Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Двадцать четвёртая глава Гермиона Гермиона сидела в своём кабинете в Министерстве Магии. За зачарованным окном медленно стекали капли дождя. Этот звук, мягкий и успокаивающий, отзывался в её сердце тёплым эхом, словно напоминанием о той ночи, что она провела в кругу Лорда Вольдеморта и его ближайших последователей.  Ночь была подобна вихрю — насыщенной адреналином, магией и тем неуловимым ощущением принадлежности к чему-то великому и непостижимому. Гермиона вспоминала те моменты с неосознанной улыбкой. Каждый миг был пропитан напряжением и волшебством.  Вольдеморт и его окружение, каждый по-своему, создавали атмосферу исключительности.  Невольно она чувствовала гордость, будто стала частью чего-то уникального, великого, возможно, даже исторического. Но чем больше она вспоминала, тем яснее становилось: за каждым пламенным словом и каждым жестом скрывалась тень. Она видела, как Антонин Долохов и Абраксас Малфой смотрели на Лорда Вольдеморта. В их взглядах не было страха, не было и просто уважения. Это было нечто большее — абсолютная преданность, столь глубокая, что казалась почти религиозной. И она понимала, почему. Вольдеморт мог бы ломать их волю, лишать их самого дорогого, подвергать унижению или пыткам, но их преданность это не сломает. Его настоящие оружие заключалось в другом. Он дарил им то, что делало их сильнее. То, что сама Гермиона почувствовала той ночью, когда её сердце забилось быстрее, а магия внутри неё начала пульсировать в такт его словам. Он дарил им чувство исключительности. Чувство превосходства. Его слова, наполненные харизмой и огнём, раскрывали перед ними новый мир. Мир без ограничений, где магия становилась всемогущей, а законы были лишь условностью, которую можно и нужно преодолеть. Он заставлял их поверить, что у его бока они смогут достичь невероятного, обрести силу, которая раньше казалась недоступной. Гермиона невольно провела рукой по столу, вспоминая тот момент, когда Том, с легкой улыбкой и абсолютной уверенностью, продемонстрировал своё мастерство.  Это было нечто величественное, почти пугающее, но в то же время невероятно притягательное.  Она видела, как Малфой, обычно холодный и сдержанный, буквально горел от желания доказать свою преданность. Как Долохов, закалённый в битвах, смотрел на Вольдеморта с выражением, в котором читалась гордость и благодарность. Но больше всего Гермиону поразило то, как Том умел завладеть вниманием. Каждое его слово, каждый жест были отточены, словно это была часть великого спектакля. Он был искусным манипулятором, овладевшим этим искусством до совершенства. Гермиона понимала, что за его искренностью скрывалась хитроумная игра. Он не просто говорил, он вдохновлял, зажигал, создавал у своих последователей ощущение, что они особенные, что они избранные. Он заставлял их верить, что только рядом с ним они обретут настоящую силу и познают магию в её истинной, необузданной форме. И Том держал своё слово. Он не просто обещал. Он учил. Показывал. Впускал их в тайны, которые были недоступны даже самым могущественным магам. Каждое его действие подтверждало, что они могут быть больше, чем просто волшебники. Нет. Они никогда его не предадут. Гермиона вздохнула. Дождь за окном усилился, но она не отводила взгляд. В её голове смешались восхищение, тревога и предчувствие. Она знала, что попала в паутину, искусно сплетённую Тёмным Лордом, но не могла отрицать — эта паутина была так же прекрасна, как и опасна. Ближе к концу рабочего дня Гермиона уверенно направлялась в отдел финансов Министерства Магии. Её каблуки раздавались эхом в длинных, слабо освещённых коридорах. Тишина, царившая в здании, была почти осязаемой, как будто воздух пропитался ожиданием чего-то неуловимого, магического. В это время суток министерство напоминало старинный замок, наполненный тенями, шёпотом древних чар и нераскрытых тайн. Когда Гермиона открыла дубовую дверь кабинета, её встретил острый взгляд