Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Сорок шестая глава Том Том проснулся ещё до рассвета. Ноябрьская ночь за окном была тёмной и вязкой, как чернила. Густой туман обвивал улицы, а окна его квартиры казались покрытыми ледяной паутиной. Воздух был пропитан тишиной, но Том давно привык к этому. Он чувствовал, как магия едва заметно вибрирует вокруг, откликаясь на его присутствие. Комната осветилась мягким золотистым светом, когда он слегка пошевелил пальцами, зажигая магические лампы. За годы уединённой жизни он научился обходиться без лишних хлопот: заклинание разогрело холодный пол, а в воздухе разлился тонкий аромат кофе. На кухне, по взмаху руки, кофейник сам наполнился, а кусочки хлеба подрумянились в воздухе, словно по невидимому приказу. После быстрой утренней рутины Том направился в свой кабинет. Древний фолиант, словно тянулся к нему в ожидании. Он углубился в работу, расшифровывая очередную страницу старинного текста. Символы, вспыхивающие тусклым светом, расплывались и складывались в слова, требуя терпения и точности. Том сосредоточенно водил пером по пергаменту, делая заметки. Через полтора часа работы он позволил себе небольшой перерыв. На кухне всё уже было готово — подогретый магией завтрак ждал его на столе, а вместе с ним за столом уже сидел Габриэль Лестрейндж, несмотря на ранний час. — Удивительно, как рано ты начинаешь свой день, — бросил он, наливая себе чай. — Ты удивишься, насколько больше можно успеть, если вставать с рассветом, — парировал Том, усаживаясь напротив. Они вели вежливую беседу, но мысли Тома были далеко. За дверью спальни, на широкой кровати, всё ещё спала та, кто захватила его внимание. Её дыхание было едва ощутимо, но он мог слышать его, словно эхо где-то в глубинах своего сознания. Она выглядела совсем слабой вчера — тонкая, почти прозрачная. Том знал, что её магический резерв истощён до опасного уровня. Проклятие, направленное на Малфоя, оказалось слишком разрушительным. Ему пришлось вмешаться, отдать частичку своей магии, чтобы удержать её от магического истощения. Он скользнул взглядом по двери, за которой она спала, прежде чем сосредоточиться на Лестрейндже. — Я бы не стал доверять Гринграссу, Том, — произнёс Габриэль, осторожно помешивая чай. — Никому из них. Абатон окажется таким же предателем, как и Эдмунд. Том поднял чашку, сделал глоток и поставил её на блюдце с едва слышным звоном. — Скорее всего, так и будет, — отозвался он спокойно. — Но мне нужна информация. Ты видишь сам, как обстоят наши дела. Оборотни вышли из-под контроля, волшебники умирают. И заметь, не от моей руки. Его губы тронула лёгкая усмешка. — Это создаёт сложности. Макдафф или кто бы за ним ни стоял — одна проблема. Но оборотни беспокоят меня больше. Габриэль задумчиво дотронулся до лица. — Ты не думаешь, что всё это связано? Оборотни, события во Франции… Том на мгновение замолчал, барабаня пальцами по столу. В его глазах вспыхнул холодный свет, отражённый в окне. — Конечно, я рассматривал эту возможность, — протянул он. — И всё ещё думаю об этом. — Может, стоит надавить на Эдмунда? Применить силу? — осторожно предположил Лестрейндж. Том фыркнул, в его взгляде мелькнуло что-то похожее на презрение. — Я бы давно раздавил его ничтожное сознание и превратил его жизнь в пыль, если бы был уверен, что это он стоит за этим. Но здесь рыба покрупнее, Габриэль. Эдмунд всего лишь марионетка. Он знает ровно столько, сколько ему позволяют знать. Том встал и подошёл к окну. Улицы Лондона внизу ещё дремали, залитые светом фонарей. Его пальцы слегка дрогнули, прежде чем он продолжил: — Боюсь, за ним уже следят. Если мы допустим ошибку, мы потеряем единственный след. Действовать нужно осторожно. — Софи могла бы использовать легилименцию, — произнёс Габриэль, задумчиво водя пальцем по краю своей чашки. Его