Вторая жизнь Гермионы Грейнджер

Двадцатая глава Гермиона Гермиона была зла.  Закрыв двери своего кабинета, она то и дело садилась в кресло за массивным дубовым столом, а затем резко вставала и направлялась к зачарованному окну.  За окном беспрерывно лил дождь — чары на стекле не позволяли ему прекращаться ни на миг, будто сам кабинет подстраивался под внутреннее состояние своей хозяйки.  Тёмные тучи клубились, словно потаённые мысли, а капли на стекле стекали с изящными узорами, повторяя древние магические руны.  Эта бесконечная, меланхоличная погода была лучшим настроем для работы, которая требовала сосредоточенности и эмоциональной сдержанности. Гермиона стояла у окна своего кабинета, задумчиво глядя на магический Лондон. Этот мир был другим. В этом мире она была другой.  Здесь, в реальности, где её пусть и новое имя, но стало значимым, а статус позволял ей действовать, она чувствовала себя увереннее и сильнее, чем когда-либо.  Здесь её знания и способности были не просто инструментами в чьей-то великой борьбе, а её собственным оружием. Но вместе с этим ощущением свободы приходили и мысли о прошлом — о той жизни, которую она оставила позади. Она вспомнила, как некогда отчаянно боролась за своё место в том мире.  Там, где она была не больше чем подругой мальчика, спасшего мир, её собственные усилия всегда были лишь частью его пути. Это была чужая история, а её роль в ней была второстепенной.  Даже после войны, когда она надеялась, что сможет начать новую жизнь, прошлое преследовало её. Поначалу она верила, что сможет изменить мир. Верила, что её стремление к справедливости найдёт отклик, что она поможет разрушить устаревшие магические законы и построить что-то новое.  Но вместо этого она столкнулась с глухой стеной равнодушия и усталости общества. Волшебники хотели вернуться назад, во времена когда не было Войны, им не нужны были перемены, они их боялись. С каждым днем проклятие Белатрисы Лестрейндж всё больше и больше давало о себе знать. Оно медленно, но неотвратимо разрушало её изнутри, с каждым днём забирая силы.  Обычные зелья больше не помогали справляться с болью, и Гермиона отправилась на поиски лекарства.  Она объяснила друзьям своё исчезновение «путешествием», сказав, что ей нужно время, чтобы разобраться в себе, но на самом деле она исколесила всю волшебную Европу, а затем и Америку в поисках хоть малейшей надежды на спасение. Три года бесконечных странствий, встреч с разными магическими целителями и погружения в самые древние и мрачные источники магических знаний. Три года тщетных надежд. И всё-таки она вернулась. Вернулась ни с чем, с осознанием того, что лекарства нет, а ей осталось всего несколько месяцев жизни. Она приняла это с какой-то обречённой ясностью.  Гермиона решила, что проведёт оставшееся время с друзьями, с теми, кто был ей дорог. Но когда она вернулась, оказалось, что они уже давно смотрят вперёд. У Гарри была семья, которую он любил, у Рона — новая жизнь, полная забот и планов на будущее.  Они не могли оглядываться назад, как это делала она. Гермиона чувствовала, что осталась одна, запертая в прошлом и в своём горьком настоящем. Она никому так и не рассказала о проклятии. Они бы не поняли. И, что хуже, в их глазах она стала бы напоминанием о той войне, о том, что все они пытались оставить позади. Последние месяцы её жизни были пропитаны болью, и не только физической. Всё, что она могла, — это проклинать Беллатрису Лестрейндж и тот злополучный день в Малфой-Меноре.  Шрам на её теле стал символом утраты и безысходности. В конце концов, та жизнь перестала иметь для неё какой-либо смысл. Она жила лишь мыслями о прошлом и ожиданием конца, каждый день вспоминая безумный смех Беллатрисы, который, казалось, звучал у неё в голове. И вот теперь, в этом новом мире, она оказалась освобождённой от проклятия. Её тело больше не разъедала боль, и будущее, хотя всё ещё неясное и пугающее, стало её новой реальностью.  