Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Пятьдесят вторая глава Гермиона Таким Малфой-Мэнор Гермиона даже не могла себе представить. Главная гостиная, всегда такая холодная и строгая, будто принадлежавшая музею, сейчас преобразилась.  Высокий потолок украшали гирлянды из омелы и остролиста, а над камином висел огромный венок, увитый лентами цвета изумруда и золота. В центре комнаты возвышалась огромная елка — живая, величественная, её пушистые ветви тянулись до самого потолка, наполняя воздух свежим запахом хвои. Среди иголок мерцали огоньки и сверкали изысканные украшения — стеклянные шары, миниатюрные звезды, и они переливались в свете пламени камина, добавляя комнате ощущение тепла и сказочного уюта. Гермиона на мгновение остановилась. Она почувствовала, как что-то тронуло её сердце, будто напомнив о давно забытом чувстве. Проклятие Беллатрисы Лестрейндж, которое лишило её всего, что она любила, превратило её жизнь в серую череду дней, наполненных лишь болью и страхом.  Рождество стало для неё чужим, почти ненавистным праздником. Ведь Рождество — это семейный праздник, праздник для тех, кто окружён любовью. Но её собственная семья больше не помнила её. Чтобы уберечь родителей от Вольдеморта, она стёрла им память, заставив забыть, что они когда-то были связаны. Они жили теперь другой жизнью, а её словно никогда не существовало для них. Друзья? У них были свои жизни, свои планы, своё будущее. Они смотрели вперёд с надеждой, а Гермиона не могла позволить себе даже мечтать. Она знала, что у неё нет будущего. Проклятие Лестрейндж, тёмное, безжалостное, медленно отбирало её силы, её здоровье, её жизнь. Она не могла быть рядом с теми, кто был полон энергии и радости, не желая омрачать их своей обречённостью. И так, шаг за шагом, она оказалась одна. И вот теперь, стоя здесь, в окружении огней и рождественских украшений, она вдруг почувствовала себя странно. Ей казалось, что это место, эта атмосфера вернули ей маленький кусочек того, что она считала потерянным навсегда. Казалось, что даже в её жизни всё ещё могло быть немного тепла и уюта, пусть даже на одно короткое мгновение. Как только Лорд Вольдеморт, Гермиона, Антонин Долохов и Абраксас Малфой переступили порог гостиной Малфой-Мэнора из соседней комнаты выбежал мальчик, на вид не старше трёх лет. Его светлые, почти белые волосы были слегка взъерошены, а глаза блестели от радости. Это был Люциус Малфой, наследник рода Малфоев. — Том! — радостно воскликнул он тонким звонким голосом и, не раздумывая, помчался к стоявшему в центре комнаты Лорду Вольдеморту. Абраксас, стоявший чуть позади, на мгновение напрягся: его плечи взлетели вверх, а взгляд насторожился. Однако уже через секунду он глубоко выдохнул и постарался вернуть себе невозмутимость. Том, словно предугадавший реакцию, легко и уверенно подхватил мальчика на руки. В его движении не было ни капли раздражения или неудовольствия — только какая-то едва уловимая теплота. Гермиона замерла, её глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся от удивления. Она не могла поверить в то, что видела: сам Лорд Вольдеморт, держал на руках маленького мальчика с таким непринуждённым видом, будто делал это каждый день. — Как твои дела, Люциус? — спросил Том, его голос звучал мягче, чем когда-либо раньше. — Я ел вафли на завтрак, — с гордостью сообщил мальчик, обнимая его за шею. — Вафли? — Том поднял бровь с лёгким интересом, словно делая вид, что это действительно важно. — Я тоже люблю вафли. Он медленно подошёл к окну, неся мальчика на руках. За окном уже светало, ночная темнота постепенно уступала место утреннему свету, но снег всё ещё шёл, хотя метель, казалось, утихла. — Смотри, какой волшебный снежный день, — сказал Том, слегка повернув Люциуса к окну. — Поиграем в снежки? — с надеждой спросил Люциус, поднимая глаза на Тома. Гермиона, до этого лишь наблюдавшая со стороны, не выдержала и рассмеялась. Звук её смеха прозвучал неожиданно звонко в тишине комнаты. Том медленно обернулся, его взгляд стал холодным. — Вас что-то рассмешило, мисс Блэк? — спросил он с наигранной строгостью, будто намереваясь произвести впечатление. Гермиона, всё ещё пытаясь сдержать смех, ответила, смотря ему прямо в глаза: — Да, — Она улыбнулась, её голос был полон лёгкого веселья. — Вам никогда не выиграть эту снежную битву, мой Лорд. В уголках губ Тома на мгновение заиграла улыбка, но он быстро спрятал её за маской серьёзности. — Ну что ж, мисс Блэк, — сказал он с тихой угрозой в голосе. — Мы это ещё проверим. Он аккуратно опустил Люциуса на пол, слегка касаясь его плеча. — Но сначала, — обратился он к мальчику, — мне нужно заглянуть в библиотеку. Когда я закончу свои