голос прозвучал почти шёпотом, будто он проверял почву, прежде чем продолжить. — Он не видит в ней угрозы, а значит, мог бы подпустить её достаточно близко, чтобы сделать это незаметно. Том, сидящий напротив, ответил тихим, но коротким смехом. В этом звуке не было веселья. — Окклюменцией она владеет, — насмешливо начал он,— Но для легилименции недостаточно умений. Для этого нужно не бояться причинить боль. Его губы изогнулись в холодной улыбке, и в этот момент он выглядел опасно спокойным. — Эдмунд — не просто сильный волшебник, — продолжил он, — он жестокий. Настолько, что любое её колебание, малейшая неуверенность в решающий момент могут стоить ей слишком дорого. Том замолчал, и его взгляд стал холодным. — Я не стану так рисковать. Лестрейндж выпрямился, уловив в голосе Тома тот особый оттенок, который говорил о том, что тему лучше не развивать. Его тон стал более уважительным, почти подчинённым. — Конечно, мой Лорд. — Он сделал паузу, прежде чем добавить: — Эдмунд вчера приходил к ней на работу. Был… не слишком вежлив. Эти слова на мгновение повисли в воздухе, словно некое заклинание, ожидающее своего действия. Том слегка напрягся в одно мгновение, но внешне остался абсолютно невозмутим. — Ей стоит держаться от него подальше, — холодно отозвался он, скользнув взглядом по Лестрейнджу. — Это будет трудно сделать, учитывая, что она его невеста, — заметил Габриэль осторожно, стараясь выбрать тон, который не разозлит Тома. Том лишь фыркнул, небрежно отставляя чашку кофе. — Она большая девочка и в состоянии разобраться со своими проблемами. Лестрейндж внимательно вглядывался в Тома, как будто надеялся вычитать ответ в едва уловимом движении брови или в смене тембра голоса. Но лицо Тёмного Лорда оставалось бесстрастным. Даже его пальцы, которыми он ненавязчиво барабанил по столу, сейчас лежали спокойно, как будто сам воздух вокруг застыл. Габриэль Лестрейндж давно понял, что Том никогда не признается в своих слабостях. Не потому, что их не было, а потому, что он никогда не позволял другим даже предположить, что они могут существовать. Власть, контроль, сила — всё это было его оружием, его панцирем, его сутью. Но Лестрейндж знал и другое: Том никогда не прощал того, кто осмеливался коснуться его собственности. Габриэль не сомневался, что именно так Том воспринимал Софи. Она принадлежала ему — по какому праву, никто не знал. Возможно, по тому, что он решил так сам. Это было неизменным законом его натуры: если Том считал что-то своим, это становилось его абсолютно и бесповоротно. Для Тома прикосновение к тому, что он считал своим, — будь то человек, артефакт или идея — было не просто дерзостью. Это было актом нарушения порядка, который он устанавливал вокруг себя. И нарушители такого порядка редко уходили целыми. Лестрейндж знал, что Тёмный Лорд уже знает, как наказать Эдмунда. Если Том молчал, значит, план был не просто продуманным до мелочей, а настолько безжалостным, что его исполнение заставило бы содрогнуться даже тех, кто привык к жестокости. Лестрейндж вновь перевёл взгляд на Вольдеморта, пытаясь разгадать, что скрывается за его безмятежным спокойствием. Но он уже знал: Софи была для Тома не просто частью его мира — она стала его одержимостью, его неотъемлемой частью. И любой, кто осмелится прикоснуться к ней, исчезнет с беспощадной жестокостью. Гермиона Когда волшебница открыла глаза, спальню Лорда Вольдеморта окутывал полумрак. Плотно задернутые шторы не пропускали свет. Половина кровати, на которой спал Том, осталась пустой, а в доме царила такая тишина, что казалось, кроме неё, здесь никого и не было. Гермиона повернулась к часам на прикроватной тумбочке и мгновенно напряглась. Почти десять утра. Она уже два часа как должна быть на работе. Вскочив с кровати, она накинула халат и поспешила в ванную. Немного поколдовав, волшебница преобразила своё платье, чтобы оно выглядело иначе, чем то, в котором она была вчера. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Гермиона наконец осталась довольна. Её образ был идеальным: никаких следов беспорядочного утреннего побега. Когда она вышла из ванной, её взгляд снова пробежал по пустой квартире. Тишина угнетала, но в то же время дарила ощущение свободы. Том явно ушёл. Гермиона остановилась на мгновение перед дверью его кабинета. Мысль о том, что можно заглянуть внутрь, вспыхнула, словно маленькое пламя, разгорающееся в груди. Дверь выглядела угрожающей, но магии вокруг неё она не почувствовала. Просто взгляну, ничего больше. Она осторожно нажала на ручку. Дверь едва слышно скрипнула, и Гермиона застыла, как будто её поймали на горячем. На мгновение ей показалось, что вот-вот раздастся его голос, строгий и холодный. Но ничего не случилось. Она вошла в кабинет. Пространство было тщательно организовано, каждая вещь стояла на своём месте. На столе лежал фолиант, его кожаная обложка отливала странным блеском. Гермиона протянула руку, чтобы прикоснуться к книге, но едва её пальцы коснулись поверхности, она ощутила странное, тяжёлое давление магии. Быстро отдёрнув руку, она застыла, чувствуя, как учащается её дыхание. Она перевела взгляд на книжный шкаф. Ряды старинных томов, каждый из которых, вероятно, был полон опасных знаний, манили её. Гермиона искала взглядом что-то конкретное. Крестраж. Его дневник. Она знала, что это маловероятно, но всё же надеялась увидеть его здесь. Нет, он не станет хранить такую важную вещь на виду. Её мысли уже начали блуждать вокруг кольца Гонтов. В памяти всплыла шкатулка на комоде в спальне. Гермиона поспешила вернуться туда. Сердце забилось быстрее. Она чувствовала исходящую от неё сильную магию, и её рука сама потянулась к крышке. Но в последний момент она остановилась, убрав руку, будто дотронулась до пламени. Нет. Том никому не доверяет, и я не исключение. Он точно предусмотрел это. Если я коснусь чего-то, чего мне нельзя трогать, он узнает. И всё же шкатулка действовала на неё как магнит. Что там внутри? Его кольцо? Или что-то другое? Волшебница пристально смотрела на неё, будто надеясь увидеть содержимое без прикосновений, без заклинаний. Мысли одна за другой мелькали в её голове, увлекая её всё глубже. Только тихий стук часов вырвал её из этого состояния. Работа. Мне нужно на работу. Гермиона поспешно отвернулась от шкатулки, избегая даже случайного взгляда на неё. Она знала, что оставайся она здесь ещё хоть минуту, магия, исходящая от предмета, снова начнёт притягивать её. Выйдя за порог квартиры, Гермиона на мгновение остановилась, обдумывая, стоит ли наложить какие-то защитные чары на дверь. Это было бы глупо, учитывая, кто её хозяин, но мысль казалась слишком заманчивой. Она чуть прищурилась, улыбнувшись. Том наверняка предусмотрел всё. Он, скорее всего, уже давно знает каждую мою мысль наперёд. Однако, чем больше она об этом думала, тем сильнее разгорался азарт. Непокорность, даже в мелочах, всегда доставляла ей удовольствие. Ну а вдруг? Её улыбка стала шире, и она, подняв палочку, принялась за дело. Для начала она наложила пару самых простых заклинаний: стандартное заклятие запечатывания двери и примитивную тревогу, которые любой волшебник средней руки мог бы с лёгкостью снять. Это было, скорее, для отвлечения внимания. Но затем она добавила заклинание, которое знала из старых манускриптов. Она сосредоточилась, пытаясь вспомнить каждую деталь прочитанного. Гермиона использовала сложное заклинание трансфигурации, которое превращало саму дверь в магическую головоломку. Казалось бы, обычный деревянный барьер, но его структура менялась в зависимости от того, кто к ней прикасался. Те, кто пытался открыть её, попадали в замкнутый цикл: дверь словно