Эвана Розье. Он сидел за массивным столом, заваленным пергаментами и отчётами, но даже в этом хаосе его чёткие движения выдавали безукоризненную организованность. Он удивлённо поднял бровь, увидев её. — Чем обязан, мисс Блэк? — его голос был холодным, но в нём слышалась нотка интереса. — Мне нужна услуга, Эван, — без предисловий сказала Гермиона, её взгляд был напряжённым. Розье сразу насторожился. Линии его лица стали жёстче, как будто он почувствовал приближение чего-то опасного. — Что бы это ни было, мой ответ — нет, — произнёс он, откидываясь на спинку стула. — Я знаю, что ты можешь мне помочь, — почти умоляя сказала Гермиона, но её голос не дрогнул. — А я знаю, что не стану участвовать в сомнительных мероприятиях, которые могут разозлить Тома, — отрезал он, его взгляд стал ледяным. Гермиона слегка наклонилась вперёд, её лицо осветила лёгкая тень лукавой улыбки. — А я знаю о некоторых твоих делах, которые могут разозлить министра магии, — тихо, но угрожающе сказала она. Розье напрягся. Его рука, лежавшая на столе, медленно потянулась к палочке. — Ты мне угрожаешь? — в его голосе звучала смесь гнева и опасности. Но Гермиона даже не шелохнулась. Её спокойствие было почти пугающим, как будто она знала, что держит ситуацию под полным контролем. — Муфлиато, — прошептал Розье, и мягкая волна заклинания окутала комнату, даруя им мгновения полной приватности. — Что тебе нужно? — резко спросил он, прищурившись. — Незарегистрированный порт-ключ в Албанию, — ответила Гермиона, её голос звучал так, будто она требовала очевидное. — Куда? — переспросил он, будто не веря своим ушам. — Такая страна, возле Греции, — с лёгкой насмешкой уточнила волшебница. — Я знаю, где Албания. Я спрашиваю, что ты забыла в этой дыре? — в его голосе было больше любопытства, чем презрения. Гермиона только пожала плечами, её движения были лёгкими, почти беззаботными. — Чем меньше ты знаешь, тем в большей ты безопасности, Розье, — её слова прозвучали так, будто это был не совет, а предупреждение. Она встала, изящным движением поправила платье и направилась к выходу. — Софи, — позвал он её уже у самой двери. Она обернулась, и в её глазах сверкнула тень скрытой магии, чего-то неуловимого и зловещего. — Ты играешь с огнём, — его голос был тихим, почти шёпотом. — А ты — со мной, — ответила она, едва заметно улыбнувшись, и дверь за ней закрылась. Гермиона знала, что Розье сделает то, о чём она просила. Она также знала, что он оставит эту информацию при себе. Её тайна, как и её истинные намерения, были надёжно спрятаны за вуалью загадок, которые, возможно, никто никогда не разгадает. Но где-то в дальних коридорах министерства, среди теней, раздался звук, похожий на лёгкий шёпот, словно сама магия подслушала их разговор. Вернувшись домой, Гермиона сбросила мантию в прихожей, но не торопилась вешать её на крючок. Вместо этого она на мгновение замерла, прислушиваясь.  В доме царила тревожная тишина, нарушаемая лишь приглушёнными голосами из гостиной. Её сердце учащённо билось: дом Блэков всегда был местом, где за маской утончённости скрывались напряжённые взгляды и ядовитые слова. Она прошла мимо гостиной, стараясь ступать как можно тише.  В последнее время Гермиона избегала не только общения с Томом Рэддлом, но и разговоров с собственной семьёй.  После её смелых высказываний об оборотнях на магическом конгрессе во Франции отец устроил ей настоящий допрос. Один из журналистов Ежедневного Пророка умудрился процитировать обрывки её слов, и этого хватило, чтобы разразился скандал. “Опозорила священный род Блэков”, — гремел отец, пока Орион пытался его успокоить. “Я запрещаю тебе защищать этих тварей!” Гнев главы семьи был недолгим — его удовлетворило то, что Гермиона больше не писала статей и сосредоточилась на работе в Министерстве Магии. Однако их общение стало ещё холоднее.  