Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Шестьдесятая глава  Гермиона — Поищешь для меня кое-какие книги в библиотеке Блэков? — спросил Том, его голос был тихим, но требовательным. Он слегка дотронулся до её плеча, что-то неуловимо теплое пробежало по её коже, после чего взял со сковороды золотистую яичницу с хрустящим беконом и аккуратно положил в её тарелку. Наклоняясь ближе, почти касаясь её уха, он прошептал: — Ешь. Аромат бекона приятно щекотал чувства, согревая утро. Гермиона вдохнула его полной грудью и с легкой улыбкой взялась за вилку. — Конечно, — ответила она, а в глазах мелькнул намёк на любопытство. — У меня как раз будет возможность заглянуть в библиотеку Блэков во Франции. Сегодняшний обед у прабабушки - семейная традиция. Соберутся все Блэки. Что именно ты ищешь? Волшебник без единого слова встал и направился к своему кабинету. Гермиона заметила, что Том часто не использовал магию, если мог сделать что-то сам, и в этом было что-то пугающе человеческое. Через минуту он вернулся с тяжёлой книгой в руках. Её обложка выглядела древней: толстая кожа, тёмная, с лёгкими трещинами, покрытая едва заметными узорами, которые отливали золотом при движении. Вместо того чтобы положить её на стол, за которым они завтракали, Том направился к кофейному столику, стоящему в другой части комнаты. Он бережно опустил книгу, словно она была слишком ценной. Гермиона отложила вилку, взглянув на его действия. Она наблюдала, как внимательно и осторожно он обращается с книгой, и это не удивило её. Том всегда относился к книгам, как к нечто большему, чем просто источнику знаний. Для него они были частью его мира, его собственного пространства. Всё, что принадлежало ему, будь то книги или что-то иное, всегда было окружено его вниманием и заботой. Неужели я для него всего лишь трофей, как этот старинный фолиант, заточённый в кожаный переплёт?  Или во мне всё же есть нечто, способное пробудить подлинные чувства, затронуть скрытые струны его души?  Или я обречена стать мимолётной прихотью, забытой на пыльном чердаке его памяти?  В глубине сердца едва теплится слабый огонёк надежды, что я для него не просто вещь. Но страх, словно тень, неотступно шепчет, что я могу оказаться менее значимой, чем этот безмолвный свидетель его величия. Том открыл книгу где-то на середине, её страницы пахли старостью и пылью, слегка шурша под его пальцами. Он указал на текст, его лицо было сосредоточенным. — Взгляни, — увлечённо сказал он. — Эти главы написаны рунами, но я не могу даже идентифицировать этот язык. Нигде не встречал ничего подобного. Даже намёка. А на моём счету десятки, если не сотни рунических текстов. Гермиона присела рядом и взглянула на указанные строки. Руны, изящные и странные, будто светились своей загадкой. Она провела пальцами по строкам, их шероховатая текстура будила любопытство. Её взгляд был задумчив, но при этом сосредоточен. Том наблюдал за ней, его тёмные глаза горели интересом, почти голодным любопытством. Для него этот момент был важен, и Гермиона это чувствовала. Она перелистнула одну страницу, затем другую, осторожно прикасаясь к хрупким листам. Взглянув на Тома, она заметила в его взгляде что-то почти детское — смесь увлечения, жажды знаний и веры в то, что они смогут разгадать эту тайну вместе. Внезапно между ними повисло лёгкое напряжение, наполненное магией момента. И это была не просто магия рун на страницах — это была их магия, тонкая, невидимая связь между двумя людьми, способными разделить нечто большее, чем просто поиск истины. — Я не могу перевести этот текст, — сказала Гермиона, с лёгкой задумчивостью скользя пальцами по краю страницы. Её взгляд остановился на Томе, в котором, как ей казалось, начало загораться нетерпение. — Но я знаю, где искать нужную литературу. Она бросила на него уверенный, вызывающий взгляд, наслаждаясь моментом. Ей нравилось ощущать своё влияние, пусть даже мимолётное, на его абсолютное спокойствие. Том молча закрыл книгу. Затем он плавно поднялся и сделал шаг ближе к Гермионе. Его руки, такие уверенные и точные в движениях, легли ей на талию. Её дыхание замерло на мгновение, когда он наклонился, заглядывая прямо в её глаза. — Ну же, открой мне секрет, — произнёс Том, в его голосе звучала сладкая насмешка. — Не дразни меня. Гермиона приподняла бровь, её губы тронула улыбка, полная кокетства. — Ты ведь говорил, что ценишь взаимовыгодные сделки? — волшебница заметила, как в его взгляде появился тот знакомый блеск — азарт. Том чуть прищурился, будто размышляя, но в его лице уже читалось одобрение её игры. — Можешь назвать своё условие, — наконец произнёс он, будто даруя ей особую привилегию, словно это было больше, чем просто разрешение. — Пойдём со мной на этот скучный обед, — предложила Гермиона, будто это был самый естественный вариант из возможных. — Если повезёт, там будет Розье. Том замер на долю секунды, а затем разразился тихим, но искренним смехом. — Ты хочешь, чтобы я поубивал твоих родственников? — в его тоне сквозило веселье. — Не думаю, что мне будут там рады, — добавил он, окинув её взглядом. Гермиона фыркнула, покачав головой. — Когда это тебя останавливало? — с откровенным сарказмом спросила она, скрестив руки на груди. Том отпустил её из своих объятий, позволив своим пальцам слегка задержаться на её талии, словно неохотно расставаясь с этим прикосновением. Он неспешно вернулся к обеденному столу, вновь заняв своё место. Гермиона, наблюдая за ним, сделала несколько шагов вперёд, дотронулась до его плеча и, склоняясь