растворялась перед ними, но на самом деле перемещала их обратно к тому месту, откуда они начали. Простая иллюзия, но её поддерживала древняя магия, основанная на принципах ментального обмана. Те, кто подходили к двери с уверенностью, что их сила и знания позволит им легко её пройти, неизбежно попадали в ловушку. Удовлетворённая своей работой, она отправилась в Министерство, радуясь своей маленькой игре. Когда Гермиона вошла в Отдел международного магического сотрудничества, расположенный на пятом уровне, перед её глазами предстала неожиданная сцена: прямо у входа, на фоне громоздких стеллажей с документами, мистер Селвин, её начальник, оживлённо беседовал с Габриэлем Лестрейнджем. — Мистер Селвин, прошу прощения за опоздание, — начала Гермиона, но её слова были сразу же прерваны. — Нет-нет, что вы, мисс Блэк, не извиняйтесь, — отмахнулся он с приветливой улыбкой. — Мистер Лестрейндж уже предупредил меня, что вы были на встрече с очень важным человеком от его имени. Гермиона почувствовала, как к её лицу подступает лёгкий румянец. Селвин, не дожидаясь её ответа, коротко кивнул и скрылся в своём кабинете, оставляя её наедине с Лестрейнджем. Габриэль улыбнулся ей, подмигнув. Её день только начинался, но, судя по всему, он обещал быть совсем непростым. Гермиона окинула взглядом Габриэля Лестрейнджа, который стоял в коридоре с самодовольной ухмылкой, словно нарочно провоцируя её. Она сдержала раздражение, ничего ему не сказала и молча прошла в свой кабинет. Лестрейндж, с присущей ему грацией, не отстал и ловко зашёл за ней, закрыв за собой дверь. — Надеюсь, встреча прошла хорошо? — в его голосе слышалось нескрываемое злорадство. Волшебница бросила на него короткий взгляд и, стараясь держать себя в руках, ответила: — Спасибо, что прикрыл, хотя я не поощряю вранья. — О, это не было враньём, — возразил он, прислонившись к стене и сложив руки на груди. — Ты же не можешь отрицать, что Том — очень важный человек, разве не так? Он явно наслаждался её реакцией, ловя каждую эмоцию. Гермиона на мгновение задумалась, стоит ли отвечать. Но вместо этого просто дружелюбно улыбнулась, с трудом сдерживая желание вывести его из равновесия. — Если ты здесь, то, может быть, присядешь? — сказала она с притворной вежливостью, указывая на кресло. Но прежде чем Лестрейндж успел что-то сказать, дверь кабинета резко открылась, даже не удостоившись стука. На пороге стоял Орион Блэк, его лицо было ровным, но в глазах пылало недовольство. — Лестрейндж, — коротко бросил он, глядя на Габриэля так, будто тот был незваным гостем. Габриэль, не теряя своей невозмутимости, едва заметно усмехнулся и выпрямился. — Мне, пожалуй, пора, — сказал он с лёгкой издёвкой, его голос был преисполнен показного спокойствия. — Не хочу участвовать в семейных сценах. Проходя мимо Ориона, он встретился с ним взглядом и с лёгким поклоном произнёс: — Блэк. Орион лишь кивнул в ответ, но его взгляд был настолько ледяным, что даже Габриэль на секунду потерял свою насмешливую улыбку. Как только дверь за Лестрейнджем закрылась, Орион резко повернулся к Гермионе, и его сдержанность мгновенно исчезла. — Ты в своём уме?! — начал он, кипя от гнева. — Ты помолвлена, а шляешься неизвестно где ночами! Волшебница, наложила заклинание запирания и звукоизоляции на дверь, после чего спокойно ответила: — Тише, Орион. Успокойся. — Где ты была? — его голос сорвался на крик. — Мы это уже обсуждали, — сказала она холодно, наливая себе стакан воды. — Это не твоё дело. Орион буквально закипал. — Твой жених вчера три часа сидел в нашей гостиной, ожидая, пока его невеста соизволит вернуться с работы! Три часа, Софи! И в итоге он ушёл, явно не в самом лучшем настроении. Гермиона обернулась к брату и, сделав глоток воды, ответила с едва заметной иронией: — Эдмунд знает, что я не выйду за него замуж. Я