Я говорю с огнем

      Квенди. Эльдар. Первые Дети Эру. Рейенис слушала рассказ Феанора, как дивную сказку, но что это было реальностью — до сих пор не верила. Все казалось сном, и, может, вправду снилось, может, она была в забытьи, может, ее мучили Уллеры, и потому она потеряла разум… но все было слишком по-настоящему для сна. Мераксес было по-настоящему больно, Рейенис это чувствовала. Не так, как свою собственную боль, не физически, объяснить это было невозможно, только почувствовать. То, что сама Рейенис была напугана и на грани отчаяния, ее драконица тоже ощущала, и это лишь ухудшило бы состояние последней, поэтому Рейенис изо всех сил попыталась думать о другом. Например, о рассказе Феанора; своего имени он ей так и не назвал, а она не спросила — и так слышала за то пока недолгое время, что находилась в лагере. Узнала и имена его сыновей, заодно поразившись тому, что он выглядит их ровесником, а совсем не как человек, чьи дети уже такие взрослые. Все здесь выглядели молодо, ни одного старика. Все здесь были очень красивыми. Все здесь готовились к войне. Последнее Рейенис было более чем понятно, остальное она лишь начинала постигать.       — Первым проснулся Имин, праотец народа ваньяр, — говорил Феанор. — Вторым — Тата, праотец народа татьяр, после они стали зваться нолдор. Третьим — Энель, праотец народа нельяр, впоследствии тэлери… этот народ делился еще не раз. Рядом с ними спали их жены, и, увидев их, они тут же влюбились, и разбудили их, и первым, что узрели эллет, стали не звезды, а лица их супругов.       Рейенис подумала, что до сих пор вправду не видела здесь солнца. Ни разу. То ли ночь затянулась, то ли… ей было некогда думать об этом, но было дико представить, что солнца здесь нет совсем.              — Первым из валар проснувшихся Детей Эру нашел Оромэ, Король Лесов. Он показал их вождям, среди которых был мой отец, красоту Благословенного Края, и они дали свое согласие уйти туда. Уйти жить вместе с валар, учиться у них, быть под их защитой… так они тогда думали.              — Кто такие валар? — не утерпела и прервала рассказ Рейенис.       — Лжецы, — бросил Феанор. Она вскинула бровь.       — Это ничего не объясняет.       — Боги, — кисло пояснил он. — Те, кто творил этот мир по замыслу Эру Илуватара.       — Боги? — опешила Рейенис. — То есть, вы жили рядом с богами? А почему сейчас вы здесь?       — Я расскажу тебе, если ты не будешь перебивать, — хмуро сказал Феанор. Рейенис послушно замолкла.       Он не собирался рассказывать ей всего, только самое главное, только то, что ей нужно знать, но — рассказывал все. О Мириэли, об эгоистичном, по его мнению, желании отца жениться во второй раз (этим желанием Финвэ убил свою жену окончательно), об Индис, о детях Индис, о своих Сильмариллах — слова лились потоком. Ей все равно было без разницы, она была совершенно посторонней, а Феанору, как оказалось, нужно было выговориться, и он говорил, говорил и говорил. Интриги Нолофинвэ против него. Изгнание в Форменос. Проклятый пир примирения. Гибель отца, утрата Сильмариллей, Страшная Клятва, Исход, резня в Альквалондэ, ссора в Арамане, сожжение кораблей в Лосгаре… лишь о сожжении сына Феанор умолчал, ибо это было слишком личным, еще не пережитой болью. Рейенис слушала, и хотя она молчала, он понимал, что она слышит.       — После Моргот атаковал нас, мы дали ему отпор, и появилась ты, — закончил он.       — А кем были эти огненные чудища с бичами?..       — Валараукар. Низшие боги, принявшие сторону Моргота.       Рейенис вдруг громко хихикнула. Феанор вскинул бровь.       — Извини, это нервное. Я никогда еще не сжигала богов.       — Можешь этим гордиться, — фыркнул он.       — Может, и буду. Рейенис Таргариен, низвергающая богов… неплохой титул, да?       — До того, как ты появилась, я зарубил трех таких богов, так что…       — А, — она поскучнела. — Ладно.       — Но не думай, что это было так легко, — снизошел Феанор до уточнения. — На самом деле ты спасла мне жизнь.       Ее это никак не впечатлило.       — Мне нужно домой, — помолчав, сказала она. — Я нужна Эйегону, я нужна Эйенису…       — Если бы я мог вернуть тебя домой, я бы вернул, — он развел руками, — но не могу.       — Я бы полетела на Мераксес, — Рейенис задумчиво закусила губу. — Но она все еще ранена…       — Я бы на твоем месте не стал лететь куда-то в одиночестве. У тварей Моргота есть стрелы, и, уверен, он уже увидел твоего дракона, а раз так, то захочет узнать поближе. Сжечь его так же, как валараукар, ты не сможешь, — добавил Феанор, увидев, как блеснули ее глаза. — Он был тем, кто создал огонь, когда еще был одним из валар, и они вместе творили Арду.       — Создал огонь? — она взмахнула ресницами. — Стой, то есть, ты и твои сыновья дали клятву вечно сражаться с богом, который создал огонь?..       — Именно.       — Но если он бессмертен…       — Это неважно, — нахмурился Феанор.       Клятва была самоубийственной, и он понимал это с самого начала, но отказывался сдаваться. Все равно он не смог бы жить спокойно — не тогда, когда Моргот убил Финвэ и похитил Сильмариллы, а валар позволили ему это. После такого плевка в лицо оставаться жить в Валиноре и делать вид, что ничего не произошло?.. Феанор бы не выдержал. Его сыновья, очевидно, тоже, ибо каждый произнес ту же Клятву.       Пусть они станут навек обездоленными и будут жить под завесой Смерти. Пусть за кровь они заплатят кровью. Пусть им предрекли горе — они и так познали горе в Амане, и даже если они не низвергнут Моргота, то, по крайней мере, не сидят в праздности.       …но один его сын уже заплатил жизнью за это непослушание.       Погруженный в мысли, он забыл о присутствии Рейенис, но краем глаза все же следил за ней, и заметил, что она потянулась к стоящему у постели светильнику. Потянулась… взяла уголек…       — Ты что!.. — предупреждающе воскликнул Феанор — просто машинально. Рейенис держала уголек на ладони, как могла бы держать простой камушек, ее лицо не исказила гримаса боли, как следовало бы тому, кто дотронулся до огня.       — Что? — вздрогнула она. — А, это?       Резко сев, Феанор поймал ее за руку. Уголек упал на землю, оставшись тлеть. Рейенис недовольно зашипела, ибо хватка была грубой, но ничего не сказала, позволяя ему рассматривать свою ладонь.       Ни следа ожога.       — Это магия? — спросил Феанор.       — Это драконья кровь. Говорят, наши предки имели детей от драконов… не знаю, правда ли это, учитывая размеры… — она снова нервно хихикнула. — Но как бы там ни было, мы не горим в огне, потому что пламя у нас в крови… и если ты еще раз позволишь себе так ко мне прикасаться, то я проверю, горишь ли ты, — тихо и угрожающе процедила Рейенис.       — Правда? — развеселился Феанор. Если бы не ранение, он обязательно ответил бы что-то, чтобы ее спровоцировать, но пока не мог тратить силы. Да и стоило ли ссориться с той, кто управлял огромным драконом… — Не буду, миледи, я всего лишь удивился.       На самом деле, эта женщина с ее крылатой тварью могла пригодиться. Орочьи стрелы вряд ли пробили бы броню ее драконицы. Ее появление на поле боя ввело в смятение даже балрогов, а ведь тогда драконица была ранена. На что же она способна, будучи полной сил?       — Что же мне тогда делать? — помолчав, спросила Рейенис.       — Оставайся, — Феанор пожал плечами. — Идти тебе некуда. Здесь у тебя будет кров и пища, и мои воины позаботятся о твоей сохранности.       …либо можно было направить ее в Аман. Пусть бы валар ломали головы, что с ней делать, может, они бы ей и помогли, но — так просто отпускать ее Феанор не хотел. Это была не та сила, от которой стоило отказываться. Может, это рушило ее жизнь, но — какая разница? Она все равно умерла в своем мире, если упала на раненом драконе. Что, если она вернется, чтобы умереть?       — Я сама могу позаботиться о своей сохранности, — отрезала Рейенис. — Но ты прав, идти мне некуда, и Мераксес все еще больна… я пойду к ней.       Не дожидаясь разрешения уйти, она встала. Феанор спрятал усмешку, глядя ей в спину.       Интересная девушка. Королева. Мечница… Мысли путались, наслаиваясь одна на другую, и он сомкнул веки, позволяя себе провалиться в сон, который должен был исцелить его окончательно.