дела, думаю, у нас найдётся время для небольшой битвы. — Обещаешь? — с нетерпением спросил Люциус. — Я всегда держу свои обещания, — уверенно произнёс Том, прежде чем повернуться к Абраксасу и жестом дать понять, что Люциусу следует уйти. Гермиона продолжала смотреть на него, всё ещё поражённая увиденным. Лорд Вольдеморт, человек, чьё имя стало синонимом страха, только что пообещал трёхлетнему мальчику поиграть в снежки. Это никак не укладывалось в её голове, полностью разрушая привычное представление о нём. И всё же она почувствовала что-то новое, глядя на него. В его движениях, в мягкости его голоса, в улыбке, которую он старался скрыть, была человечность, ускользающая, но всё ещё живая. Этот день будет интересным. Люциус, сияя от счастья, побежал к своему отцу. Абраксас встретил его взглядом, на лице мелькнула теплая улыбка, но она быстро уступила место строгому выражению. — Люциус, ты не был достаточно вежлив с нашими гостями, — упрекнул он сына с мягкой, но заметной строгостью. Мальчик мгновенно изменился в лице: его радостный взгляд стал сосредоточенным, а осанка выпрямилась, словно он вдруг вспомнил, что представлять род Малфоев — это серьёзное дело. Люциус обернулся и первым делом посмотрел на Долохова. — Долохов, — произнёс он с важностью в голосе, глядя прямо в глаза старшему волшебнику. Несмотря на свой юный возраст, Люциус явно не считал нужным склонять голову — ни перед кем, кроме отца. После этого он медленно подошёл к Гермионе. На этот раз его лицо стало более мягким, и, сделав изящный, как для своего возраста, поклон, он сказал с нежностью: — Мисс Блэк. Гермиона почувствовала, как её сердце мгновенно оттаяло. Этот мальчик, несмотря на всё своё малфоевское высокомерие, каким-то образом смог коснуться её души. Она опустилась на колени перед ним, теперь глядя на него почти на одном уровне. — Ты так напоминаешь мне одного волшебника, — сказала она, её голос звучал тепло и искренне. — Доброго? — с надеждой спросил Люциус, внимательно глядя ей в глаза. — Очень, очень доброго, — мягко ответила Гермиона, её лицо озарила улыбка, а через мгновение она рассмеялась, не сдержав нахлынувших чувств. Волшебница подняла руку и провела ладонью по его щеке, словно стараясь запомнить эту трогательную минуту. Однако момент был недолгим. В гостиной появился домовой эльф, маленькое существо в аккуратном полотняном одеянии. Он почтительно поклонился всем присутствующим и, взглянув на Люциуса, произнёс тонким голосом: — Молодой хозяин, ваша гувернантка ждёт вас. Люциус бросил последний взгляд на Гермиону, будто не хотел уходить, но послушно взял эльфа за руку. Как только мальчик ушёл, Долохов, не тратя времени, опустился в кресло, словно наконец почувствовал себя дома. Абраксас тоже сел, его движения были более изящными и медлительными, как и подобает истинному Малфою. Том остался стоять. Он подошёл к окну и теперь смотрел вглубь зимнего пейзажа. Его взгляд был устремлён вглубь метели, словно в её хаосе он находил какой-то смысл. Гостиную окутало молчание, но оно было не тягостным, а наполненным ожиданием. Голос Лорда Вольдеморта нарушил тишину.  — Эдмунд утверждает, что оборотней больше. И он прав. Но эти оборотни не обладают никакой информацией. Единственным, кто мог поведать мне нечто значимое, был Вирсэн. И он что-то знает. Точнее, знал. Том остановился, повернувшись к собравшимся, его глаза блестели. — Вирсэн был удивительно упрям. Можно сказать, я даже восхищён, как долго он держался. Сначала он отмахивался от меня своими детскими уловками. Барьеры, отвлекающие образы, обманчивые воспоминания… Глупо, наивно. — волшебник сделал паузу, а затем продолжил, — Он пытался спрятаться, закрыть от меня свои мысли. Но я видел. Его страх перед смертью. Его слабость. Его тёмные тайны. Том замолчал. Его взгляд скользнул по Абраксасу, задержался на Гермионе, прежде чем снова уставиться в пространство перед собой. — Но, как и все глупцы, он сделал свой выбор. Вместо того чтобы принять неизбежное, он разрушил своё сознание, разорвав его, словно ткань. Я чувствовал, как его разум истекает кровью, как трещины превращаются в пропасть. Он предпочёл уничтожить себя, чем позволить мне увидеть то, что я искал. Его губы изогнулись в горькой усмешке. — Он мог стать чем-то большим, чем жертвой. Он мог быть союзником. Мог выжить. Но вместо этого он стал уроком для тех, кто сомневается. Том снова отвернулся к окну, его голос стал мягче. — И всё же… — он замолчал, задумчиво глядя на метель за стеклом. — Один образ. Всего лишь один. Каменное здание, серое, суровое. Большое поместье, но не такое вычурное, как твоё, Бракс. — Он бросил ироничный взгляд на Абраксаса, и на его лице появилась мимолётная тень веселья. — Скорее, что-то более… простое, грубое, но значительное. — Я думаю, Эдмунд Гринграсс знает это место, — продолжил Тёмный Лорд, возвращаясь к делу. — Я покажу тебе этот образ, Абраксас. Возьми на этой неделе Лестрейнджа. Пригласите Эдмунда в подходящую обстановку, что-то похожее на это здание. На обед или просто выпить. Не имеет значения. Его взгляд стал острым. — Пусть Лестрейндж попробует выхватить образ из его сознания. Он хороший легилимент, как и ты, Абраксас, но помните: действуйте осторожно. Никакой грубости.  