Двойные проблемы

      Это было третье утро с тех пор, как проклятие, наконец, было снято, и в третий раз Спасительница проснулась, не зная, было ли все это сном или нет.       Эмма лежала в постели с закрытыми глазами, ощущая на спине приятную тяжесть тепла человеческого тела. Ей не хотелось шевелиться, и не только потому, что она не хотела беспокоить свою партнершу. Она даже не хотела поднимать веки, чтобы посмотреть, который сейчас час. Это была та фаза бодрствования, когда трудно было сказать, было ли реальностью то, что тебе только что приснилось, или всё произошло на самом деле.       Встретиться лицом к лицу со своим подростковым «я» и бороться с уменьшающимся городом, который теряет свои сказочные воспоминания, с помощью зелья истинной любви… всё это было на самом деле? Может быть, это был всего лишь сон. Странный сон.       Её соседка по кровати застонала. К сожалению, это больше походило на стон от дискомфорта, чем на стон, вызванный сексуальным сном.       – Ты там как? – пробормотала Эмма. – Реджи?       – Да, дорогая, – Реджина вздохнула и перевернулась на другой бок. – У меня болит лодыжка. Мне нужно вставать.       – Мм, нет... останься.       – Мне нужно идти на работу. Как и вам, шериф.       Прежде чем Эмма успела возразить, дверь распахнулась, и в спальню вбежало маленькое пятнышко в темно-синей пижаме из «Звездных войн». Их одиннадцатилетний сын запрыгнул на кровать между своими матерями, к счастью, не задев раненую ногу Реджины, которая была перевязана и лежала на подушке.       – Привет, мамы! – радостно приветствовал их Генри. – Доброе утро.       Реджина наклонилась, чтобы пожелать Генри доброго утра и спросить, как ему спалось. Затем она выскользнула из-под одеяла и осторожно поднялась на ноги. Возле кровати терпеливо ждал фиксатор для лодыжки, но мэр обошла его и направилась к шкафу, чтобы выбрать наряд для работы на сегодня.       Эмма посмотрела на Генри затуманенным сонным взглядом:       – Что происходит, малыш?       – Ну же, Эмма! – раздраженно сказал Генри. – Ты опять глупо себя ведёшь? Мы уже говорили об этом вчера и позавчера. У тебя получилось!       – Получилось что?       – Поцелуй истинной любви разрушил проклятие раз и навсегда, как раз перед заходом солнца третьего дня. Было уже почти поздно, но мама сказала, что ты пошла на глупый риск и издалека бросила Зелье Истинной Любви в Колодец желаний. Но это сработало, время вернулось на круги своя, и теперь в Сторибруке все снова нормально. Все помнят, кто они на самом деле... кроме тебя, видимо.       – Ах дааа! – Эмма просияла, когда реальность к ней вернулась. – У меня действительно получилось, да? Извини, я всё ещё наполовину сплю. Я на секунду забыла, какая я крутая и как спасла весь город. Снова.       – Могу я сегодня остаться дома и не идти в школу?       – Нет, – сказала Эмма, в то же время, как со стороны гардеробной донеслось решительное «Нет» от Реджины.       – Но я хочу помочь с подготовкой к мероприятию.       Эмма нахмурила брови:       – К какому мероприятию?       Лицо Генри просияло, и он чуть было не проболтался:       – По поводу твоего...       – Генри! – прервала его Реджина, вернувшись в комнату. – Пожалуйста, ступай и переоденься в свою школьную форму. Ты идешь в школу, а Эмма на работу. Ни у кого не будет выходного.       – Но почему? – заныл её сын.       – Потому что я так сказала. Иди. Я спущусь через минуту, чтобы приготовить тебе обед.       Мальчик вскочил и убежал. Эмма понятия не имела, откуда у него столько энергии. В отличие от неё, их сын определенно жаворонок.       Эмма продолжала нежиться в постели, когда зазвонил телефон Реджины, на что мэр ответила голосом профессионального политика и начала говорить о делах. Эмма сунула голову под подушку, чтобы ещё несколько минут подремать на удобной кровати.       