Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Шестьдесят первая глава Том За окном еще царила густая, предрассветная тьма, но кабинет Тома уже был залит светом настольной лампы. Он не спал, погруженный в изучение отчетов Аврората, касающихся участившихся нападений оборотней и весьма низкой активности Пожирателей Смерти. Разветвленная сеть осведомителей Лорда Вольдеморта пронизывала все слои волшебного общества Великобритании, обеспечивая его практически полной картиной происходящего.  Власть, подобная той, что он удерживал в своих руках, была не только источником безграничных возможностей, но и тяжким бременем.  Непрерывный контроль требовал железной дисциплины и порой изматывал даже его, человека с поистине неиссякаемой энергией.  Том умело распределял обязанности между своими верными последователями, делегируя рутинные задачи и оставляя за собой лишь ключевые решения, но полностью отпустить ситуацию на самотек он не мог. Слишком многое стояло на кону. Поэтому он часто засиживался допоздна, склонившись над кипами документов, выверяя планы, внося правки в проекты законов, готовя почву для грядущих перемен. Последние события, а главное – его личный интерес к Софи, значительно увеличили объем работы. Вчера вечером, отправив девушку домой, он намеревался методично разгрести накопившиеся дела, вернуться к привычному порядку. Но его мысли то и дело ускользали от строк отчетов, возвращаясь к образу Софи. Отложив очередной отчет, волшебник перевел взгляд на черное перо, её подарок. Оно лежало на столе, словно обсидиановая капля, гладкое и холодное на вид. Том осторожно коснулся его кончиком пальца, едва ощутимо. Под пальцем скользнула шелковистая гладкость, и в тот же миг он почувствовал легкое тепло, словно магия, дремлющая в нем, пробудилась от его прикосновения. Это тепло напомнило ему о Софи – о том, как она отвечала на его прикосновения, нежной дрожью, едва заметным трепетом. Отправив её вчера домой, он руководствовался не только необходимостью закончить дела. Он с пугающей ясностью осознавал, что её присутствие становится для него жизненно необходимым, как воздух для дыхания. Эта мысль пронеслась в его сознании, заставив внутренне содрогнуться. Зависимость – вот чего он не мог себе позволить. По крайней мере, он должен был сохранять иллюзию контроля, держать ситуацию под своим неусыпным наблюдением.  Власть опьяняла его, даря извращенное наслаждение от подчинения чужой воли. Он знал это чувство, ощущал его каждый раз, когда обрушивал на тех, кто попадал под его гнев, темные проклятия, упиваясь их беспомощностью. Однако он не позволял этой страсти выйти из-под контроля, не терзал своих жертв без разбора, не предавался этому пороку беспрестанно. Он держал свою темную сторону в узде, и эта способность вселяла в него уверенность. Он контролировал свои темные наклонности, а значит, сможет контролировать и свои чувства к Софи. Эта мысль, словно щит, встала между ним и нарастающим беспокойством. Он не позволит чувствам завладеть им.  Никогда. Том перевел взгляд на небольшую деревянную коробку, лежавшую на краю стола. Внутри, на мягкой бархатной обивке, покоился флакон с ядом василиска – смертоносным зельем.  Софи не взяла его с собой. В этом он, впрочем, нисколько не сомневался. Как не сомневался и в том, что она никогда не посмеет его использовать. Слишком глубоко Том проник в её сердце, сплел свои чары с её душой. Она не раз спасала его от смерти, и у неё было достаточно возможностей, чтобы лишить его жизни, если бы Софи того действительно захотела. Она этого не сделает.  Никогда.  Эта мысль, словно стальной стержень, укрепилась в его сознании. Но, несмотря на эту уверенность, внутри зрело глухое беспокойство.  Глупая девчонка…  Она уже сунулась за диадемой в албанские леса, полные диких тварей и древней магии. Кто знает, где еще она успела безрассудно рискнуть своей жизнью, преследуя свои, до конца ему не понятные цели. К тому же, он знал, что она встречалась со Слизнортом в Хогсмиде. Эта встреча, пусть и казалась на первый взгляд безобидной, вызывала у Тома смутное раздражение.  Еще немного – и она пойдет к Дамблдору.  Этого он допустить не мог ни при каких обстоятельствах. Дамблдор — фигура, окутанная ореолом показной доброты и мудрости, но за этой маской скрывался расчетливый и опасный противник. Дамблдор был могущественным волшебником, возможно, единственным, кто представлял для него реальную угрозу. Он, как никто другой, умел манипулировать людьми, искусно воздействуя на их эмоции и разум, не хуже, чем сам Том в самые свои изощрённые моменты.  Но если Том никогда не скрывал своей истинной сущности, не прятался за личиной добродетели, то Альбус Дамблдор делал это с особым удовольствием, с поистине театральным размахом, окутывая себя дымкой благочестия. Его влияние на умы было тонким и незаметным, словно яд, медленно просачивающийся в кровь. Если Дамблдор узнает о будущем, о той роли, которую Том уготовил для себя, это станет серьезнейшей проблемой.  Этого нельзя допустить. Ни в коем случае.  Софи нужно держать рядом, под неусыпным контролем, подальше от Дамблдора и ему подобных, от тех, кто мог бы попытаться использовать её против него. Том не позволит никому встать между ним и его планами. Он вновь погрузился в изучение бумаг, разложенных на столе аккуратными стопками. Свет лампы, заключенный в абажур из зеленоватого стекла, выхватывал из полумрака лишь небольшой круг, оставляя остальную часть кабинета в тени.  