Абраксас склонил голову, его голос звучал почтительно: — Да, мой Лорд. Том перевёл взгляд на Гермиону, и его лицо, всё ещё мрачное, смягчилось. — А сейчас, — его голос стал теплее, — если ты не возражаешь, я хотел бы воспользоваться твоей библиотекой, Бракс. — Составишь мне компанию, Софи, или предпочтёшь остаться в обществе Антонина и Абраксаса? Гермиона поднялась, легкая улыбка осветила её лицо. — О, я не упущу возможности прикоснуться к книгам Малфой-Мэнора, — сказала она с азартом. — У меня слабость к библиотекам. Абраксас ухмыльнулся, добавив с колкостью: — Или к тёмным волшебникам в библиотеках. Надеюсь, мисс Блэк, вы не коллекционируете их, как редкие издания? Том бросил на Малфоя короткий взгляд, уголок его губ изогнулся в усмешке. Затем он повернулся к Гермионе и, жестом пропустив её вперёд, направился к выходу. Библиотека Малфой-Мэнора была больше, чем просто комнатой для книг — это был целый мир, пропитанный духом знаний. Высокие книжные полки, тянущиеся к самому потолку, и огромное окно, охватывающее два этажа, заливали помещение светом, несмотря на метель за стенами особняка. В одном из углов мерцали угли в камине, отбрасывая тёплый оранжевый отблеск на тёмную древесину шкафов. Воздух наполнял тонкий аромат старой бумаги и дуба, исходивший от массивных столов и уютных кресел. Лестница, ведущая на второй уровень, казалась изысканным элементом архитектуры. Второй этаж библиотеки выглядел как балкон, с изящными перилами, ограждающими верхнюю галерею. Полки с книгами там тоже простирались до потолка, а между ними виднелись стремянки, позволяющие добраться до самых верхних томов. Всё здесь говорило о богатстве, но не вычурном, а благородном — о любви к знаниям, обретённым поколениями. Том двигался уверенно, как будто знал это место наизусть. Он легко поднялся по лестнице и скрылся за одной из секций полок. Гермиона немного поколебалась, но всё же вошла следом за ним. Том стоял, перебирая книги, его пальцы едва касались корешков, словно он обдумывал стоит ли книга его внимания. — Так ты говоришь, Люциус Малфой напомнил тебе очень доброго волшебника? — Его голос прозвучал с насмешкой. — Ты удивишься, но добрых волшебников тоже сажают в Азкабан, — ответила Гермиона с лёгкой улыбкой, её голос звучал тепло, словно она хотела разрядить атмосферу. — Хотя Люциус Малфой точно таковым не был. Она тихо засмеялась, вспоминая, как нелепо звучит эта мысль. Том повернул голову, его взгляд был цепким, изучающим. — Ты находишь что-то забавное в этом? — Его тон оставался спокойным, но в нём звучала тень любопытства. Гермиона задумалась, стоит ли продолжать, но улыбка не покидала её губ. — Я просто представила выражение лица того Люциуса Малфоя, которого я знала. Если бы я сказала ему, что была свидетелем, как он просит Лорда… — Она запнулась, увидев, как Том повернулся к ней полностью. Его взгляд стал более пристальным. — Продолжай, — тихо произнёс он, и от его голоса по её спине пробежал холодок. — Тёмного Лорда… поиграть с ним в снежки, — Гермиона завершила, её улыбка дрогнула. — Неужели сейчас ты боишься называть моё имя? - Том медленно отложил книги на полку по верх книг и сделал пару шагов к ней. Гермиона машинально отступила, пока её спина не упёрлась в стеллаж. Голос не слушался, но Гермиона заставила себя заговорить: — Я не хотела тебя расстроить. Её слова прозвучали едва слышно, как будто растворились в тишине библиотеки. Том стоял перед ней, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах светилась опасная искра. — Ты меня не расстроила, — его голос был мягким. Руки Тома уже лежали на её талии. Их прикосновение было уверенным, собственническим. — Ты обращаешься ко мне на «ты» и называешь по имени. Это куда большая дерзость, чем произнести имя — Вольдеморт. Думаю, ты заметила, что такая привилегия дана немногим. Его слова, произнесённые с хищной ласковостью, заставили Гермиону напрячься. — Мне следует иначе обращаться? — прошептала она. В голове всё ещё стояла картина волшебников, содрогающихся от боли на полу. Она помнила, как Лорд Вольдеморт заставил их корчиться в агонии не больше часа назад. — Нет, — произнёс он. — Ты