Мать Софи тоже не высказывала одобрения, но её взгляд, полный скрытой теплоты, порой смягчал резкие слова. Тем не менее, ни взгляд, ни редкие попытки поддержать дочь не компенсировали того отчуждения, что витало между ними. Ситуацию усугубляло появление в доме Вальбурги. С момента её переезда дом наполнился светскими вечерами, шумными чаепитиями и бесконечными обсуждениями сплетен. Вальбурга была истинной аристократкой, обожающей роскошь и внимание. Для родителей Софи она стала образцом «правильной волшебницы». После недавней трагедии — потери ребёнка, что случалось часто среди чистокровных семей из-за кровосмешения, — Вальбурга ещё сильнее сосредоточилась на светской жизни.  Она устраивала встречи с дамами, чьё мнение имело вес в высшем обществе, и нередко заставляла Гермиону присутствовать на этих мероприятиях. Сегодняшний день не стал исключением. Гермиона, надеясь остаться незамеченной, уже поставила ногу на первую ступеньку лестницы, когда знакомый голос, полный притворной радости, пронзил воздух: — Софи, дорогая! Ты как раз вовремя. Её пальцы невольно сжались на поручне. Она медленно обернулась, изобразив вежливую улыбку. Лукреция стояла у подножия лестницы, скрестив руки на груди. Её платье цвета бордо переливалась в свете свечей, а на лице застыла идеальная, но явно натянутая улыбка. Из глубины гостиной вышла Вальбурга, изящно ведя за собой шлейф своего серебристо-серого платья, которое мягко колыхалась, словно дышала магией. Её взгляд был тяжёлым, но губы растянулись в тёплой, хотя и фальшивой, улыбке. — Мы живём под одной крышей, а всё никак не найдём времени поболтать, — сказала Вальбурга с легким упрёком, голос её был словно соткан из шёлка, но холод ощущался в каждом слове. Гермиона чуть склонила голову, сохраняя безукоризненный вежливый тон: — Работа занимает всё моё время. — Конечно, конечно, — протянула Лукреция, её голос был слишком сладким, чтобы в него можно было поверить. — Именно поэтому мы решили собраться так поздно. Мы хотели, чтобы ты могла к нам присоединиться. Гермиона подавила вздох и, собрав остатки сил, вошла в гостиную. Комната встретила её мягким светом парящих свечей. Казалось, что пламя плясало в такт невидимой музыке. Воздух был густо пропитан ароматом жасмина, столь насыщенным, что он начинал казаться тяжёлым и удушающим.  Вдоль стены стоял длинный стол, на котором сияли магические кубки, наполненные красным вином. Они мягко подрагивали, будто приглашая взять их. Гермиона осторожно опустилась на краешек кресла у стены, стараясь остаться незаметной. Но через несколько минут разговоры, наполнявшие комнату, начали смещаться в её сторону. — Софи, — начала Вальбурга, её голос звучал буднично, но в глазах блестел хищный интерес. — Скажи, вы с Абраксасом Малфоем поссорились? Гермиона подняла голову, её улыбка была спокойной, хотя внутри всё напряглось. — Нет, что ты, Вальбурга. Мы не ссорились. Просто сейчас у нас обоих много дел. Вальбурга прищурилась, будто пытаясь прочитать что-то между строк. — Значит, всё-таки дела. А то я начала беспокоиться. Всё-таки он был частым гостем в этом доме. Гермиона выдержала паузу и кивнула, не давая втянуть себя в лишние объяснения. Но разговор уже подхватила Лукреция: — В таком случае, может, вы думаете о помолвке? Вы ведь довольно часто проводите время вместе, не так ли? Гермиона, чувствуя на себе взгляды, глубоко вдохнула и ровным голосом ответила: — У нас с мистером Малфоем исключительно дружеские отношения. — Правда? — вмешалась Гвендолин Гринграсс, её голос был колючим, как зимний ветер. Она слегка наклонила голову, рассматривая Гермиону с явным скептицизмом. Гвендолин Гринграсс была не просто красивой, она была идеалом аристократической изысканности. Её длинные чёрные волосы блестели, а зелёные глаза искрились хищным интересом. Она была лучшей подругой Вальбурги, всегда следовала за ней тенью и казалась её отражением — таким же элегантным и холодным. На мгновение Гермиона задумалась. Она вспомнила слова Кэтрин Нотт, с которой у неё в последнее время завязались дружеские отношения.  