Через тьму к свету

Гейл стоял на крыльце, опираясь на перила, в одной руке тлела сигарета. Не было ни ветра, ни звуков — лишь тишина раннего утра, нарушаемая редкими щебетами просыпающихся птиц. Небо на востоке медленно переливалось холодными оттенками серого и бледного розового, но свет все ещё казался чуждым и ненастоящим. Он почти не спал этой ночью. Тяжесть, которая обычно приглушалась алкоголем, сегодня осталась с ним наедине, оголённая и болезненная. Однако, странным образом, он не искал утешения в бутылке. Вместо этого его мысли скользили по граням прошедшего вечера, останавливаясь на каждом взгляде, на каждом слове, которое он сказал или услышал. Эмили... Её образ всплывал снова и снова. Она будто стояла рядом, её тихий голос проникал в самую суть его разума. Гейл провёл ладонью по лицу, пытаясь отогнать это наваждение, но вместо облегчения почувствовал лишь ещё большую пустоту. Он видел её как яркую искру в этой безжалостной серости. Она была чем-то тёплым, живым, и он не мог понять, почему это вызывало в нём одновременно радость и страх. Гейл затянулся, чувствуя, как горечь дыма обжигает лёгкие. Его грудь словно сжимал железный обруч. Он думал о том, как долго тянется эта ночь, но ещё больше — как долго тянется его жизнь, бесконечная и безрадостная, словно лента серого тумана. Было время, когда он мечтал, когда думал, что сможет что-то изменить, но теперь казалось, что даже воздух вокруг стал тяжёлым. И всё же... Эта ночь была другой. Он не пил. Он не позволил себе погрузиться в привычное оцепенение. Ему вспомнились глаза Эмили — внимательные, настороженные, но с тёплым отблеском, который он давно не видел у других. Она была напоминанием о том, что мир ещё способен быть не только жестоким. "Может быть", подумал он, выбрасывая окурок и наблюдая, как он исчезает в траве, жизнь не закончена. Может быть, он ещё сможет что-то исправить. Для себя, для неё, для тех, кто вокруг него. Но пока свет разгорался всё ярче, эти мысли оставались зыбкими, едва осязаемыми, как первый утренний туман. Гейл застыл на месте, глядя на дальний край леса, где между деревьями робко мерцал утренний свет. Воздух был прохладным и свежим, но его тяжело было вдохнуть полной грудью, будто внутри что-то мешало. Мысль о том, чтобы снова взять в руки лук, возникла внезапно, как молния, и осела в его сознании, пульсируя тихой, но настойчивой болью. Он не охотился уже больше пяти лет. Когда-то это было его спасение, способ скрыться от невыносимой реальности, почувствовать, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Но теперь... Теперь лук стал символом утрат, тенью прошлого, от которой не сбежать. Он остался на крыльце, пытаясь решить, поддаться ли этому импульсу или оставить всё как есть. Лес манил его, но и пугал, словно обещал вновь столкнуть его с тем, от чего он так упорно пытался сбежать. Гейл провёл ладонью по грубой древесине перил, цепляясь за реальность, за этот тихий, почти пустой дом. Он закрыл глаза и позволил памяти унести его в прошлое, в те дни, когда он был совсем другим человеком. Когда охота была не просто средством выживания, а чем-то больше — тем, что давало ему чувство силы и свободы. Но сейчас он был сломленным. Каждый день он жил с ощущением, будто идёт по тонкому льду, который трещит под его тяжестью. Взять лук снова казалось почти кощунственным — словно попыткой вернуть ту часть себя, которая давно умерла. И всё же... что-то внутри подталкивало его к этому. Возможно, это была слабая, почти угасшая надежда на то, что он сможет восстановить себя, собрать осколки того, кем был раньше. Он выпрямился, глядя на лес, словно пытаясь увидеть там ответы. В какой-то момент напряжение стало невыносимым, и он резко развернулся, вернулся в дом, стараясь не дать сомнениям поглотить его снова. Комната встретила его тишиной, наполненной только лёгким скрипом половиц под ногами. Его взгляд упал на сундук в углу. Лук. Тот самый, который ему подарила Китнисс. Он знал, что он там, ждал, запылённый и забытый, как и многие аспекты его прежней жизни. Он открыл крышку, и внутри всё было точно так, как он оставил. Его пальцы замерли