Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Двадцать третья глава Гермиона Небо пылало алым, словно над Лондоном разверзлись врата в иной мир.  Густые, багровые облака словно напоминали о чем-то древнем и забытом, о том, что обитает за гранью реальности. Ветер выл, как дикий зверь, рвался сквозь улицы города, пока наверху, на самой крыше Шелл-Мекс-Хауса, стояли они — двое. Том схватил её за руку. Это было неожиданно и непривычно — слишком крепко, слишком властно.  Даже через его кожаную перчатку она почувствовала, как от его прикосновения внутри что-то дрогнуло, будто он впускал в неё частичку своей магии. Чёрная мантия на его плечах вздымалась, словно готовилась сорваться с него и улететь, как крылья ворона.  Его глаза, глубокие, как сама бездна, светились ярким, нечеловеческим огнём. В этот момент Гермиона не могла понять: это он управлял ветром или сам был его порождением. — Шелл-Мекс-Хаус, — его голос прозвучал словно удар, от которого эхом разнеслось напряжение. Он взглянул на неё с той смесью насмешки и ожидания, которая всегда заставляла её теряться. — Ты пропустила прекрасный закат. Надеюсь, то, чем ты занималась, стоило того. Она не ответила, только сжала губы. Его взгляд будто прожигал её насквозь, а вокруг всё напоминало, насколько она уязвима.  Они стояли на краю, где город мерцал огнями, а холодный воздух бил в лицо. Страх высоты мешался с каким-то странным, почти болезненным возбуждением. — Я хочу тебе кое-что показать, Софи, — проговорил он, перекрикивая рев ветра. Он сделал шаг ближе к краю, потянув её за собой. Волшебница вцепилась в металлический поручень, он был ледяным, что лишь усилило дрожь в её руках. Том поднял палочку, и его движения были резкими, словно он разрывал воздух, вырывая из него силу.  Он взмахнул раз, другой — широкие, рубящие жесты, как удары невидимого меча. Ветер взревел громче, а облака в небе, словно подчиняясь его воле, начали двигаться, скапливаться в одном месте. — Ты чувствуешь это? — спросил он, не оборачиваясь, и его голос стал странно глубоким, как раскат грома. Гермиона смотрела, заворожённая.  Том будто растворился в стихии, становясь её частью. Его движения перестали быть резкими; теперь они напоминали древний ритуал.  Каждый шаг, каждый взмах палочки был точно рассчитан, будто он танцевал на грани между жизнью и смертью. Он поднял руки, и магия вокруг него начала сгущаться, она казалась почти видимой, словно воздух вибрировал от напряжения. Сквозь ветер она услышала шёпот, слабый, но отчётливый. Это были не слова, это была сама магия, которая казалась живым существом.  Рэддл двигался, как дирижёр, направляя её, управляя. Он кружился на самом краю крыши, и казалось, что вот-вот его унесёт буря, но он лишь становился увереннее. Его глаза вдруг резко распахнулись, и в них запылал огонь. Настоящий. Яркий, опасный. И тогда грянул гром. Один удар, другой, и каждый из них был словно взрыв. Том громко рассмеялся, его смех пробивался сквозь вой ветра, разливаясь по всему городу. Он сделал широкий взмах палочкой, и горизонт вспыхнул. Молния, яркая и острая, как клинок, полоснула небо. Ещё одна, и ещё. Они пересекались, образуя узоры, которые никто не мог бы повторить.  Гермиона смотрела на него, и её сердце билось так быстро, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. В этот момент она вдруг осознала, что Лорд Вольдеморт не просто управляет грозой — он и есть гроза. Её воплощение. Порывистый, необузданный, смертельно опасный, но до боли красивый. — Иди сюда, Софи, — его голос перекрыл гром, а взгляд завораживал и манил. Он снова взял её за руку. Это прикосновение было необъяснимо. Она почувствовала, как магия, которой он был полон, течёт сквозь него, передаётся ей. В этот момент страх сменился чем-то иным. В её жилах заплясал огонь. Это было похоже на адреналин, на волну, накрывающую её с головой. Её глаза вспыхнули, как будто ответили на его вызов. — Почувствуй это, — сказал он. Ветер разорвал его голос, но она всё равно слышала каждое слово. Её пальцы инстинктивно сжали его руку, она почувствовала его силу, его энергию. Том был чуждым и пугающим, но каким-то образом он стал её якорем в этом бушующем хаосе. — Научи меня, — произнесла она почти шёпотом, но знала, что он услышит. Лорд Вольдеморт медленно повернул голову, его глаза горели, словно в них отражалась сама молния. На его губах появилась едва уловимая, дикая улыбка, но она её совсем не пугала. Тёмный Лорд, не отрывая взгляда от Гермионы, поднял палочку и сделал несколько быстрых, точных движений.  