Сегодня вечером, как и каждую среду, должно было состояться еженедельное собрание узкого круга. Это был ритуал, отточенный временем, – своего рода смотр сил и проверка лояльности. На этих встречах его ближайшие сторонники представляли свежие отчеты и доклады о текущей деятельности, о положении дел в различных сферах магического мира, о слухах и интригах, плетущихся в коридорах Министерства.  Состав присутствующих нередко менялся: кто-то возвышался, получая новые задания и полномочия, кто-то бесславно исчезал, провинившись или утратив доверие. Но существовала и неизменная группа избранных, чьё присутствие было обязательным на каждом таком собрании, – те, на кого он мог положиться безоговорочно, чья преданность была проверена временем и кровью: Антонин Долохов, с его мрачной, немногословной эффективностью; Абраксас Малфой, воплощение аристократической надменности и хитрости; Габриэль Лестрейндж, чья жестокость была пугающей; Эван Розье, с его холодным, расчетливым умом; Морвен Нотт, хранитель древних знаний и тайн; Корбан Яксли, чья исполнительность граничила с фанатизмом; Эдгар Макмиллан, представлявший интересы старинных чистокровных родов; Кассий Мальсибер, чья преданность была куплена кровью и страхом; а также Орион и Сигнус Блэки, представители одного из самых влиятельных и древних магических семейств. На этот раз Том решил, что на собрании должна присутствовать и Софи. Эта мысль возникла не спонтанно, она зрела в его сознании уже несколько дней. Несмотря на все её, порой довольно настойчивые, попытки избежать подобных встреч, он понимал, что она уже знает слишком много. Её работа в Министерстве, её проницательность, граничащая с интуицией, и, конечно же, её несомненные магические способности, в которых он не раз убеждался лично, делали её не просто полезной, а поистине ценным активом.  Более того, она уже успела завоевать определённый, пусть и негласный, авторитет среди его приближённых, а к некоторым, наиболее влиятельным и опасным, даже сумела втереться в доверие, используя свое обаяние. Пусть на её руке и не красовалась Чёрная Метка – клеймо верности Темному Лорду, – её вполне можно было считать своей, пусть и не до конца посвященной в самые сокровенные тайны. А значит, хочет она того или нет, сегодня вечером ей придётся присутствовать на этом собрании. И лучше, гораздо лучше для неё, если она явится по доброй воле. Однако перед вечерним собранием, перед тем, как предстать перед своим внутренним кругом, ему предстояло разобраться с участниками провальной операции в Германии. Мысль об этом вызывала у него раздражение, граничащее с гневом. Том не питал иллюзий насчёт идеального исхода любой операции, понимая, что в мире магии, как и в любом другом, случаются осечки и неудачи. Но подобной катастрофы, подобного вопиющего провала, граничащего с откровенной глупостью, он, конечно, не ожидал.  Их задачей было обнаружить поместье, затерянное в глухих лесах Баварии, вести скрытое наблюдение, собирать информацию о его обитателях и их деятельности, возможно, осуществить незаметное проникновение внутрь. Но уж точно не устраивать открытое, ничем не спровоцированное столкновение с оборотнями, не поставив его в известность и тем самым подвергнув риску всю операцию.  Служение Лорду Вольдеморту, безусловно, привлекало сильных, амбициозных магов, и это имело свои плюсы – мощь и ресурс, – но, как оказалось, и серьезные минусы. Зачастую они проявляли излишнюю, ничем не оправданную инициативу, подгоняемые непомерными амбициями и самоуверенностью, считая себя вправе действовать по своему усмотрению, забывая, кто является истинным лидером. Сегодня Том намерен был напомнить им, причем в самой доходчивой форме, что подобная самодеятельность чревата самыми серьезными последствиями.  Он должен был пресечь эту опасную тенденцию в корне, раз и навсегда показав, что только он, Лорд Вольдеморт, определяет стратегию и тактику, что только его воля является законом. В его мыслях уже зрели возможные варианты наказания, от простого порицания и лишения привилегий до более убедительных мер, способных надолго отбить у них охоту к подобным выходкам. Он представлял их лица, искаженные страхом и раскаянием, их дрожащие голоса, полные оправданий и мольб о пощаде, и эта мысль, словно бальзам, ненадолго успокаивала его разгневанное сердце, доставляя странное удовлетворение. Гермиона Гермиона завтракала в полном одиночестве в просторной столовой дома Блэков. Огромный стол из темного дерева, обычно уставленный серебряными блюдами и тарелками, казался пустым и холодным, подчеркивая её одиночество. Арктурус и Мелания Блэк остались до конца недели во Франции, погостить у Галатеи, чему Гермиона была, признаться, несказанно рада.  Волшебница понимала, что по их возвращению её ждет неминуемый и, скорее всего, весьма неприятный разговор. После всего случившегося скандала было не избежать. И если вдруг слова Лукреции подтвердятся, если Арктурус не изменит своего решения относительно брака с Гринграссом, то кто-то непременно пострадает. Возможно, даже умрёт. В этом Гермиона не сомневалась ни секунды. Волшебница отвела взгляд от недоеденного тоста и посмотрела в окно. Утро выдалось серым и туманным, что было, впрочем, вполне типичной лондонской погодой. Тяжелая пелена тумана окутала город, скрывая очертания зданий и улиц. Серость за окном словно отражала сумбур, царивший в её душе. Мысли Гермионы обратились к Тому, к тому, как он вчера вечером, сдержанно, но твердо, приказал ей вернуться домой. Она была почти уверена, что сам он этого не хотел. Она видела отчетливое желание в его глазах, когда он мягко поправил прядь её волос, когда его пальцы коснулись её щеки. О, она чувствовала, он хотел, чтобы она осталась. Но он даже не поцеловал её.  