можешь обращаться ко мне как угодно, если это не переступает дозволенных границ. И, поверь мне, я дал бы тебе понять, если бы эти границы были нарушены. Том чуть сильнее сжал её талию. В этом движении не было грубости. Он слегка притянул её к себе, но едва заметил, как на её лице мелькнула гримаса боли. Гермиона быстро вернула выражение спокойствия, но это не укрылось от его взгляда. — Тебе больно? — холодно спросил он, в голосе звучала насмешка, словно он знал ответ заранее. Боль действительно была. Эта ночь оставила на её теле свои следы, и Том знал об этом. Гермиона чувствовала, что от неё ждут ответа, но она сомневалась что простое «да» его удовлетворит. — Это не столь важно, — тихо сказала она, стараясь не двигаться. Её голос был ровным, но в нём слышалась горечь. — Я заслужила это. Разве не так ты считаешь? Его губы изогнулись в усмешке, в глазах промелькнуло что-то, что Гермиона не могла разгадать. Том медленно провёл рукой вдоль её позвоночника. Его прикосновение было неожиданно нежным, но следом за этим боль исчезла, как будто её никогда не существовало. Гермиона облегчённо выдохнула, почувствовав, как её тело расслабляется. Том наклонился ближе, его горячее дыхание коснулось её уха. — Именно так, — прошептал он. Том сделал шаг назад, его взгляд стал задумчивым, словно он мысленно возвращался к мыслям, прерванным их разговором. Он аккуратно взял стопку книг с ближайшей полки и неспешно направился к другому ряду. Гермиона, не желая оставаться на месте, последовала за ним, удерживая небольшую дистанцию. — Я могу помочь. Что ты ищешь? — спросила она, её голос прозвучал с ноткой любопытства. Том, не оборачиваясь, коротко улыбнулся. — Хочу освежить свою память о времени и связанных с ним парадоксах, — ответил он, на этот раз повернув голову, чтобы взглянуть на неё. — Но не в привычных книгах касающихся времени. Меня интересуют упоминания о нём в трактатах по чёрной магии. Это… узкая область. Он сделал паузу, прежде чем продолжить, чуть более серьёзным тоном: — Тебе не стоит касаться таких книг. Без должной подготовки они могут быть… разрушительными. Том слегка взмахнул рукой, и воздух в библиотеке словно сгустился. Несколько книг, излучающих невидимую энергию, выскользнули из полок и медленно, с едва слышным шорохом, левитировали к столику у камина. Их обложки были покрыты потёртой кожей, а названия, написанные древними рунами, будто мерцали в полумраке. — В среду, после собрания, я покину Великобританию, — внезапно сменил тему Том, поднимаясь по деревянной лестнице к ещё одной полке. — Вернусь только через две недели, почти перед самым Рождественским балом. Гермиона стояла у подножия лестницы, глядя, как он движется. Его фигура, освещённая светом свечей, казалась непривычно лёгкой на фоне массивных стеллажей. Когда Том спустился, он держал в руках ещё несколько древних фолиантов. Подойдя к столику, он аккуратно сложил книги, и только тогда снова обратился к Гермионе. — Уже достаточно много волшебников связывают твоё имя с моим, — тихо произнёс он, приближаясь к ней и мягко обнимая её за талию: — Это даёт тебе определённые преимущества, но делает тебя и мишенью. Его голос стал чуть ниже, его взгляд — внимательнее. — Я не сомневаюсь, что ты можешь защитить себя, но будь осторожна, — добавил он, его рука скользнула вверх, погладив её волосы, а затем остановилась на её щеке. Его прикосновение было одновременно тёплым и требовательным. Гермиона почувствовала, как её дыхание замедлилось. — Если возникнут проблемы, — его голос стал твёрже, но в нём всё же звучала едва уловимая забота, — обратись к Долохову. Он знает, что делать. Том чуть наклонился, их взгляды встретились. — Я не хочу услышать, что кто-то причинил тебе боль, — сказал он тихо, но его слова прозвучали как угроза, адресованная ей. — Хорошо, — ответила Гермиона. Том удовлетворённо кивнул и задержался на мгновение, словно проверяя, действительно ли она поняла серьёзность его слов. Затем он отстранился, оставив после себя ощущение, будто его присутствие всё ещё обволакивает её, даже если он уже переключил внимание на книги. И Том, словно забыв обо всём на свете, снова погрузился в изучение книг. Он медленно достал из кармана чёрные перчатки. Надев их с аккуратностью, он взмахнул рукой над массивным фолиантом, лежащим на столе. Книга послушно открылась, страницы зашуршали, открывая раздел, словно давно ждавший этого момента. Том быстро пробежал глазами по тексту. Затем, с почти неуловимым движением, он призвал к себе ещё одну книгу, за которой последовали свиток пергамента и перо, сотканное из тончайших серебряных нитей. Гермиона стояла в стороне, наблюдая за ним. В этот момент он казался ей полностью