над тёмным деревом лука, и в этот момент тысячи воспоминаний обрушились на него, как наводнение. Лес. Звук натягиваемой тетивы. Тяжесть добычи на плечах. Но и другой звук — звук взрывов, крики, запах горящей земли. Он осторожно взял лук в руки, словно боялся, что тот может обжечь. Дерево оказалось удивительно тёплым на ощупь. Пальцы медленно скользнули по гладкой поверхности, задержались на местах, где древесина была слегка потерта, свидетельствуя о годах использования. Этот лук был частью его самого, напоминанием о прошлом, которое он пытался забыть, но которое всё равно возвращалось к нему ночами. Он поднял его, осмотрел. Лук был лёгким, но в его руках он казался невероятно тяжёлым. Это была тяжесть воспоминаний, тяжесть потерь и вины, которые он так долго носил в себе. Он провёл пальцами по тетиве, проверяя её упругость. Она всё ещё была прочной, как и тогда. Гейл не знал, почему его это удивило. Он взял колчан со стрелами и медленно поднялся. Что-то в этом простом действии показалось правильным, хотя внутри бушевала тревога. Это было как сделать первый шаг в неизвестность, когда каждая клетка кричит о том, чтобы вернуться назад. Он глубоко вдохнул, глядя на лук, и впервые за долгое время почувствовал слабый проблеск того, что можно было бы назвать надеждой. Неуверенной, почти болезненной, но всё же живой. Гейл стоял в дверях, смотря на лес, который казался тёмным и пугающим, но в то же время манящим. Он сделал шаг, чувствуя, как внутри оживает что-то, что он думал, умерло навсегда. На границе леса утренняя прохлада пробиралась под рубашку, и Гейл чувствовал каждую клетку своего тела. Это был момент, который он так долго избегал, — столкновение с самим собой, с тем, кем он был когда-то и кем стал сейчас. Лес, тянущийся перед ним, был одновременно и убежищем, и полем битвы. Но вместе с первым шагом вперёд, вместе с лёгким хрустом веток под ногами, к нему подкралось знакомое чувство, от которого нельзя было сбежать. Вина. Она накатывала волнами, липкой и тяжёлой, обволакивая его сознание. Ему казалось, что каждый шаг, который он делал, был предательством. Предательством тех, кто погиб, тех, кого он подвёл. Он должен был быть наказан, а не идти вперёд, не пытаться вернуть кусочек жизни, которую война выжгла до тла. Он остановился, провёл рукой по дереву, чувствуя шершавую кору. В голове вспыхнули образы: Прим с её доброй улыбкой, глаза Китнисс, наполненные болью и решимостью, люди из Дистрикта 12, которых он не смог спасти. Каждый из них будто смотрел на него, спрашивая: "Как ты можешь? Как ты смеешь двигаться дальше, зная, что мы остались позади?" Эти мысли всегда были с ним. Они просыпались вместе с ним по утрам, ложились с ним спать и преследовали в короткие часы забытья. Всякий раз, когда он пытался сделать что-то для себя, это чувство накрывало его, как волна. Он не заслуживал ни радости, ни покоя. И сейчас, когда он снова держал в руках лук, который некогда был его спасением, вина терзала его особенно остро. "Ты не имеешь права," — шептала она, звуча голосами прошлого. — "Ты должен страдать. Ты не имеешь права жить, когда те, кого ты любил, уже нет." Он закрыл глаза, сжимая лук так сильно, что пальцы побелели. Но в его сознании всплыл ещё один голос — тихий, едва различимый, но отчётливый. "А что дальше, Гейл? Ты собираешься всю жизнь прожить в этом мраке? Ты думаешь, что это то, чего хотели бы они? Ты хочешь снова спасти кого-то или остаться в этой тени навсегда?" Эти мысли сталкивались внутри него, как две противоположные силы. Гейл стоял посреди этого хаоса, не зная, какой из них поддаться. Каждый вдох был тяжёлым, как будто воздух стал плотным, как вода. Но потом он сделал ещё один шаг, а за ним ещё один. Он понимал, что чувство вины не исчезнет. Оно стало частью его самого, и он уже не пытался от него избавиться. Но сейчас, среди деревьев, под первым светом нового дня, он вдруг понял, что может попробовать двигаться дальше, несмотря на этот груз. Не вместо того, чтобы помнить, а именно потому, что помнил. Не для того, чтобы забыть, а чтобы вновь почувствовать себя живым. Гейл медленно поднял лук, примериваясь