Словно сам себе запретил эту… слабость. Конечно.  Он, без сомнения, расценивал любые проявления нежности как недопустимую слабость. А Лорд Вольдеморт, в его собственном понимании, не мог позволить себе быть слабым. Ей стало одновременно грустно от того, что он так бесцеремонно выставил её за дверь, но в то же время в сердце затеплилась робкая надежда. Если он счёл нужным отпустить её, значит, он что-то к ней чувствует. И, что еще важнее, он осознает эти чувства. На губах Гермионы на мгновение появилась слабая улыбка, но она тут же исчезла, словно её окутало туманом мрачных размышлений. Слова Арктуруса Блэка эхом отдавались в её голове. Том – чудовище.  Эта мысль, как ядовитый шип, вонзилась в её сознание. И хотя в его идеологии было немало верных идей, что Гермиона с неохотой, но все же признавала, она понимала, что тирания, диктатура, подавление воли других никогда и ни к чему хорошему не приводили. История учила обратному. Да и на душе у Тома уже накопилось слишком много грехов, слишком много темных деяний, чтобы можно было хоть как-то найти ему оправдание. Эти мысли, как тяжелые камни, тянули её вниз, погружая в пучину сомнений и противоречий. Её собственные чувства, запутанные и сложные, мешали ей трезво оценить ситуацию, увидеть всё в истинном свете.  Она вспомнила его подарок – небольшую деревянную шкатулку, внутри которой покоился флакон с ядом василиска. Она не сомневалась в подлинности яда.  Но позволил бы он мне действительно воспользоваться им?  И, что еще более важно, хватило бы у меня духу, хватило бы решимости, чтобы уничтожить его крестраж?  Как она знала, мало было просто окропить артефакт ядом василиска. Для этого требовалось четкое, непоколебимое намерение, жгучее желание уничтожить вместилище частицы его души. А было ли её желание настолько сильным, настолько непреклонным? Да и Том был прав, когда говорил, что она совершенно не представляет, что происходит с осколком души после уничтожения крестража. Эта неизвестность пугала её, порождая новые сомнения и страхи. Гермиона спустилась в подвальное помещение, где располагалась алхимическая лаборатория – просторная комната с каменными стенами, пропахшими запахами трав и порошков. Вдоль стен тянулись полки, уставленные склянками, банками и колбами самых разнообразных форм и размеров, наполненными жидкостями всех цветов радуги, сушеными кореньями, измельченными минералами и прочими диковинными ингредиентами. В центре комнаты стояли несколько массивных котлов на треногах, под которыми мерно потрескивал магический огонь.  Волшебница подошла к одному из них – большому, медному котлу, покрытому патиной и копотью. С помощью отпирающего заклинания она сняла с него крышку и заглянула внутрь. Там, медленно булькая, настаивалось её зелье, приготовленное по рецепту Слизнорта, с использованием яда тенебриксов и тех редких ингредиентов, которые с немалым трудом раздобыл для неё Морвен Нотт. Гермиона осторожно помешала жидкость кончиком палочки, наблюдая за тем, как густые, фиолетовые клубы пара поднимаются над поверхностью. Внутри нарастало беспокойство. Уж слишком ненадежной и сомнительной казалась ей вся эта затея. Во-первых, она не до конца доверяла этому рецепту от Слизнорта, особенно после того, как ей стало известно, что Дамблдор осведомлен о её визите в Хогсмид. Эта новость, словно тень, омрачила все её планы. Гермиона не могла отделаться от мысли, что Слизнорт мог что-то утаить, намеренно исказить рецептуру или же просто допустить ошибку в своих трудах. Во-вторых, её терзали сомнения относительно ингредиентов, предоставленных Ноттом. Дело было даже не в том, что сам Морвен мог её обмануть. Проблема заключалась в исключительной редкости этих компонентов. «Слёзы лунного единорога», «пыльца фейского вереска», «сердцевина горного тролля» – названия звучали почти как сказки. Гермиона понимала, что даже такой опытный волшебник, как Нотт, мог стать жертвой обмана, получив подделку вместо настоящего ингредиента.  Но, несмотря на все сомнения, отступать было поздно. Попробовать стоило. Согласно указаниям Слизнорта, зелью требовалось настаивать ровно три месяца, при строгом соблюдении определенных условий. Это был долгий и кропотливый процесс, требующий постоянного контроля. Волшебница вновь взмахнула палочкой, проводя ряд диагностических заклинаний. Она проверила температуру зелья – она должна была поддерживаться на уровне ровно 37 градусов по Цельсию, влажность в помещении – не выше 60%. Все показатели были в норме. Кроме того, она проверила наличие в зелье тонкой магической эссенции, которая, по словам Слизнорта, должна была появиться на определенной стадии варения, и, к облегчению Гермионы, она была на месте.  Убедившись, что все условия выдержаны, волшебница наложила на котел сложное защитное заклинание, позволяющее прикасаться к нему и открывать его крышку только ей. Закончив с приготовлениями, она покинула лабораторию, оставив зелье медленно булькать в одиночестве, окутанное клубами фиолетового пара. Гермиона вошла в гостиную, где на диване, погруженный в чтение, сидел Орион. Комната была обставлена в строгом, традиционном стиле Блэков: темное дерево, тяжелые портьеры, портреты предков, взирающих со стен с немым укором. В камине тихо потрескивали дрова, отбрасывая на стены колеблющиеся отблески, но общий тон оставался сдержанным и мрачным. — Том говорил, что ты сегодня должна явиться на собрание, — произнес Орион, не отрывая взгляда от книги. Его голос звучал ровно, без особых эмоций. — Да, он вчера дал мне ясно понять, что у меня нет возможности отказаться от этого заманчивого предложения, — ответила Гермиона, подходя к небольшому столику у окна.  