Пойдет

      К черту плот и всё это чертово задание, решает Настя, когда их команда почти достигает заветного берега — вода действительно холодная и, если бы не форма, плотно прилегающая к телу, то можно было бы ощутить острые ледяные иглы мутной глубины. Настя хорошо плавает, но даже ей это задание дается не просто из-за неудобного жилета и тяжелой обуви, в которую уже залилась половина всего водоема. Как вдруг... — Девки! Мы Бэллу забыли! — Ксюша кричит, пытаясь развернуться на плоту, пока остальные гребут к берегу, и Настя резко оборачивается.       Правда... Кузнецова, маленькая идиотка, стоит по пояс в воде в самом начале их пути и теребит в руках застежки жилета. В майке без рукавов. Каково, а? Вся красная от холода, трясется, как тростинка на ветру, и кажется, еще чуть-чуть, и свои маты она будет демонстрировать рыбам и жабам этого то ли озера, то ли болота. Когда успела раздеться? В какой момент они потеряли её из виду? В какой момент она, Настя, забыла о ней? Хочет крикнуть, что, мол, Кузнецова греби своими ластами! Или что там у тебя, вместо пропитых извилин? Но понимает, что мелкая просто боится, и это заметно по её трясущемуся телу, неуверенно пробирающемуся через ледяную воду. Ничего не остается, и Настя без раздумий бросается вплавь к тому, с чего начала, пока сама Бэлла двигается по миллиметру ей навстречу. Бэлла хватается за оставленный другой командой плот в тот момент, когда Настя оказывается рядом: пальцы не сгибаются от холода, но она всё равно держится за дерево из последних сил и дышит через раз, словно вот-вот задохнется от страха или от напряжения. — Держись крепче и отталкивайся ногами, — Настя хватает Бэллу под водой за пояс, почти закидывая ту на плот, — не поранься только, дура... Нельзя было на плот ко всем прыгнуть, если знала, что боишься глубины? Ты там что, на рыбок засмотрелась? — Я не успела, — хрипит Бэлла, почти захлебываясь водой, что наползала на неё с разных сторон, — я испугалась. Спасибо, что вернулась... Настя не улыбается, переворачиваясь на спину, и плывет рядом с Бэллой. Замечает, что к ним присоединяется и Костья. — Ты греби, потом будешь благодарить... Устала? — почти у берега спрашивает Настя, видя неважное состояние блондинки, почти отключившейся на плоте. — Мы доплыли? — Бэлла поднимает голову, обнимаясь с мокрыми бревнами неудавшегося судна. — Приплыли, юнга! Давай руку! — Настя стоит на берегу, пока другие девочки пытаются избавиться от лишней воды в обуви и одежде, и протягивает Бэлле ладонь. — Быстрее! У тебя три секунды, иначе сама будешь вылазить из болота. — Иди в пизду, — сердится Бэлла, но ладонь протягивает на автомате. — С удовольствием, — Настя вытягивает её, обхватывая ледяное тело теплыми руками, и видит, как по бледным рукам ползут мурашки. — Только, когда обсохнешь, мокрая белка.       Бэлла хмурится, шмыгает носом и тянется ближе к теплому телу Насти в надежде, что её обнимут и согреют, но натыкается на руки, которые её одергивают. — Не-а, нет, Бэлла, — Настя видит в глазах напротив почти вселенскую обиду, — нас уже там ждут. Каталась на тракторе? А, Бэллка?       Бэлла в одном спортивном лифчике ползет мокрой кошкой до прицепа, и на полпути её обнимает Костья. Настя почти сплевывает заботу о мелкой, чтобы в школу вернуться уже без этого скручивающего все её внутренности чувства. Тина помогает Бэлле залезть в машину, и Петровой кажется, что мелкая стала совсем хрупкой — ни реку переплыть не может, ни в машину залезть не в состоянии. И всё-таки сердце бьется о твердую грудную клетку, почти вымогая у Насти крупицы нежности: она накидывает на Бэллу куртку, а уже через несколько минут им возвращают их одежду, среди которой сухое худи и несколько водолазок. Бэлла, красная и холодная, смотрит на веселых Настю и Костью, ощущая, как к горлу подступает жар и тошнота...       