Она понимала, что вряд ли проживёт долго. Слишком многое она уже успела здесь изменить. Возможно, Гермиона Грейнджер из её мира никогда не родится. Возможно, сама ткань времени уже начала рваться из-за её вмешательства. Но сегодня это не имело значения. Сегодня она жила. Этот мир, со всеми его опасностями и неизвестностями, дал ей второй шанс.  Ей не нужно было искать лекарства, не нужно было прятаться от друзей или ожидать неизбежного конца.  У неё было время, пусть и немного. И она намеревалась использовать его, чтобы наконец сделать то, что всегда хотела: изменить магический мир, дать ему шанс на новую, справедливую жизнь. Она провела пальцами по гладкой поверхности своего стола, сделанного из тёмного дуба, украшенного магическими резными узорами. Её взгляд упал на стопку бумаг — отчётов, предложений, планов. Они были частью её новой реальности, частью её новой борьбы. Гермиона занимала должность второго ассистента главы Международного Бюро Магического Законодательства — одной из самых важных структур в Министерстве магии Великобритании.  Бюро являлось частью Отдела Международного Магического Сотрудничества, что делало её работу не только престижной, но и насыщенной политическими интригами.  Возглавлял Бюро Гидеон Сельвин — волшебник, который, несмотря на свой возраст, выглядевший не меньше ста лет, всё же обладал удивительной энергией.  Гидеон был человеком, который видел многое за свою долгую жизнь и умело лавировал между магическими фракциями. Его точный возраст был загадкой, которую он тщательно скрывал, будто это могло добавить ему молодости. Гермиона работала с ним легко. Её доброжелательность и умение держаться на расстоянии помогли быстро найти подход к этому сложному человеку.  В ответ он относился к ней почти по-отечески: доброта, терпение и тонкие намёки, которые всегда помогали ей вырасти как профессионалу, стали неотъемлемой частью их взаимодействия. Через коридор от их кабинета располагался Британский филиал Международной Конфедерации Магов.  Возглавлял его Габриэль Лестрейндж — фигура величественная и устрашающая одновременно. Величественная из-за его строгого внешнего вида и манер, устрашающая — из-за его взглядов, пропитанных консервативным чистокровным превосходством.  Несмотря на то что Бюро и Филиал были частью одного отдела, их взаимодействие ограничивалось разве что редкими совместными мероприятиями. Работа в Бюро приносила Гермионе искреннее удовольствие. Она чувствовала, что даже на позиции второго ассистента могла влиять на судьбы магического сообщества.  Её любимой частью работы были проекты по разработке новых магических законов. Хотя у неё не было права голоса на собраниях, она могла вносить изменения и предложения, которые обсуждались на высшем уровне. Она была горда этим, даже несмотря на всю бюрократическую сложность процесса. Однако сегодня работа не радовала её. Напротив, раздражение буквально пронизывало её мысли.  Причиной тому была внезапная болезнь мистера Сельвина, из-за которой он не мог возглавить британскую делегацию на важном международном конгрессе в Париже.  Темой встречи было обсуждение новых ограничений на взаимодействие с оборотнями в периоды полнолуния.  Тема сложная, остро стоявшая в обществе, и Гермиона прекрасно понимала, что её назначение в качестве представителя Великобритании — далеко не случайность. Гермиона подошла к окну, и её мысли приняли тревожный оборот. Она вспомнила о той статье, которую написала несколько месяцев назад.  В ней она встала на защиту прав оборотней, подчеркнув необходимость их интеграции в магическое общество. Эта статья вызвала бурю негодования в кругах чистокровных магов, которые считали оборотней угрозой.  Теперь Гермиона была уверена, что именно из-за этой статьи её выбрали для поездки в Париж, как будто специально подставляя под огонь критики. Больше всего её злило то, что компанию ей в этом “прекрасном” путешествии составит Габриэль Лестрейндж.  