погружённым в свои мысли. Даже мельчайший звук – шорох пергамента или мягкий стук книги о стол – был будто частью отточенной гармонии его действий, которую она боялась нарушить. Но не в её натуре было стоять без дела. Волшебница тихо отошла и направилась вглубь библиотеки, скрываясь за рядами высоких книжных стеллажей. Она оказалась в отделе, посвящённом магическим существам. Полки здесь были меньше и казались старше, покрытые едва заметной пылью, как будто эти книги редко брали в руки. Выбор литературы был невелик, и каждое её движение могло привлечь внимание Тома. Однако Гермиона не могла побороть своё любопытство. Она знала, что, скорее всего, он догадывается, что она ищет, а если нет – то вскоре узнает. Пальцы девушки осторожно скользили по корешкам книг. Она медленно вытаскивала одну за другой, внимательно читая заголовки. Но её мысли не давали возможности сосредоточится на книгах: она чувствовала, как паутина, сплетённая Томом, всё сильнее затягивается вокруг неё. Она пыталась разобраться, где именно она потеряла контроль над ситуацией. В какой момент она, так упорно сопротивлявшаяся его влиянию, оказалась в его власти? Гермиона пыталась убедить себя, что она всё ещё действует по собственной воле, но где была эта её воля сейчас? Её действия, слова, даже мысли — всё это так легко оказывалось в его руках. Каждый шаг, который она делала, казался продуманным заранее, как будто он уже знал, как она поступит, ещё до того, как она сама это осознает. Было ли вообще что-то, что она ещё контролировала? И если ей удастся найти способ уничтожить крестражи, хватит ли у неё сил завершить задуманное? Наконец, её взгляд остановился на старинной книге с чёрным кожаным переплётом. Вытянув её с полки, Гермиона медленно прошла к одному из кресел на балконе. Пространство здесь, обрамлённое коваными перилами, открывало вид на остальную часть библиотеки, где-то там внизу Том продолжал своё таинственное занятие. Она опустилась в кресло и раскрыла книгу, но слова на страницах никак не могли захватить её внимание. Вместо этого её мысли снова и снова возвращались к разговорам с Томом, к его поступкам. Она осознавала, что делает именно то, чего он от неё ожидает. Она была верна ему так же, как Малфой, Розье или Долохов. Но почему? Потому что он убедил её в том, что это правильно? Или потому что его воля уже затмила её собственную? Внезапно её взгляд упал на заголовок в книге: «Лунные вороны». Эти слова заставили её оживиться. Она быстро пробежалась глазами по странице, читая описание: «Лунные вороны – магические создания, чьё блестящее серебристое оперение светится при лунном свете. Эти птицы обладают острым умом и мощной магической аурой, что делает их не только опасными стражами, но и верными спутниками тенебриксов. Они чутко реагируют на присутствие чужаков, их пронзительный крик способен оглушить даже опытного мага. Магия лунных воронов вызывает сильнейшие галлюцинации, искажая восприятие и заставляя жертву потерять ориентацию в пространстве». Гермиона замерла. Её дыхание стало медленным, сосредоточенным. Перевернув страницу, она увидела небольшой абзац, описывающий способ обмануть этих существ: «Однако существует способ отвлечь лунных воронов. Существует редкое заклинание – Tenebra Excipio, – которое создаёт иллюзорную тень, копирующую магическую ауру чужака. Эта тень действует как приманка, отвлекая птиц и давая возможность пройти незамеченным. Но успех зависит от нескольких условий: заклинание требует абсолютной концентрации и значительных магических сил, а использовать его можно только один раз на определённой территории. К тому же вороны чувствуют ложь и магические ошибки, что делает выполнение заклинания чрезвычайно рискованным». Сердце Гермионы забилось быстрее. Она внимательно перечитала инструкцию, будто хотела выучить каждое слово наизусть. Теперь перед ней открылась ещё одна сложная задача: не только найти тенебриксов, но и преодолеть защиту их стражей. — Зачиталась? — раздался негромкий, но уверенный мужской голос. Гермиона вздрогнула, будто её застали за чем-то запретным. Она поспешно захлопнула книгу, едва не защемив пальцы об обтянутую кожей обложку, и подняла взгляд. Рядом, небрежно облокотившись на перила, стоял Долохов. Его фигура, как всегда, излучала смесь расслабленной уверенности и скрытой опасности. — Удивлена или испугана? — продолжил он с кривоватой улыбкой, подходя ближе. Прежде чем волшебница успела что-либо ответить, он протянул руку, забрал книгу у неё из рук и, быстро пробежавшись глазами по оглавлению, насмешливо добавил: — Собираешь информацию? Это касается нашей охоты? На лице Гермионы сразу же мелькнул испуг, выдавая её больше, чем она