упал на Эллану, острый, пронизывающий. — Я не смел говорить. Но тебе не нужны были мои слова. — Он сделал паузу, будто взвешивая каждое следующее слово. — Ты поняла всё тогда, даже если не осознавала.       Эллана отвела взгляд, чувствуя, как стыд поднимается волной. Где-то позади раздалось тихое фырканье Дориана, но она проигнорировала его. Да, она поняла ещё тогда, что Солас не был простым эльфом.       Солас говорил с Абеласом слишком снисходительно, а тот отвечал с уважением, которое не проявлял к остальным. Она помнила, как Солас назвал его lethallin, словно они были знакомы много лет. И она помнила слова Абеласа: «Эльфы, такие как ты?»       Эти слова долго тревожили её, но тогда она убедила себя, что Абелас лишь разглядел мудрость Соласа. Теперь же, всё это звучало абсурдно.       Абелас посмотрел прямо на неё, и в этом взгляде было что-то пугающее. — Нельзя переходить дорогу Волку, — его голос зазвенел от властной убеждённости. — Злой Волк себе не хозяин. Его укус всегда смертелен. И в конце остаётся только погибель.       Эллана медленно опустила ноги на пол, чувствуя, как внутри всё сжимается от этих слов.       Даже древние эльфы боялись Фен’Харела.       Эллана задумалась, напряжённо вглядываясь в лицо Абеласа. Его выражение оставалось неизменным — холодным и непоколебимым, как у мраморной статуи. Её сердце тревожно колотилось, но она решилась задать вопрос, который давно мучил её. — Сейчас ты служишь Соласу? — осторожно спросила она.       Абелас нахмурился. Её слова вызвали у него заметное раздражение, но не из-за сомнений в его верности. Скорее, прямое упоминание имени Ужасного Волка показалось ему неподобающим. — Нет, — отрезал он твёрдо, словно ударив кинжалом. — Я не принадлежу Ужасному Волку. Даже если воля Митал теперь связана с ним, моя служба окончена. Мать даровала мне свободу, прежде чем отдалась Ужасному Волку.       Эллана насторожилась. В словах Абеласа был скрытый подтекст, который она пыталась уловить. — Давай без подробностей, парень, — прервал напряжение Варрик, подняв руки в примирительном жесте. — Мне совсем не хочется слушать о… совокуплении эльфийских богов.       Эллана резко обернулась к гному, её взгляд стал строгим. — Варрик! — шикнула она, но он лишь пожал плечами, уголки его рта были изогнуты в усмешке.       Абелас же остался стоять неподвижно, уставившись на Инквизитора так, будто ожидал от неё объяснений. — Выйдите все, — холодно, но уверенно сказала она, пытаясь сохранить самообладание.       Комната осталась неподвижной, как будто никто из её спутников не воспринял слова всерьёз. — Я сказала, уйдите! — голос её сорвался на крик, полный раздражения и усталости.       Неохотно, с ворчанием и недовольными взглядами, её спутники всё же начали покидать комнату. Варрик что-то пробормотал о том, что мог бы остаться и развлечь публику, но Эллана больше не слушала. Она осталась наедине с Абеласом. — Прости за это, — тихо сказала она, опуская голову.       Абелас молчал. — Я правильно услышала? Митал больше нет? — спросила она, её голос дрожал.       Эльф не ответил, но в его глазах отразилась истина. Эллана поняла. — Мне жаль, — прошептала она, её слова дрожали в воздухе. — Я тоже носила её валласлин, как ты, но я не служила ей столько лет…       Абелас по-прежнему молчал, его снисходительный взгляд, полный скрытого презрения, словно отдалял его от неё ещё дальше. — Я пыталась связаться с тобой через то зеркало, — сказала Эллана, пытаясь преодолеть это отчуждение. — Но ты не отвечал. — Я дал то зеркало ведьме, а не тебе, — отрезал он.       Эллана сглотнула, её голос был полон мольбы. — Прошу, Абелас, помоги нам! Нам не справиться без совета, без того, кто может нас направить. Чтобы понять, как действовать дальше, нам нужно знать всё с самого начала.       Абелас вздохнул, но в его взгляде мелькнуло что-то, что она не могла разобрать. — Чтобы понять всё с самого начала, нужно прожить с нами тысячи лет, которые мы пережили. Слишком многое произошло, чтобы я мог рассказать тебе. — Тогда скажи, как убить богов? — её голос был отчаянным. — Я не знаю, как убить бога, — Абелас покачал головой. — Это знают только они сами.       