Когда тает снег.

      Когда я очнулась в третий раз, включённый свет отметился лишь фоном. Больше всего мне было страшно сидеть на непонятном сооружении в какой-то лаборатории без возможности двигать не только всеми частями тела, но и головой. Позади меня шушукались работники, явно не довольные быть причисленными к "величайшему" эксперименту.       Подошедший мучитель хотел мне засунуть чёрную штуковину в рот, да только я успела его кусануть за руку. Судя по всему больно, раз на языке появился железный привкус крови, а сам парнишка отскочил от меня на добрый метр, шипя под нос то ли ругательства моим зубам, то ли причитания раненному пальцу.        — Да зажмите ему нос! Захочет глотнуть воздуха — откроет рот как миленький, — послышался возмущённый голос позади меня.       Парень бурчать перестал и нервно вздрогнул, совершенно растерявшись и явно опасаясь подходить ко мне ещё раз. Новенький что-ли? Боится или до сих пор не растерял крупицы человечности? Но тут его метания прекратились, заставляя чуть заметно расслабиться.        — Вы хотите мне испортить образец? Вы забыли, что он военный, да ещё и патриот до мозга и костей? Задохнётся.       Только после того, как мой слух уловил голос второго, я заметила как в помещение зашёл знакомый невысокий пухляш. Правда в этот раз на нём красовались реаритетные очки, поправив которые, он продолжил:        — Мои помощники окончательно всё рассчитали и проверили на биоматериалах. Мы можем начинать без предварительного тестирования. В своих дополнительных руках и головах я полностью уверен. Не стоит волноваться, товарищи, начинайте, мне не терпится увидеть результат. — И найдя кого-то глазами позади меня, завершил свою речь приказом, от которого моё сердце упало в пятки:        — Обнулить его.       И я заорала.       Я билась в конвульсиях, царапала подлокотник, пыталась вывернуться ужом из-под ремней и искренне жалела, что не позволила заткнуть себе рот. То, что я слышала саму себя, только подстёгивало разрастающийся в душе ужас и я начинала орать ещё сильнее. Боль была невыносимая. Потом где-то внутри сердце вдруг ёкнуло, и мне захотелось тёплых объятий, стало так тоскливо, словно я теряла часть себя, которую больше никогда не смогу восстановить. То, что я не могла отключиться в спасительную темноту, было одной из многих, явно ожидаемых со стороны «плюшек» неизвестной мне сыворотки.        — Баки Барнс? Сержант?        Я дёрнулась в захвате, хрипло дыша, ошалевшая мыслью, что мне удалось подобное выдержать.        — Кто такой Баки? — совершенно не сооброжая после пережитой экзекуции, задала я вопрос, наконец-то услышав свой голос. Хриплый, почти сорванный от ора и почему-то мужской барритон.       А потом в моём мозгу вспыхнула мысль. Джеймс Бьюкенен, сержант, друг детства и соратник Стивена Роджерса. Того, кого мне приходилось защищать от уличных хулиганов и заставлять пить горькие микстуры холодными вечерами. Нет, не мне, Баки… Улыбчивый и очаровательный парень из Бруклина. Убийца поневоле и…       Стоп. КАКОГО?! Нет! Не хочу! Не буду! Я — это не он! Я — хрупкая девушка! Я не справлюсь… Я же всего лишь проводница из отряда «Ревущих коммандос»! Или нет? Да кто я?!        В голове царила каша от проскакивающих картинок моей или не моей жизни. По лицу покатились слёзы.        — Замечательно. Потрясающе высокий болевой порог. Ну же, солдат, отставить эмоции, это скоро будет не нужно. Вы станете новым оружием гидры. Процедура уже началась. Товарищи, — мужчина отошел от меня и повернулся к остальным. — Я рад представить вам свой лучший эксперемент.       Окружающие нас люди захлопали, слегка расслабляясь, а я поняла одну вещь. Если я хочу жить, а я хочу жить, то теперь я не Лебедева Мария и не Баки. Я — Зимний Солдат.       Теперь главное выжить. Выжить и ничего не забыть.