ближе, прошептала на ухо: — Ну, пожалуйста, не заставляй меня умолять. Её голос был тихим, ласкающим, и она чувствовала, как его тело на мгновение напряглось под её прикосновением. Том обернулся, его взгляд медленно скользнул по её лицу, а уголки губ изогнулись в тонкой улыбке. — Если ты не прекратишь свои провокации, — произнёс он, его голос был глубоким, каждое слово словно обволакивало её, — то твой завтрак безвозвратно остынет, а ты так и не попадёшь на обед к своей столь дорогой семье. Гермиона рассмеялась — звонко и искренне. Она вернулась на своё место за столом, не отрывая от него взгляд. — Блэки разделяют твои взгляды, — сказала она, словно невзначай, но с лёгкой игрой в голосе. Затем, будто на секунду задумавшись, добавила: — Ну, по крайней мере, большинство из них. Думаю, твоему обществу действительно будут рады. Том приподнял бровь, его тонкая усмешка стала чуть шире. — Расскажи мне о рунах, и, возможно, я подумаю о твоём предложении, — ответил он с загадочной улыбкой, в которой угадывалась тень насмешки. Было очевидно, что ему нравится, как она его уговаривает. Гермиона качнула головой, словно озадаченная его словами, а затем с едва уловимым раздражением в голосе произнесла: — Это не руны. — Она смотрела на него так, будто объясняла что-то элементарное. — Это мёртвый язык древнего магического поселения в Южной Америке. Они называли себя Ауривенда. Эти маги были необычайно близки к магии стихий. Они никогда не использовали волшебных палочек. Она замолчала, словно сама задумалась о древних тайнах. — Что-то я отвлеклась, — Гермиона рассмеялась, но, взглянув на Тома, заметила, как внимательно он слушает её. Его взгляд был сосредоточен и глубок, словно каждое её слово имело особую значимость. — Продолжай, — коротко, но настойчиво сказал он, не отрывая от неё взгляда. Гермиона сделала вдох и продолжила, теперь чуть более серьёзно: — Информации об этом языке крайне мало, почти ничего. Я ведь говорила тебе, что люблю историю магии и хорошо разбираюсь в рунах. Как-то в библиотеке Министерства мне попался текст, написанный этим языком. Сначала я подумала, что это просто руны, но меня заинтриговало то, что я не смогла их опознать. Позже я выяснила, что это не руны, а полноценный язык. Здесь каждая “руна” — это не просто символ с общим смыслом, а буква, которую нужно читать по кругу. Она сделала паузу, взглянув на него. — Я не нашла словаря, но несколько книг, объясняющих этот язык, всё-таки есть в министерской библиотеке. Они написаны на понятном нам языке. — Интересно, — задумчиво протянул Том, проведя пальцем по подбородку. В его глазах сверкнула искра удовлетворения. — Ты говоришь, что информации мало, но даже эта крошка знаний может оказаться бесценной. Он вдруг откинулся на спинку стула, его взгляд на мгновение стал мягче, а затем он с улыбкой произнёс: — Ты сберегла моё время, Софи. А ведь время для меня — самое ценное. Думаю, я могу позволить себе потратить его на обед у Блэков. — Чудесно, — искренне обрадовавшись, сказала Гермиона. — По крайней мере, Игнатиус Пруэтт наконец-то заткнется и перестанет бросать в мою сторону эти гадкие фразы о предназначении женщин. — Милая, — Том взял кусочек хлеба, намазал его тонким слоем сливочного масла и, слегка усмехнувшись, откусил. — Одно твоё слово, и Пруэтт будет лежать у твоих ног, а я с радостью расскажу ему о его истинном предназначении. Гермиона на мгновение замерла, представив себе эту картину. В её глазах мелькнуло беспокойство. Она сделала глоток апельсинового сока из высокого стеклянного стакана. Мысль о том, не навлекла ли она на Игнатиуса Пруэтта неотвратимую беду, омрачила её лицо. Заметив её смятение, Том отложил недоеденный хлеб и, добавил более мягким тоном: — Не переживай так, — сказал он успокаивающе. — Как я уже говорил, я редко руководствуюсь эмоциями при принятии решений. Пруэтты мне полезны, и я не стану с ними ссориться. — Он сделал паузу, его взгляд стал более серьёзным. — Но это вовсе не значит, что я позволю кому-либо, включая его, неуважительно говорить с тобой. Эти слова были произнесены спокойно, но в них звучала такая уверенность, что волшебница почувствовала себя под надёжной защитой, как будто за её спиной находился не просто человек, а целая армия. Гермиона была уверена: на обеде у Блэков появится именно тот Том, который неизменно её завораживал. Он будет утончённым, остроумным и непревзойдённо элегантным. Том умел входить в комнату так, что все взгляды сразу же обращались к нему, даже если он не произнёс ни слова. Его осанка, ровная и величественная, говорила о непоколебимой уверенности, а в лёгкой полуулыбке сквозила загадка. В его речи не было лишних слов, но каждое из них, произнесённое глубоким и спокойным голосом, звучало как утверждение истины. Он не повышал тон, но его умение использовать паузы и выбирать слова делало каждую фразу значимой. Его язык — не просто средство общения, а инструмент влияния. Собеседники, оказавшись в поле его внимания, чувствовали себя важными, но не могли избавиться от ощущения, что он всегда знает больше, чем говорит. Том смотрел на людей так, будто видел их насквозь, и это сводило с ума. Он не показывал превосходства явно — это ощущалось в каждой детали его поведения: в том, как он держал бокал, как легко, но точно формулировал свои мысли, как тонко управлял беседой, направляя её в нужное русло. Гермиона представляла, как на обеде Том станет центром внимания. Не демонстративно, не громко, но неизбежно. Его тонкие шутки вызовут лёгкий смех, его размышления о сложных вопросах заставят задуматься, а его учтивость создаст иллюзию, что он здесь исключительно ради удовольствия остальных. Волшебница была уверена, что все гости будут счастливы, что он появился. Они будут улыбаться, соглашаться, восхищаться. Возможно, кто-то даже почувствует зависть, но никто, абсолютно никто, не посмеет усомниться в том, что его присутствие — привилегия. Однако для неё Том был больше, чем просто идеальный гость. Она знала, что за его безупречными манерами и речами скрывается нечто гораздо более глубокое. И хотя это пугало её, она не могла не любоваться тем, как он покоряет мир одним своим присутствием. Гермиона Гермиона впервые оказалась в старинном поместье Блэков, расположенном в окрестностях Парижа.  