В воздухе за его рукой тянулся мерцающий след, похожий на тёмный дым, в котором будто плясали едва уловимые вспышки света.  Затем он громко и чётко произнёс заклинание, которое прежде звучало невербально. Слова, обжигая воздух, вырвались из его уст и словно раскатились эхом по всей крыше, заполняя пространство вокруг. Том Рэддл был великолепным учителем. Каждый его жест, каждое слово несло в себе не просто силу, но и нечто большее — древнее знание, ощущение могущества, которому не было конца.  Он передавал это с особым трепетом, словно открывал перед ней двери в иной мир. Она знала, что он демонстрирует лишь крошечную часть того, на что способен, но даже это поражало её воображение. Гермиона, не отрывая взгляда, следила за каждым его движением, её сердце стучало всё быстрее. Ветер хлестал по лицу, сбивал дыхание, но она не отступала. Её глаза горели жаждой. Она впитывала каждую деталь, каждую искру магии, что разлеталась вокруг него. — О, дорогая, эта гроза — ничто по сравнению с тем, что я действительно могу сотворить, — его голос перекрыл гул стихии, он пылал, как и он сам, словно магия исходила из его самого естества. Лорд Вольдеморт приблизился к ней, и тепло его тела пробивалось даже через бушующий холод ветра. — Не магия — часть тебя, лишь ты — часть магии, — перекрикивал он бурю, его голос был полон страсти, захватывая её, подчиняя. Гермиона дрожала, но не от страха. Её окутывало то странное тепло, которое исходило от него, смешиваясь с её внутренним восторгом. Она жаждала обладать этой силой, прикоснуться к ней, слиться с ней. Её дыхание стало частым, лицо горело. — Этот мир принадлежит волшебникам. Но глупцы ограничивают себя, не понимая, на какую силу способны, — Вольдеморт сделал шаг ближе, его тёмные глаза прожигали её насквозь. — Но ты не одна из них. Гермиона задохнулась от этих слов. В его взгляде было столько уверенности, что она почувствовала, как магия сама по себе словно закручивается внутри неё. Он внезапно притянул её к себе, их тела почти соприкоснулись. Том встал за её спиной, его руки нежно, но властно обхватили её. Она чувствовала, как он направляет её руку, в которой она крепко сжимала палочку. Его голос стал тише, почти шёпот, но в нём было что-то хищное, змеящееся. — Держи крепче, — прошептал он. — Доверься мне. И они начали двигаться. Лорд Вольдеморт водил её рукой, рисуя в воздухе сложные, завораживающие узоры. Слова, которые он шептал, были едва слышны, но в них была древняя сила, что заставляла воздух вибрировать.  Тучи над ними становились всё гуще, темнее, а потом… гром. Он раскатился оглушающим ударом, заставляя Гермиону вскрикнуть.  Взрыв энергии был таким мощным, что её захлестнуло восторгом, граничащим с безумием. Она внезапно рассмеялась, громко и звонко, перекрывая бурю. — Том, этот мир уже у твоих ног! — закричала она, перекрикивая грохот молний. — Ты можешь всё, абсолютно всё! Зачем тебе эта жалкая кучка слуг, ползающих у твоих ног? Её слова были дерзким вызовом, но Том не разозлился. Он медленно выпустил её из своих объятий и, шагнув вперёд, заглянул ей в глаза. Его взгляд был мягким, но в нём читалась горечь. — Ты ещё не видишь, — произнёс он тихо, его голос резонировал в ней, словно стал частью её мыслей. — Всему своё время. Его улыбка была одновременно нежной и пугающей. И тогда гром ударил снова, сопровождаемый вспышками молний, что разрывали небо, освещая их лица. — Иди ко мне, — сказал он, делая шаг к самому краю крыши. Под ним простиралась бездна, и казалось, что его отделяет от падения лишь мгновение невнимания. — Не бойся. Гермиона сделала шаг. Её сердце бешено стучало, но она не чувствовала страха.  