согласилась на эту помолвку только чтобы выиграть немного времени и не злить отца. — Неважно, что он знает, — продолжил Орион, начиная ходить из стороны в сторону. — Ты почти замужняя женщина, тебе стоит побеспокоиться о своей репутации. Гермиона, усевшись за свой стол, внимательно посмотрела на брата. — Ори, — её голос был спокойным, — есть волшебники, которым не отказывают даже замужние женщины. Эти слова заставили Ориона замереть. Он молчал несколько секунд, обдумывая их, а затем тяжело вздохнул и, потирая виски, сел в одно из кресел. — Я не знаю, как ему сказать, что не смогу инвестировать в определённые… стратегически важные проекты, — наконец выдавил он, избегая взгляда сестры. Гермиона сразу поняла, о чём идёт речь. — Почему? — Отец против, — признался Орион с явным раздражением. — Он запретил мне поддерживать любую деятельность, связанную с Рэддлом. Считает, что нашей семье следует держаться от этого как можно дальше. — Том будет в бешенстве, — сказала волшебница, допив воду и наливая второй стакан, который тут же протянула брату. — Избегай его, Софи. Настолько, насколько это возможно. — Орион выглядел обеспокоенным. — Я не знаю, каким способом он решит наказать меня, но я уверен, он придумает что-то весьма… изощрённое. Он внимательно посмотрел на сестру, его взгляд был полон заботы, но и тревоги. — Мне пора возвращаться к работе, — добавил он, вставая с кресла. Орион ушёл, оставив Гермиону наедине со своими мыслями. Она задумчиво посмотрела на стакан, размышляя о словах брата. Волшебница вернулась домой поздно, окутанная холодом ноябрьской ночи. Весь вечер она бесцельно бродила по пустым улицам, пытаясь обуздать бурю эмоций, которые разрывали её изнутри. Тьма улиц и мелькание фонарей казались укрытием от реальности. Когда она переступила порог дома, обстановка сразу показалась ей напряжённой. В гостиной, освещённой светом старинных ламп, собралась вся семья. Отец, мать, Орион с Вальбургой и Лукреция с её мужем, Игнатиусом Пруэтом, — все ждали её возвращения. Их лица были суровы, а взгляды словно сверлили её насквозь. — Добрый вечер, — вежливо произнесла Гермиона, стараясь казаться спокойной. — Мы думали, ты уже и не явишься домой, — холодно заметила мать, голос которой звучал как упрёк, пропитанный разочарованием. — Твоё поведение недопустимо, Софи, — раздался низкий и тяжёлый голос отца, Арктуруса Блэка. Его поза, прямой взгляд, сжатые кулаки — всё в нём выдавало подавленный гнев, который, казалось, грозил вырваться наружу. — Я не желаю об этом говорить, — ответила Гермиона, бросив короткий взгляд на отца. В её голосе чувствовалась уверенность. — Я уже давно не ребёнок и прекрасно понимаю, как устроен этот мир. Да, я согласилась выйти замуж за Эдмунда, но я не говорила, что стану стелиться перед ним, как тряпка, о которую он может вытирать ноги. Эти слова прозвучали остро, словно нож, врезаясь в напряжённую атмосферу. — Закрой рот! — взорвался Арктурус, поднимаясь со своего кресла. Его голос громом прокатился по комнате. — Моя дочь не шлюха и должна ночевать дома! — Я сказала, что выйду за него замуж! Это всё. Всё остальное тебя не касается, отец! — Гермиона практически выкрикнула эти слова с ядом, не отводя взгляда от его яростных глаз. Арктурус, не думая, резко выхватил свою палочку. В его глазах полыхала ярость. — Ты не станешь говорить со мной в таком тоне! Круцио! — Отец! — крикнул Орион, почти одновременно доставая свою палочку. Но Гермиона предвидела, что ситуация может выйти из-под контроля. Она давно научилась чувствовать момент, когда напряжение переходит грань. Её палочка была готова. Секунда — и заклинание Арктуруса соскользнуло в сторону, ударившись о стену с глухим звуком. Глаза Арктуруса расширились от удивления. Он явно не ожидал такой реакции. — На свою дочь? Ты кидаешь Круцио на свою собственную