Она принялась аккуратно складывать в стопку книги, которые читала до завтрака. Движения её были медленными, задумчивыми. — Ты ловко придумала с Малфоем, — Орион наконец оторвался от чтения и посмотрел на сестру. — Отец, конечно, не поверил в вашу «любовь», но я уверен, Галатея приложит все усилия, чтобы отсрочить твою свадьбу с Гринграссом. Она всегда была к тебе добра. — Я лишь хотела выиграть немного времени, — пожала плечами девушка, прижимая стопку книг к груди. — Думаю, тебе это удалось, — кивнул Орион. — Но что ты будешь делать дальше? — В его взгляде мелькнуло беспокойство. Гермиона не ответила сразу. Она подошла к дивану и села рядом с братом, соблюдая небольшую дистанцию. Между ними словно образовалась невидимая пропасть, которую волшебница чувствовала особенно остро. — Мы были близки? — тихо спросила она, глядя Ориону в глаза. — Я имею в виду до моей болезни и амнезии? Орион на мгновение отвел взгляд, словно пытаясь отыскать ответ в глубине своей памяти. — Нет, — наконец честно ответил он. — Мы редко разговаривали. Пока ты училась в Хогвартсе, наши пути практически не пересекались. Я был занят своими делами. А когда ты вернулась, ну, скажем так, у нас были несколько разные круги интересов. Ты тяготела к одному, я — к другому. А потом ты заболела, и… — Орион замолчал, словно не желая ворошить тяжелые воспоминания. — Почему ты спрашиваешь? — Том сказал, что именно ты познакомил меня с ним, — ответила Гермиона, внимательно наблюдая за реакцией брата. Она искала в его лице хоть малейший признак лжи или утайки. — Верно, — подтвердил Орион, его взгляд стал более серьезным. — Наверное, это было ошибкой. Но ты меня очень просила об этом, и я подумал, что ничего плохого не случится. В конце концов, и ты, и Том казались довольными вашей «дружбой». Но когда ты заболела, я был напуган. Очень напуган, — Орион говорил искренне, и в его голосе прозвучала неподдельная тревога. — Ты думаешь, Том был причастен к моей болезни? — прямо спросила Гермиона, стараясь сохранить спокойствие. — Я допускал такую мысль, — признался Орион. — Именно поэтому, когда ты выздоровела, я хотел, чтобы ты держалась от него как можно дальше. Я боялся за тебя. Но сейчас, видя, как он смотрит на тебя, я понимаю, что ошибался. Он не желал тебе зла, никогда. Ты ему дорога. Орион взглянул в сторону, словно подбирая слова, и тихо добавил: — Том — человек крайностей, это правда. Он может быть суров, его решения порой кажутся бесчеловечными, но ты должна понять, что он видит дальше, чем мы. Его голос стал тверже, наполненный непоколебимой верой: — Он готов пойти на жертвы, на самые крайние меры, ради достижения высшей цели — мира, где не будет места грязи и предательства. Где чистокровные волшебники займут достойное место. Орион посмотрел прямо на неё, его взгляд стал острым, как клинок: — Это жестоко, да, но разве великие дела делаются без жертв? Разве можно построить светлое будущее, не разрушив старое, гнилое основание? Он выдохнул, будто сбросив груз, и закончил тихо, но уверенно: — Он вынужден принимать тяжёлые решения, идти на компромиссы с собственной совестью, чтобы защитить тех, кто ему дорог. Чтобы привести нас к лучшему будущему. — Конечно, — с грустной, едва заметной улыбкой произнесла Гермиона, поднимаясь с дивана. Она чувствовала, как внутри нарастает разочарование. Она ожидала от брата большего, большей проницательности, большей защиты. — Я в этом не сомневаюсь. Она направилась к лестнице, чувствуя на себе взгляд Ориона. В этот раз ей совсем не трудно было солгать.  Том был прав: Орион действительно не знал свою сестру.  Но не это было самым страшным. Самым страшным было осознание того, что Гермиона больше не сомневалась. Если бы Ориону пришлось выбирать между своей сестрой и Лордом Вольдемортом, он, не колеблясь, выбрал бы второго.  Эта мысль пронзила её сердце, оставив после себя горький привкус предательства. Гермиона вернулась в свою комнату, и, открыв дверцы платяного шкафа, её взгляд скользнул по ряду висящих нарядов. Мысль о предстоящем собрании, на которое она шла с тяжелым сердцем, отозвалась неприятным холодком. Том достаточно ясно дал понять, что последствия любого проявления неповиновения будут весьма ощутимыми. А значит, избежать собрания не удастся. Придётся играть роль послушной куклы, не смея ни возразить, ни даже нахмуриться. Нужно быть предельно осторожной, каждое слово, каждое движение должно быть выверено, чтобы не дать ему даже малейшего намёка на непокорность.  Хотя, какая разница?  Гермиона уже усвоила: Тому не нужен повод, чтобы причинить боль. Он делает это просто потому, что может. Взгляд волшебницы остановился на платье из плотного тёмно-синего шёлка. Оно было сшито по моде: лиф, плотно облегающий фигуру, с небольшим V-образным вырезом, подчёркивающим изящную линию ключиц, и юбка-клёш длиной до середины икры, струящаяся мягкими складками. Рукава длиной три четверти деликатно обхватывали руки. Никаких украшений, кроме тонкого пояска в тон платью, подчёркивающего талию. Платье было скромным, без излишеств. Волосы она оставила распущенными, позволив им свободно спадать на плечи золотыми волнами. В зеркале отразилась фигура, одновременно и скромно одетая, и подчёркивающая её женственность. Удовлетворившись своим внешним видом, Гермиона села за письменный стол, выдвинула ящик и достала лист плотного пергамента и остро отточенное гусиное перо. Упорядочивание мыслей на бумаге было её давней привычкой, своего рода ритуалом. Изложенные на пергаменте, они обретали чёткость и осязаемость, позволяя отделить зёрна от плевел, отделить важное от несущественного. Сейчас, как никогда, ей нужно было разобраться в своих чувствах, в том хаосе, что творился в её душе.  