Оно возвышалось над окружающей местностью, словно мрачный монолит, подавляя своим величием. Поместье, сложенное из тёмного, почти чёрного камня, не располагало к радушию; его вид скорее внушал тревогу, чем гостеприимство. Лишь одного взгляда на это угрюмое строение было достаточно, чтобы понять: его обитатели знакомы с тёмными искусствами не понаслышке. Казалось, что сама земля вокруг поместья пропитана магией, густой и зловещей. Войдя в просторный холл, который внутри оказался столь же мрачным, как и фасад здания, Гермиона подумала, что фамилия Блэк, как нельзя лучше описывает это место. Казалось, что тьма здесь не просто отсутствие света, а некая осязаемая субстанция, обволакивающая всё вокруг. Даже массивная хрустальная люстра, свисающая с высокого потолка, казалась не сверкающей, а зловеще тёмной, словно сплетённой из теней. В доме было многолюдно. По холлу бегали дети, их голоса и смех наполняли пространство, создавая неожиданно приятный, почти домашний гул. Этот диссонанс между мрачной архитектурой и живой атмосферой казался Гермионе сюрреалистичным.  Том Рэддл, вопреки собственному признанию о том, что он здесь впервые, держался совершенно естественно, словно он родился и вырос в этих стенах. В этот момент по огромным тёмным ступеням, ведущим на второй этаж, сбегал Люциус Малфой. Следом за ним, неслась девочка лет пяти с непослушными чёрными кудрями, обрамлявшими её острое личико. Гермиона сразу узнала её — это была Беллатриса, пока ещё Блэк. — Отстань от меня, Бэлла! — прокричал Люциус, уже оказавшись внизу и потирая ушибленную коленку. — Ты такой же слабый, как и твой отец! — с вызовом бросила Беллатриса и с силой толкнула мальчика, отчего тот, потеряв равновесие, упал на каменный пол и разразился плачем. Гермиона уже сделала шаг вперёд, намереваясь вмешаться, как из бокового коридора появилась высокая, статная женщина с густыми чёрными кудрями. Это была Друэлла Блэк, жена её кузена Сигнуса и сестра Эвана Розье. Гермиона познакомилась с ней ещё в первые недели своего пребывания в этом времени. Друэлла с лёгкостью подняла плачущего Люциуса на ноги, одним движением руки успокаивая его. — Иди к отцу, Люциус, — сухо произнесла она. Мальчик, всхлипывая, поспешил прочь. — Бэлла! — тихо, но властно и с явным раздражением в голосе обратилась Друэлла к девочке. — От тебя слишком много шума. Веди себя как подобает, иначе клянусь, я оставлю тебя без сладостей на целых две недели! — Прости, мама, мы просто играли, — пролепетала Беллатриса с притворной невинностью в голосе, но на её глазах уже выступили слёзы, которые она тут же принялась размазывать по щекам пальцами. — Вот это ты будешь объяснять своему отцу, — отрезала Друэлла. — Полно, Бэлла, возвращайся в гостиную! Живо! — скомандовала она, и Беллатриса, хмуро поджав губы, исчезла в том же коридоре, что и Люциус. — Беллатриса даже в пятилетнем возрасте не была подарком, правда? — тихо прошептал Том на ухо Гермиона, его губы едва коснулись её волос, подводя её ближе к Друэлле. — Друэлла, — Том учтиво поклонился, и на лице Друэллы расцвела искренняя, тёплая улыбка. — Том, Софи, — с явной радостью произнесла волшебница. — Как я рада вас видеть! Простите за эту небольшую сцену. За детьми порой так трудно уследить. Ну что же вы стоите на пороге? Проходите, пожалуйста. Волшебники вошли в просторную гостиную, где уже был накрыт стол для рождественского обеда. Аромат дичи, томлёной в красном вине с розмарином, переплетался с нежным запахом цитрусовых и лёгкими нотками лаванды, создавая атмосферу изысканного торжества. Гермиона окинула взглядом собравшихся гостей и быстро выделила знакомые лица: её родители стояли у окна, о чём-то тихо беседуя, Орион и Вальбурга, держась с надменным достоинством, расположились возле камина, Лукреция, с неизменной кислой миной, что-то выговаривала Игнатиусу, а Эван Розье оживлённо жестикулировал, разговаривая с Абраксасом Малфоем. Шёпот, смех и звон бокалов создавали мягкий, ненавязчивый фон. Гермиона чувствовала себя увереннее, зная, что Том рядом. Он, словно живая энциклопедия, часто пояснял ей, кто есть кто и в каких родственных связях состоит с ней или другими присутствующими. Гермиона не переставала удивляться его памяти и поразительной осведомлённости в генеалогии не только Блэков, но и многих других чистокровных семей. Волшебница быстро прикинула, что в гостиной собралось не меньше тридцати волшебников, образуя пёструю, но в то же время тесно сплетённую сеть родственных уз. В большом кресле у огромного камина, сложенного из чёрного, словно отполированного до блеска, мрамора, восседала Старшая дама, глава рода Блэков — Галатея.  