дочь? — в голосе Гермионы была смесь гнева и боли. — Ты хоть понимаешь, какая это боль? Как часто ты испытывал её сам, чтобы считать, что имеешь право так поступать? Арктурус, тяжело дыша, вновь направил палочку на волшебницу, но не произнёс ни слова. Казалось, он действительно впервые слушает её. — Попробуй только выпустить хоть одно заклинание, папа, — сказала Гермиона чуть тише, но в её голосе звучала прямая угроза. Она стояла, держа палочку прямо нацеленной ему в грудь. Вся её фигура излучала напряжённую готовность к бою. — И я обещаю, ты узнаешь на себе всё, что несёт Круциатус. Это не пустые слова. В комнате повисла звенящая тишина. Каждый из присутствующих затаил дыхание. Арктурус, глядя в её глаза, которые пылали гневом, медленно опустил палочку. — Ты должна ночевать дома, — сказал он наконец, его голос был холодным, словно он говорил через силу. Гермиона отступила на шаг, её взгляд оставался твёрдым. — Как я уже сказала, это не касается ни тебя, ни кого-либо из присутствующих. Можешь выжечь моё имя с семейного гобелена, но я буду ночевать там, где посчитаю нужным. Она резко развернулась и направилась к лестнице, но остановилась, когда услышала его голос. — Ты не понимаешь, в какие игры ты ввязываешься. Я не желаю тебе такой судьбы, Софи. Волшебница обернулась. Её глаза встретились с глазами отца, и в них читалось нечто большее, чем просто гнев. Это была смесь тревоги и скрытого страха. Она сделала шаг вперёд, её голос звучал тихо, но каждое слово проникало в сознание, как ледяной клинок. — А я не желаю тебе той судьбы, которую ты встретишь, если будешь мешать Ориону в его делах. Эти слова повисли в воздухе, будто удар колокола, отозвавшийся в сознании каждого. Намеки на Лорда Вольдеморта были понятны всем. Арктурус медленно выдохнул, сжав зубы. — Ты ничего не знаешь о мире, в котором живёшь, — процедил он, будто плюнув. — Я знаю куда больше, чем мне бы хотелось, отец, — ответила Гермиона, её голос был полон горечи. Она больше не стала слушать. Развернувшись, волшебница поднялась по лестнице в свою комнату. Гермиона, тяжело дыша, закрыла дверь и сползла по ней на пол. Её руки дрожали, а сердце бешено стучало, не находя покоя после напряжённого разговора с отцом. Она прикрыла глаза, пытаясь унять нарастающий в груди хаос, но чужой голос разорвал эту хрупкую тишину. — Какая пламенная речь, — насмешливо проговорил Лорд Вольдеморт. Её глаза мгновенно распахнулись, взгляд метнулся к кровати. Он был там, расслабленно сидел, словно хозяин. Его притягивающий силуэт и дерзкая полуулыбка выглядели совершенно неуместно в её личном пространстве, но именно это делало его присутствие ещё более завораживающим. — Что ты здесь делаешь? — с вызовом спросила Гермиона, поднимаясь на ноги. Она потянулась за палочкой, но остановилась, когда Том чуть приподнял руку, словно предвидя её намерения. — Не утруждайся, Софи, — сказал он, чуть изогнув бровь. — Уже сделал. Никто не войдёт, пока я не разрешу. Что-то в его присутствии заставляло её чувствовать себя одновременно уязвимой и странно взволнованной. — Значит, ты решил забраться в мою комнату? Как благородно. Том встал, его движения были мягкими и плавными. — Так случилось, что кто-то заколдовал мою дверь, — сказал он с лёгкой усмешкой, приближаясь. — И, не поверишь, я не смог попасть к себе домой. Твоя постель показалась достойной альтернативой. — Неужели Тёмный Лорд не смог справиться с простым заклинанием? — её голос был ироничным, а взгляд горел азартом. — Это заняло больше времени, чем я ожидал, — признался он, остановившись так близко, что она почувствовала его дыхание на своей коже. — Загадка оказалась любопытной. Но ты должна знать, что если бы я спешил, я бы разозлился. Его руки обхватили её талию, Гермиона ощутила дрожь, пробежавшую по телу. Его прикосновение было