Пойдет

Утром Бэлла просыпается от холодного бледного света, ползущего от окна по подоконнику и вниз, к постели в прохладе просторной комнаты. Неприятная судорога сковывает тело, находящееся в полудреме, и она едва-едва щуриться, ощущая, как её собственные ресницы щекочут нежную кожу. Выдыхает. Ищет тепло. Бэлла понимает, что она накрыта одеялом, однако необходимый источник уюта от неё на расстоянии ладони — протяни руку и дотронься до спасительного острова. Свет облизывает широкие плечи одноклассницы, играет в темных прядях волос, а Бэлла краснеет, как мальчик-подросток: ночью Петровой стало жарко, и она разделась по пояс. А Бэлла, соня-Кузнецова, — "сон и еда, как смысл жизни" — проебала всю часть эротики. Ну пиздец... Настя шевелится и тянет рукой одеяло на себя, а вместе с одеялом тянется и приятный бонус в виде Бэллы, которая тут же жмется к ней, как котенок, едва вылезший из теплой утробы мамы-кошки, бросившей её на жалость мира. Бэлла скорее дикая рысь, чем ласковый котенок, но со сна все инстинкты растворились в беззащитности, да и, в конце-концов, здесь речь идет о силе, а силы явно не равны, хоть Бэлла и будет доказывать обратное в свою пользу до последнего, ведь идиотизм граничит с безответственностью. — Блять, Бэлла, ты, как червяк, — хрипит Настя в подушку, краем сознания все еще видя сны, — не дыши так сильно, развратница, ты мне в спине дыру надышишь! — Развратница, — передразнивает Бэлла сонным голосом, не попадая ни в одну "р", ни в другую. Настя смеется и, кажется, вновь проваливается в сон. Бэлла упирается лбом в голую спину, прислоняя замерзшие ладони к теплой пояснице, и вся, словно гусеница, сворачивается у Петровой под боком. Настя просыпается одна в пустой комнате: открытое окно пропускает прохладу утра, гуляя сквозняком по белым простыням. Одиночество накрывает ледяным покрывалом, и ей кажется, что теплая Кузнецова ей только приснилась. Померещилась. Но в спальне остальных девочек раздаются голоса, и голос Бэллы упорно игнорирует дрожащую "эр". Настя босиком идет до двери, успевая накинуть верх пижамы и стянуть волосы в тугой хвост. — Бэлла, проснись, — слышит Настя голос Анжелики вперемешку с шуршанием и хлопаньем двери ванной комнаты. — Рано еще, — голос приглушенный, словно Бэллу подушкой насилуют, — дайте поспать, в натуре! Наверное, Петровой и правда пора принимать успокоительные препараты, ведь это ж надо было так тронуться рассудком, чтоб и впрямь ощутить кожей мелкую. Нет. Бэлла спит у себя в кровати. Настя, привыкшая смотреть вперед, а не по сторонам, врывается в ванную сразу после Костьи, игнорируя полусонные взгляды одноклассниц. — Бэлл, — начинает ненавязчиво Ксюша, — опять всю ночь ела запасы школы? — Настя в ванной напрягается, замирая с рукой на кране умывальника. — Пришла только под утро. Голод сильнее кровати? Надеюсь, нам оставила что-нибудь? — Нет, конечно. Всё съела, — бубнит Бэлла, так что последнее выражение Настя едва слышит, — нахуй иди. Девчонки смеются, Ксюша молчит. Это ведь Бэлла. Она не всерьез. Она еще ребенок. И вроде бы два года разницы не делают её малышкой, но среди коллектива и впрямь ни у кого язык не повернется назвать Кузнецову взрослой. Бэйбик матерится — погремушки гремят. Это факт, и это необходимо принять. Настя же леденеет, понимая что включила сильный напор холодной воды, но не это становится причиной временного обморожения — Бэлла не ела этой ночью ничего, кроме собственной гордости, которую проглотила и пришла к ней, к Насте. Пришла в темноту драконьей пещеры, залезла под одеяло и лежала до утра, обжигая дыханием настину спину. Чертова Бэлла. А потом съебалась и впрямь как малолетка, убежала в норку — нос холодный, дыхание теплое, запах виноградного скраба для лица, который Тина ей одолжила, и аромат чая со стыренными конфетами — вот и вся Бэлла, убежавшая от Насти. Крайность. Бэлла пахнет конфетами. У Насти слезы катятся по щекам. Она до сих пор без ума от конфет, хотя давно пора забыть детский дом, в котором сладкое было только по праздникам. За Бэллу хотелось бороться, как за последнюю конфету. Бэлла же скользкая, как угорь. Хер поймаешь. Лужанская заплетает Бэлле косички, аккуратно делая проборы, как научили её Ксюша и Тина: получается не сразу, и последняя шипит, когда светлые пшеничные пряди дергают в