Её лицо, покрытое тонкой сеткой морщин, напоминало пергамент, исписанный временем. Серебристые волосы, собранные в строгий узел на затылке, казались нимбом, окружающим её голову. Она сидела прямо, с непоколебимой осанкой, в тёмном платье, украшенном лишь тонкой серебряной вышивкой, и держала в руках старинный резной посох из чёрного дерева, словно скипетр. На вид ей было около ста пятидесяти лет, по крайней мере, именно столько лет дала ей Гермиона, оценивая её по фотографиям в семейном альбоме Блэков.  Несмотря на почтенный возраст, волшебница не производила впечатления немощной старухи; напротив, в её глазах горел живой, проницательный огонь, а движения были точными и уверенными. Казалось, что время не властно над этой женщиной, что она — живое воплощение истории рода Блэков. Том Рэддл, с лёгким поклоном, сразу же направился к ней, и Гермиона, немного замедлив шаг, последовала за ним. — Это твоя прапрабабушка, — тихо, словно делясь тайной, прошептал Том Гермионе на ухо, пока они приближались к женщине. — Вы видитесь пару раз в год, и, осмелюсь предположить, ваши беседы не отличаются особой душевностью. — Добрый день, миссис Блэк, — с учтивой, почти театральной грацией произнёс Том, склонив голову. — Вы сегодня просто ослепительны, а исходящую от Вас магическую энергию я ощутил, едва переступив порог этой гостиной. Кажется, сама тьма склоняется перед Вашим величием. — О, мой мальчик, — улыбнулась Галатея Блэк, её глаза, несмотря на возраст, лучились живым блеском. Лёгкий румянец тронул её щёки. — Бабушка, — мягко произнесла Гермиона и, наклонившись, осторожно поцеловала её в щёку. — Ты стала такой красавицей, Софи, — с теплотой в голосе произнесла Галатея Блэк, её взгляд задержался на лице внучки с нескрываемой нежностью. — Это Том Рэддл, мой очень хороший друг, — представила Гермиона Тома. — Разве нуждается наш Лорд в представлении, дорогая? — с хитрой улыбкой произнесла Галатея.  Гермиона почувствовала, как её охватывает лёгкое замешательство. Она была абсолютно уверена, что Том никогда прежде не бывал в этом поместье и не встречался с этой женщиной лично.  Заметив её замешательство, Галатея продолжила, её голос приобрёл более серьёзный оттенок:  — Мы не знакомы лично, но фамильные черты и поразительное сходство с благородным, хотя, увы, угасшим родом Гонтов, говорят сами за себя. Слава идёт впереди Вас, мой Лорд. Я много наслышана о Ваших достижениях, и Ваше присутствие в моём доме — несомненная честь для меня. — Вы мне невероятно льстите, миссис Блэк, — с бархатным голосом ответил Том, его глаза блеснули не то льдом, не то пламенем. — Это для меня честь быть Вашим гостем. Ваше поместье пропитано тёмной энергией, от которой, признаюсь, даже у меня на мгновение подкашиваются колени.  Не продолжая беседу, Том с неожиданной для него нежностью взял Гермиону под руку и повёл её в сторону, где на изящных креслах, обитых тёмно-зелёным бархатом, расположились Эван Розье и Абраксас Малфой. Том сел на диван напротив, и Гермиона опустилась рядом с ним. — Я просто не могу поверить своим глазам, что ты всё-таки решил почтить этот мрачный дом своим присутствием, — с наигранным изумлением произнёс Абраксас, отпивая из бокала, наполненного кристально чистой водой. — Я ведь несколько лет пытался заманить тебя сюда. У Блэков поистине великолепная библиотека, не говоря уже о бесценной коллекции артефактов. — В твоём бокале вода, Абраксас? Или мои глаза меня обманывают? — с приподнятой бровью и ироничной улыбкой спросила Гермиона. — Именно так, — с невозмутимым видом ответил Малфой. — Иногда я позволяю себе отступления от привычного распорядка. Даже вода порой утоляет жажду. — У меня совершенно нет желания тратить своё драгоценное время на столь утомительные встречи, — с лёгкой пренебрежительностью произнёс Том, его взгляд скользнул по Абраксасу, словно оценивая его состояние. — И тем не менее, ты здесь, — с нескрываемой иронией сказал Эван Розье. — В этот раз я счёл необходимым лично проконтролировать количество потребляемого моим чрезмерно увлекающимся другом алкоголя и убедиться, что он не упадёт замертво прямо посреди рождественского обеда, — с холодной улыбкой ответил Том. — Ты выглядишь несколько бледным, Абраксас. Полагаю, последствия вчерашнего вечера дают о себе знать. — Я предлагал ему целый арсенал целебных зелий, но он, как всегда, с высокомерным видом отказался, — с вздохом добавил Розье. — Мой организм категорически не принимает никаких жидкостей, кроме чистейшей воды, — с мученическим видом пробормотал Малфой и с театральным жестом приложил руку ко лбу, явно давая понять, что находится далеко не в лучшей форме. Том Волшебники заняли свои места за длинным, богато сервированным столом, уставленным серебряными приборами и сверкающими хрустальными бокалами.  Во главе стола, словно на троне, восседала Галатея Блэк, окидывая собравшихся властным взглядом. Это вполне устраивало Тома, сегодня он не испытывал ни малейшего желания быть в центре всеобщего внимания, предпочитая оставаться отстранённым наблюдателем.  Том расположился в противоположном конце стола, рядом с Софи. Напротив них сидел Абраксас Малфой. Его лицо, землистого оттенка, свидетельствовало о вчерашнем излишестве в употреблении огневиски. Рядом с ним, с неизменной усмешкой, расположился Эван Розье. По соседству с Розье, сидели Игнатиус Пруэтт и его жена Лукреция, её лицо выражало неизменное недовольство всем происходящим.  