Эллана внимательно слушала Абеласа, пытаясь понять, что он хочет ей сказать. Его слова казались простыми, но в них скрывалось что-то большее, как будто он нарочно не договаривал. — Я знаю, кого можно спросить, — сказала она наконец, будто проговаривая свои мысли вслух. — Но он заточен в тюрьме, и сам не сможет выбраться.       Абелас пристально посмотрел на неё, и его молчание прозвучало громче, чем любые слова. — Вы не справитесь, — произнёс он спокойно, с какой-то суровой уверенностью. — Смертный не сможет даже приблизиться к богу. — Если мы вызволим Соласа, я думаю, он сразу начнёт уничтожать Завесу, — возразила Эллана. Её голос прозвучал твёрдо, но внутри всё дрожало от сомнений. — Завеса и так обречена, — отрезал Абелас, словно этот факт был для него очевиден. — Она истончается с каждым годом. В конце концов она рухнет, без всякой помощи.       Эллана нахмурилась, но Абелас не дал ей времени на размышления. — Что лучше, шем? — его голос звучал словно вызов. — Чтобы Завеса разрушилась хаотично, сама по себе, или чтобы это произошло под контролем её создателя?       Его слова обрушились на неё тяжёлым грузом. Всё, о чём она думала, все их планы, вдруг показались ей хрупкими и бессмысленными. Может, Солас был прав, и лучшим решением будет просто не вмешиваться, позволив богам самим разбираться со своими делами. — Мне пора, — сказал он сухо, слегка склонив голову.       За его спиной вспыхнул элувиан, голубое свечение залило комнату. Эллана вздрогнула, растерянно глядя на зеркало. Она ничего не сделала, чтобы его активировать, но оно словно узнало Абеласа. — Элувиан… — начала она, но её голос оборвался. — Как ты открыл его? — спросила она чуть тише. — Ви’Равас — свобода пути, — ответил Абелас, его тон был ровным, но в голосе прозвучали нотки снисхождения. — Он ведёт к Перекрёстку. — Эллана внимательно смотрела на зеркало, словно пыталась понять его суть. — Нет, — ответил Абелас, его взгляд задержался на зеркале. — Этот элувиан особенный. Он меняет свою песню, чтобы привести тебя туда, где когда-то жило твоё сердце. В Арлатане о нём ходили легенды. Немногие видели его, и ещё меньше элвен могли использовать.       Он на мгновение замолчал, будто обдумывая, стоит ли продолжать. — У каждого элувиана есть свой ключ, — сказал он наконец. — Сила или знание, — тихо добавила Эллана, вспоминая слова Соласа.       Абелас кивнул, в его взгляде мелькнуло одобрение. — Верно. Но ключ к этому элувиану — свобода от влияния богов. Я видел валласлин Матери на твоём лице, когда мы встретились впервые. Теперь, когда его нет, ты свободна. Поэтому можешь им пользоваться.       Эллана медленно подняла руку к лицу, касаясь кожи, где когда-то были метки. Она почувствовала, как внутри поднялась волна старой боли, но она быстро подавила её.       Абелас смотрел на неё, его голос стал чуть мягче, но не утратил твёрдости: — Хотя я продолжаю носить свой валласлин с гордостью, я больше не служу.       Эллана напряжённо всматривалась в сияние элувиана, пытаясь переварить слова Абеласа. Её разум искал зацепки, лазейки, которые могли бы вывести их из заточения. — Любой может открыть его? — тихо спросила она, подняв глаза на эльфа. Воспоминания всплывали одно за другим: Беллара, носившая валласлин Диртамена, не смогла активировать зеркало, Кальперния, свободная от меток, тоже. Так же как Дориан или Эммрик. — Кунари однажды открыли множество элувианов, но они использовали другие ключи. А если человек или другой эльф попробуют? Они ведь не связаны с богами...       Абелас выслушал её молча, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнула лёгкая тень раздражения. — Ви’Равас смотрит на дух того, кто пытается пройти, а не на его облик, — спокойно ответил он, будто объясняя очевидное. Его голос был ровным, но Эллана ощутила, как в нём прозвучала снисходительность.       Он сделал шаг к зеркалу, когда Эллана внезапно схватила его за рукав. Абелас остановился, медленно повернув к ней голову. Его взгляд стал холодным, словно от её прикосновения он почувствовал нечто неприятное. — Подожди, — быстро сказала она, чувствуя, как её сердце бешено колотится. — Фонарь Душ...       Абелас немного приподнял бровь, и в его голосе прозвучала лёгкая нетерпимость. — Свет Фалон’Дина, — поправил он.       Эллана кивнула, поторопившись объяснить. — Да, он не работает. Некрополь умирает. Можно ли это исправить?       