к цели, хотя вокруг не было ни одной живой души. Просто чтобы ощутить, как натягивается тетива, как его тело вспоминает движения, которые он так долго прятал глубоко внутри. "Это не предательство," сказал он себе. "Это то, что они хотели бы для меня. Это то, что я должен сделать, чтобы быть полезным здесь и сейчас." Стрела со свистом вырвалась из пальцев и исчезла в глубине леса. Гейл смотрел ей вслед, чувствуя, как в душе что-то меняется. Борьба ещё не закончена, но он сделал первый шаг, и это было важнее всего. Когда он вышел в лес, мир показался ему другим. Воздух был свежим, холодным, напоённым запахом земли и хвои. Лес жил своей жизнью — шумели ветви, шуршали листья, где-то вдали прозвучал крик птицы. Каждый звук был таким же ярким, как воспоминания, которые нахлынули на него. Гейл двигался осторожно, внимательно, будто боялся потревожить это место. Его тело помнило движения, хотя ему пришлось несколько раз подправить хватку, почувствовать натяжение тетивы. Когда он натянул лук в первый раз за столько лет, то ощутил странное облегчение. Казалось, что что-то давно забытое снова встало на своё место. Но вместе с этим пришла горечь. Когда-то охота была его спасением. Он уходил в лес не только ради пищи, но и ради свободы, которую дарила каждая натянутая тетива, каждый взмах ножа. Это было время, когда он чувствовал себя живым, нужным, незаменимым. Тогда он охотился, чтобы кормить семью, чтобы сделать их жизнь хоть немного легче. Каждый раз, возвращаясь с добычей, он ощущал гордость — тяжёлую, как сама жизнь, но в то же время согревающую. Это была ответственность, которую он нёс с поднятой головой. Теперь же он не был уверен, зачем это делает. Может, чтобы доказать себе, что он всё ещё способен быть тем, кем был когда-то. Человеком, который не просто выживает, но борется. Но борется за что? За кого? Этот вопрос резал, как осколки стекла. Все, ради кого он жил раньше, остались позади — потеряны, убиты или слишком далеки, чтобы их можно было вернуть. Он почувствовал, как глухая тяжесть вновь накатывает на него. Когда он вышел на светлый участок леса, где деревья расступались, мысли об Эмили вспыхнули в голове, яркие и болезненные. Её спокойный голос, который умел заставить его почувствовать себя одновременно уязвимым и понятым. Её искренняя забота, не показная, не наигранная. Она видела его таким, каким он был сейчас, и всё равно оставалась рядом. Почему? Эта мысль мучила его, заставляла сомневаться в себе ещё больше. Он не знал, как относиться к тому, что в её присутствии его жизнь будто начинала обретать смысл. Это пугало. Ведь если он позволит себе верить в то, что имеет право на новую жизнь, значит, он предаст всё, что оставил позади. Прим. Катнисс. Всех тех, кого он не смог спасти. Гейл выдохнул, опустил лук и двинулся дальше по лесу. Шаг за шагом его движения становились увереннее, но мысли всё ещё тянули вниз. "Почему я всё ещё держусь за прошлое, если оно меня уже отпустило?" — мелькнуло в голове. Он знал, что это правда. Прошлое — это не цепь, это он сам превращает его в неё. Возможно, это единственный способ сохранить связь с теми, кто ушёл. Вина — единственное, что ему осталось. Но стоило ли жить ради этой вины? Он остановился, глядя на просвет между деревьями, где солнце начинало пробиваться сквозь густые ветви. Ответ был где-то там, в самом лесу, в каждом его шаге, в каждом вдохе, который он всё ещё делал, несмотря ни на что. Он хотел отпустить, но не знал, как. "Может, я никогда не смогу забыть," подумал он. "Но, возможно, это и не нужно. Просто нужно найти способ жить рядом с этим, не давая этому захватить всё." Шаг за шагом, пока лес начинал просыпаться, он продолжал идти, будто пытаясь найти себя среди звуков ветра, запаха сырой земли и криков диких птиц. И, может быть, в этот момент он действительно что-то находил. Не ответ, но возможность когда-нибудь его найти. Гейл медленно углублялся в лес, чувствуя, как старые инстинкты оживали в нём. Он почти бесшумно ступал по влажному мху, внимательно вглядываясь в каждую ветку, каждый куст. Руки автоматически начали работать: он выбрал подходящее