На одном из недавних балов Кэтрин шепнула ей, что Гвендолин испытывает интерес к Тому Рэддлу. Более того, Гвендолин была явно недовольна, что Том тогда пригласил на танец Софи, а не её. — Правда, — мягко подтвердила Гермиона, но в её голосе появилась нотка твёрдости.  — А что насчёт Эвана Розье? — вставила Лукреция, не теряя шанса втянуть Гермиону в новый неловкий разговор. — Его тоже часто видят в твоей компании. Гермиона изобразила лёгкую улыбку, чтобы скрыть раздражение. — Лукреция, ты начинаешь напоминать нашу мать. С таким упорством пытаешься найти мне мужа, — сказала она, добавив лёгкую иронию в голос. — Но, увы, я не планирую связывать себя узами брака в ближайшее время. В этот момент голос Гвендолин разрезал воздух: — А мистер Реддл? Казалось, свечи задрожали, а магия в комнате сгустилась, создавая едва ощутимое давление. Не все из присутствующих знали о том, что Том Реддл — это тот самый Лорд Волдеморт, но все знали, что его имя несло опасность. Гермиона на мгновение почувствовала, как кровь в её жилах стала холодной. Она сдержала себя, чтобы не показать это, и ровным, почти равнодушным голосом ответила: — С мистером Реддлом я тоже не планирую связывать себя узами брака. Комната на мгновение погрузилась в тишину. Гермиона почувствовала, как взгляды дам буквально прожигают её. Вальбурга, казалось, хотела что-то сказать, но вместо этого молча взяла свой кубок с вином. Гости, будто подхватив невидимый сигнал, разом вернулись к обсуждению другого — предстоящего праздника осени, который должен был состоятся в начале октября, через две недели. Осенний бал всегда был важным событием. Он собирал всех значимых представителей аристократических магических семей, давая им возможность показать себя.  Однако в этом году мероприятие приобрело ещё большее значение — ведь сразу после бала было запланировано закрытое собрание для круга последователей Лорда Вольдеморта. — В этом году бал принимают Нотты, — сказала Селеста Лестрейндж, жена Габриэля Лестрейнджа.  — Но главное событие состоится в поместье Розье, — добавила Лукреция. Гермиона непроизвольно взглянула на Гвендолин вновь. Её черты лица были кукольными, почти безупречными, и волшебница вдруг поймала себя на мысли, что она вполне могла быть «во вкусе» Рэддла. «Чистокровная шлюха, обладающая только смазливым личиком», — вспомнились ей его слова, сказанные с ледяным равнодушием.  Она знала, что Том не питал ни любви, ни привязанности. Всё, что он видел в женщинах, это инструменты или средства для достижения своих целей. Однако он всё-таки оставался мужчиной, и его потребности порой брали верх. Сердце Гермионы болезненно сжалось.  Ревность? Неужели я ревную Лорда Вольдеморта? Гермиона тут же попыталась подавить это чувство, но странное жжение в груди не проходило. — Вы так бледны, дорогая, — с притворной заботой проговорила Гвендолин, её голос прозвучал так мягко, что в нём почувствовался скрытый яд. — Возможно, вы слишком много работаете. Гермиона улыбнулась, но её улыбка была холодной. — Уверена, что вы правы. Вальбурга между тем продолжала обсуждать детали предстоящего праздника. Лукреция рассказывала о своих новых украшениях, которые она собиралась продемонстрировать, а Селеста и Гвендолин оживлённо спорили, какой из модных домов представит лучшие вечерние наряды. Но Гермиона уже не слышала их. Её мысли вновь вернулись к Тому Рэддлу. А вместе с ними — странное, мучительное чувство, которое она старалась игнорировать. Ревность, словно ледяной змей, скользнула по её душе, оставив за собой горькое послевкусие. Гермиона Стоя посреди магазина вечерних платьев, Гермиона с отсутствующим взглядом наблюдала за суетой вокруг.  Лукреция и её мать метались от одного манекена к другому, обсуждая фасоны и ткани, то листали каталоги, то что-то горячо спрашивали у продавца, который услужливо приносил всё новые и новые наряды. В воздухе витал запах свежего шёлка, пудры и едва заметной магии, заключённой в защитных чарах витрин. Подготовка к осеннему балу была в самом разгаре, но мысли Гермионы витали далеко от сверкающих платьев и кружев. Эван Розье. Она не могла выбросить его из головы.  