В следующий раз Эмма проснулась по-настоящему, когда Реджина поцеловала её в щеку и начала гладить по волосам, пока не привлекла её внимание. Должно быть, ей действительно удалось уснуть, потому что теперь Реджина была одета в безупречный костюм и накрашена. Было трудно решить, что ей нравится больше, этот образ, напомнивший о том времени, когда она впервые приехала в город, или же растрёпанная сонная Реджина выглядела более привлекательной.       – Привет, ваше великолепие. – Эмма улыбнулась.       Реджина улыбнулась в ответ и наклонилась, чтобы снова поцеловать:       – И тебе привет.       – Ты сейчас уходишь на работу?       – Да. Звонила Кэтрин Нолан. Теперь, когда к ней вернулась память, она снова помогает мне в моей кампании по переизбранию. По-видимому, я полностью занята выступлениями до конца недели, а сегодня у меня пресс-конференция. Она советует в субботу провести голосование.       – Уже? Почему так скоро? Сейчас только октябрь.       – Кэтрин считает, что было бы неплохо провести выборы сейчас, чтобы использовать мой вклад в разрушение проклятия.       – Или это может иметь неприятные последствия и напомнить людям, почему ты вообще его нанесла, ваше величество.       – Да, такая вероятность есть, – сухо согласилась Реджина. – В любом случае, я бы предпочла, чтобы с этим как можно быстрее было покончено.       – Значит, после ты будешь уделять больше времени утехам со мной? – Эмма вскинула брови.       Её намеки всегда вызывали ухмылку у её женщины.       – Позже, если повезет. А сейчас тебе лучше пойти в душ, иначе опоздаешь на работу. Я плачу тебе не за то, чтобы ты спала, шериф. Я отвезу Генри в школу. Он опоздал на автобус. Снова.       Эмма окликнула её, как только та переступила порог.       – Эй, Реджина, что Генри имел в виду, когда говорил о каком-то там мероприятии? Ты планируешь что-то, о чем мне не говоришь? Ты же не строишь какие-то коварные планы за моей спиной, не так ли? Что ты задумала?       Вместо ответа Реджина небрежно помахала рукой и загадочно улыбнулась, прежде чем уйти.       – С Днем рождения, дорогая. Увидимся вечером.       'Оу.'

***

      Участок шерифа       Эмма вошла в свой участок с таким чувством, словно прошло сто лет с тех пор, как она в последний раз была на работе, и всё же было приятно вернуться на свое первое надежное рабочее место, где люди ценили её помощь. Будучи поручительницей, она в основном имела дело с людьми, которые пытались скрыться, обмануть или иногда причинить ей вред в попытках избежать правосудия.       Её почти не беспокоило, что в кои-то веки она оказалась на работе в свой день рождения. На самом деле, осознание того, что у неё есть семья, к которой она может вернуться вечером, было достаточно, чтобы её распирало от предвкушения. Она не была уверена, строит ли Реджина какие-либо планы на сегодняшний вечер, но втайне надеялась, что ей удастся провести его только со всей своей семьей. Даже если бы всё, что они делали, это ели торт и смотрели Нетфликс, это намного превзошло бы всё то, как она провела свои последние 30 дней рождений или около того, вместе взятых.       В этом году у неё появилась истинная любовь, сын и родители. Эмма не переставала удивляться тому, что наконец-то выиграла в лотерею для сирот и обрела собственную семью. Та часть её души, которая была её подростковым "я", Эм, подпрыгивала от возбуждения после стольких лет чувства ненужности и одиночества. Какая-то часть её сознания шептала: “Ты ничего этого не заслуживаешь” и “Это ненадолго”, но она мысленно отвесила этому голосу затрещину.       Это был действительно особенный день рождения. Это был "знаменательный год", и в этом утверждении нет ни капли сарказма. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы весь день не улыбаться, как ненормальная.       Остался только один вопрос, который не давал ей покоя с тех пор, как исчезла Ри, прежде чем проклятие было снято в последний раз. Реджина уклончиво объяснила, откуда она узнала, что её подростковое "я" вернулось в прошлое. Эмма же, в свою очередь, помнила, как её вернули в прошлое из тюремной камеры, и как она восстановила воспоминания Эм в своем взрослом сознании. Теперь она и Эм, и Эмма.       Теперь, когда городу ничего не угрожает, у неё снова возник вопрос: помнит ли Реджина, что была Ри?       Шериф не была уверена, что по итогу будет иметь значение, помнит Реджина или нет, но единственное, что она знала, это то, что она хочет знать наверняка, так или иначе. Их отношения всегда были взаимными, независимо от того, было ли это вызвано любовью или обидой. Почему-то это не имело бы смысла, если бы только одна из девочек прошла через это, если бы только одна из них дожила до того, чтобы понять, что стоило пережить тяжелое детство, чтобы достичь этого горизонта будущего счастья.       Она заметила на столе коробку с пончиками, рядом с которой парил в воздухе разноцветный воздушный шарик из фольги и гелия.       Эмма услышала шаги по линолеуму и была заключена в крепкие медвежьи объятия. Даже если бы она не увидела его очаровательной улыбки и не узнала запах и присутствие своего отца, когда она почувствовала, как чья-то большая ладонь обхватила её голову, словно она была хрупкой, как у новорожденной, она бы поняла, кто это. Только её папа мог так поступить.       – Эмма! – воскликнул Дэвид, радостно её обнимая. – С днем рождения, малышка.       – Спасибо… пап, – усмехнулась она. Это слово всё ещё казалось новым в её устах.       – Рад тебя видеть! Ещё лучше, что мне не придется тебя арестовывать, что я чуть было не сделал, когда Эм впервые здесь появилась. Я уже скучаю по девочкам, но, честно говоря, было очень утомительно пытаться уберечь вас обеих от неприятностей.       Эмма притворилась оскорбленной:       – Эй, я больше не доставляю столько хлопот.       – Знаю, я думаю, что с тобой случаются неприятности. – Дэвид отстранился и рассказал о своем воспоминании, о дне её рождения. – Даже когда ты была такой маленькой, – он расставил ладони примерно на фут, как будто держал невидимую буханку хлеба. - Неприятности окружали тебя со всех сторон, но я могу сказать точно, какой храброй ты тогда была. Я помню это, как будто это было вчера.       Погруженный в свои мысли, Дэвид остекленел, когда вспомнил.       – Ты была... потрясающей. Такой крошечной и красивой. Я не мог поверить, что у меня на руках была маленькая жизнь, и я был в ужасе. Моя дочь! Я бы умер, чтобы защитить тебя.… Но я потерпел неудачу. В первый день твоей жизни я подвел тебя как отец.       – Эй, нет! – Эмма положила на его плечо руку и посмотрела в глаза. – Я выжила, я здесь, и это мой особенный день. Так что я предлагаю тебе перестать корить себя за прошлое и рассказать, что мне подарят на день рождения. Генри что-то говорил о каком-то мероприятии, ты что-нибудь знаешь об этом? Расскажи мне!       – Ни за что, – покачал головой Дэвид. – Я поклялся хранить тайну. Реджина убьет меня... а ей для этого подойдет любой предлог, так что мне лучше помалкивать. Это инстинкт самосохранения. Хочешь пончик?       – Конечно. – Эмма закатила глаза и повернулась, чтобы пройти к своему столу и начать день без особых хлопот. Первым делом на повестке дня у неё был кофе и одна-три медвежьих лапы. Кто бы мог подумать, что дни рождения на самом деле могут быть такими замечательными, как о них говорят.       – О, и Эмма? – окликнул Дэвид, снимая свою кожаную куртку и вешая её рядом с курткой дочери.       – А?       – Сходи сегодня к своей матери. Для неё это будет много значить.