После выгона, на котором никто не покидает школу, кроме уже и без того выбывших участниц, Бэлла жалуется на головную боль, ноя, словно ей тут все обязаны аспирином запасаться и успокаивать. Сжимает в руках голову, надавливая на виски, точно хочет забыть грань между полным пиздецом и неполным похуенозом. И получается откровенно плохо, а за широкими окнами начинается дождь — капли скатываются вдоль стекла, отчего Бэлле кажется, будто стены сжимаются из-за их зигзагообразного бега. Прикрывает глаза, ощущая, как прохладная ладонь касается её лба, и боится поднять отяжелевшие веки, думая, что увидит кого-нибудь из преподавателей. — Сегодня встреча с психологом ещё, — очень грубый голос, и Бэлла узнает Настю, с трудом разлепляя веки. — Что, прям вечером? Как-то поздно... — шмыгает, морщится, но чужую ладонь не отталкивает. — Это необязательно, ну, только если у тебя какие-то проблемы, а так, — Настя убирает руку, — все ушли, а я отказалась. Туда ехать надо... Там дождь. Не хочу заболеть. — А я вот, походу, поплавала, — Бэлла роняет голову на колени, — всё болит. Так хуево... — Кто тебе виноват, Кузнецова-морячка-дваводном? — Петрова дергает девочку на себя, и у Бэллы круги перед глазами идут, словно в воду камнем попало.       Настя опаляет её ухо горячим дыханием, но по сравнению с температурой её собственного тела — дыхание Петровой, как ледяной компресс. — Знаешь, что помогает избавиться от головной боли? — Бэлла округляет глаза, выставляя руки вперед, создавая преграду между их телами, а на деле получает опору, чтобы не упасть. — Да ну, нахуй! Ты серьезно? Я щас сдохну, а тебе лишь бы потрахаться? — у Бэллы в глазах неконтролируемая влага, но она дрожит, и эта дрожь абсолютно положительна. — Фу, какое мерзкое слово, мелкая, будто мы в падике, — Настя толкает её к стене, снова, блять, снова, думает Бэлла, но головная боль перекрывает все другие, — когда мне еще выпадет такой шанс тебя проучить? Так что закрой глаза, если боишься лишиться зрительной девственности...       Бэлла хочет прокричать, что боится лишиться девственности напрямую, но слова застревают в горле, словно там уже килограмм таблеток. Настя подходит, укладывая ладони на талию, а тело Бэллы внезапно словно становиться чужим... её руки чешутся от желания вцепиться во что-нибудь... но впереди смерть, а позади то, что никогда и не было живым — стена. Она с ужасом осознает, что в животе затягивается узел, и причина ему не страх. Рука Насти пробралась под бэллину школьную рубашку, остановившись на груди и ощущая, как очень быстро бьется чужое сердце, словом, как и её собственное, и от этого губы Петровой расплываются в ироничной улыбке, почти в оскале. Всего лишь прикосновение, да и то — поверх спортивного лифчика, а Бэлла уже, кажется, кончила, по крайней мере, глаза её мутные, как у наркоманки со стажем. Девчонка как-то рвано выдыхает, точно весь кислород, который есть в её легких, порезали ножом на части, и теперь в груди разорванный клапан, а не сердце. Настя не пытается раздеть Бэллу, как это пытались бы сделать парни, у Кузнецовой опыта — пару поцелуев в подворотне и крышка из-под банки пива. Словом, хреновая картина сексуального мира подростков. И Настя... — Охуенная, — Петрова выдыхает комплимент в приоткрытый рот девчонки.       Настя аккуратно проводит короткими ногтями по её спине, и Бэлла завывает, выгибаясь от ощущений. Она дёргается, когда грудь брюнетки соприкасается с её грудью… Через одежду, блять, она ощущала каждый миллиметр тела, которое прижимало её к стене. Эту девочку, думает Настя, даже раздевать не нужно, потому что она и так растекается в её руках. Главное, чтобы не заплакала, иначе Настя её ударит... или убьет... — Это, Настюх... — шепчет.       Настя кивает, мол, ладно, че скажешь? Но Бэлла молчит, словно вновь воды в рот набрала. — Хочешь в спальню? — спрашивает, потому что у мелкой всё на лице написано, и даже больше.       Кивает. Настя кусает в шею, и Бэлла сама от своего тела в шоке: она выгнулась от боли… это было почти приятно, это заставило её почувствовать себя желанной, грязной и мокрой, и она хотела доказательство этого безумства, невероятных ощущений в её теле, которое начало ей открываться впервые. Юбка у Насти задирается, и её обнаженное бедро скользит между бэллиных ног... Настя упирается коленями так, чтобы была какая-то опора, а потом просовывает руку под задницей Бэллы. Кузнецова почти взлетает, словно кошка какая-то. Она почему-то почувствовала себя нереально лёгкой, но всё равно ахнула, когда Петрова встала, забирая с собой Бэллу. Кузнецова инстинктивно обвила талию брюнетки, руки которой уже поддерживали её, за зад… Ебаный пиздец... Бэлла зажмурилась... Кто-то ей когда-то сказал, что она тяжелая, даже не смотря на свою худощавую комплекцию, которая только с годами окрепла... но Настя с легкостью несла её по коридору, продолжая атаковать бледную шею...       