Как можно жить, зная, что рядом с тобой – чудовище? Как можно улыбаться ему, делать вид, что ничего не произошло, когда внутри всё кричит от ужаса и отвращения? Гермиона пыталась сформулировать свои мысли, записывая обрывки фраз, но слова казались бессильными перед той бездной, что разверзлась в её сердце. Ближе к вечеру волшебница настолько увлеклась чтением одного из манускриптов, любезно одолженных ей Томом, что совершенно потеряла счёт времени. Манускрипт касался природы магической энергии, и его автор, некий древний маг, разделял её на светлую и тёмную, утверждая, что в каждом волшебнике обе эти силы находятся в хрупком равновесии. Нарушение этого баланса, по его мнению, могло привести к самым непредсказуемым последствиям, вплоть до полного разрушения магического ядра.  Неужели Том…  Мысль обожгла сознание Гермионы, но она тут же отбросила её, как нечто слишком пугающее. Знание о том, что внутри неё тоже есть эта тёмная энергия, вызывало неприятный озноб. Она закрыла глаза и потерла виски, пытаясь отогнать навязчивые мысли. – Софи, – раздался за дверью голос Вальбурги, – К тебе пожаловал Абраксас Малфой собственной персоной и ожидает в гостиной. – Уже иду, – ответила Гермиона, с сожалением откладывая манускрипт на прикроватный столик. Интерес к прочитанному боролся в ней с тревогой перед предстоящей встречей. Она глубоко вздохнула, стараясь придать своему лицу невозмутимое выражение, и направилась к двери. Проходя мимо зеркала, Гермиона едва заметно взмахнула палочкой, и непокорные складки тёмно-синего шёлка послушно разгладились, а светлые локоны, легли чуть более упорядоченно. Волшебница на мгновение задержала взгляд на своём отражении, проверяя, достаточно ли убедительно выглядит её натянутая улыбка, и, глубоко вздохнув, покинула комнату. Полчаса спустя Гермиона и Абраксас Малфой стояли на одной из оживлённых маггловских улиц Лондона, зажатые между высокими, безликими домами из серого кирпича. Дойдя до неприметного строения с облупившейся штукатуркой, Абраксас плавно взмахнул палочкой, произнося несколько тихих, шипящих заклинаний на латыни. Прямо в стене, проступила дверь – из тёмного, отполированного до блеска дерева, окованная бронзовыми полосами, переплетающимися в сложный, змеиный узор. Ручка двери, выполненная в виде змеиной головы с изумрудными глазами, казалось, следила за Гермионой оценивающим взглядом.  В чистейшем слизеринском стиле, мрачно и изысканно.  Малфой, с учтивым поклоном, приоткрыл дверь, галантно пропуская волшебницу внутрь. Они оказались в узком, затхлом коридоре, где царил полумрак. Стены, обитые тёмно-зелёной тканью с серебряным шитьём, казались ещё темнее в тусклом свете единственной, тускло мерцающей лампы. В конце коридора расходились две лестницы: одна, уходящая круто вверх, словно звала в неизведанные выси, другая, напротив, спускалась в сырую, холодную тьму подвала. – Нам наверх, – с лёгкой усмешкой произнёс Абраксас, – Ты сегодня подозрительно тихая. Обычно ты остра на язык, а сегодня ни одной колкости. Что случилось? – Мне здесь неуютно, Абраксас, – призналась Гермиона, её голос дрогнул. – У меня дурное предчувствие. Я не чувствую себя в безопасности.  Волшебница опустила взгляд, не желая, чтобы Малфой видел страх в её глазах. Они поднялись по скрипучим ступеням и оказались в ещё одном узком коридоре, где с одной стороны тянулся ряд высоких, узких окон. Тяжёлые шторы из тёмно-серого бархата прикрывали лишь их часть, оставляя открытыми узкие полосы, сквозь которые проникал тусклый свет маггловской улицы. Абраксас остановился, внимательно посмотрел на Гермиону, его взгляд был серьёзным и сочувствующим. Она чувствовала, что он хочет что-то сказать, что-то важное, но медлил, подбирая слова. В конце концов, на его лице появилась его фирменная, ироничная улыбка, призванная скрыть истинные чувства. – Не думал, что тебя так легко напугать, Софи, – сказал он, стараясь придать своему голосу непринуждённость. – Это всего лишь тёмный коридор. Но… – он сделал короткую паузу, его взгляд стал серьёзнее, – я понимаю твои опасения. И я не собираюсь тебя обманывать, Софи, обещая, что всё будет хорошо.  Абраксас толкнул тяжёлую чёрную дверь, и она бесшумно отворилась, впуская их в просторный кабинет. Здесь царил строгий, почти аскетичный порядок, словно подчёркивающий характер хозяина. Стены, выкрашенные в глубокий серый, казались холодными и отстранёнными. Высокие сводчатые окна были плотно занавешены тёмно-зелёными шторами, пропускавшими лишь узкие полоски света. Старый, массивный деревянный пол хранил следы времени — трещины и потёртости, добавлявшие пространству внушительности. В центре комнаты стоял длинный стол из чёрного дерева, за которым уже собрались Эван Розье, Морвен Нотт, Габриэль Лестрейндж, Эдгар Макмиллан и Антонин Долохов. Каждый сидел с выпрямленной спиной и сдержанным выражением лица, погружённый в молчаливое ожидание. На столе стояли канделябры из тусклого серебра с высокими горящими свечами, чьё ровное пламя не отбрасывало теней, будто магия сама поддерживала строгую атмосферу. Напротив стола располагался большой камин из тёмного камня, в котором сейчас, однако, не горел огонь. Вдоль стен возвышались колонны, между которыми стояли два шкафа: узкий и высокий — с дорогим алкоголем и тонкими бокалами, и более широкий — с книгами, свитками и металлическими коробами, запертыми на магические замки. Воздух был тяжёлым, с ароматом древесной смолы и старой бумаги. Здесь каждая деталь говорила о бескомпромиссной силе Лорда Вольдеморта.  