Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Тридцатая глава Гермиона Гермиона любила осень. В ней была какая-то особая магия — тёплая, даже сквозь холодный воздух, и меланхолично красивая.  Каждый год, с её приходом, она ощущала, будто мир заново перерождается, не в бурном весеннем цветении, а в спокойном и немного тоскливом умирании природы. Именно осенью, впервые шагнув под своды Хогвартса, Гермиона открыла для себя новый мир — полный тайн, магии и запретных знаний. Даже годы спустя, когда Хогвартс остался позади, для неё начало нового года не наступало в январе, как у магглов, празднующих под бой курантов.  Нет, её отсчёт всегда начинался в сентябре — с опавших листьев, с запаха дождя на тёплой земле и звука шагов по мокрым каменным плитам. Сегодня был именно такой день — серый октябрьский Лондон, затянутый низкими тучами. Тонкий дождик моросил с самого утра, будто рисуя мир полупрозрачной вуалью. В парке было пустынно — лишь несколько магглов пробегали по своим делам, с зонтиками или в мокрых плащах, хмурясь и не замечая всей той меланхоличной красоты, которая окружала их. Гермиона сидела на деревянной лавочке, ещё тёплой от её дыхания и тепла её тела. На коленях у неё лежала старая книга в кожаном переплёте — «Звездная Магия: Тайны Светлых Заклинаний» Серены Блессвуд. Некогда эта книга казалась ей путеводителем в мир забытых чудес, но сегодня страницы под её пальцами были пусты. Не буквально — буквы всё ещё стояли на своём месте, а вот смысла в них для неё не осталось. Она оторвала взгляд от текста и перевела его на парк. Ветер гнал жёлтые листья по траве, а магглы шагали туда-сюда, беспечные и сосредоточенные на своих маленьких жизнях. Они казались ей такими простыми и уязвимыми. — Не люблю маггловский Лондон, — раздался знакомый голос прямо у неё за ухом. Гермиона вздрогнула и обернулась, но Том уже обошёл скамейку и опустился рядом с ней, не спрашивая разрешения. Его чёрный плащ небрежно развевался за ним, а перчатки блестели от влаги. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, и в его голосе слышалось не любопытство, а скорее удивление. — У меня обеденный перерыв, — ответила Гермиона и устало улыбнулась, вновь уткнувшись взглядом в прохожих. — И иногда мне нужно побыть одной. — Очевидно, ты не справляешься с этим, — сухо заметил Том и, чуть наклонившись, коснулся её щеки кончиками пальцев. Его перчатка была холодной и гладкой. Это прикосновение несло в себе ту же властность, что и всё, что он делал, и Гермиона невольно повернула голову к нему. — Что ты о них думаешь? — О магглах? — переспросила она, хотя прекрасно знала, что он имеет в виду именно их. — Не стоит их жалеть, — спокойно сказал Том, убирая руку. — Им просто не повезло родиться такими. — А может, это нам не повезло родиться волшебниками? — с горечью ответила Гермиона.  — У них тоже есть войны. И поверь, не менее ужасные, чем наши, - Том улыбнулся уголком рта — той самой улыбкой, которая обычно предвещала либо насмешку, либо нечто гораздо более мрачное. — Почему ты ненавидишь их? — спросила она неожиданно для самой себя. — Что за вздор, — фыркнул он, откидываясь на спинку лавки. — Отчего мне их ненавидеть? Я не питаю к ним любви, это правда, но я и ни к кому её не питаю. В его голосе сквозило что-то почти искреннее. Гермиона прикусила губу, раздумывая, стоит ли продолжать, но затем всё же решилась. — Мои родители были магглами, — вдруг сказала она и посмотрела прямо на него, чтобы увидеть его реакцию. Том не ответил сразу. Он лишь пристально, почти гипнотично, вглядывался в её лицо.  Был ли он доволен тем, что она наконец-то открыла о себе хоть что-то, или был возмущён тем, что он связался с грязнокровкой? — Они мертвы? — наконец спросил он, и его голос был холоден, как сама осень. — В каком-то смысле, — ответила она, снова уставившись на парк. — Я стёрла им память. А точнее, 17 лет моей жизни. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом мокрых листьев под ногами случайных прохожих. — Это жестоко, — произнёс Том, и эти слова из его уст звучали почти абсурдно. — Они были хорошими магглами, — тихо сказала Гермиона, и её пальцы сжали старую книгу на коленях. — Ты же не хочешь, чтобы я тебя обнял? — в его голосе звучала почти тёплая насмешка. Гермиона усмехнулась и покачала головой: — Думаю, ты просто не способен на подобного рода действия. — Я ещё могу тебя удивить, — парировал он. Том поднялся с лавки и протянул к ней руку. Его чёрные глаза смотрели на неё с тем же самым ожиданием, что и всегда. Это не было предложением — это был приказ, замаскированный под жест доброты. — Пойдём, — сказал он. — Я подниму тебе настроение. Гермиона колебалась лишь миг, а затем вложила свою руку в его. Том сжал её пальцы чуть сильнее, чем было нужно, и повёл её прочь из парка, будто вихрь, сметающий листья на своём пути. Серо-чёрный Лондон замер, наблюдая за ними, не понимая, как две такие тени могли существовать среди его обыденности. Гермиона  Соленый воздух обжигал лёгкие, хлесткие морские брызги холодили кожу, проникая в самые мелкие щели одежды, а оглушительный шум волн сливался с гулом ветра.  Перед Гермионой возвышались огромные чёрные скалы, как зубы какого-то древнего чудовища, застывшего на вечной страже у моря. Они стояли на массивном камне, скале, что торчала из самой пучины, и мир вокруг казался суровым, необузданным и опасным. Она узнала это место сразу. Здесь, в её времени, Вольдеморт спрятал один из своих крестражей. Гарри рассказывал о кошмарах, что скрывала эта проклятая пещера — о беспощадной армии инферналов, охранявших тайну, о ледяной воде, поглощавшей жизнь и надежду. Софи задрожала — не только от холода, но и от страха. Она по-настоящему испугалась. — Том, что ты… — слова дрогнули, а сердце словно сжало ледяной коготь паники. Том был в хорошем настроении. Азарт и лёгкая улыбка, что играла на его лице, говорили о том, что он задумал что-то впечатляющее. Но, увидев страх, что пробежал по её чертам, он вдруг замер и нахмурился. Гермиона молниеносно вырвала руку из его ладони. — Пожалуйста, не надо, Том. Пожалуйста… — голос сорвался на хриплый шёпот. Она сделала шаг назад, потом ещё один, но нога соскользнула на мокром камне. Пропасть. Она падала. Реакция Тома была мгновенной. Он бросился за ней, успев схватить её за руку в самый последний момент. Гермиона почувствовала, как её тело дёрнуло вверх, а холодный воздух пронёсся мимо, прежде чем он притянул её к себе. — Что ты творишь? — прорычал он, но Гермиона, вместо благодарности, начала сопротивляться, вырываться, будто ледяная вода казалась ей приятнее, чем его близость. — Успокойся! — громкий приказ, пронзающий шум моря и ветра, но Гермиона продолжала метаться в его руках, словно дикий зверёк в ловушке. Тогда он властно обхватил её талию, притянув к себе так близко, что между ними почти не осталось пространства. Его другая рука крепко сжала её подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Смотри на меня. — Его голос был твёрдым, как скалы вокруг, и обжигал холодом. Она всхлипнула, но взгляд его тёмных глаз не отпускал, тянул, как омут, и Гермиона невольно перестала дёргаться. Том склонил голову, изучая её, будто читая в её мыслях. — Значит, и об этом тебе известно, — тихо, многозначительно произнёс он, чуть сузив глаза. — Ты в безопасности. Я привёл тебя сюда не для того, чтобы причинить боль. Волны разбивались о скалы, выплёскивая хрустальные брызги в воздух, и казалось, что сам океан наблюдает за