хотела. Она резко поднялась с кресла и подошла к балкону, взглядом отыскивая фигуру Тома. Там, внизу, он всё так же сидел за столом, погружённый в свои книги, и, казалось, был полностью поглощён чтением. — Не стоит так нервничать, — раздался за спиной спокойный голос Антонина. Он уже сидел в её кресле, удобно развалившись, как будто оно изначально предназначалось только для него. Он бросил на неё оценивающий взгляд, легко вертя книгу в руках. — Том настолько увлекается чтением, что забывает обо всём на свете. Это его особенность, впрочем, как и в других его… увлечениях, — добавил он с многозначительной усмешкой, медленно перекладывая книгу с одной руки в другую. Гермиона почувствовала, как её щеки вспыхнули. Но прежде чем она успела что-либо сказать, он продолжил: — Ты тоже была настолько поглощена книгой, что, будь я менее благородным, мог бы направить на тебя палочку и прошептать заклинание. И ты даже не заметила бы. — Я думала, что здесь могу чувствовать себя в безопасности, — произнесла волшебница, стараясь звучать уверенно. Она выпрямила спину и приподняла подбородок, чтобы скрыть смятение. Долохов тихо рассмеялся, его смех прозвучал как тихий, но острый шепот среди полумрака библиотеки. — Безопасность — весьма условное понятие, особенно среди опасных тёмных волшебников, — он подмигнул ей. — Так что, когда намечена экспедиция? И куда? — его голос теперь звучал с лёгкой насмешкой, как будто он заранее знал, что Гермиона не захочет отвечать. Она замерла, снова бросив взгляд вниз на Тома. Он был неподвижен, его взгляд всё так же был сосредоточен на книге. Но её терзало чувство, что он слышит каждую их реплику, что даже мельчайший шёпот не ускользнёт от его внимания. — Не здесь, — едва слышно прошептала волшебница, но Долохов всё равно её услышал. Она медленно повернулась к нему, встретила его испытующий взгляд и добавила: — В Исландию. И больше ни о чём меня не спрашивай. С этими словами она направилась к лестнице, которая спускалась вниз. Антонин, конечно же, не остался сидеть. Он неспешно последовал за ней, шаг за шагом. — А что я за это получу? — продолжал он с неподдельным весельем в голосе, наслаждаясь её видимым волнением. Гермиона обернулась на полпути вниз и бросила на него взгляд, полный вызова. — Мы друзья. Помнишь? — произнесла она с лёгким упрёком, в котором прозвучала искра раздражения. — Как я мог забыть? — ответил Долохов, театрально приложив руку к сердцу и весело улыбнувшись. — Ты ведь напоминаешь мне об этом при каждой удобной возможности. Его смех прозвучал тепло, дружелюбно. Она отвела взгляд и продолжила спуск, стараясь больше не оглядываться. — Проголодалась? — вновь раздался голос Антонина. — Уже полдень? — она на мгновение остановилась, оглядываясь в поисках часов, но нигде их не увидела. — Именно, — ответил он с усмешкой. — Абраксас уже умирает с голоду и вздыхает на весь дом, хмуря своё смазливое аристократическое лицо. Они спустились с лестницы, и Гермиона заметила, как Том поднял взгляд на них. Он сидел за большим столом, заваленным книгами, подле камина. Его взгляд задержался на ней чуть дольше, чем она ожидала, словно оценивая каждый её шаг. Том поднялся, двигаясь спокойно и размеренно, и с одним взмахом палочки отправил книги обратно на их места. Фолианты, подчиняясь магии, плавно взлетели и начали занимать свои места на высоких полках. Пергамент, на котором он делал записи, сложился пополам и исчез во внутреннем кармане его пиджака. — Не стоит заставлять Абраксаса ждать, — заметил он с лёгкой усмешкой, наблюдая за ними. — Он и так недоволен, что я заставил его встать так рано и не позволил насладиться завтраком в полной мере. — Абраксасу не нужен повод быть недовольным, — добавил Долохов, ступая на пол с мягким стуком каблуков. — Это у него в крови. Трое волшебников направились к столовой. Том шёл впереди, Гермиона следовала за ним, а Долохов шагал чуть позади, напевая себе под нос какую-то мелодию. За высокими окнами поместья пробивался дневной свет, рисуя на стенах узоры из теней и света. Лорд Вольдеморт сдержал своё слово, данное трёхлетнему Люциусу, и после обеда они действительно вышли во двор. Гермиона, оставшись внутри, наблюдала из окна, как Том, Абраксас и маленький мальчик играли в снегу. Люциус смеялся, бросая снежки, его смех, звонкий и беззаботный, перекрывал всё вокруг. Даже Абраксас, всегда серьёзный и невозмутимый, казался расслабленным, его лицо светилось улыбкой, когда он поднимал сына и кружил его в воздухе, а затем ставил на землю. Но взгляд Гермионы был прикован к Тому. Он стоял немного в стороне, с усмешкой наблюдая за тем, как снежки летят в разные стороны. В его позе чувствовалась сила, даже в такие, казалось