Взглянув на Игнатиуса, Том усмехнулся, представляя, как эта самодовольная ухмылка исчезает с его лица, словно её смывает волной. К сожалению для Пруэтта, он не обладал ни достаточной интуицией, ни, тем более, достаточным интеллектом, чтобы понять, насколько близка опасность и что улыбка Тома была далеко не дружелюбной. За столом царило оживление. Разговоры велись одновременно в нескольких местах, создавая гул, который, однако, не переходил в откровенный шум. Волшебники переговаривались, обмениваясь новостями и сплетнями. Время от времени звучали торжественные тосты за семью Блэков, за здоровье Галатеи, за непоколебимость идеалов чистой крови и за благополучие всего магического сообщества. Звон бокалов, наполненных искрящимся шампанским или насыщенным красным вином, то и дело разносился по гостиной, добавляя праздничной атмосферы. — Жаль, что твой жених, Софи, сегодня не смог тебя сопровождать. С ним очень приятно вести беседу, — произнёс Игнатиус, его взгляд скользнул по Софи с едва уловимой насмешкой. Том краем глаза заметил, как Софи на мгновение напряглась, хотя её лицо сохраняло непроницаемое спокойствие. — Надеюсь, в следующий раз он непременно составит мне компанию, — сдержанно ответила Софи. — В качестве твоего мужа, разумеется, — тяжеловесно добавил Арктурус Блэк, его недовольный взгляд, попеременно метался между Софи и Томом, словно пытаясь разгадать некую тайну. — Именно так, — с лёгкой улыбкой подтвердила Софи. Под столом, медленно и почти незаметно, Том кончиками пальцев коснулся колена Софи. Он почувствовал, как от его лёгкого прикосновения она вздрогнула. Это мимолётное движение отозвалось в нём волной тягучего, обжигающего желания. — Ты рада, Софи, что Эдмунд Гринграсс станет твоим мужем? — спросил Сигнус Блэк, сидевший неподалёку. — Гринграссы — благородный, чистокровный и весьма богатый род. Прекрасная партия. Том медленно, словно наслаждаясь каждым мгновением, провёл рукой вверх по её ноге, чувствуя сквозь тонкую ткань тепло её кожи. Край платья, послушно скользнув вверх, обнажив изящный изгиб бедра. Нежность растаяла, уступив место горячему, требовательному прикосновению. — Я уверена, что благороднейший род Гринграссов не идёт ни в какое сравнение с родом Блэков, — с вызовом произнесла Софи, и по столу прокатился сдержанный смех. — Тебе повезло, Софи, что Эдмунд обратил на тебя своё внимание, — высокомерно произнесла Лукреция. Том чувствовал, как под его пальцами кожа Софи трепещет, отзываясь на каждое его движение мелкой дрожью, и это лишь усиливало его возбуждение. Он словно играл с Софи, дразня и искушая, зная, что она не посмеет сопротивляться. — Я думаю, что это Эдмунду повезло, что я обратила своё внимание на него, — с озорной улыбкой парировала Софи, и по столу вновь пронёсся смех. — Но Лукреция права, это будет отличный союз. Том продолжал скользить рукой вверх по её ноге, его пальцы касались её кожи, играя с её терпением. Он чувствовал, как Софи вздрогнула и непроизвольно отодвинулась, пытаясь разорвать эту интимную связь. Её отступление лишь подстегнуло его. Он медленно отнял руку, словно уступая её желанию, но его взгляд, задержавшийся на её губах, говорил совсем о другом. Там, в глубине его тёмных глаз, таилось обещание более близкого и опасного контакта.  Взяв бокал, Том едва заметно шевельнул пальцами, и тонкая нить магии, словно ледяной шёлк, обвилась вокруг шеи Софи. Она почувствовала, как её горло сжимает невидимая хватка, не причиняя боли, но сковывая дыхание, словно предупреждая о последствиях неповиновения. — Так что, отвечая на твой вопрос, Сигнус, да, я рада, — с лёгкой запинкой произнесла Софи, коснувшись шеи пальцами. Том лишь приподнял уголки губ, наблюдая за её реакцией. Ещё одно едва ощутимое движение пальцами — и невидимая хватка на шее Софи стала чуть более настойчивой, словно чья-то невидимая рука несильно, но уверенно сжала её горло. Дыхание на миг прервалось, но она, собрав всю свою волю, сдержала подступивший кашель. Желая отвлечься от нарастающего дискомфорта, Софи крепче стиснула столовый нож. Уловив её внутреннюю борьбу, Том чуть ослабил хватку, давая ей возможность свободно вдохнуть, но не отпуская полностью, напоминая о своём незримом присутствии, о своей власти. Это было не просто физическое воздействие, а тонкая психологическая игра, демонстрация полного контроля, скрытая от посторонних глаз. — Только одно меня волнует, — ровным голосом продолжила Софи, привлекая внимание всех присутствующих. — Его отношение к оборотням. Малфой, до этого напоминавший бледную тень, на мгновение словно вернулся к жизни, и на его губах мелькнула многозначительная ухмылка. На лице Арктуруса отразился гнев. Напряжение в воздухе сгустилось, словно перед грозой.  Том, оценив изменившуюся обстановку и не желая привлекать к себе излишнее внимание, тут же прекратил любые манипуляции с Софи — как физические, так и магические. Сейчас было не время для подобных игр. — И каково же его отношение к ним? — отложив серебряную вилку, звякнувшую о край тарелки, спросил Сигнус, его взгляд, казалось, сверлил Софи насквозь.  