Гермиона ощутила лёгкий холод — не только от каменных стен и пустого камина, но и от самой сути этого места, где решения принимались с абсолютной хладнокровностью. – Добрый вечер, господа, – с насмешкой в голосе, поприветствовал собравшихся Малфой. Гермиона лишь кивнула и, чувствуя себя неуютно под пристальными взглядами, неуверенно посмотрела на Абраксаса, безмолвно спрашивая, какое место ей занять. Он лишь пожал плечами и, с привычной уверенностью, направился к массивному шкафу, уставленному бутылками с разнообразными напитками. Выбрав бутылку огневиски, он небрежно налил себе щедрую порцию. Волшебница окинула взглядом стол. Место Лорда Вольдеморта во главе стола угадывалось безошибочно. По правую руку от него, в кресле с высокой спинкой, обитом чёрной кожей, вальяжно расположился Долохов – вполне ожидаемое соседство. Абраксас, закончив с огневиски, опустился в кресло рядом с Антонином, далее расположились Нотт и Макмиллан. С левой стороны от места, предназначенного для Лорда, сидел Лестрейндж, возле него – Розье, далее оставались явно пустые места. Гермиона, всё ещё чувствуя себя неловко, застыла на месте, не зная, куда приткнуться. – Думаю, ты можешь сесть рядом со мной, – с располагающей улыбкой предложил Эван. – Здесь есть какая-то иерархия? – с лёгкой тревогой в голосе спросила волшебница. – Не хотелось бы начинать вечер с фальстарта. Может, мне лучше подождать у окна? – Главное – не садись на место Лорда, – раздался язвительный, но вместе с тем тёплый голос Долохова.  Антонин встретился с Гермионой взглядом, и, хотя его слова были пропитаны сарказмом, в глубине его глаз мелькнуло искреннее тепло. Этот мимолётный взгляд придал девушке немного уверенности и какого-то странного, неожиданного спокойствия. Она направилась к свободному месту рядом с Розье. – Думаешь, со мной всё настолько плохо? – с иронией в голосе поинтересовалась Гермиона, занимая своё место. – Лично я считаю, что с тобой всё гораздо хуже, – с невозмутимым видом отозвался Лестрейндж, – иначе тебя бы здесь не было. – И то верно, – нервно улыбнулась волшебница, скользнув взглядом по интерьеру комнаты. – Выпьете что-нибудь, мисс Блэк? – вежливо, но сдержанно спросил Эдгар Макмиллан. Гермиона лишь пару раз перекинулась с ним ничего не значащими фразами, и, по сути, почти ничего о нём не знала. Однако сам факт его присутствия на этом собрании красноречиво говорил о его чистокровном происхождении, силе и, вероятно, опасности. – Благодарю, но я вынуждена отказаться, мистер Макмиллан, – с вежливой улыбкой ответила Гермиона. – Ты такая вежливая, что аж тошнит, – вновь вставил Лестрейндж, не упуская возможности подколоть её. – Ну, извини, что не вызываю у тебя рвотный рефлекс своей грубостью, Габриэль, – с ухмылкой парировала волшебница. – Зовите меня Эдгаром, – обратился к Гермионе Макмиллан, – здесь все свои. Друзья. В этот момент дверь с тихим скрипом отворилась, и на пороге появился Лорд Вольдеморт. Он был одет во всё чёрное: строгая мантия, надетая поверх чёрной рубашки, застёгнутой на все пуговицы. Он, не говоря ни слова, занял своё место во главе стола. Следом за ним в кабинет вошли Корбан Яксли, Кассий Мальсибер, Орион и Сигнус Блэки. Корбан Яксли опустился в кресло рядом с Гермионой и тихо, с усмешкой, шепнул ей на ухо: – Сидишь на моём месте, но я совсем не против. Гермиона бросила на него короткий взгляд, слегка приподняв уголки губ в ответной улыбке. Собрание тянулось с удручающей медлительностью. Гермиона то и дело бросала беглые взгляды на бесшумно скользящие стрелки часов, висевших над камином. На столе, покрытом тёмно-зелёным сукном, стояли хрустальные стаканы, одни наполненные прозрачной водой, другие – янтарным виски или тёмным вином. В камине, потрескивая, горел огонь, но даже его живое пламя не могло разогнать гнетущую атмосферу формальности.  Волшебники, сменяя друг друга, монотонно докладывали о ситуации в Британии и на континенте, оперируя сухими фактами из газетных статей и официальных отчётов. Редкие проблески действительно важных вопросов тут же тонули в болоте бюрократических подробностей, которых Гермионе с избытком хватало в Министерстве. Не сдержав лёгкого зевка, она тут же оглянулась, стараясь скрыть свою оплошность. Казалось, никто не заметил, но взгляд Морвена Нотта, сидевшего напротив, и ироничная усмешка на его губах, не оставляли сомнений в том, что от его внимания ничто не ускользнуло. Гермиона невольно задумалась о том, как сильно её представления о подобных собраниях расходились с реальностью. Она рассеянно водила пальцем по тонкому узору на гранях своего стакана, когда внезапный, властный голос Лорда Вольдеморта вырвал её из задумчивости. – Единственное, чего я всё же не могу постичь… куда, Мерлин побери, исчез Грегор Сангвини? – этот вопрос прозвучал скорее как риторическое размышление вслух, нежели как обращение к кому-то конкретно. – Все проблемы с оборотнями начались именно с его исчезновения, – продолжил Вольдеморт, его голос стал холоднее и жёстче. – Я провёл не один тёмный ритуал, чтобы вытащить этого сукина сына из-под земли, и что же? Его попросту нет. Как будто кто-то стёр его из истории, не оставив ни следа – ни тела, ни духа, ни малейшего отпечатка магии. Он вышел из бара и растворился в воздухе, словно дым. Лорд Вольдеморт сделал медленный глоток воды из стакана, его взгляд скользнул по лицам присутствующих, задерживаясь на мгновение на каждом. – Я убеждён, что это не было случайностью. Тот, кто это сделал – наш враг, и я намерен узнать, кто он. Гермиона почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Она встретилась взглядом с Долоховым и сразу