бы, простые моменты. — Идём, птичка, — раздался голос за спиной, вырывая её из задумчивости. Она оглянулась, и увидела, как Долохов набрасывает на её плечи тяжёлую мантию. — Это будет весело, — добавил он с хитрой улыбкой. — У тебя слишком искажённое представление о «веселье», — заметила Гермиона, закутываясь в тёплую ткань. — Ровно такое же, как у тебя о «безопасности», — парировал он и, прежде чем она успела возразить, взял её за руку и вытащил через балконную дверь на улицу. Гермиона, застёгивая на ходу мантию, с недоверием посмотрела на Долохова, но тот лишь усмехнулся, ведя её к заснеженной площадке. — Можно присоединиться? — спросил он, подходя ближе к Люциусу, который тут же радостно закивал. — Сделаем две команды! — воскликнул мальчик, прыгая в предвкушении. — Я, Долохов и Том против мисс Блэк и папы! Абраксас рассмеялся, слегка приподнимая бровь. — Ты считаешь, что Долохов сильнее меня, Люциус? — спросил он, стараясь придать себе серьёзный вид. — Я не хочу проиграть, папа, — честно признался Люциус, глядя на отца снизу вверх, хотя ростом он был далеко не его уровня. Гермиона не удержалась и громко рассмеялась, её смех прозвучал как колокольчик в зимнем воздухе. — Ты настоящий Малфой, Люциус, — сказала она мальчику с тёплой улыбкой, а потом повернулась к Абраксасу. — Но не переживай. Я уверена, у нас есть шансы. Вряд ли кто-то из вас может похвастаться большим опытом игры в снежки, чем я! Её слова вызвали общий смех, но вскоре все уже были поглощены созданием поля для игры. Том первым взмахнул палочкой, и воздух вокруг наполнился еле заметным сиянием. Перед игроками начали расти снежные стены — плавно, будто сами по себе, вырисовывая сложный и запутанный лабиринт. Их поверхность сверкала мелкими кристаллами, будто в толще снега замёрзли крошечные звёзды. Над лабиринтом возвышался ледяной замок, его башни искрились, будто выкованы из чистого хрусталя. В одном из окон замка гордо развевался алый флаг, яркий и контрастный на фоне белизны. Он мерцал магическим светом, будто дразнил игроков, подчёркивая, насколько непросто будет до него добраться. — Правила просты, — произнёс Том, скрестив руки на груди. Его голос звучал твёрдо, но уголки губ тронула улыбка, выдавая удовольствие от предстоящей игры. — Магию для получения флага использовать запрещено. Но в лабиринте и замке — она только приветствуется. Едва Том закончил говорить, как игра началась, и мир вокруг ожил. Лабиринт дышал магией: ледяные стены внезапно начинали смещаться, создавая новые проходы или вовсе перекрывая старые. Один из таких проходов внезапно раскрылся перед Люциусом и Долоховым, обнажая блестящий снежный коридор, но через мгновение путь перекрыли ледяные ворота, украшенные витиеватыми узорами. Сами ворота были зачарованы — они издавали мелодичные звуки, складывающиеся в загадку, которую нужно было разгадать, чтобы пройти. В других частях лабиринта снег оживал совсем по-другому. На одном из перекрёстков Гермиона с Абраксасом столкнулись с движущимися статуями. Фигуры, выполненные из чистого снега, походили на рыцарей с ледяными мечами. Они блокировали путь, кружась в завораживающем танце. Их движения были грациозны, но каждая попытка проскользнуть мимо сопровождалась тем, что рыцари вновь выстраивались в шеренгу, переграждая путь. Гермиона догадалась, что ключ к их магии кроется в танце. Она наложила лёгкое заклинание, заставив снежинки вокруг кружиться в такт с их движениями, и рыцари вдруг замерли, а затем расступились, пропуская их дальше. Среди таких чудес был и зал, спрятанный в самом сердце замка, до которого дошли обе команды. Пол был покрыт тонким слоем льда, настолько прозрачным, что можно было увидеть отблески переливающегося света в глубине. Казалось, там скрыта сама магия. С потолка свисали ледяные люстры, отбрасывающие радужные переливы на стены, а воздух был наполнен мягким звуком падающих снежинок, будто кто-то шептал неразборчивые слова. Но самой яркой частью игры стала загадка, которую Том долго не мог разгадать. Гермиона и Абраксас наслаждались моментом придумывая её. Они решили создать загадку, которая была бы не только сложной, но и требовала творческого подхода. — Нужно, чтобы он не просто гадал, но и злиться начал, — предложил Абраксас с ухмылкой. — Отлично, — ответила Гермиона. — Давай добавим немного веселья. Перед ними появилась дверь с гравировкой:«Лишь тот, кто найдёт ключ в трёх звуках, сможет пройти». Они наложили чары, чтобы каждый замок реагировал на определённое сочетание магии и звука: один открывался от звона осколков льда, второй — от треска пламени, а третий — от мелодии, напетой без слов. Когда Том и его команда наткнулись на загадку, он