властным, но нежным — комбинация, от которой у неё перехватило дыхание. — Значит, мне повезло, — её слова прозвучали легко, но внутри она ощущала, как напряжение между ними нарастает, становясь почти невыносимым. — Каким образом Арктурус мешает Ориону? — его голос стал ниже, почти интимным. Его хватка на её талии стала сильнее и это движение вызвало новую волну мурашек по её спине. Она знала, что он чувствует её реакцию, чувствует, как её дыхание становится неровным. — Я не думала, что Тёмный Лорд опускается до подслушивания личных разговоров, — сказала она, стараясь придать голосу твёрдость. Том сделал ещё полшага ближе, и теперь между ними не оставалось никакого пространства. — Софи, — его голос звучал тихо, но пронизывал до самой сути. — Ты кричала так, что тебя слышал весь Лондон. Волшебница лихорадочно перебирала в уме слова, стараясь найти что-то, что звучало бы достаточно близко к правде, но всё же оставалось ложью. Её мысли метались, как загнанная птица, в попытке подобрать фразу, которая не вызвала бы подозрений и не дала бы ему зацепки. Гермиона пыталась собраться, но мысли путались. Том же, казалось, наслаждался её замешательством, его взгляд говорил больше, чем слова. Он наклонился, его лицо оказалось совсем рядом. Она почувствовала, как тепло его тела перекрыло весь воздух вокруг, делая её уязвимой. Его пальцы скользнули по её бедру. — Ты так искусно лжёшь, — прошептал он, уголки его губ приподнялись в едва заметной усмешке. — Но сейчас я хочу услышать правду. Гермиона почувствовала, как её сердце пропустило удар. Его близость захватывала, но она не собиралась сдаваться. — Может, ты тоже скажешь правду? — ответила она, пытаясь звучать дерзко, хотя её голос стал тише. Том усмехнулся, и его рука скользнула выше, касаясь её спины. Она вздрогнула, но не отстранилась. — Какая смелость, — сказал он, и его взгляд переместился к её губам. Повисла тишина, густая, как вечерний туман. Её голова закружилась от его близости, от власти, которую он удерживал, не говоря ни слова. В дверь постучали. Гермиона резко отстранилась, словно её вернули к реальности, но Том остался на месте, его выражение лица даже не дрогнуло. — Как некстати, — пробормотал он, глядя на неё так, словно это было их маленькой тайной. Дверь открылась, и в комнату, бледный, как полотно, вошёл Орион. Его взгляд метнулся к фигуре Лорда Вольдеморта, и он замер на секунду, словно пытался убедиться, что это не игра его воображения. Затем, не сказав ни слова, он аккуратно закрыл дверь, стремясь избежать лишнего шума. — Мой Лорд, — голос Ориона звучал ровно, но нотки напряжения всё же проскользнули. Он слегка склонил голову в жесте подчёркнутого уважения. Том, опустился в кресло и перекинул одну ногу на другую, жестом указывая Ориону на кресло рядом. — Садись, Орион, — произнёс он, его голос был мягким. Гермиона опустилась на пуфик у туалетного столика, стараясь сохранять спокойствие. Она ощущала, как взгляд Тома прожигает её, словно напоминая, кто в комнате обладает неоспоримой властью. — Мы как раз говорили о тебе, дорогой друг, — продолжил Том, медленно и тщательно проговаривая каждое слово. Его голос был шелковым, но с каждым произнесённым словом воздух в комнате становился тяжелее. — Хочешь ли ты мне что-то рассказать, Орион? Орион, стараясь не показывать растущей паники, взял себя в руки и ответил: — Нет, мой Лорд, это семейные дела. Я совсем разберусь. Губы Тёмного Лорда растянулись в улыбке, но она была скорее изучающей, чем доброжелательной. — Хорошо, — мягко произнёс Том, но в его голосе не было и следа настоящей доброты. — Помни, Орион, я твой друг. Эти слова прозвучали с таким двойным смыслом, что Орион не мог не заметить этого. Когда Том поднялся, Орион тут же сделал то же самое. Но, прежде чем уйти, Лорд Вольдеморт снова переключил внимание на