Ярый приверженец идей чистокровного превосходства, он наверняка будет презирать всё, что она скажет на конгрессе, и только усилит напряжение вокруг темы. Гермиона вздохнула и села за стол, её пальцы машинально перебирали перо. — Может, и мне заболеть? — пробормотала она, глядя на бумаги с деталями конгресса. Но даже эта мысль быстро была отброшена. Притвориться больной — значит проявить слабость.  Она не могла позволить себе стать мишенью для насмешек Лестрейнджа. Он сразу поймёт, что она сбежала, и уж точно найдёт способ использовать это против неё. Гермиона снова встала и подошла к окну. Дождь за стеклом будто изменился — вместо бесконечных струй капли теперь танцевали, складываясь в замысловатые узоры. Она подумала, что, возможно, сам кабинет пытается её успокоить. — Если они хотят, чтобы я поехала, — сказала она, смотря на отражение своего решительного лица в стекле, — значит, я поеду. Она знала, что это будет испытанием. Но она также знала, что у неё есть знания, уверенность в своей правоте и стремление сделать мир магов справедливее. Этот конгресс — это её шанс. Шанс не только отстоять свою позицию, но и, возможно, убедить кого-то изменить своё мнение. Гермиона старалась сосредоточиться на материалах, разложенных перед ней, но мысли снова и снова возвращались к одной фигуре, о которой она старалась не думать. Вольдеморт. Его имя не произносилось вслух, как будто даже сам звук мог привлечь нежелательное внимание.  Этот человек — воплощение страха и власти, чьё влияние распространялось на все уголки магического мира. Она знала, что её участие в конгрессе вряд ли останется незамеченным для него. Более того, она могла почти ощутить, как тень его недовольства уже нависает над ней. Лорд Вольдеморт никогда не скрывал своей позиции в отношении оборотней. Для него они были существами низшего порядка, чем-то, что нужно изолировать, если не уничтожить вовсе.  Габриэль Лестрейндж, будучи его преданным последователем, наверняка донесёт до него каждое слово Гермионы, каждую её попытку встать на защиту оборотней.  Она попыталась представить, как Рэддл воспримет её выступление. Он никогда не говорил прямо — его молчание было тяжелее любого крика, а его методы влияния отличались жестокостью и безжалостной точностью.  Гермиона не раз слышала истории о том, как он расправлялся с теми, кто осмеливался идти против его взглядов. Для него не существовало границы между физическими и психологическими методами.  Она знала: если Лорд Вольдеморт решит, что её действия угрожают его планам, он не остановится ни перед чем, чтобы сломить её. Его присутствие всегда ощущалось, даже на расстоянии. Казалось, что сам воздух становился холоднее, когда упоминали его имя.  Его власть проникала в сознание, вытягивая из человека страх, сомнения, слабости.  Гермиона уже представляла, как это может выглядеть: едва заметная улыбка Тома, почти издевательская, его ровный, пугающе спокойный голос, который не повышается, но вызывает дрожь сильнее крика. Его взгляд, способный выжечь изнутри, и тишина, которая как будто поглощает любые твои попытки оправдаться. Эти мысли пробуждали в Гермионе неприятный холод. Но она заставила себя сделать глубокий вдох.  Если она отступит сейчас, то всё её стремление к справедливости окажется пустым. Она знала, что Том не остановится, пока не заставит всех следовать его воле, но именно это было причиной, по которой она не могла отказаться от своей миссии.  Её голос был нужен тем, кто не имел права говорить, и она должна была сделать всё, чтобы этот голос прозвучал. Даже если ей придётся столкнуться с самыми мрачными сторонами магического мира. Гермиона.  