место на склоне, где проходила тропа, протоптанная мелкими животными, и начал устанавливать ловушку. Пальцы двигались ловко, хоть и с непривычной осторожностью, будто вспоминая забытые движения. Перед глазами всплыли образы его отца, будто вырванные из глубины прошлого. Тёплые руки, уверенные движения, глубокий голос, объясняющий, как сплести прочный узел. Гейл вспомнил, как сидел рядом с ним, прислушиваясь к каждому слову, стараясь запомнить всё до мелочей. Отец всегда говорил, что ловушка — это не просто верёвка и ветка. Это умение думать наперёд, видеть лес не как хаос, а как систему. "Смотри, сын. Видишь эту ветку? Она чуть прогибается. Если закрепить здесь петлю, то зайца поймает наверняка. Всегда обращай внимание на мелочи. Они решают всё," — говорил он, улыбаясь, но с серьёзностью в голосе. Гейл вспомнил, как в первый раз сам попытался поставить силок. Верёвка ускользала из рук, узел развязывался, а петля была слишком слабой. Отец не ругал его. Он терпеливо взял его руки в свои и медленно показал, как закрепить узел, как проверить натяжение. "Не торопись, Гейл. Твои руки должны быть такими же уверенными, как твоя голова. Только тогда всё получится." Это были простые уроки, но в них заключалось что-то большее. Отец учил не просто ловить добычу — он учил ответственности, умению видеть дальше сегодняшнего дня. Гейл помнил, как гордился, когда в первый раз поймал зайца. Его радость, кажется, была заразительной, потому что отец хлопнул его по плечу и сказал: "Теперь ты настоящий охотник. Но помни, Гейл, охотиться — это значит заботиться о тех, кто рядом." Теперь эти воспоминания наполнили его странным теплом, но вместе с ним пришла лёгкая грусть. Отец учил его этому, чтобы дать ему будущее, чтобы научить защищать своих близких. Он вкладывал в него надежду, силу, веру в то, что Гейл сможет быть человеком, на которого можно положиться. Но где он сейчас? Живёт ли он по-настоящему? Или просто прячется в тени своих ошибок, цепляясь за прошлое, как за последний обрывок чего-то значимого? Мысли об отце всегда были для него двоякими. Он чувствовал благодарность за всё, что тот ему дал, но эта благодарность превращалась в щемящую боль, потому что теперь ему казалось, что он подвёл его. Что он не оправдал его уроков, не стал тем, кем должен был быть. Он почувствовал, как глаза защипало, и глубоко вздохнул, пытаясь отогнать тяжесть. Он коснулся лука, словно тот мог дать ему ответ, и продолжил идти. Воспоминания о тех днях — о ловушках, уроках, о гордости в глазах отца — сопровождали его, как тени. Но в этих тенях было нечто светлое, нечто, что напоминало: он всё ещё может найти путь, которым гордился бы его отец. Когда ловушка была готова, Гейл двинулся дальше, оглядывая местность. Взгляд упал на стадо мелких оленей, неспешно пасущихся у ручья. Он присел на корточки, натянул лук, замер, сосредоточившись на дыхании. В этот момент всё вокруг исчезло: только он, цель и напряжение тетивы. Его сердце заколотилось быстрее — это был знакомый азарт, почти забытое чувство, которое он всегда испытывал перед выстрелом. Но он не выстрелил. Вместо этого он ослабил натяжение и отпустил лук, тихо выдохнув. Он вдруг почувствовал странное удовольствие не от добычи, а от самого процесса охоты, от связи с природой, от ощущения, что он снова часть чего-то большего. Однако радость оказалась недолгой. Когда он повернулся, чтобы продолжить путь, воспоминание вспыхнуло, как молния. Китнисс. Её лицо, её взгляд — одновременно полные укоров, боли, а иногда чего-то, что он осмеливался называть нежностью. Этот образ пронзил его неожиданно, словно кто-то сорвал старую повязку, обнажив незажившую рану. Гейл остановился, глядя в землю. Лёгкость, которую он только что чувствовал, испарилась, оставив после себя тяжесть, будто кто-то положил на его плечи груз, который он уже не мог нести. Он вспомнил, как они охотились вместе, бок о бок, словно две половины одного целого. Её смех, редкий, но искренний, её уверенные движения, когда она натягивала лук. Как они делили добычу и планировали, как прокормить семьи. Тогда всё казалось простым, даже если вокруг бушевала