***

      Мераксес волновалась. Рейенис прижалась к огромной драконьей лапе, греясь теплом чешуи: та позволяла ей такие вольности. Стрелы в шее у нее уже не было, но рана все еще беспокоила, а еще больше, как ощущала королева, ее беспокоил окружающий мир.       «Здесь слишком много огня», — услышала она.       «Мы от крови огня», — ответила, прислонившись к чешуе лбом.       «Это другой огонь. Мое пламя уничтожало тех огненных тварей».       «Значит, наш огонь сильнее».       Мераксес это не убедило. Она была разумнее своей всадницы, рассудительнее и спокойнее, и вначале была предназначена стать драконом Висеньи, но сама выбрала Рейенис. Висенья сердилась: ей, как старшей, полагалось первой начать летать на драконе, но вышло так, что первой стала младшая, и даже обвинять младшую было не в чем, ибо выбор сделала драконица. С тех пор Мераксес стала Рейенис такой же близкой, как и сестра. Или даже ближе, ибо мысли Висеньи она не читала. Привязанность всадника и дракона совсем иная, чем родственная или любовная связь между людьми. Это особая связь, тесная, нерушимая, они чувствуют друг друга — мысли, эмоции, чувства. Если один умирает, второй теряет часть души.       Но они не умерли.       По крайней мере, пока.       Рейенис зажмурилась до боли в веках. Ее отец Эйерион всегда повторял, что в глазах Таргариенов — огонь, а не слезы, но слезы наворачивались сами собой. Эйегон… Эйенис… и ведь именно ее вина была в том, что в Мераксес попали. Она недооценила Уллеров и переоценила крепость драконьей брони. Подлетела слишком близко… думала, что Пекло падет легко, как до того Дощатый город, Лимонная Роща, Крапчатый Лес и Стоячий Пруд… но там ей даже не сопротивлялись. Желтая жаба, проклятая дорнийская принцесса, зарылась в песок.       Эйегон наверняка сжег Поднебесье, замок Фаулеров, превратив его во второй Харренхолл, как и клялся… а Висенья сожгла Звездопад, замок Дейнов… старшие не допустили бы такой ошибки, как Рейенис.       Узнав, что она погибла… что будет с Эйегоном? Он женился на обеих сестрах, но если на Висенье — ради долга, так как по обычаю полагалось жениться на старшей, то на Рейенис — по любви, и, ей казалось, даже ночи с Вис он проводил либо вовсе без близости, лишь чтобы не ходили слухи о холодности короля к первой жене, либо с близостью также больше по зову долга. Ребенка у них так и не появилось, зато у Рейенис… она зажмурилась еще крепче. Эйенис… он получил имя в ее честь, он был очень похож на нее и очень к ней привязан. Он родился маленьким и слабым, мейстеры даже не были уверены, выживет ли он, но он выжил… но что с ним будет, когда мама к нему не вернется?       Эйегон будет растить его, как наследника, Висенья тоже вряд ли бросит племянника, но Эйенису была нужна мать.       Впрочем… что толку от ее слез? Если бы слезы помогли Рейенис вернуться домой, она пролила бы целое море, но они не помогли бы ни в чем. Каждый из них знал, что рискует жизнью — и она, и ее брат с сестрой. Эйенис был слабым, но креп с каждым днем и в его жилах текла кровь дракона.       Что ей оставалось, кроме как принять то, чего она не может изменить?       Мераксес согласно заклокотала. Рейенис утерла слезы.       — Nyke jāhor sagon kostōba, — шепнула она вслух. — Nyke nykeēdrosa se dāria.       До внутреннего слуха донеслось теплым ветром:       — Kessa issa jorrāelagon.