Гром и молнии больше не пугали её — она жаждала их. Она шла к Лорду Вольдеморту, будто движимая его магией, словно подчинялась чему-то могущественному. Один шаг. Ещё шаг. И вот она в его объятиях. Её руки сомкнулись на его плечах, его взгляд поглотил её целиком. А затем он с силой прижал её к себе — и они упали. Гермиона даже не успела испугаться. Она не кричала, не сопротивлялась. Они летели вниз, обнимая друг друга, а вокруг них бушевала магия. Её сердце замирало и вновь начинало биться в унисон с ритмом грозы, с ритмом магии, с ритмом его магии. Том Они летели с головокружительной скоростью, врываясь в бушующие тучи, словно прорезая их своими телами. Воздух свистел в ушах, переплетался с раскатами грома и шумом ветра, словно крича вместе с ними.  Лондон остался далеко позади, растворившись в пелене дождя, а мир под ними обернулся морем тёмных силуэтов деревьев. Это был Грейт-Ридж-Вуд. Том держал её крепко. Но в этих объятиях не было ни капли нежности — лишь энергия, яростная и необузданная, как сама буря.  Софи не чувствовала страха, только нарастающий восторг, яркий и всепоглощающий. Это чувство окутывало её с головы до ног, заставляя забыть обо всём, кроме его силы.  Она словно становилась частью этой мощи, частицы которой пробегали по её телу, обжигая каждую клетку. Они приземлились, и земля под их ногами вздрогнула. Дом Долохова стоял среди тёмного леса, в окружении высоких, зловеще склоняющихся деревьев.  Ливень, кажется, хотел затопить всё вокруг, но капли воды даже не смели коснуться Лорда Вольдеморта и его спутницы — магия, витавшая вокруг них, отталкивала непогоду, словно невидимый щит. Софи, ещё пьяная от ощущения полёта, от его силы и от своей собственной смелости, на мгновение замерла на крыльце, с трудом приходя в себя. Её сердце колотилось так громко, что казалось, оно перекрывает звук дождя.  Том слышал биение её сердца и на его лице появилась улыбка. Она повернулась к Тому, ожидая его следующего шага, но он уже постучал в дверь.  Постучал не потому что не мог войти, а потому что в этом жесте была его непреклонная уверенность, его внутреннее чувство порядка. Он почти всегда следовал правилам этикета. Дверь распахнулась мгновенно, как будто хозяин давно ждал гостей.  Антонин Долохов стоял в дверях, его тёмные глаза скользнули с Тома на Софи, и он склонил голову. — Повелитель, — произнёс он негромко, голос звучал почтительно, но с ноткой настороженности. — Оставь формальности, Долохов, — голос Тома был низким, почти тёплым, но это тепло таило в себе силу, от которой в комнате словно становилось тесно. Софи не смогла сдержаться. Она буквально влетела в дом, сорвав с себя мантию и обернувшись на месте, как будто кружась. Её лицо озаряла улыбка, а глаза, кажется, светились от счастья и восторга. — Это было… невероятно! — воскликнула она, её голос звенел, как радостный звон колоколов. Она остановилась, перевела дыхание и повернулась к Долохову. В её взгляде была такая искренность, такая неподдельная радость, что Антонин невольно сделал шаг назад. — Антонин, это было потрясающе! — сказала она, не обращая внимания на его смущение. Она подошла ближе, взяла его за руки, её пальцы были тёплыми, а прикосновение — неожиданно крепким. — Ты бы только видел! Том управлял небом, грозой, самой стихией! Это было… величественно! Долохов замер, как будто весь его разум кричал о том, чтобы освободиться от её прикосновения, но он не мог. Его взгляд метнулся к Лорду Вольдеморту, который стоял чуть поодаль и наблюдал за сценой с выражением, в котором Антонин не мог ничего прочитать. — Софи, — начал Антонин осторожно, — ты… ты впечатлена, я вижу. — Ты даже представить не можешь, — перебила