Она кидает Бэллу на кровать, отмечая, что та чудом не приложилась затылком о верхнюю полку, и тут же нависает сверху, прижимая её к мягкому одеялу и отрезая пути к отступлению. Бэллу это ведет, но и пугает, так что выдох получается измученным, почти болезненным. И, кажется, температура тела уже выше жизнеспособной. Волосы Насти упали по обе стороны от её лица и словно отгородили их от остального мира. Петрова замерла, рассматривая лицо напротив, и ещё раз взвесила ситуацию… рубашка Бэллы была задрана, её собственные волосы в полнейшем беспорядке, и она точно могла сказать, что шея у неё усыпана красными пятнами от мертвой хватки, с какой её обхватила мелкая, пока они добирались до этой комнаты. Настя улыбнулась, и это отвлекло Бэллу, но уже в следующую секунду она почувствовала, как ткань юбки приподнимается и настины пальцы уверенно касаются её поверх трусов. Ну что, Кузнецова, трусы в жопу? Шути давай! Настя прячет свое лицо в бэллиной шее, давая клятву, что не будет стонать, и поэтому кусает: Бэлла мокрая, нижнее белье прилипает к коже, а эта дура еще и ноги сводит. Реально девственница? Ну охуеть, Кузнецова, гроза района, поджала свой хвостик...       Бэлла запрокидывает голову, чтобы слезы нашли дорогу обратно, и Настя это замечает по движению натянутой шеи. — Ну тихо ты, только не ной, — Настя проводит языком по бьющейся венке, — больно сегодня не будет... Я же не сука какая... — Ты, блять, хуже, — шепчет Бэлла. — И поэтому ты мокрая, да?       Базара ноль, думает Бэлла, прикусывая губу до крови. Подъеб засчитан... — Ты хочешь, чтобы я остановилась? — зачем-то спрашивает Настя. Реверсивная, сука, психология, думает Бэлла. Настя играется с ней, как кошка с мышкой.       Бэлла шевелится под ней, прежде чем покачать головой. На этот раз она попыталась поцеловать Настю в скулу, но та подняла подбородок так, что их губы соприкоснулись. О да, это было то самое чувство, которое Бэлла так преследовала, сама себе не отдавая в этом отчета. Она положила ладонь чуть ниже плеча, наслаждалась ощущением сгибания и движения настиных мышц под своими пальцами. — Ты красивая, — наконец, выдавливает из себя Бэлла то, что вертелось у неё в мыслях еще с первой недели.       Что-то глубоко внутри Насти начало пульсировать вместе с ее сердцебиением. Бэлла мягко оттянула верхнюю губу девушки большим пальцем, а затем надавила, открывая рот, когда Петрова смущенно, но охотно расслабила челюсть. Бэлла скользнула большим пальцем внутрь рта, обводя острый край клыка. Почему-то она была острая, эта прекрасная улыбка. Это пугало... Это послужило точкой не возврата. — Пожалуйста, я просто хочу... — Бэлла замолчала, даже не зная, о чем просить.       Настя дернулась вперед, и ее бедра прижались к Бэлле. Она выдохнула, а мелкая вздохнула. Синхронно. Ощущение тяжести было опьяняющим. Но этого было недостаточно, ничего из этого не было достаточно: Бэлла была словно в огне. Ей нужна была разрядка. Она вдруг стала черной дырой. Настя просунула свое бедро между ног Бэллы и села на одну из них. Бэлла отказалась от всех притязаний на попытки освободиться от мертвой хватки, потому что, черт возьми, наконец-то возникло трение именно там, где было нужно, и в легких закончился кислород, вышел весь по крупицам. — Так хорошо? — Бэлла только на периферии сознания услышала горячий шепот у самого уха, но была уже далека от реальности, чтобы отвечать. Бэлле казалось, что с неё капает на простыни, и она была уверена, что Настя чувствовала её влагу на своей коже. Ей казалось что она вот-вот умрет, разлетится на миллионы нервных клеток, и никакие преподаватели её потом не соберут. Настя отчаянно протянула руку между ними и потерлась между ног Бэллы. Её пальцев, скользнувших по влажному телу и грубо прижавшихся к ней, наконец хватило, чтобы мелкая перелетела через свое желание в самую бездну. Она дернулась под ней, выгибаясь дугой, но была вновь прижата к постели. — Ну, всё, тихо, — Настя прижалась теплом губ к напряженном виску.       Бэлла задрожала, не контролируя слезы и прикрывая рукой глаза, прикрывая свою слабость.