жестокость. Но сейчас воспоминание о ней было отравлено. Каждый момент, который когда-то приносил ему утешение, теперь возвращался с горечью. Он видел их отношения другими глазами — как запутанный клубок обид, разочарований и слов, которые они оба так и не сказали. Он закрыл глаза и прислонился к дереву, чувствуя, как внутри поднимается волна боли. Любил ли он её по-настоящему? Этот вопрос был как нож, который он боялся вытянуть. Были ли его чувства к ней той самой чистой любовью, о которой мечтают? Или это была иллюзия, порождённая их общими страданиями и борьбой за выживание? Они вместе сражались против мира, который ломал их, и это связывало их крепче любой цепи. Но сейчас Гейл понимал, что эта связь была извращённой, болезненной. Она тянула их вниз, не давая возможности дышать. Он вспоминал, как смотрел на неё, надеясь увидеть в её глазах что-то большее, чем дружбу, но чаще видел только усталость и растерянность. Он хотел быть для неё героем, хотел защитить её, дать ей то, что она заслуживает. Но вместо этого он стал для неё напоминанием о войне, о разрушениях, о Прим. Об этом он не мог забыть. Никогда. Гейл сжал кулаки, чувствуя, как вина заползает в каждую клетку его тела. Он был виноват перед Китнисс. Он любил её так, как умел, но этого оказалось недостаточно. Его любовь не спасла её, не сделала счастливой. Она только добавила к её боли. Он был виноват перед собой за то, что позволил этим чувствам пожрать его изнутри. Но больше всего он был виноват перед Прим. Перед её светлой, чистой душой, которую он не смог уберечь. Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но чувство вины не отпускало. Как он мог двигаться дальше, если прошлое продолжало его тянуть назад? Он чувствовал себя предателем. Предателем своих собственных идеалов, своей веры в то, что он способен что-то изменить. Какое он имел право на счастье, если оно всегда стоило жизни другого? Его мысли перескочили на Эмили, и это принесло новую волну противоречий. Она не была похожа на Китнисс. Она была другой. Сильной, но по-своему. И её присутствие начинало заполнять пустоту, которая, казалось, никогда не исчезнет. Но это тоже пугало его. Он боялся, что снова причинит боль, что снова станет напоминанием о том, что всё хорошее может быть разрушено. Гейл заставил себя поднять голову, смотреть на лес вокруг, будто он мог дать ему ответы. Но лес молчал, как всегда. Только утренний ветер шептал в ветвях, будто утешал его. Он выдохнул, выпрямился и сжал лук в руке. Он не знал, сможет ли когда-нибудь отпустить прошлое. Но в эту минуту он решил, что будет пытаться. Шаг за шагом. День за днём. Он бросил взгляд на горизонт, где утреннее солнце пробивалось сквозь деревья, и вдохнул свежий воздух. Может, для него ещё есть шанс перестать жить в прошлом. Но, как и всегда, это казалось невыносимо трудным. Он поднялся, собрал свои вещи и направился к дому, пытаясь выкинуть из головы эти мысли. Но лицо Китнисс всё ещё мелькало перед его глазами, и на её место внезапно стала вставать Эмили. Он не понимал, что это значит, но был уверен в одном: он не может позволить себе снова разрушить всё, что имеет. Когда Гейл вернулся домой, солнце уже начинало подниматься выше, заливая задний двор теплым золотистым светом. Он отбросил лук к крыльцу и с трудом потянулся, чувствуя усталость после ночи, которую он провел почти без сна. На мгновение он закрыл глаза, но звук лёгкого шороха заставил его обернуться. На веранде сидел Даниэль, болтая ногами в воздухе и увлечённо держа в руках деревянный лук. Мальчик выглядел совершенно серьёзным, будто готовился к важной тренировке. Когда он заметил Гейла, его лицо озарилось широкой улыбкой. — Ты пришёл! — радостно воскликнул он, вскочив на ноги. — Ты поймал кого-нибудь? Гейл усмехнулся, глядя, как Даниэль подбегает к нему с восхищённым выражением на лице. — Не сегодня, — ответил он, присев на корточки, чтобы быть на уровне глаз мальчишки. — Сегодня я просто проверял, не разучился ли я ходить по лесу, не оставляя следов. — Ты не мог разучиться, — уверенно заявил Даниэль, гордо поднимая свой лук. — Ты же лучший охотник в мире! Гейл