Почему он до сих пор не принёс портключ? Уже прошла целая неделя.  Что-то явно шло не так. Может, он рассказал всё Тому? Гермиона прикусила губу, подавляя беспокойство. Эта мысль тревожила её больше всего. Если бы Вольдеморт узнал, это могло закончиться очень плохо.  Она представила его спокойный, почти ленивый взгляд, и этот мягкий, но давящий голос: «Софи, ты хотела что-то утаить от меня?» Нет, Розье бы не стал.  Волшебник был осторожен, даже осторожнее, чем сам Том иногда подозревал. Эван не рискнул бы, зная, что это может ударить по нему самому. Тем более после всего, что произошло. После того, как она спасла ему жизнь. Он не забудет этого, правда? Гермиона поймала себя на том, что думает о Розье с теплотой. Его лёгкая полуулыбка, чуть небрежные каштановые волосы, тихий, но уверенный голос… Эван всегда был другим. Он не пытался казаться сильнее, чем был, не стремился показать своё превосходство. В отличие от многих, он умел слушать и, кажется, даже понимать её. Но всё же эта неделя молчания… — Софи! — раздражённый голос матери вырвал её из размышлений. Волшебница подняла взгляд, встретившись с укоризненным взглядом женщины. — Ты вообще меня слушаешь? — Да, — отозвалась Гермиона, хотя в её голосе прозвучало лёгкое раздражение. — И нет, я не хочу обременять Малфоя своей компанией. Ему стоит ухаживать за девушкой, которая сможет ответить ему взаимностью. Мать нахмурилась, словно пытаясь разобрать, что скрывается за словами дочери. Лукреция же, воспользовавшись моментом, язвительно вставила: — У неё есть другой. — Правда? — удивлённо подняла брови мать. Гермиона на мгновение задумалась.  Может, сказать, что это Долохов?  Она представила, как мать бледнеет, округляет глаза и, хватаясь за сердце, садится на ближайший стул. Мысль была настолько забавной, что она едва не улыбнулась. — Я уже говорила, — наконец сказала она серьёзно, — что меня не интересует перспектива стать одной из домашних кур. Лукреция громко фыркнула, всем видом показывая, насколько нелепыми кажутся ей эти слова. Мать же смотрела на Гермиону так, будто та сказала что-то совсем уж дерзкое. — О, дорогая, — холодно произнесла она, прищурив глаза, — ты выйдешь замуж быстрее, чем тебе бы того хотелось. Она подошла ближе, поправила на Гермионе складку платья, фыркнула и добавила: — Тебе стоит позаботиться о том, чтобы найти достойного спутника на бал. Будь то Малфой… или Розье. Эти слова заставили Гермиону напрячься. Значит, Лукреция уже успела шепнуть матери о том, что на прошлом балу Эван был рядом с ней. Конечно, они понятия не имели, что это было вовсе не ухаживание, а попытка удержать её на ногах, когда она едва не потеряла сознание от боли. Лорд Вольдеморт позаботился о том, чтобы Гермиона не ударила в грязь лицом. — Розье — хорошая партия, — заметила Лукреция с оттенком превосходства. — Я займусь этим вопросом, — отрезала Гермиона. Её голос звучал холодно и отстранённо. — Если это обязательно, я найду себе спутника. — Пусть это будет кто-то достойный, — произнесла мать с нажимом. — О, не сомневайся, матушка, — с показной учтивостью ответила Гермиона, изогнув губы в лёгкой улыбке. В её голове невольно всплыл образ: она на осеннем балу в ослепительно белом платье, а рядом с ней — он. Лорд Волдеморт. Не тот Том Рэддл, которого она знала сейчас, а тот, кем он стал в будущем. Высокая, мрачная фигура, похожая на изваяние ночного кошмара. Красные, горящие ненавистью глаза, бледная кожа, словно лишённая жизни. Холодная, цепкая рука, которая не поддерживает, а сковывает, как стальной капкан. От этой картины Гермиона не смогла подавила нервный смешок. О да, он несомненно достойный.  — Что смешного? — подозрительно спросила мать. — Ничего, — поспешно ответила Гермиона, одёргивая себя. — Просто задумалась. Она отошла к зеркалу, делая вид, что любуется своим отражением, но мысли всё ещё были где-то далеко.  Эван, только бы ты не подвёл.