заметила его встревоженное, напряжённое лицо. Он избегал её взгляда, будто не желая столкнуться с осуждением, и перевёл глаза на Лорда Вольдеморта. – Ты хочешь что-то сказать, Антонин? – медленно, с нажимом произнёс Тёмный Лорд, обращаясь непосредственно к Долохову. – Нет, мой Лорд, – голос Антонина звучал ровно, но Гермиона уловила в нём странную дрожь. – Но мне кажется, что мисс Блэк хотела бы кое-что сказать, — добавил он, пристально глядя на волшебницу. Его взгляд был тяжёлым и настойчивым. Это был немой приказ: «Скажи. Признайся. Сейчас». – Софи? – Лорд Вольдеморт перевёл свой пронзительный взгляд на неё, от которого у волшебницы перехватило дыхание. В его глазах, обычно холодных, сейчас плясали отблески пламени, придавая им нечеловеческий блеск. Гермиона молчала, медленно переведя взгляд на Антонина Долохова. В ней плескалась густая, обжигающая боль разочарования и предательства. Слабая надежда, что он действовал из лучших побуждений, что у него не было иного выхода, тлела где-то глубоко внутри, но её тут же захлёстывала волна острой обиды и горького непонимания.  Я доверяла тебе. Эта беззвучная фраза эхом отдавалась в её сознании, полная упрёка и горечи. Гермиона продолжала сверлить Долохова глазами, пытаясь разгадать тайну его поступка, пока холодный голос Лорда Вольдеморта не вывел её из этого внутреннего противостояния. — Я всё ещё жду, — спокойно, но требовательно произнёс он. – Я убила его, – едва слышно прошептала Гермиона, опустив взгляд на свои руки, сцепленные на столе. Она избегала встречаться с глазами Тома, боясь увидеть в них то, чего не хотела видеть. – Что ты сказала? – тихо, нежно, каждое слово медленно и отчётливо проговорил Лорд Вольдеморт. – Уточни, пожалуйста, кого именно ты убила. – Я убила Грегора Сангвини, – сказала Гермиона быстро и чуть громче, но всё ещё тихо. В этот момент Абраксас едва не подавился огневиски, выплеснув часть напитка на стол, а Лестрейндж позволил себе короткий, сдавленный смешок. Тёмный Лорд остался невозмутимым, лишь бросил мимолётный, недовольный взгляд в сторону Малфоя. – И по какой же причине ты это сделала? – растягивая слова, спросил Лорд Вольдеморт, его взгляд, казалось, читал Гермиону насквозь. — Это были личные причины, никак не связанные с деятельностью, — волшебница запнулась, не зная, какое слово подобрать для обозначения Пожирателей Смерти в этом контексте, — этой организации. Малфой, услышав её неловкое определение, не смог сдержать короткого смешка. — Я вижу, у тебя прекрасное настроение, Абраксас, — голос Тёмного Лорда прозвучал с лёгкой издёвкой, но в нём отчётливо звучало предупреждение, которое невозможно было игнорировать. Он ненадолго задержал взгляд на Малфое, заставив того замереть, а затем перевёл его обратно на Гермиону. — Мисс Блэк, кого ещё вы убили или, возможно, планируете убить по личным причинам? Я бы хотел знать заранее, чтобы подготовить достойную замену, — на последних словах в его голосе проступила раздражённая насмешка. — Например, на место Малфоя у меня уже есть подходящий кандидат, — добавил он, бросив короткий, но выразительный взгляд в сторону Абраксаса. С весельем Малфоя было покончено. – Когда это произошло? – спросил Вольдеморт со взглядом, полным внимания. – Давно, – неуверенно ответила Гермиона, но, увидев, как в его глазах начинает разгораться знакомый красный огонь, быстро добавила: – Весной. Она крепко зажмурилась, инстинктивно ожидая боли, готовая принять неминуемое наказание. Но Вольдеморт, усилием воли, сдержал себя. Его глаза вновь обрели тёмный оттенок. Он откинулся на спинку кресла, его пальцы медленно барабанили по подлокотнику. – Надеюсь, вы оба, – он обвёл взглядом сначала Гермиону, затем Антонина, – получили немало удовольствия, наблюдая за моими тщетными попытками найти Сангвини. – Мой Лорд, – начал Долохов, пытаясь оправдаться, но был резко прерван. – Молчи, Антонин, – отрезал Вольдеморт, его голос стал холодным, как лёд. – Мне сейчас не нужны твои жалкие оправдания. Я и без того прилагаю все усилия, чтобы не убить вас обоих прямо сейчас. Это было бы досадной тратой ресурсов, хотя, признаю, и доставило бы мне мимолётное удовольствие.  Тёмный Лорд сделал короткую паузу, его взгляд задержался на Гермионе.  – Ты не перестаёшь меня удивлять, Софи. Должен признать, ты весьма искусно используешь свою обманчивую внешность. Ты обезоружила одного из самых ярых приспешников Гриндевальда, а затем хладнокровно убила одного из самых опасных оборотней. Это достойно уважения. – его губы изогнулись в почти дружелюбной улыбке, которая была страшнее любого крика. – Круцио. Гермиона почувствовала, как заклятие, словно раскалённый клинок, вонзилось в её тело. Крик боли, вырвавшийся из её груди, разнёсся по кабинету. Ноги подкосились, и она сначала упала на колени, а затем, не в силах удержаться, рухнула на пол, свернувшись в тугой комок, словно пытаясь защититься от невыносимой агонии. Боль не утихала — она пульсировала, разрывая изнутри, пока перед глазами не начали вспыхивать тёмные пятна. Сознание стало ускользать. Когда Гермиона вновь открыла глаза, она всё ещё лежала на холодном полу. Сердце бешено колотилось, гул отдавался в ушах, а каждый вдох казался болезненным. Том что-то говорил своим последователям, его голос звучал спокойно и отстранённо, словно он обсуждал что-то совершенно незначительное, игнорируя скрюченную фигуру лежащую под столом. Собрав остатки сил, Гермиона приподнялась, судорожно вытирая слёзы тыльной стороной ладони. Её руки мелко дрожали. В голове всплыла смутная память о том, как палочка выпала из её руки. Неуверенно оглянувшись, она решила попробовать