не смог удержаться от улыбки. В глазах ребёнка он действительно был героем, и это чувство давало ему странную смесь радости и ответственности. — А ты что тут делаешь? — спросил Гейл, тронув мальчика за плечо. — Решил начать тренировку раньше времени? Даниэль важно кивнул и торопливо принял позу, будто собирался натянуть стрелу. Деревянный лук выглядел почти комично в его маленьких руках, но серьёзность, с которой мальчик им пользовался, была трогательной. — Сначала я ждал тебя, — признался он. — А потом подумал, что ты можешь захотеть меня проверить. Я хочу научиться так же, как ты! Гейл внимательно посмотрел на него, ощутив тепло, которое прокатилось волной по его груди. Даниэль, в свои почти шесть лет, был ещё слишком мал, чтобы понять, какие тяжёлые воспоминания несёт за собой охота для Гейла. Но в то же время мальчик напоминал ему о более простых временах, когда будущее казалось ясным, а ответственность за жизнь других не лежала на его плечах. — Тогда начнём с самого важного, — сказал Гейл, забирая у Даниэля лук и внимательно его осматривая. — Ты знаешь, что первым делом охотник должен научиться? — Ловить следы? — предположил Даниэль, вытягивая шею, чтобы заглянуть за плечо Гейла. — Почти, — ответил Гейл, возвращая ему оружие. — Он должен уметь быть тихим, чтобы звери не слышали его. — Я могу быть тихим, — с энтузиазмом прошептал Даниэль, прикладывая палец к губам. Гейл тихо рассмеялся, поднялся на ноги и протянул мальчику руку. — Ну что, давай проверим? Пойдём на лесную опушку, и я покажу тебе пару трюков. Даниэль схватил его за руку, и они вместе направились к деревьям. Гейл чувствовал, как мальчик крепко сжимает его пальцы, будто боясь отпустить. Это простое прикосновение напомнило ему, что иногда жизнь была не такой уж сложной — достаточно просто быть рядом с теми, кто тебя ценит. Тёплый солнечный свет пробивался сквозь ветви деревьев, обрамляя тонкую фигуру ребёнка золотистой аурой. Гейл чувствовал удивительное спокойствие рядом с ним. Тревога, с которой он просыпался каждое утро, казалось, отступила, растворившись в тёплой, почти детской невинности, исходившей от Даниэля. Мальчик шёл осторожно, ступая так, как показал ему Гейл: мягко, стараясь не хрустеть листьями и ветками под ногами. Его маленькое лицо светилось сосредоточенностью, губы поджаты, а взгляд прикован к земле. — Смотри, вот так, — шепнул Гейл, показывая, как правильно наступать на носок, чтобы не издавать звука. — Не спеши. Почувствуй землю под ногами. Даниэль серьёзно кивнул, сжимая свой деревянный лук. Он сделал ещё несколько шагов, его движения стали более уверенными, но в какой-то момент он всё же наступил на сухую ветку, издав громкий треск. — Ай, — огорчённо прошептал Даниэль, остановившись. — Всё испортил. Гейл улыбнулся и опустился на корточки, чтобы быть на уровне мальчика. — Ничего страшного, — сказал он тихо, положив руку на его плечо. — Даже лучшие охотники иногда делают ошибки. Главное — учиться и стараться снова. Даниэль посмотрел на него с такой неподдельной верой и восхищением, что у Гейла защемило в груди. Это было одновременно приятно и болезненно: мальчик смотрел на него как на героя, а Гейл чувствовал себя далеко не достойным этого звания. Они продолжили идти, и Гейл заметил, как Даниэль с каждым шагом становится всё тише. Он почти не замечал, как напряжение, которое обычно преследовало его, словно ушло на задний план. Вместо этого он чувствовал лёгкость, наслаждаясь моментом. Когда Даниэль снова ошибся, Гейл не смог сдержать лёгкой улыбки. Мальчик, осознав, что наступил на ещё одну ветку, повернулся к нему с виноватым видом. — Ну, я правда стараюсь, — вздохнул он, подняв на Гейла свои большие глаза. — И это самое главное, — ответил Гейл, мягко взлохматив его волосы. Даниэль фыркнул, поправляя растрёпанную чёлку, но в его глазах мелькнула искорка веселья. Наблюдая за мальчиком, Гейл вдруг вспомнил, как в детстве его собственный отец учил его охотиться. Тёплые воспоминания заполнили сердце тёплой грустью, но на этот раз они не принесли той тяжести, к которой он привык. Вместо этого он чувствовал тихую радость от того, что