сторону. — Ай, блять, Лика, ну аккуратнее, — Бэлла красная, как рак, терпит адовы муки. Все уже собрались — готовые к следующему испытанию высыпали вниз на кухню, чтобы успеть поесть хоть что-то перед съемками. Бэлле кажется, что у неё на голове три волосинки, но девочкам почему-то доставляет неимоверное удовольствие это кропотливое садомазохистское занятие — плести ей косички. За всю жизнь её волосами так не интересовались, как сейчас, и Бэлла от этого чувствует себя хоть немного, но девочкой. Ей нравится. Однако боль граничит со злостью, поэтому Кузнецова сжимает кулаки покрепче, чтобы не залепить затрещину косолапой Лике. — Я, блин, есть хочу, — хнычет Бэлла, пытаясь вырваться с цепкого неизбежного захвата, — готово, что ли? Ну? Там девки сейчас все сожрут! — Тебе бы только пожрать! — Лика упорно тянет Бэллу за пряди на себя, дергает. — Ну а хули? Я жрать хочу... — Ц-ц-ц, — Лика со злости полу расплетает неудавшийся шедевр, несильно толкает Бэллу в спину, встает с кровати и молча уходит из комнаты, напоследок улыбается, в шутку выбрасывая вверх средний палец. Бэлла удрученно проводит по волнистым прядям, массируя измученную кожу головы. Ошалело глядит, как в комнату, откуда минуту назад вышла Анжелика, входит Настя с тарелкой в руках. Волосы собраны в хвост, чего нельзя сказать о лице: усталость и моральное давление потрепало Анастасию Петрову. Без жалости не взглянешь. Но походка по-прежнему как у боксера на ринге. — Есть будешь, мелочь? — вопрос не звучит, как вопрос, и тарелка с бутербродом приземляется на бэллины колени. — Ты чего это? — удивлению Бэллы, думает Настя, нет придела. Словно она не Настю увидела, а Моргенштерна. — Давай заплету, — Настя садится позади Бэллы, мягко хватая уже успевшие завиться локоны, перед этим нежно пройдясь кончиками пальцев по выбритым вискам. Успокаивает,как удав свою жертву. Бэлла сосредотачивается на еде, кивая, как болванчик. Пофиг. Теперь уж точно. — И чё вы все так приебались к моим волосам, не пойму, — Бэлла давится хлебом, но продолжает жевать, словно отнимут у неё этот несчастный бутерброд. — Кто приебался? Размечталась! Сейчас как возьму, — Настя с силой тянет за волосы, — и об стенку тебя приложу за волосы! Бэлла опять давится, но тарелка в руках и набитый рот мешают ответить Петровой на угрозу. — Да ладно, не бойся, я хорошо заплетаю, ты только не дергайся, — Бэлла выдыхает, когда теплые пальцы намечают пробор, и никакой боли. Плавные движения. Теплое дыхание. — Между прочим, — тихо начинает Настя, — я не оценила твой жест с уходом. Нагло сбежала от меня утром. От меня, Кузнецова, бегать не получится! — Я попробую, — шипит Бэлла, — нахуй такие отношения. То бьешь, то гладишь. Я что, животное, блять? — Ага, особенно, когда не трезвая! Бэлла молчит, не зная, как уйти от темы с самобичеванием. — Там уже, наверное, снимают, а мы тут, как придурки, сидим, — шепчет, чтобы не злить лишний раз уставшую Петрову. — Президента школы выбирать будут. Ты выдвинешься? Настя молчит с минуту, нарочно медленно закрепляя волосы резинкой. — Да, — говорит тихо, но уверенно. — Меня теперь все ненавидят. Мне нечего терять. — Дело не в этом, а в том, что Нике в натуре досталось... Типо, ну, ты сама сделала из этого шоу, и они теперь до конца эту тему будут мусолить, а девкам лишь бы масла в огонь подлить... — Тебе, я смотрю, тоже? — смотрит на Бэллу, а в глазах плещется надежда услышать обратное. — Для чего? Дура что ли!? — Бэлла со злости срывает резинку и расплетает косички, смотрит, словно в неё и без того не верили, а теперь еще и плюнули в самое лицо. — Просто, просто, просто... Бэлла повторяет без конца картавую "эр" в середине слова и трет глаза до красных пятен по щекам. — Эй, — Настя подходит незаметно, обнимая Бэллу за плечи и целуя её в висок, — да ладно, Бэлл. Че как маленькая? Совсем что ли из тебя девочку сделали за восемь недель? Хуйня всё это, слышишь? Не лезь только, хорошо? Держись, вон, с Катюшкой пока, она вроде тоже хотела в президенты податься. Ха! — Пока враги? — устало спрашивает Бэлла. — Это как ты решишь, — Настя заправляет светлую прядь волос Бэлле за ухо, — а косички зря расплела. Неплохо получилось. Бэлла кивает, смотря себе на руки. — Я, наверное, заслужила... — Настя улыбается грустно, прислушиваясь к голосам на первом этаже.