Аромат жареного мяса и пряных соусов, до этого наполнявший гостиную, на мгновение словно померк под тяжестью повисшего в воздухе вопроса. — Довольно! — отрезал Арктурус, с силой поставив свой бокал на стол. Хрусталь звякнул, а вино слегка расплескалось. — Софи не станет порочить имя благородного волшебника подобными разговорами. — Что ты, отец, разве стала бы я? — в голосе Софи прозвучала тщательно отрепетированная, почти театральная искренность. — Я лишь беспокоюсь о репутации нашей семьи. В конце концов, этот брак коснётся каждого из нас. По столу пронёсся тихий шёпот, словно ветер пробежал по верхушкам деревьев, а затем воцарилась напряжённая тишина. Все взгляды были устремлены на Софи, словно ожидая продолжения представления. Звон столовых приборов стих. — Продолжай, милая, — мягко, но с непреклонной настойчивостью произнесла Галатея Блэк, её взгляд, острый, как лезвие, не отрывался от внучки. — За этим столом собралась наша семья и наши друзья. Где, как не здесь, ты можешь быть абсолютно честна? Не стоит скрывать свои истинные мысли. — Вы так добры, бабушка, — с лёгкой улыбкой ответила Софи, скромно опустив глаза. — Я лишь высказывала свои небольшие опасения. — В чём же именно заключаются твои опасения? — с нажимом, от которого в голосе прорезались стальные нотки, спросила старая волшебница, её взгляд стал ещё более пронзительным. — Эдмунд считает, что оборотней не стоит бездумно уничтожать. Он полагает, что это — сила, с которой необходимо считаться. И если их правильно контролировать — а он уверен, что знает способы, как это сделать, — то в умелых руках они могут стать мощнейшим оружием, способным защитить волшебников от любой угрозы. Он видит в них не чудовищ, а потенциальных союзников, если, конечно, их должным образом обуздать. Том усмехнулся, восхищаясь изобретательностью Софи и её умением искусно манипулировать словами. Она была настоящим мастером этого искусства, ловко жонглируя фактами и полуправдой. Его взгляд скользнул по её лицу, отмечая лёгкий румянец на щеках и едва заметное волнение в глазах. Она была прекрасна в своей лжи, словно ангел, скрывающий за своей невинностью дьявольскую сущность. К тому же, она не сказала ни слова откровенной лжи, лишь немного перефразировала известные ему факты. Суть, однако, осталась прежней, но подана была под совершенно иным соусом. — Это наглая ложь! — словно раскат грома разнёсся по гостиной голос Арктуруса. Он с такой силой бросил нож на стол, что серебро со звоном отскочило, едва не задев стоящий рядом бокал. — Ты так говоришь лишь потому, что не хочешь выходить за него замуж! Не смей лгать мне в лицо! — Каждое моё слово — чистая правда, и ты это прекрасно знаешь, отец, — громко, с вызовом, но в то же время с болью в голосе ответила Софи. — Но ты прав. Я не хочу выходить замуж за Эдмунда! Я люблю другого. В зале воцарилась мёртвая тишина. Казалось, даже воздух застыл в ожидании. Слышно было лишь тихое потрескивание дров в камине и тяжёлое дыхание Арктуруса. — Любишь? — с презрением, сквозившим в каждом слове, словно яд, прошипел Арктурус. — Любишь?! — Он резко вскочил на ноги, его лицо исказила гримаса ярости и отвращения. — Ты любишь чудовище! Софи мгновенно поднялась со своего места, словно её ударило током. Слёзы навернулись на её глаза, но она не позволила им скатиться, её взгляд был полон отчаяния и решимости.  С горячим негодованием в голосе Софи воскликнула: — Абраксас — не чудовище! Реакция последовала незамедлительно.  На лице Арктуруса застыло полное, абсолютное недоумение. Совершенно сбитый с толку, он не мог понять, что произошло. Будучи абсолютно уверенным в чувствах Софи к Тому, он испытал настоящий шок от этой внезапной перемены.  Абраксас, бледный, как мел, казалось, вот-вот потеряет сознание: его глаза были широко распахнуты, он даже не моргал. Малфой словно застыл во времени, не в силах осознать услышанное. Эван Розье, напротив, едва сдерживал истерический смех: его плечи тряслись, лицо покраснело. В воздухе повисло невероятное напряжение. Том же был искренне удивлён. Столь дерзкого и неожиданного хода он совершенно не ожидал. В его глазах мелькнул интерес, смешанный с восхищением.  Браво, Софи, браво… Мысленно произнёс он, оценивая её блестящую актёрскую игру. Она не просто играла, она жила этой ролью, убеждая всех вокруг в своей искренности.  Том невольно задался вопросом, смог ли бы он сам додуматься до такого гениального хода. Софи развернула ситуацию кардинально, играя на эмоциях, используя момент, влияние Галатеи Блэк и, что самое главное, репутацию семьи. Она поставила всё на кон, и, судя по реакции присутствующих, её ставка сыграла. Том был практически уверен, что после этого театрального представления помолвка между ней и Гринграссом будет окончательно разорвана. В его сознании мелькнула мысль о том, что эта девушка способна на многое, и это одновременно восхищало и настораживало его. — Твоя слепая гордость, отец, стоит на пути моего счастья, — с надрывом в голосе продолжала Софи, её глаза блестели от подступающих слёз. — Из-за того, что Малфои однажды разорвали помолвку, ты готов лишить меня любви! — В её голосе звучала искренняя горечь, смешанная с отчаянием. Том не мог не признать, что её актёрское мастерство достигло невероятных высот. Она была убедительна, как никогда. — Абраксас, — с мольбой в голосе обратилась Софи к Малфою, её взгляд, полный надежды, был устремлён на него. — После этих ужасных слов, которые произнёс мой отец, ты просто обязан вызвать его на дуэль! Это дело чести! У Розье на глазах навернулись слёзы от сдерживаемого смеха. Тому, обладающему ледяным самообладанием, тоже стоило немалых усилий сдержать улыбку. Несмотря на всю серьёзность ситуации, комичность происходящего была очевидна. Уголки его губ невольно дрогнули, едва заметно приподнявшись. — Я бы предпочёл обойтись без дуэли, дорогая, — осторожно, с примирительными интонациями в голосе, начал Малфой. Его лицо выражало крайнюю степень неловкости. Он грациозно поднялся со своего места и, обогнув стол, с лёгкостью хищника, подошёл к Софи, нежно, но в то же время крепко взяв её за локоть. — Пойдём, тебе нужно успокоиться. Здесь слишком много взволнованных людей. Арктурус молчал, его лицо покраснело от ярости, а челюсть нервно дёргалась. Его взгляд, полный ненависти, был прикован к Тому. Казалось, он готов в любую секунду обрушить на него смертельное проклятие.  