мог теперь сам передавать эти знания дальше. В какой-то момент Даниэль заметил что-то в траве — небольшое углубление, оставленное звериным копытом. Он с гордостью показал его Гейлу, словно открыл великое сокровище. — Смотри! Это след, да? Гейл присел рядом и кивнул, внимательно разглядывая находку. — Умница, — сказал он. — Это след оленя. Видишь? Ещё немного, и ты станешь настоящим следопытом. Даниэль сиял от похвалы. Глядя на него, Гейл вдруг ощутил удивительное спокойствие. Может быть, в этот момент мир действительно был чуть проще, а его собственные тяжёлые мысли чуть менее значимыми. Гейл, почувствовав лёгкий шорох за спиной, резко обернулся. На одной из нижних веток большого дерева, лениво болтая ногами, сидел Сэм. В руках он держал рогатку, а за спиной висел лук, который Гейл смастерил для него вчера. На лице подростка была дерзкая, слегка насмешливая улыбка. — Ты совсем не умеешь ходить тихо, — сказал Гейл, поднимая бровь. — Даже Даниэль тише тебя. Сэм фыркнул и перепрыгнул на землю, приземлившись с лёгким стуком. Он встал напротив Гейла, сложив руки на груди. — Я тебе не прятаться пришёл учить, — огрызнулся он, глядя Гейлу прямо в глаза. — Мне рогатку проверить надо было. Гейл кивнул на его лук. Гейл удивлённо моргнул, а потом на его лице появилась тень улыбки. "Рогатку проверить, значит," подумал он, и его плечи невольно расслабились. Парнишка умел рассмешить, хотя явно старался выглядеть серьёзным и самостоятельным. — Ну конечно, — протянул Гейл, чуть приподнимая бровь. — Без проверки рогатки утром в лес и шагу нельзя ступить. Очень важная миссия. Сэм фыркнул и закатил глаза, но уголки его губ всё же дрогнули в слабой усмешке. Мальчишка быстро отвёл взгляд, но Гейл успел заметить, как его поза изменилась. Уже не тот осторожный, вечно напряжённый парень, каким он выглядел рядом с Эмили. Здесь, под сенью деревьев, подальше от сестринского взгляда, Сэм становился другим — независимым, резким, даже немного дерзким. Гейл наблюдал за ним, слегка наклонив голову. Этот подросток явно не любил, когда за ним следят. Как только исчезал строгий контроль Эмили, Сэм начинал вести себя так, словно никому ничего не должен, словно мир вокруг принадлежит ему одному. Он вскидывал подбородок чуть выше, говорил громче, а взгляд его был колючим, как у загнанного зверька, готового защищаться от всего и всех. Гейлу это напоминало самого себя в подростковом возрасте. "Когда слишком рано приходится взрослеть, это неизбежно," подумал он с тяжёлым вздохом. Но, в отличие от него самого, Сэм носил эту маску показной смелости так, что она почти становилась его второй кожей. — Только не говорите Эмили, что я здесь, я должен быть у репетитора, — вдруг добавил Сэм, стреляя в Гейла взглядом. В его голосе звучал вызов, но в глазах мелькнуло что-то другое — упрямство, смешанное с каплей страха. Гейл усмехнулся, поднимая руки в примирительном жесте. — Считай, что я ничего не видел. Но если тебя поймают, можешь смело сказать, что это была твоя идея. Сэм усмехнулся в ответ, но это не была та смущённая улыбка, которую он обычно дарил сестре, пытаясь угодить ей. Это была улыбка мальчишки, который готов бросить вызов всему миру, но, скорее всего, немного переборщить. Гейл смотрел, как Сэм ловко проверяет натяжение резинки своей "рогатки" — на самом деле, детское развлечение выглядело весьма внушительно, явно модифицированное так, чтобы стрелять по-настоящему больно. И всё это выглядело как способ доказать: "Я могу постоять за себя." — Ты ведь знаешь, что Эмили всё равно узнает, — заметил Гейл, пряча усмешку. Сэм чуть напрягся, но тут же выдал уверенный: — Если узнает, значит, ты выдал меня. А это нечестно. Гейл рассмеялся, качая головой. — Ты всё время нарываешься, Сэм. Зачем? Мальчишка на мгновение замер, а потом пожал плечами. — Не знаю... Просто нравится. Гейл не смог сдержать улыбки. В этом мальчишке была искра, которую он раньше не замечал. Непокорность, жажда свободы. Как только Эмили отворачивалась, Сэм словно скидывал с себя её заботу и контроль, чтобы почувствовать, что он сам хозяин своей жизни, пусть даже всего на несколько минут. — Так