ними. Гермиона, всё ещё дрожа, глядя в его глаза, вдруг увидела нечто, что заставило её немного успокоиться. Может, это была правда. Может, он не причинит ей зла. Но глаза её всё ещё метались, будто в поисках пути к бегству. Том вдруг усмехнулся — холодно, почти с насмешкой. — Это должно было быть приятное путешествие, — произнёс он, но в голосе уже звучал сарказм. — А ты напугана так… — Его губы дёрнулись, и в глазах загорелся опасный азарт. — О, милая. Если бы я знал, я бы давно тебя сюда привёл. Гермиона дёрнулась, снова пытаясь вырваться, но его руки держали крепко. — Я обещаю, — его голос стал острым, как лезвие, — если ты сейчас не успокоишься, я наложу на тебя Империо. Слова ударили точно в цель. Её дыхание сбилось, но Гермиона затихла, словно собираясь с силами. — Умница, — холодно сказал он и, отпустив её плечи, продолжил держать за руку. Его пальцы были тёплыми сквозь прохладную перчатку, но ощущение было обманчивым — словно тепло змеи, что готова укусить в любой момент. — Я хочу тебе кое-что показать. — Том чуть наклонился к ней, поймав её испуганный взгляд. — Это не пещера. Ты в безопасности. Он сделал шаг назад, всё ещё не выпуская её руки, а его взгляд вдруг стал странно мягким. — Доверься мне, Софи. Море бушевало, скалы гудели под ударами волн, но в этом хаосе его голос звучал уверенно и спокойно, будто он управлял всем этим миром. Том сделал несколько лёгких движений палочкой, словно пробуя воздух, подчиняя пространство своей воле. С каждым взмахом его движения становились шире и грациознее. Заклинания, сорвавшиеся с его губ, разрезали воздух серебряным шёпотом — древним и властным, они звучали как песнь, не подвластная времени. Гермиона стояла рядом, загипнотизированная этим зрелищем. Воздух вокруг них дрожал, как поверхность воды, когда по ней пройдёт лёгкий ветер. — Что ты… — прошептала она, но голос её потонул в нарастающем гуле стихии. Том не ответил, его взгляд горел, а губы продолжали шептать заклинания. Он рисовал в воздухе руны, оставляя за собой мерцающие золотые следы, которые сливались в сложный орнамент — символы были красивыми, но неуловимыми, как звёзды на ночном небе. — Том… — Гермиона с трудом сдерживала дрожь в голосе. — Что ты делаешь? — Тише, — коротко бросил он, не отрывая взгляда от магии, подчинившейся его воле. Море взревело. Вода, словно подчинённая невидимой силе, закрутилась в гигантский вихрь, и из её глубин стало рождаться нечто великое. Гермиона сделала шаг назад, не в силах оторвать взгляд от чуда, разворачивающегося перед её глазами. Из воды медленно поднимался гигантский корабль. Его чёрные паруса вздувались под напором ветра, сотканные из жидких нитей и магии. Светлые волны стекали с его бортов, превращаясь в сверкающие брызги, а каждый звук — скрип древесины, шум моря — был настоящим, живым. — Это невозможно… — прошептала Софи, её голос дрогнул. Том обернулся, его глаза горели триумфом и азартом. Он выглядел свободным, живым, словно магия давала ему дышать полной грудью. — Пойдём, — его голос был мягким, но властным. — К-куда? — спросила она, не отрывая взгляда от величественного судна. — Поднимемся на борт, — ухмыльнулся Том. — Ты ведь не боишься моря? Он протянул ей руку, и Гермиона вложила свою ладонь в его почти бессознательно. Том потянул её за собой, и они шагнули на палубу. Судно дрогнуло, приходя в движение, а Гермиона вцепилась в его руку, боясь потерять равновесие. На палубе было тепло, воздух пропитался солёным ароматом, а ветер поднимал её волосы в лёгкий беспорядок. Том стоял в центре, его спина была выпрямлена, а движения — плавными и танцующими. Он словно играл со стихией. — Как ты… как ты это делаешь? — перекрикивая ветер, спросила Гермиона. Том рассмеялся, его смех был тёплым