найти её. Под столом царила густая тьма, лишь слабые отблески света от камина пробивались сквозь массивные ножки стола и ноги волшебников. Ощупывая пол дрожащими пальцами, Гермиона двигала руками по холодному дереву, но никак не могла найти знакомый предмет. — Софи, — голос Вольдеморта, холодный и жесткий, заставил её вздрогнуть. Она резко подняла голову и с глухим стуком ударилась о поверхность стола. — Займи своё место за столом, немедленно. Ты отвлекаешь, — произнёс он с нарастающим раздражением. Оставив попытки отыскать палочку, Гермиона с трудом выбралась из-под стола. Голова гудела от удара, а в глазах всё ещё стояли слёзы. Она пошатнулась, но смогла добраться до своего стула и медленно села на него. Корбан Яксли, сидевший рядом, пододвинул к ней её палочку, которая всё это время лежала на столе. Гермиона бросила на него быстрый взгляд, полон благодарности и усталости. Тёмный Лорд продолжал говорить, его голос, ровный и монотонный, разносился по кабинету. Он рассуждал о том, как будут разграничены территории магических поселений в Западной Баварии между волшебниками и маглами, и о том, что правящие круги магической Германии проявляют недопустимую лояльность к маггловским властям. Однако Гермиона едва ли вникала в смысл его слов. В ушах всё ещё звенело от недавнего Круцио, а к глазам то и дело подступали слёзы, которые она с отчаянным усилием подавляла, стискивая зубы и сжимая кулаки под столом.  Волшебница избегала зрительного контакта с Долоховым и вообще с кем-либо, сосредоточив всё своё внимание на тонком узоре, выгравированном на стенках её стакана, словно надеясь, что, рассматривая его причудливые завитки, сможет отвлечься от гнетущей реальности. В глубине души она молила лишь об одном – чтобы это собрание поскорее закончилось, и Лорд Вольдеморт больше не возвращался к теме Грегора Сангвини. Внезапно все начали подниматься со своих мест. Гермиона, погружённая в свои невесёлые мысли, явно что-то упустила и не расслышала причины. Она тоже встала и растерянно посмотрела на Розье, но тот уже отходил от стола в сторону двери, беседуя с Ноттом. Волшебница обернулась к Яксли и, потеряв равновесие, едва не упала прямо в его объятия. Отшатнувшись, она пробормотала смущённое извинение. – Двери там, дорогая, – негромко, но с отчётливой усмешкой в голосе сказал Корбан, слегка подталкивая её рукой в нужном направлении. Гермиона ничего не ответила. Она развернулась к выходу и столкнулась взглядом с Лордом Вольдемортом, который всё ещё оставался сидеть в своём кресле во главе стола. Его взгляд был пронзительным и изучающим, а уголки губ приподняты. Девушка на мгновение застыла в нерешительности, пытаясь определить, как ей лучше поступить: пройти ли ближе к нему, но при этом оказаться у него за спиной, или обойти стол по дуге, избегая опасной близости. Она явно замешкалась слишком долго, потому что Лорд Вольдеморт приподнял бровь в немом вопросе. – Хочешь ещё о чём-нибудь мне рассказать? – его голос звучал с иронией, в то время как усмешка становилась всё более заметной. – Нет, – быстро и отрывисто ответила волшебница, стараясь не выдать своего волнения. – В таком случае, позволь мне побеседовать с Корбаном и Кассием наедине, – произнёс Лорд Вольдеморт, его голос внезапно стал мягким и почти дружелюбным. Он слегка наклонил голову и жестом указал на дверь, словно отпуская её. Гермиона поняла, что единственно верным решением будет обойти стол по широкой дуге, держась от Тёмного Лорда как можно дальше. Она поспешно направилась к выходу, чувствуя на себе его взгляд. Оказавшись в коридоре, Гермиона заметила, что у дверей её дожидаются Орион и Сигнус. На их лицах читалось явное беспокойство. – Что ты натворила? – с тревогой в голосе спросил Орион, его взгляд скользил по лицу волшебницы, пытаясь уловить хоть какую-то подсказку. Не отвечая, Гермиона направилась к лестнице. Каждый шаг отдавался тупой болью в теле – отголоски недавнего Круцио ещё не отпустили её. Она чувствовала себя разбитой и опустошённой. – Как ты вообще это сделала? – Орион не отставал, его голос звучал всё более настойчиво. – Или это Долохов? А ты просто оказалась рядом? – Орион, не сейчас, – отрезала Гермиона, её голос был хриплым и усталым.  Она уже спустилась по лестнице и шла к входным дверям, словно беглец, спасающийся от неминуемой расправы. Но Орион, нагнав её, бережно, но настойчиво взял за локоть, останавливая у самого порога. – Боюсь, это ещё не конец, – мягко, но с горечью в голосе произнёс он. – Нам вниз.  Орион указал рукой на узкую, крутую лестницу, ведущую в подвал, словно в преисподнюю. – Ну конечно, конечно, это не конец, – с обречённостью и почти истерическим, надломленным смешком выдохнула Гермиона.  Волшебница сжала губы в тонкую, дрожащую линию, отчаянно пытаясь сдержать подступающую истерику, которая грозила вырваться наружу, как дикий зверь из клетки. Крепко вцепившись в холодные, металлические перила, словно в последнюю надежду на спасение, она начала спускаться по тёмной, скрипучей лестнице. Конечно, это не конец. Это только начало.  Начало чего? Новой пытки? Нового унижения? Или чего-то ещё более страшного, о чём я даже боюсь подумать?  Как я вообще могла наивно полагать, что отделаюсь всего лишь одним несчастным Круцио? У меня, кажется, просто патологический талант злить его. С каждой ступенькой вниз света становилось всё меньше, как будто сама атмосфера подсказывала, что в этом дне уже не будет ничего хорошего. С каждым шагом она чувствовала, как свет тускнеет, уступая место непроглядной тьме, и всё больше становилось ясно, что впереди её ждёт лишь темнота, поглощающая всё вокруг.