***

      Лужайка перед ратушей       В то самое время, когда Эмма настраивалась на приятный и легкий рабочий день, Реджина давала пресс-конференцию в мэрии, и начало её было явно не из приятных.       Мэр стояла лицом к лицу с несколькими обеспокоенными жителями Сторибрука, которые пришли послушать, что она собирается сказать. С той стороны, куда их отогнала Кэтрин, толпилось множество репортеров с камерами и микрофонами, ловивших каждое слово, без сомнения, жаждущих исказить и обернуть эти слова против неё в газетах следующего дня.       На кафедре перед Реджиной лежала стопка отчетов, правил и бюджетов, содержащих её планы по дальнейшему улучшению Сторибрука, но они ещё не были оглашены. Ещё до того, как у неё появилась возможность изложить своё политическое видение, вопросы, касающиеся её прошлых поступков, посыпались как из рога изобилия.       Бывшая королева их понимала. Они разгневаны, и этим эмоциям не было выхода, они не получили извинений. Некоторые считают, что она всё ещё остается злодейкой, какой была на протяжении многих лет своего правления в другой стране. Другие готовы принять то, что она оправдала себя, в частности, в недавнем спасении города. Теперь их всех просили проголосовать за её возвращение к власти, что предполагает, что они снова станут для неё уязвимыми.       К их чести, большинство вопросов были не совсем глупыми. К её чести, Реджина сумела ответить на них с должным раскаянием и объяснить, как она изменилась и почему.       Ситуация изменилась, когда они начали расспрашивать её в подробностях о её жестоком прошлом, что привело к спору в толпе о том, кто из них пострадал больше всех. Кэтрин внимательно следила за происходящим и бросала на мэра вопросительные взгляды, задаваясь вопросом, почему она позволяет этому продолжаться и нужно ли вмешательство. На всякий случай у неё был наготове смартфон для быстрого набора номера участка шерифа.       – Если позволите, – произнесла Реджина, повышая голос, чтобы перекричать шум. – Я бы хотела вернуться к моим планам на будущее в Сторибруке...       – Ваше Величество! – Из толпы вышел мужчина с поднятой рукой. – Ещё один вопрос.       – Я больше не использую этот титул. Вы можете обращаться ко мне «мэр Миллс» или «мисс Миллс», если не собираетесь за меня голосовать.       – Справедливо, мэр Миллс. Спасибо, что пришли сюда сегодня, чтобы прояснить ситуацию. - Мужчина представился как Джон Эйвери, бывший фермер из Заколдованного леса, а ныне владелец скобяной лавки в Сторибруке. Он снял бейсболку и провел рукой по своим взъерошенным светлым волосам.       – У вас есть вопрос? Если нет, то нам действительно нужно двигаться дальше.       – Ага, у меня вопрос. Вы несёте ответственность за всё: за то, почему мы здесь, почему мы потеряли наши воспоминания и почему к нам недавно вернулись все наши воспоминания.       – Да.       – У меня дочь-подросток. У вас есть ребенок?       Реджина коротко улыбнулась.       – Да, есть. Моему сыну Генри одиннадцать лет.       – И вы имеете влияние на шерифа?       – Если вас беспокоит коррупция, то уверяю вас, что у меня нет никакой власти над решениями шерифа. Я даже не могу заставить её перестать разбрасывать обувь по всему дому.       Кэтрин, стоявшая рядом с ней, улыбнулась, когда толпа захихикала над её скромным юмором. Это напомнило им всем о нормальности, а не о царственности. Это показало человеческую сторону мэра.       – Не то чтобы это меня беспокоило, – сказал Эйвери. – Когда-то в Зачарованном лесу я жил в маленькой деревушке, о которой никто особо не заботился, кроме местных жителей. В тяжелые времена, когда ваши армии рыскали по округе в поисках Белоснежки и всех, кто был с ней в сговоре, до нас дошли слухи, что они грабят фермы и дома наших соседей. Однажды ночью настала очередь нашей деревни. Мы были слишком далеко, чтобы что-то знать, но они всё равно сожгли всё дотла. Это было ещё не самое худшее.       Эйвери прочистил горло от волнения, толпа теперь слушала его рассказ в гробовой тишине.       – Они забрали мою дочь в качестве... «трофея», как они это назвали. Ей тогда было четырнадцать, ненамного больше, чем вашему сыну. Она никогда этого не забудет, и я тоже.       