Гермиону. Его рука лёгким, но непреклонным движением опустилась ей на плечо, она почувствовала, как весь её мир сузился до этого прикосновения. Том слегка наклонился, и их лица оказались так близко, что Гермиона могла уловить его дыхание. — Не стану злоупотреблять твоим гостеприимством, — его слова обожгли её, а затем он сильными пальцами, чуть грубо, но бесконечно властно провёл по её щеке. Это прикосновение, короткое, но будто вечное, отозвалось теплом, растёкшимся по всему её телу. Она не могла ни отвести взгляда, ни двинуться, будучи полностью в его власти. — Спи спокойно, Софи, — произнёс он тихо, почти интимно, так, что его голос будто остался висеть в воздухе, даже когда его фигура растаяла в чёрных клубах дыма. Тишину комнаты нарушили резкие шаги Ориона. Он начал мерить комнату, не в силах успокоить роящиеся в голове мысли. — Он не причинит мне вреда, Ори, — твёрдо сказала Гермиона, хотя сама в это не верила. Её слова не успокоили брата. Орион подошёл ближе, опустился на колени перед сестрой и взял её лицо в свои руки, заглядывая в её глаза так, словно пытался прочесть её мысли. — Он уже причинил, верно? — тихо спросил он, его голос был полон боли и беспомощности. — Ори, всё хорошо, — прошептала Софи, стараясь вложить в эти слова больше уверенности, чем она чувствовала. — Не лги мне, — сказал он тихо, но настойчиво. Его пальцы нежно сжимали её щеки, будто он пытался удержать её от падения в ту бездну, которую сам же видел в её глазах. — Его всё больше в твоей жизни. Всё сильнее держит тебя. Гермиона закрыла глаза, чувствуя, как её защита начала рушиться под его пристальным взглядом. Но она знала, что не может показать слабость — ни сейчас, ни перед ним, ни перед собой. — Я знаю, что делаю, — ответила она так же тихо, открывая глаза и стараясь вложить в них уверенность. — Я боюсь за тебя, Софи, — его слова были почти неслышными. Он прижал её к своей груди, обняв так крепко, будто боялся отпустить, зная, что больше не сможет удержать. Затем тяжело вздохнул, наклонился и поцеловал её в макушку, как это делал всегда, когда хотел её утешить. Как только дверь за ним закрылась, Гермиона позволила себе расслабиться. Она дотронулась до своего плеча, на котором ещё сохранялось ощущение руки Тома. — Я знаю, что делаю, — тихо повторила она себе, словно это могло стать заклинанием, защищающим её от собственной слабости. Но в глубине души она чувствовала: с каждым шагом она всё больше и больше теряет контроль. В окно постучала серая сова, и её клюв громко ударил по стеклу, разрывая тишину комнаты. Гермиона, ещё пребывая в своих мыслях, вскочила, взволнованно огляделась и подошла к окну. Птица смотрела на неё умными глазами, не выказывая ни капли терпения. Открыв окно, волшебница осторожно взяла конверт, который сова крепко держала в когтях. Бумага была плотной, стиснутой от долгого пути. Сова слегка взмахнула крыльями и, будто дождавшись лишь момента передачи, растворилась в темноте ночи. Гермиона присела на край кровати и разорвала сургучную печать. Конверт оказался приятно тяжёлым, и её сердце учащённо забилось, предвкушая содержимое. Вытянув письмо, она пробежала глазами по чётким, уверенным строкам. Здравствуйте, уважаемая мисс Софи Блэк. Спасибо за тёплые слова. Я, конечно, с радостью встречусь с Вами. Предлагаю для встречи 1 декабря, 15:00, в баре «Три метлы», Хогсмид. С уважением, Профессор Гораций Слизнорт. Волшебница перечитала письмо ещё раз, чувствуя, как её пальцы сжимают бумагу чуть сильнее, чем следует. В её душе что-то ожило, как слабый, но яркий огонёк. Сердце колотилось громче, и она не могла сдержать улыбку, расползающуюся по её лицу. Гермиона аккуратно свернула письмо и убрала его в ящик своего стола. Ещё не зная, к чему приведёт этот разговор, она ощущала, что сделала первый, но важный шаг в верном направлении.