Напряжение достигло апогея. Казалось, ещё мгновение — и разразится буря. Но тут в тишине разнёсся звонкий, раскатистый смех Галатеи Блэк. Этот смех, неожиданный и громкий, словно расколол напряжённую атмосферу. — Арктурус, как ты смеешь портить такой прекрасный обед? У нас гости! — властно скомандовала она, её голос звучал твёрдо и непреклонно. Она посмотрела на внука с таким укором, что тот невольно опустил глаза.  — Немедленно сядь! — добавила она. Арктурус поколебался лишь мгновение, но затем тяжело опустился на своё место. — Твоей дочери всего девятнадцать лет. Вспомни себя в её возрасте, Арктурус. Разве ты не был влюблён? Разве твоё сердце не жаждало любви и полёта? Галатея Блэк выдержала паузу, чтобы её слова успели дойти до его сознания, затем продолжила: — Абраксас Малфой — вполне достойная пара, уж куда более достойная, чем эти надменные Гринграссы. Тебе, Арктурус, стоит успокоиться и наконец прислушаться к своей дочери. Галатея перевела взгляд на Абраксаса и Софи: — Абраксас, Софи, прошу, присядьте. Сейчас подадут десерт, не стоит пропускать такое угощение. Она обратилась к Софи, с доброй улыбкой добавив: — Софи, дорогая, тебе следовало сразу прийти с этим ко мне. Я бы всё уладила. Ну же, садитесь! Абраксас с Софи, повинуясь её воле, вернулись на свои места. Напряжение в комнате постепенно стало спадать, хотя осадок всё ещё оставался. Блюда на столе сменились с основных на изысканные десерты: воздушные пирожные, тающие во рту муссы, фрукты в тонкой карамельной глазури. Тяжёлые серебряные приборы уступили место изящным десертным ложечкам, а бокалы и стаканы — изящным фарфоровым чашкам, наполненным ароматным чаем и крепким кофе. Аромат сладких десертов смешался с запахом свечей, горевших в канделябрах, создавая густую, обволакивающую атмосферу. — У тебя действительно много талантов, Софи, — тихо, шёпотом, словно делясь сокровенной тайной, проговорил Том, его взгляд, полный восхищения и тайного желания, скользнул по её лицу. — Ты легко могла бы вербовать для меня последователей. Они бы шли за тобой, как заворожённые, очарованные твоим красноречием и обаянием. Том краем глаза заметил, как шея Софи покрылась мелкими мурашками. Вновь его магия коснулась её, на этот раз едва ощутимо скользнув по щеке, оставляя после себя нежное покалывание. Этот мимолётный контакт был обещанием чего-то большего, более интимного, что могло произойти лишь наедине. Внутри Тома разлилось сладкое томление, желание прикоснуться к ней по-настоящему, ощутить тепло её кожи под своими пальцами. Вскоре гости переместились в малую гостиную, где атмосфера стала более камерной и расслабленной. Тяжёлые портьеры на окнах были плотно задёрнуты, создавая ощущение уединённости и тайны. В комнате, как и во всём поместье Блэков, царил полумрак. Воздух был пропитан ароматом дорогих сигар и крепкого бренди, которым согревались гости в более узком кругу.  У окна, на тёмном, истёртом от времени кожаном диване, сидели Том Рэддл и Эван Розье, погружённые в тихую беседу. На соседнем диване расположились Сигнус и Друэлла Блэки, обсуждая что-то вполголоса. Напротив них, на таком же кожаном диване, сидела Софи, задумчиво поглядывая в сторону Тома. Абраксас Малфой, держа в руке бокал с тёмно-красным вином, неспешно подошёл и с непринуждённой грацией опустился на подлокотник её дивана. Он обнял Софи одной рукой, слегка прижимая её к себе, словно демонстрируя остальным своё право на её внимание. — Дуэль, дорогая? — с бархатной иронией в голосе проговорил Малфой. — Именно так ты решила разрешить эту неловкую ситуацию? Ты действительно хочешь, чтобы я убил твоего отца? — В его глазах мелькнул озорной огонёк. — Я вижу, обычная вода тебе уже не кажется столь же вкусной, — с язвительной усмешкой парировала Софи, бросив многозначительный взгляд на бокал с тёмно-рубиновым вином в руке Малфоя. — К тому же, глубоко сомневаюсь, что дело действительно дошло бы до кровопролития. — спокойно, с лёгким пренебрежением ответила Софи. Волшебница даже не думала отодвинуться от Малфоя. Напротив, она расслабленно оперлась о его плечо головой, словно это было самым естественным жестом. Малфой слегка наклонился ближе к ней, его губы коснулись её волос, и он произнёс тихо, но достаточно громко, чтобы все услышали: — Боюсь, дорогая, ты совсем, совсем меня не знаешь. — Должен признать, ты нас сегодня действительно развлекла, Софи, — с искренним восхищением произнёс Эван, его глаза блестели от удовольствия. — А я уже думал, что этот обед будет до ужаса скучным. — Мои глубокие чувства — это отнюдь не развлечение, Эван, — с наигранной важностью и лёгким укором ответила Софи. Затем волшебница резко выхватила из руки Малфоя бокал с вином. Не дав ему опомниться, она сделала щедрый, демонстративный глоток, слегка прищурившись от удовольствия. — Фу, какая ты грубая, — с притворным отвращением проговорил Малфой. — Надеюсь, ты не научишь таким варварским манерам моего драгоценного сына.  