Абелас долго молчал, его лицо стало каменным, словно он обдумывал, стоит ли говорить дальше. Наконец, он заговорил, но его голос звучал глухо, как эхо в глубокой пещере. — Нет. — Его слова были как удар, короткие и безапелляционные. — Фалон’Дин мёртв. Его магия ушла вместе с ним. Её невозможно восстановить.       Эллана почувствовала, что внутри неё поднялась волна протеста, но она замерла, увидев, как Абелас хмурится, словно взвешивая свои следующие слова. — В отличие от... — произнёс он, но осёкся, внимательно глядя на неё. — В отличие от кого? — спросила она, её голос был тихим, но в нём слышалась настойчивость.       Абелас выдержал её взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то, что можно было принять за сожаление. — Остатки его магии и творения существовали только благодаря Завесе. Она удерживала их, не позволяя окончательно исчезнуть в Тени. Теперь, когда Завеса истончилась, его осквернённый храм больше не будет прежним. Но его нужно сохранить. Там, в глубинах храма, в Утенере, всё ещё спят элвен, ничего не подозревая.       Слова Абеласа пронзили её, словно стрела. Она сглотнула, чувствуя, как её разум отказывается верить в услышанное. Как она могла не заметить этого раньше? Всё встало на свои места.       Фалон’Дин… Друг Мёртвых. Он сопровождал души в Тень, охранял древних эльфов во время их странствий по Тени и утенере. Гил-Диртален рассказывал ей об этом, но тогда она не придавала этим словам особого значения.       И Морталитаси… Они тоже провожали души в последний путь, они сохраняли память о древних традициях, даже не осознавая, что следуют заветам эльфийского бога. — Некрополь... Это храм Фалон’Дина, — прошептала она, её голос был почти неслышным.       Абелас посмотрел на неё и медленно кивнул. Не сказав больше ни слова, он шагнул в элувиан, его фигура растворилась в голубом сиянии. Эллана осталась стоять в пустоте, чувствуя, как весь мир вокруг становится хрупким и зыбким, словно мираж.       Она задумчиво смотрела на свою руку, пытаясь найти в хаосе мыслей хотя бы крупицу ясности. Всё это казалось бесконечным водоворотом: попытки, планы, шаги — всё, как песок, утекающий сквозь пальцы. Никто не знал, что делать. Никто не понимал, куда идти. Она тоже.       Что бы они ни пытались сделать, казалось, это лишь загоняло их дальше в тупик. Эллана чувствовала себя особенно беспомощной. Её заточение сделало это ещё более явным. Она ловила себя на мысли, что её собственные усилия уже давно не имели значения. Она просто сидела в этом проклятом замке, ожидая, пока кто-то другой примет решение за неё.       Признать это было больно, но в глубине души она понимала: когда Инквизиция заходила в тупик, Солас всегда находил выход. Он был… опорой. Пусть даже её раздражала его самоуверенность и способность знать всё наперёд... Его голос всегда звучал ровно, уверенно, когда остальные теряли голову. Он видел путь, когда другие могли лишь гадать. И пусть его решения порой казались ей пугающими, они всегда были правильными. Теперь ей отчаянно не хватало. этого Сейчас он тоже пытался помочь. Он велел Рук найти лириумный кинжал. Но не сказал, где его искать. Что, если она неправильно поняла его намёки?       Лириумный кинжал...       Словно по щелчку, воспоминания нахлынули на неё. Тёмная комната с мраморными саркофагами, холодный свет, отражающийся от каменных стен. Её пальцы дрогнули, будто ощущая невидимый холод металла. Это тем же кинжалом Солас убивал тех элвен, что спали в Утенере.       Её мысли вернулись к рассказу Гил’Дирталена. Его голос врезался в её сознание, будто она слышала его снова:       «Когда жизнь становилась в тягость, элвен приходили к Фалон’Дину с дарами в руках и молитвами в сердцах. Они склонялись перед его статуей, вырезанной из мрамора и покрытой золотом. Омывали её ноги ароматными маслами и мёдом, приносили подношения. Только тогда Фалон’Дин принимал их, помогая уйти в Утенеру. Их тела сохранялись в его храме, а души он вёл, чтобы те не затерялись в Тени».       Эти слова, казалось, всегда были просто красивой легендой. Но сейчас они обрели реальность.       Эллана замерла. — Некрополь, — прошептала она, впервые за долгое время чувствуя, что нашла за что ухватиться. — Храм Друга Мёртвых.       Именно там были те саркофаги. Именно там был лириумный кинжал.