Тусклый свет кристаллических люстр отбрасывал холодные блики на стены Отдела магического транспорта. Воздух был пропитан запахом старой бумаги, чернил и магии, которая чувствовалась здесь в каждой мелочи — от перьев, летающих над регистрационными журналами, до настенных часов, тикающих в такт странному мерцанию.  Лестрейндж стоял рядом с Гермионой, держа в руках лишь перчатки. Его осанка была безупречной, движения точными и выверенными. Он почти не смотрел на неё. Гермиона пыталась справиться с напряжённой тишиной, которая висела между ними, как тяжёлая занавесь. Она задала ему какой-то нейтральный вопрос — про магические часы на стене или о погоде в Париже, надеясь хоть немного разрядить обстановку. Лестрейндж молча выждал паузу, будто не расслышал, а затем холодно переспросил, не удостоив её даже взгляда.  Волшебница повторила вопрос, но вместо ответа он переключил внимание на сотрудника, который заполнял очередную запись в журнале. Хам. Просто хам. И всё же, когда они оказались за пределами мраморных стен Министерства и шагнули на мокрые мостовые волшебного Парижа, Лестрейндж словно преобразился. Его взгляд стал мягче, а манеры — удивительно галантными. Он завёл с ней вежливую беседу, даже предложил обсудить планы на ближайшие дни. И тогда Гермиона поняла: его ледяное поведение внутри Министерства было не более чем маской. Игрой, нацеленной на окружающих. Лестрейндж не хотел привлекать лишнее внимание к их небольшому делегационному составу. Гостиница, выделенная Министерством для участников конгресса, представляла собой здание, словно созданное из магии. Его стены излучали мягкий золотистый свет, а окна, выходившие на улицы волшебного Парижа, отражали далекие огоньки зачарованных фонарей. Коридоры, покрытые коврами с серебристыми нитями, простирались в бесконечность. Комнаты Габриэля и Гермионы находились рядом. Когда они расположились, Лестрейндж неожиданно предложил Гермионе составить ему компанию за обедом. — Нам нужно обсудить завтрашние выступления, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. Гермиона ожидала услышать от него строгие указания или, хуже того, просьбы очернить оборотней, но вместо этого Лестрейндж спокойно добавил: — Просто будь собой. Остальное я возьму на себя. Эти слова не успокоили её. Напротив, внутри неё закралось ощущение, что каждое её слово на конгрессе прозвучит согласно плану Лорда Вольдеморта. Но как? Он не может знать, что я скажу наперёд… Или может? Торжественное открытие Конгресса началось в величественном зале, украшенном парящими светлячками, которые освещали помещение мягким золотым сиянием. Сотни волшебников и ведьм из разных уголков Европы заполнили зал. Их мантии переливались всеми оттенками радуги, а в воздухе витало напряжение, смешанное с трепетом. Но все великолепие быстро улетучилось, как только начались бесконечные, скучные отчёты. Первые доклады не имели никакого отношения к оборотням, о которых предполагалось говорить. Вместо этого выступавшие увлечённо рассуждали о магических племенах и древних ритуалах. Гермиона всё сильнее раздражалась. Она искоса поглядывала на Лестрейнджа, но он лишь ухмылялся, явно предвидя её реакцию. — Завтра будет интереснее, — тихо прошептал он, наклоняясь к её уху. Его голос звучал как обещание, но что именно он имел в виду, оставалось загадкой. Гермиона Дождь барабанил по стеклу, будто стремясь пробить его и ворваться в комнату. Гермиона стояла у окна в своём номере, в гостинице. Мысли блуждали, тяжёлые и вязкие, как воздух этой ночи. Гроза за окном только усиливала её напряжение. Когда очередная молния осветила балкон, её взгляд упал на знакомый силуэт. Высокий, с безупречно прямой осанкой, он стоял, как статуя, окутанный светом и тенями. Это он. Конечно это он.  