и живым. — Магия, Софи, — ответил он, и его голос прозвучал так близко, будто он говорил ей прямо в ухо. — Неужели тебя так легко удивить? — Нет! — воскликнула она. — Это невероятно! Это… это прекрасно. Том продолжал двигаться. Он сделал резкий взмах палочкой, и море взревело снова — гигантская волна поднялась из глубин, подхватывая корабль и взметнув его ввысь, к небесам. Гермиона вскрикнула, схватившись за перила. — Держись! — Том, стоя у штурвала, обернулся к ней с озорной улыбкой. Его глаза сверкали, а волосы развевались в порывах ветра. Он был прекрасен — дерзкий, могущественный, почти не человек. Он жил этой магией, он был частью её. Корабль скользил по вершине волны, разбивая брызги в тысячи сверкающих осколков. Гермиона сжала перила так сильно, что побелели пальцы. Том засмеялся, перекрикивая стихию. — Не бойся! — крикнул он, и одним мощным движением палочки подчинил волну, направив её вниз. Корабль плавно опустился на воду, и всё вокруг вдруг стало тихим и спокойным. Море, словно убаюканное магией Тома, замерло. Только лёгкие всплески воды напоминали о недавнем буйстве. Гермиона дрожала от нахлынувших эмоций — восторг, страх, восхищение — всё смешалось в ней. Она медленно повернулась к Тому. Он стоял, глядя на неё, его глаза сияли азартом и теплом. — Ты прекрасен, — сорвалось у неё прежде, чем она успела подумать. Том поднял бровь, уголок его рта дёрнулся в ухмылке. — Иди сюда, — его голос стал мягким, почти интимным. Он протянул к ней руку, и Гермиона послушно подошла ближе. Том обхватил её за талию и подтянул к себе так близко, что их дыхание смешалось. — Я дам тебе встать у руля, — прошептал он, его голос был низким и завораживающим. Гермиона  почувствовала, как его руки направляют её, кладут ладони на штурвал. — Держи, — прошептал он ей на ухо, его губы почти коснулись её кожи. Она прокрутила штурвал, и корабль послушно сменил курс. Гермиона снова взглянула на него — Том действительно был прекрасен, дерзок, силён. Она видела в нём того, кто создан для магии и кто подчиняет её своей воле. — А ты говорила, я не умею обнимать, — прошептал он, склонившись к её шее и вдыхая запах её волос. Миллионы искр пробежали по её телу, дыхание сбилось, а сердце стучало так сильно, что она боялась, оно вырвется наружу. — Я не отпущу тебя, Гермиона, — его голос был глубоким и тихим, он растянул её настоящее имя от чего её тело покрылось дрожью, — Ты — моя. Гермиона замерла, чувствуя его руки, его дыхание на своей коже. Всё вокруг исчезло: море, корабль, ветер. Остался только он. Том. Его сила, его магия, его близость. Её чувства были как разъярённое море — глубокие, необъятные и опасные. Берега и скал не было видно. Со всех сторон их укутывало бескрайнее тёмное море, которое казалось живым — оно мерцало, напоминая движущееся серебро. Вокруг царила безмолвная пустота, где не было ни времени, ни пространства — только они двое на этом сотканном из магии корабле. Гермиона сидела на палубе, прижимаясь к его груди. Том молчал, одной рукой обнимая её за плечи, а другой медленно водя по её руке, успокаивая её дрожь. Его прикосновения были нежными, почти интимными, и она не могла понять — это утешение или что-то большее? Она чувствовала, как его сердце стучит ровно и спокойно, и этот ритм каким-то странным образом успокаивал её собственное. — Это сон, — прошептала она, но её голос прозвучал почти умоляюще. — Или видение. Не знаю, как ещё это назвать… Том слегка наклонил голову, его губы были близко к её виску, и он тихо, почти насмешливо ответил: — Сон? Разве сны могут быть такими реальными? Гермиона замерла. Она знала, что всё происходящее невозможно, что она сама не должна быть здесь, с ним, а тем более сидеть в его объятиях. Он