она, её голос дрожал от переполнявших её эмоций. Она сделала ещё шаг ближе, её глаза буквально пылали. — Это была не просто магия. Это была магия, которой дышишь, чувствуешь каждой клеткой тела. Это была настоящая сила! Вольдеморт шагнул вперёд, и его присутствие сразу же заполнило комнату. Тишина накатила волной, и даже звук дождя стал глуше, словно природа сама смолкла перед его силой. Она наконец отпустила руки Долохова и посмотрела на Тома. Её взгляд встретился с его, и в этих глазах был вызов, желание, страсть. — Ты жаждешь силы, — сказал он, опускаясь на диван, его голос был полон опасности и обещаний. — И это хорошо. Но будь осторожна. Сила требует жертв. Она не терпит слабости и не прощает ошибок. — Я не боюсь, — прошептала она, и её голос, казалось, отразился эхом в каждой тени этого дома. Его улыбка стала шире, но холоднее, как блеск молнии в ночи. Том молча наблюдал за ней, словно стараясь сохранить этот миг в памяти.  Софи, вся в движении, светилась радостью, как если бы сама жизнь вдруг решила проявиться в одном человеке. Она кружилась в центре комнаты, обдав воздух лёгким запахом дождя и свободы, а её смех заполнял пространство, как будто разгоняя тени. Внезапно перед его мысленным взором всплыли другие образы. Дни в Хогвартсе, когда вокруг него крутились такие же, казалось, бесконечно жизнерадостные девчонки. Наивные, глупые, ничего не знающие о мире, полном опасностей, который ждал их за пределами школьных стен. Они танцевали, кружились, смеялись в Большом зале или на балу, заполняя пространство своими мелодичными голосами. Но тогда эти сцены оставляли его равнодушным. Слишком детские, слишком бессмысленные. В их радости он видел лишь поверхностность, отвлекающую от истины, от настоящей силы, которой он жаждал. Их смех раздражал его, словно лишённый цели звук. А сейчас… Сейчас что-то изменилось. Том видел её глаза, горящие азартом, жаждой. Это не была та глупая, наивная радость, что он помнил из прошлого. Это был огонь — требовательный, живой, опасный. Голод к большему, желание силы, жажда познания. Этот огонь в её взгляде зажёг что-то в нём самом. Будто тёплая искра вдруг нашла свой путь в самое холодное место его души. Он ощущал это странное, непривычное чувство — тепло, которое не походило на пламя гнева или восторг победы. Оно было другим. Тревожным и манящим. Том стиснул зубы, стараясь подавить эту бурю, бушующую внутри. Она будоражила его тёмную душу, вытаскивая наружу то, что он так отчаянно скрывал от себя и от мира. Глубоко запрятанное, забытое чувство, которого он никогда не хотел признавать. Он перевёл взгляд на Софи. Она продолжала светиться, будто тьма не могла до неё дотянуться. Её улыбка была настоящей, неподдельной, и в этот момент она казалась почти неуязвимой. Том встал и подошёл ближе, всё ещё не произнося ни слова. Его фигура, высокая и мощная, бросала длинную тень, но она, кажется, не замечала. Он остановился на мгновение, смотря, как её лицо озаряется светом свечей в комнате, как её волосы слегка колышутся от движения воздуха. — Ты даже не понимаешь, чего ты просишь, — тихо сказал он, его голос был низким, но в нём слышались те эмоции, которые он старался подавить. Софи повернулась к нему, её глаза встретились с его, полные вызова и искренности. — Тогда объясни, — прошептала она. — Покажи мне. Её слова эхом отозвались в его сознании. Она действительно хотела больше. И это странное тепло внутри него разгорелось ещё сильнее, заставляя его почувствовать себя уязвимым — и одновременно невероятно сильным. Том медленно отошёл к камину, его фигура отбрасывала длинную тень, игравшую на стенах охотничьего дома. Огонь в камине вспыхнул сильнее, словно подчёркивая его присутствие. Он повернул голову к Долохову, его взгляд стал жёстким и сосредоточенным, а голос, звучащий как раскат далёкого грома, нарушил тишину: — Антонин, закатай рукав. Долохов быстро понял, что от него требуется. Его пальцы, привыкшие к грубой работе и дуэльным заклинаниям, уверенно закатали рукав мантии, обнажая тёмную метку, словно выжженную на коже. Чёрные линии блеснули в танцующем свете, словно оживая на мгновение, и едва заметный импульс прошёл через комнату, как эхо магии, замкнувшей круг. Софи невольно вздрогнула. Её взгляд задержался на метке, и в нём смешались удивление, настороженность и лёгкий страх. Она сделала крошечный шаг назад, почти незаметный, но Том уловил его. Не отрывая взгляда от Антонина, Том приблизился, его тёмная мантия слегка касалась пола.  