сразу же понял, что она не такая простая, как казалась на первый взгляд. Он вскинул палочку и попытался просто взломать дверь силой заклинания, но она не сдвинулась. — Три звука, — пробормотал он, вглядываясь в гравировку. Он пробовал заклинания: одно за другим, создавая то грохот падающего снега, то шорох ветра. Но дверь только мигала своим ледяным светом и оставалась на месте. — Они явно хотели поиграть на моём терпении, — стиснув зубы, произнёс Том. Долохов смеялся в сторонке, а Люциус с восторгом наблюдал за магией, не подозревая, что Том уже едва сдерживает раздражение. Гермиона и Абраксас, прячась за ледяной стеной, наблюдали за происходящим, хихикая. — Он ведь никогда не подумает насвистеть мелодию, — прошептала Гермиона, едва сдерживая смех. — Особенно после всех этих громких эффектов, которые он создаёт, — добавил Абраксас, ухмыляясь. Через несколько попыток Том догадался создать треск огня, и первый замок щёлкнул. Затем он случайно разрушил стену льда, и её звон открыл второй замок. Но с третьим он замер. — Ну же, — пробормотал он, недоверчиво глядя на дверь. Когда спустя ещё пять минут он поднял голову, его лицо было смесью раздражения и задумчивости. Наконец он нахмурился, убрал палочку, закрыл глаза и… начал тихо напевать что-то похожее на старую мелодию, услышанную где-то в Хогвартсе. Гермиона чуть не рассмеялась вслух. — Это лучший момент за весь день, — шепнула она Абраксасу. Дверь щёлкнула, и Том с усилием, но с триумфом распахнул её. Он посмотрел в их сторону и, понимая, кто устроил эту загадку, усмехнулся: — Наслаждаетесь зрелищем? Его тон был колким, но когда он рассмеялся, смех оказался заразительным. Гермиона невольно залюбовалась его редким, искренним весельем. Смех Тома наполнил всё пространство. Это был не сухой, насмешливый смешок, которым он обычно награждал окружающих, а громкий, искренний, полный настоящей радости. Его смех разорвал привычное напряжение, словно весенний ветер пронёсся по замёрзшему полю. Звук эхом отразился от ледяных стен, раскатами проникая в каждый уголок замка и лабиринта, наполняя их жизнью. Гермиона замерла, забыв обо всём, даже о том, что сама была частью игры. Она не могла оторвать глаз от него. Том стоял, возвышаясь, словно воплощение силы, его глаза блестели весельем, губы были изогнуты в широкой, почти мальчишеской улыбке. Он выглядел так, будто на мгновение полностью сбросил свою тёмную, величественную маску. На руках у него сидел маленький Люциус, сияющий от счастья, и звонкий детский смех вплетался в смех Тома, образуя что-то одновременно волшебное и нелепо человеческое. И тут контраст ударил её с новой силой. Этот мужчина, который сейчас смеялся так открыто, был тем самым Лордом Вольдемортом, чья жестокость стала легендой. Тем, кто превращал страх в оружие и подавлял каждого, кто осмеливался не подчиниться. Тем, кто вершил судьбы, вырывал из мира свет, оставляя только тьму. Гермиона знала его, видела эту жестокость — холодную, расчётливую, без тени сожаления. Она видела, как он мог одним движением палочки уничтожить человека, даже не дрогнув. И теперь, глядя на него, смеющегося вместе с ребёнком, она не могла понять, как эти два образа могли сосуществовать в одном человеке. Том был воплощением противоречий: безжалостный диктатор, способный уничтожить всё ради своих целей, и мужчина, который сейчас держал на руках ребёнка, словно самый обычный человек. Гермионе стало душно, воздух как будто сжался в горле, оставив только пустоту. Сердце пронзила невыносимая боль, острая. Тело начало дрожать, и эта дрожь была куда сильнее, чем от Круциатуса — теперь она ощущала, как её внутренности сжимаются, как будто сама жизнь вырывалась из неё. Холодные осколки снега, падающие с неба, словно пронзали её тело, усиливали дрожь, растущую с каждым мгновением. Её сознание внезапно обрело пугающую ясность. Всё, что мучило её в последние недели — её необъяснимая готовность спасать его, её поступки, противоречащие собственным принципам, её растерянность перед ним — теперь сложилось в одну ясную картину. Почему я всё чаще теряла контроль? Почему мои самые твёрдые принципы, мои собственные идеалы, отступали, как тени перед ним? Она знала и это знание тянуло её в бездну. Я люблю его. Я люблю Лорда Вольдеморта. Её тело охватил леденящий страх. Я люблю его. Безжалостного, жестокого Лорда Вольдеморта, чья тирания поглощает всё на своём пути, выжигая остатки надежды и жизни, уничтожая судьбы и заставляя целые миры трепетать перед его волей, ломая и подавляя каждого, кто осмелится встать на его пути, и способного поставить на колени весь мир, не щадя ни силы, ни достоинства, ни жизни. Я люблю его. И осознание этого было невыносимо.