Гермиона застыла. Сердце замерло на мгновение, а затем рванулось в бешеном ритме. Она старалась убедить себя, что это просто игра света и её усталое воображение. Но она знала: Том был здесь. Волшебница нерешительно подошла к двери, её пальцы дрожали, когда она потянулась к холодной ручке. Когда стеклянная дверь с тихим скрипом отворилась, леденящий порыв ветра бросил в лицо дождь. Том, конечно, не заметил этого. Он стоял перед ней, невозмутимый и безупречный, как будто сама буря преклонялась перед его присутствием. — Вы решили, что двери слишком банальны, мистер Рэддл? — её голос дрогнул, но она быстро добавила с лёгкой усмешкой: — Или вам по душе более эффектные появления? Рэддл усмехнулся. Его улыбка была едва заметной, но от неё в комнате словно стало теплее. — Думаешь, я стараюсь произвести впечатление? — ответил он низким, почти гипнотическим голосом. — Разве нет? — Софи скрестила руки на груди, пытаясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё трепетало. Он сделал шаг вперёд, входя в комнату. Ветер резко стих, словно ему было достаточно одного движения, чтобы усмирить стихию. — Молния — не моих рук дело, — мягко сказал он, закрывая дверь за собой. — Хотя, если хочешь, я могу это устроить. Его взгляд скользнул по ней, задержавшись на мгновение. — Ты прекрасно выглядишь, — добавил он, и в его голосе звучало что-то большее, чем просто любезность. Он подошёл ближе, так близко, что Гермиона невольно отступила на шаг. Но её отступление длилось недолго — Том поймал её руку и осторожно притянул ближе. — Я скучал, Софи, — произнёс он тихо, его голос был мягким, но полным силы. — Скучал по тебе больше, чем ты можешь себе представить. Его слова сбили её с толку. Она хотела что-то сказать, но не успела. Том склонился, и его губы накрыли её в поцелуе. Это был не просто жест — в этом поцелуе была магия, требовательная и всепоглощающая. Гермиона почувствовала, как её тело теряет всякое сопротивление. Она хотела этого, но боялась. Боялась того, что его внимание всегда приносит боль, что это слишком опасно. Но сегодня всё было иначе. Том был в хорошем настроении, и она чувствовала это в каждом его движении, в каждом его прикосновении. Его руки уверенно легли на её талию, притягивая её ещё ближе. Она ощутила, как его пальцы слегка сжали ткань её платья, и сердце забилось сильнее. — Ты даже не представляешь, как бы я хотел сейчас снять это платье, — прошептал он с улыбкой, его голос стал ещё ниже, почти хриплым. — Но мы уже и так опаздываем. Гермиона вздрогнула от этих слов, и её сердце замерло. Она чувствовала тепло его дыхания на своей коже, но его слова вернули её к реальности. Том на миг задержал на ней взгляд, словно размышляя, стоит ли всё же нарушить собственные планы. Но в этот момент в дверь раздался громкий стук. Гермиона быстро отстранилась и поспешила открыть. На пороге стоял Габриэль Лестрейндж. Его лицо, как всегда, оставалось невозмутимым, но его глаза слегка сузились, когда он увидел Лорда Вольдеморта в комнате Гермионы. И всё же Лестрейндж не выказал ни удивления, ни смущения. Он наклонил голову в приветствии. — Мой Лорд, — произнёс он с привычной сдержанностью. — На балконе можно аппарировать, — коротко сказал Том, даже не оборачиваясь. Он шагнул к выходу, но перед этим снова повернулся к Гермионе. Его взгляд был мягче, чем обычно, но в нём всё ещё таилась сила. — Одень мантию, — произнёс он. — Если всё пойдёт хорошо, мы ещё вернёмся сюда. Эти слова вызвали у Гермионы странное чувство. Она не могла понять, было это обещание или предупреждение. Но её сердце, всё ещё бьющееся слишком быстро, не давало сосредоточиться. Лорд Вольдеморт исчез первым, растворившись в темном сгустке энергии, который на мгновение окутал его фигуру, оставив после себя лишь едва ощутимый след магии в воздухе. Лестрейндж остался стоять у двери, терпеливо наблюдая за Гермионой.  Когда она накинула мантию и шагнула на балкон, он молча подошёл ближе. Его рука уверенно легла на её талию, словно создавая невидимую защиту. На секунду Гермиона почувствовала тепло его прикосновения, прежде чем они вместе исчезли с мягким, почти неслышным звуком аппарации.