Медленно, но уверенно, он протянул палочку и коснулся её кончиком метки. Антонин стоял, абсолютно спокойный. Его лицо оставалось неподвижным, ни один мускул не дрогнул, он встречал этот ритуал с абсолютной преданностью. Лорд Вольдеморт улыбнулся уголками губ, довольный. Он убрал палочку и мягко опустился в старинное кресло, обитое тёмной кожей, стоявшее у камина. Скрестив пальцы, он откинулся назад, взгляд его теперь смягчился, став почти ленивым. — Где твоё гостеприимство, Антонин? Предложишь нам выпить? Эти слова прозвучали с легкостью, но в них слышалась неподдельная уверенность, как будто сам воздух в комнате принадлежал Тому. Антонин мгновенно опомнился, его напряжённость рассеялась. Он вспомнил недавние слова своего Лорда о том, что не нужно соблюдения формальностей, и потому позволил себе лёгкую улыбку: — Конечно, Том. Он повернулся к Софи, в голосе которого звучала уважительная мягкость: — Что будешь пить, Софи? Софи, быстро оправившись от момента, вновь обрела свою игривую манеру. Её глаза засияли, уголки губ поднялись в лукавой усмешке. — А есть какой-то выбор? Сарказм прозвучал легко, но остро. Она обвела взглядом простоватую обстановку охотничьего дома, но её улыбка смягчила это замечание. Вдруг раздался громкий стук в дверь. Софи резко повернулась на звук, но Том, казалось, даже не обратил внимания.  Вольдеморт поднял палочку, и дверь со скрипом открылась сама. В дом вошёл Абраксас Малфой.  Его внешность, как всегда, была безупречной: изящная мантия, тщательно уложенные волосы, тонкий шарф, заботливо наброшенный поверх воротника. Однако его взгляд был внимательным, готовым к любым неожиданностям. — Мы решили навестить Долохова, — с лёгким акцентом на «мы» сказал Том. Его голос был мягким, но от него исходила тёплая власть. — А поскольку мы в Уилтшире, я подумал, ты не откажешься выпить с нами, Бракс. Абраксас слегка склонил голову, уголки губ поднялись в лёгкой, почти дружеской улыбке. — Я всегда рад провести время в приятной компании, мой Лорд. Он скользнул взглядом по комнате, задержался на Софи и затем плавно опустился на диван рядом с ней. Антонин тем временем уже наполнял бокалы. Подав бокал Софи, он обернулся к Тому, и, казалось, его голос стал ещё теплее, почти добродушным: — Прости, Том. Ты знаешь, мой бар не такой изысканный, как в поместьях некоторых аристократов. Сказав это, он рассмеялся своим громким, заразительным смехом, который эхом прокатился по комнате.  Софи не удержалась и тоже рассмеялась, а затем услышала, как Антонин с лёгкой иронией добавил: — Если только Малфой не окажет нам честь и не метнется в своё поместье за достойной бутылкой. — О, я бы метнулся, — язвительно заметил Абраксас, — но, боюсь, Долохов, ты уже выпил всё, что стоило бы принести. Общий смех наполнил комнату, как гром, разгоняющий тишину.  Но Том, сидевший в кресле, слышал лишь один голос — её. Звонкий, искренний, словно весенний ручей, он заполнил всё вокруг, и на мгновение даже его собственная тьма отступила перед этим звуком. Софи казалась довольной, она вела себя легко и непринуждённо. Она чувствовала себя комфортно среди этих опасных, тёмных волшебников, словно тьма их магии лишь подчеркивала её собственную яркость.  Это было одновременно завораживающе и тревожно. Том заметил, что её уверенность невольно вливается в саму атмосферу комнаты, сглаживая углы и добавляя странное, почти непостижимое чувство единства в их компанию.