И Абраксас Малфой залился раскатистым смехом, который эхом разнёсся по гостиной. — Я знаю, сейчас не место и не время, но касательно того поместья в Германии, — тихо, шёпотом, начал Сигнус, склоняясь к Тому и стараясь не привлекать лишнего внимания. — Ты абсолютно прав, Сигнус, сейчас действительно не место и не время, — коротко, но с отчётливой интонацией, не терпящей возражений, прервал его Том. — Поговорим об этом завтра, на собрании. Надеюсь, ты его не пропустишь. — Конечно нет, мой Лорд, — почтительно прошептал Сигнус Блэк. Том перевёл взгляд на Софи. В полумраке гостиной, её фигура казалась особенно хрупкой и притягательной. Она всё ещё держала бокал Малфоя в руках. Золотистые волосы мягкими волнами спадали на плечи. На щеках играл нежный румянец, подчёркивая тонкие черты её лица. В этот момент она казалась ему невероятно красивой, почти неземной. Внутри Тома внезапно вспыхнуло сильное, необъяснимое притяжение, горячая волна желания прокатилась по всему телу. Он отчётливо почувствовал острую потребность прикоснуться к её коже.  Но это было лишь вершиной айсберга. За этим физическим желанием скрывалось нечто большее, гораздо более глубокое и тревожное. Он хотел достичь её души, её сердца. Ему казалось, что в ней скрыт неиссякаемый источник силы и страсти, который он отчаянно хотел познать и подчинить себе. Эта мысль одновременно пьянила и пугала его. Игнатиус и Лукреция вошли в комнату. Лукреция, держа спину прямой, медленно подошла к дивану, где сидела Софи, и без приглашения опустилась рядом. Её мрачное великолепие и высокомерие подчёркивались блеском украшений на шее и запястьях, которые, казалось, лишь усиливали тяжесть её взгляда. — Ты только и делаешь, что позоришь нашу семью, — произнесла Лукреция с насмешливой жёсткостью, повернув голову к Софи. — Если ты думаешь, что эта жалкая уловка сработает, ты глубоко ошибаешься. Ты станешь женой Гринграсса, нравится тебе это или нет. У тебя нет права голоса. Софи смотрела на неё спокойно, но её руки слегка сжались вокруг бокала. Лукреция не нуждалась в ответе, её цель была очевидна: задавить сопротивление. Том, сидевший на диване, приподнял бровь. Его лицо оставалось неподвижным, но что-то изменилось в его взгляде — он стал ещё холоднее, ещё острее. Он едва заметно повернулся в сторону Абраксаса, не произнося ни слова. Всё, что нужно было сказать, выразилось в одном взгляде. Эван Розье, который до этого лениво размешивал бренди в своём бокале, замер. Он бросил быстрый взгляд на Тома, а затем перевёл его на Абраксаса, который тут же выпрямился. Сидящий рядом с ним Сигнус тоже заметил это молчаливое напряжение. Мужчины переглянулись, будто проверяя, оба ли понимают, что сейчас произойдёт. Абраксас, не вставая с подлокотника, развернулся к Лукреции, его лицо исказилось в гримасе презрения: — Закрой рот, Лукреция. Не стоит говорить то, о чём впоследствии можно пожалеть. Его голос прозвучал неожиданно громко в полутёмной комнате. Лукреция вздрогнула, её самоуверенность дала трещину, но она всё ещё пыталась сохранить достоинство, приподняв подбородок. — Осторожнее, Малфой, ты переходишь черту, — бросил Игнатиус, защищая жену. Его голос звучал напряжённо. Тёмный Лорд поднялся. Движение было неторопливым, но от этого оно казалось ещё более грозным. Его фигура словно стала выше, сильнее. Игнатиус, который до этого пытался сохранить видимость уверенности, вдруг побледнел и невольно сжался, словно перед ним стоял не человек, а нечто гораздо более опасное. Рэддл уловил этот момент и позволил себе насмешливую улыбку. — Абраксас, возьми Люциуса. Мы возвращаемся в Лондон, — спокойно произнёс он, не смотря ни на кого, кроме Софи. Лорд Вольдеморт протянул ей руку, и она, не раздумывая, вложила в неё свою. Он мягко, но уверенно помог ей встать, забрав из её руки бокал с вином. Его движения были медленными, отточенными. Он словно растягивал этот момент, зная, что каждый его жест сейчас был мощнее любых слов. Он подошёл к столу и поставил бокал перед Лукрецией. Чёрные глаза Вольдеморта встретились с голубыми глазами Лукреции, и время остановилось. Она попыталась отвести взгляд, но не смогла. Невидимые нити, сотканные из самой магии – удерживали её, заставляя смотреть в эту бездну. Взгляд Лорда Вольдеморта был не просто холодным, он был мёртвым, лишённым всякой человечности. В нём читалось чёткое предупреждение: не испытывай меня. Лукреция почувствовала, как её сердце бешено заколотилось, а дыхание сбилось. Страх сковал её, заставив сжать руки на коленях так сильно, что ткань платья натянулась, образуя складки. Тёмный Лорд скользнул взглядом по её пальцам, и в его глазах мелькнула искра. Тому Марволо Рэддлу не нужны были ни слова, ни заклинания, чтобы расставить всё по своим местам. Ему хватало лишь взгляда — холодного, пронзающего насквозь, от которого невозможно было спрятаться. Этот взгляд обнажал самые сокровенные страхи и слабости. Одного только этого было достаточно, чтобы у людей подкашивались ноги, чтобы самые смелые забывали, как дышать, а самые гордые опускали головы, теряя остатки сопротивления. Когда он проводил рукой в небрежном жесте, будто сбрасывая с плеч невидимую пыль, это движение таило в себе больше власти, чем крики и угрозы. Этот жест говорил за него: «Ты ничто, и я могу стереть тебя с лица земли по своему желанию». И люди понимали это. Том не испытывал ярости, когда наблюдал за их реакцией. Он был холоден, безразличен и даже снисходителен. Он прекрасно знал, какую власть имеет над каждым, и наслаждался этим — не вспышкой гордости, а тихим, философским удовлетворением от собственной силы. Мир вокруг него словно сжимался, становился приглушенным и мрачным. Люди не могли этого объяснить, но чувствовали — они находились в присутствии силы, которая была больше, чем они могли постичь.  И Том знал это.  Он знал и наслаждался их страхом, потому что страх был его первым союзником в создании нового мира. Мира, где ему нет равных.