убийца. Жестокий, беспощадный, хладнокровный убийца. Он — Лорд Вольдеморт. Она попыталась сжаться ещё сильнее, отстраниться от него хотя бы на миллиметр, но он не дал. Том крепче обнял её и медленно провёл пальцами по её спине, заставив её вздрогнуть от странной, пугающей близости. — Скажи мне, о чём ты думаешь, — его голос был мягким, но в нём чувствовалась власть, которой невозможно было противиться. — О тебе… — прошептала она еле слышно. — О том, кто ты. Он не ответил сразу. Лёгкий ветер взъерошил его волосы, и Гермиона почувствовала, как он чуть улыбнулся — это была не насмешка, а какая-то тёплая и пугающая уверенность в себе. — Я — Лорд Вольдеморт, — произнёс он тихо возле её уха, как будто прочитал те мысли, что вихрем кружились в её голове. Гермиона вздрогнула и резко подняла на него глаза. Они встретились взглядами — его тёмные глаза были холодными и глубокими, как вечная бездна. — Нет, — прошептала она, её голос дрогнул. — Нет… В её глазах стояли слёзы. Том вдруг обнял её, крепко, уверенно, не давая ей отстраниться. Его объятия были тёплыми, почти нежными, а его дыхание коснулось её шеи. — Ты не хочешь Тома, — произнёс он спокойно и тихо, его губы были так близко, что каждая буква обжигала её кожу. — Ты хочешь именно его. Лорда Вольдеморта. Мурашки пробежали по телу, от его слов, а дыхание сбилось. Страх и паника смешались с желанием, которое разрасталось в ней, как пламя. Она не могла понять, что сильнее — её страх перед ним или влечение, что не поддавалось никаким законам разума. — Это неправда, — прошептала она, но её голос был слабым. Она не была уверена, кому именно врёт — ему или себе. — Правда, — настаивал Том, его пальцы медленно прошлись по её щеке, заставляя её закрыть глаза и вздрогнуть. — Признай это, Софи. Тебя притягивает моя власть. Моя сила. Гермиона стиснула зубы, её руки сжались в кулаки. — Ты - жестокий убийца! — выдохнула она, но это прозвучало как крик отчаяния, а не обвинение. — Да, — ответил он спокойно, словно констатируя очевидное. — Но именно это и заставляет тебя смотреть на меня так. — Нет… — её голос сорвался. Том слегка отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо. Его пальцы легко коснулись её подбородка, заставляя поднять на него взгляд. — Посмотри на меня, — мягко, но властно сказал он. Она открыла глаза. Он был так близко, что она могла разглядеть каждую деталь его лица — от идеального изгиба губ до глубины его взгляда. — Признай, — его голос был бархатным, почти завораживающим. — Ты боишься не меня. Ты боишься того, что ты хочешь меня. Гермиона закрыла глаза и покачала головой. Она пыталась сопротивляться, но не могла. Он был прав. Она не стояла над пропастью — она уже давно туда упала, просто осознала это лишь сейчас. — Том… — прошептала она почти беззвучно. Он ответил поцелуем — сильным, властным и беспощадным. Гермиона не могла дышать, разум молчал, а сердце билось с оглушительной скоростью.  Этот поцелуй был таким же, как он сам: решительным, полным власти и вечного превосходства. Когда он отпустил её, она ощутила, что словно сломалась изнутри. В Министерство она так и не вернулась. Том сказал, что Лестрейндж обо всём позаботится. Гермиона решила  вернуться в парк, она села на ту же старую скамейку под ветвями раскидистого дуба и раскрыла всё ту же книгу. Но слова на страницах беспощадно сливались в бесформенные линии, потому что глаза застилали слёзы. Её пальцы дрожали, а сердце словно погрузилось в ледяную воду. Ни одно проклятие не приносило ей такой боли, как это осознание.  