Реджина стиснула зубы, слишком отчетливо вспоминая те события и свое участие в них, которое она не смогла бы отрицать, даже если бы захотела. Она почувствовала, что её шансы на переизбрание падают, когда он заговорил о нападении на свою дочь. Хуже всего было то, что это был всего лишь один пример из тысяч ужасных поступков, за которые она ответственна.       – Это сделал один из ваших солдат.       Бывшая королева сдержанно кивнула.       – Я знаю.       На лице Эйвери появилось выражение неверия:       – Знаете? Как вы можете помнить мою дочь из всех невинных людей, которым вы причинили вред или ещё что похуже?       – Вряд ли вообще есть невинные люди, – сказала Реджина, впервые с тех пор, как начались вопросы, не в силах сдержать мрачный тон. Её сердце бешено заколотилось. Это правда, что она не помнила всех людей, которых убила; та часть её души, которая была Ри, потеряет сон из-за этого сегодня ночью.       – Вы перенесли нас всех сюда из Зачарованного леса, и никому не пришлось расплачиваться за преступления, которые там были совершены, даже вам. Всё с чистого листа. Может быть, вы изменились, но как я могу доверять другим людям вокруг? Он тоже здесь? Как я могу доверять вам как мэру, если это из-за вашего проклятия нападавший на мою дочь оказался здесь!       – Можете мне поверить...       – Этот ублюдок, вероятно, сейчас разгуливает по Сторибруку как свободный человек.       – Это не так.       – Как вы можете быть в этом уверены?       – Потому что я убила его! – раздраженно сказала Реджина, её слова прозвучали оглушительно даже для её собственных ушей. – Я слышала о произошедшем, и я перерезала ему оба подколенных сухожилия. Поэтому нигде он не разгуливает.       В зале раздался удивленный ропот. Щелкнули затворы и зажужжали вспышки, когда камеры включились, чтобы запечатлеть момент, когда мэр потеряла самообладание.       Реджина скорее почувствовала, чем услышала, как Кэтрин подошла к микрофону, чтобы объявить перерыв, толпа застонала, прежде чем её заверили, что мэр вернется для продолжения обсуждения через полчаса. Затем её советник по переизбранию под локоть отвела её в сторону и вручила бутылку воды. Они всё ещё были на виду, но в основном вдали от толпы, которую было видно только через просветы в колоннах.       – Ты в порядке? – спросила Кэтрин. – Это было… далеко от идеала.       Реджина вздохнула и закрыла лицо ладонью.       – Этого следовало ожидать.       – Возможно, это была не очень хорошая идея, позволять публике присутствовать на мероприятии. Они вынудили тебя заговорить о прошлом. Почему ты повелась?       – Какое я имею право мешать людям зацикливаться на прошлых обидах, когда я сама делала это с катастрофическими последствиями?       – Но, Реджина! То, что сказал этот мужчина... Я уверена, что это правда, но это может сильно навредить твоей кампании. Не то чтобы я предполагала, что мы должны лгать или отбеливать прошлое… Но нам необходимо сосредоточиться на том, как ты всё изменила и что планируешь делать в будущем. Ты, правда, хм...?       – Правда ли я убила причастного к насилию солдата?       Кэтрин поморщилась, подтверждая, что она именно об этом спрашивала.       – Конечно, убила. Он не подчинился приказу.       Реджина посмотрела на часы и вздохнула в сотый раз за день. У неё едва хватит времени, чтобы сходить в туалет и привести себя в порядок, прежде чем вернуться и продолжить выслушивать обвинения. Она сказала Кэтрин, куда направляется, и добавила:       – Пойди, найди Эйвери и скажи ему, чтобы он встретился со мной в моем кабинете после того, как публика разойдется. Я хочу извиниться лично, и перед его дочерью тоже, если это вообще возможно, и направить их к консультантам по вопросам сексуального насилия в "КидСпейс". Даже если меня не переизберут мэром, я всё равно смогу попытаться помочь кому-то из жителей этого города.       Кэтрин смотрела, как бывшая Злая королева уходит, и на её идеальную осанку не повлияли ни бандаж на лодыжке, ни высокие каблуки от Prada, и думала про себя: “Именно поэтому в этот раз ты победишь...”