Том был прав. Я не хочу Тома. Я хочу Лорда Волдеморта — чудовищного, жестокого и неотразимо притягательного. Нет. Она не передумала. Она должна его убить, и у неё нет выбора. Но теперь, вместо ощущения справедливости, это решение принесёт лишь боль, гораздо большую, чем она могла представить. Пошёл дождь. Сначала лёгкий и мелкий, словно предупреждающий, но вскоре он усилился, превращаясь в сплошную стену. Капли били по листьям, словно природа решила присоединиться к её слезам. Темнело быстро, но Гермиона не хотела возвращаться домой. Дом был чужим, а там, где должен был быть покой, теперь царил хаос. Она закрыла книгу, встала и аппарировала. Волшебница оказалась в лесу, возле охотничьего домика Долохова. Лес был мрачным и молчаливым, но его тишина была куда более уютной, чем холодные стены дома на площади Гриммо. Здесь, среди деревьев и звуков дождя, она чувствовала себя хотя бы на шаг дальше от своего безумия. Гермиона беспрепятственно вошла на территорию и поднялась на крыльцо. Она попыталась открыть дверь, использовав все известные ей чары, но бесполезно. Долохов хорошо защитил своё убежище. Волшебница села на скамейку у входа, обняла себя руками и посмотрела на лес, утопающий в серых сумерках. Может, он вообще не вернётся сегодня? Дождь барабанил по крыше, холод пробирался сквозь одежду, но Гермиона не двигалась. Она чувствовала себя разбитой, словно тысяча осколков её души разбросаны по этому лесу. Сколько времени прошло? Час? Два? Она не знала. Дом вдруг ожил. Свет загорелся в окне, ставни скрипнули, и дверь тихо приоткрылась. Это было странно и почти магически — словно сам дом решил дать ей понять, что хозяин вот-вот вернётся. Гермиона встала, её ноги слегка затекли от долгого сидения. И в этот момент раздался тихий хлопок аппарации. Она повернулась и замерла. На пороге стоял Антонин Долохов. Его силуэт выделялся на фоне темноты — высокий, статный, словно часть этого мрачного леса. Он был одет в тёмное, мантия слегка промокла, а на ботинках виднелись тёмные пятна. Гермиона не раздумывала. Она шагнула к нему и обняла — крепко, отчаянно, прижимаясь к его груди. Долохов замер, а затем его руки аккуратно обвились вокруг её плеч, словно защищая её от всего мира. — Тихо, птичка, — шептал он ей в волосы, его голос был неожиданно мягким, почти ласковым. Гермиона всхлипнула и сильнее вжалась в его грудь, чувствуя тепло его тела и лёгкий запах магии и дождя. — Войдёшь? — спокойно спросил Долохов, распахивая перед ней дверь. Гермиона кивнула, голос не слушался. — Да, пожалуйста. Внутри было тепло и уютно. Огонь уже горел в камине, бросая мягкие отблески на стены. Гермиона поняла, насколько сильно она замёрзла, только когда почувствовала это тепло. Долохов скинул дорожную мантию, повесил её на крюк и с усмешкой спросил: — Огневиски? — Чай, — тихо ответила Гермиона. — Пожалуйста. Антонин кивнул, и она заметила пятна крови на его мантии и ботинках. Её глаза расширились, и она невольно поёжилась. — Дай мне минутку, — спокойно сказал он, заметив её реакцию. — Я приведу себя в порядок. — Ты был с Томом? — вдруг спросила она, нарушая тишину. Долохов обернулся, усмехнулся и почти весело ответил: — Я думал, это ты была с ним. Но, увидев её побледневшее лицо, он смягчился: — Да, я был с Томом. Гермиона опустила взгляд, губы дрогнули. Она опустилась в кресло и уставилась на огонь, а её мысли снова были там, где был он. Долохов не стал расспрашивать, не стал давить. Он просто налил чай, поставил перед ней чашку и сел напротив, наблюдая за ней спокойным, почти понимающим взглядом. — Всё ещё думаешь убить его? — негромко спросил он спустя несколько минут. Гермиона не ответила. Она смотрела на тени, танцующие в пламени, и думала о чудовище, которое так сильно её привлекало. Она не знала, как ответить. И Долохов, похоже, знал это. — Пей чай, птичка, — только и сказал он. — Сегодня не время для решений. Гермиона взяла чашку, и её пальцы на мгновение перестали дрожать.