что тебе нужнее: рогатка или лук? Определись, парень, обе вещи таскать за собой не всегда удобно. Сэм насмешливо прищурился. — Лук — это так, на всякий случай. Вдруг захочется пострелять, как ты. Хотя, знаешь, мне твои советы не особо-то и нужны. Я сам могу научиться. Гейл почувствовал, как в уголках губ заиграла улыбка, но он сдержался. Сэм явно пытался его задеть, проверить, как далеко он может зайти. — Сам, значит? — спокойно спросил Гейл. — Ну, удачи. Только вот лук надо будет натянуть правильно. И цель найти. И не промахнуться. Сэм нахмурился, но не отступил. — А ты что, думаешь, я не смогу? — Думаю, ты сможешь, если будешь слушать, — ответил Гейл, сдержанно, но уверенно. — Но пока ты больше споришь, чем учишься. Между ними повисла напряжённая тишина. Даниэль, стоявший чуть в стороне, тихо наблюдал за перепалкой, явно чувствуя себя неуютно. Он сжал свою деревянную копию лука и почесал нос. — Мне не нужны твои уроки, — наконец выпалил Сэм, с вызовом. — Ты тут только потому, что сестре что-то доказывать хочешь. А я тебе не верю. Гейл почувствовал, как внутри поднимается лёгкая волна раздражения, но он быстро её подавил. Он помнил, что Сэму всего двенадцать, и что его слова были продиктованы скорее подростковым бунтом, чем настоящей злобой. — Тебе не нужно мне верить, — ответил Гейл спокойно, глядя на Сэма с лёгкой улыбкой. — Это твой выбор. Но я здесь не для того, чтобы что-то доказывать. Сэм посмотрел на него исподлобья, будто взвешивая слова. — Тогда зачем? — бросил он резко. Гейл задумался, как лучше ответить. Наконец, он немного мягче сказал: — Потому что Эмили попросила меня помочь. А ещё потому что я вижу в тебе потенциал, Сэм. Ты упрямый, ты хочешь быть самостоятельным. Это хорошие качества. Но если хочешь чего-то добиться, иногда придётся учиться у других. Даже если тебе это не нравится. Сэм нахмурился, явно пытаясь найти, чем ответить, но не смог. Он недовольно отвернулся, будто отказываясь признать правоту Гейла. — Ладно, — бросил он, качнув плечами. — Покажешь, как правильно стрелять, или ты только болтать умеешь? Гейл усмехнулся, решив, что этот небольшой шаг вперёд был лучше, чем ничего. — Идём, — сказал он, жестом указывая на небольшой открытый участок леса. — Посмотрим, кто из нас лучше. Сэм, недовольно хмыкнув, последовал за ним, а Даниэль поспешил за ними, сияя от радости. Гейл, натягивая тетиву, медленно выдохнул. Лук в его руках чувствовался лёгким, почти родным, а выстрел оказался неожиданно точным. Стрела тихо просвистела в воздухе и вонзилась в ствол дерева, обозначенный воображаемой целью. — Вот так, — спокойно сказал он, опуская лук и глядя на Сэма. — Теперь твоя очередь. Сэм нахмурился, но, несмотря на свои колкости, старался внимательно наблюдать за каждым движением Гейла. Он встал на позицию, попытался натянуть тетиву, но лук слегка дрогнул в его руках. — Сосредоточься, — сказал Гейл, стоя за ним. — Не спеши. Держи ровно. Сэм, стискивая зубы, выстрелил. Стрела отклонилась в сторону и с глухим стуком вонзилась в землю. — Ну да, это потому что лук дурацкий, — пробормотал Сэм, бросая недовольный взгляд на оружие. — Лук нормальный, — ответил Гейл, спокойно забирая его из рук мальчишки. — Просто нужен опыт. Если хочешь, могу помочь тебе поправить хват. — Не надо, — резко отозвался Сэм. — Я сам разберусь. Гейл лишь пожал плечами и отступил на шаг, наблюдая за следующим выстрелом. Тем временем Даниэль, стараясь идти бесшумно, медленно пробирался между кустов, явно гордый своими усилиями, хотя ветки всё равно периодически хрустели под его ногами. — Ну и как тебе? — вдруг спросил Сэм, ломая тишину. — Что «как»? — уточнил Гейл, нахмурившись. — Моя сестра, — Сэм говорил с вызовом, не глядя на него. — Думаешь, ты ей подходишь? Гейл опустил взгляд, обдумывая ответ. — Сэм, это не то, о чём тебе стоит беспокоиться, — мягко сказал он, но с оттенком строгости. — Ещё как стоит, — возразил Сэм, повернувшись к нему. В его взгляде читалось что-то большее, чем подростковая дерзость — желание защитить. — Я видел, как ты на неё смотришь. Не думай, что я тупой. Гейл выдохнул, убирая лук за спину. — Я ничего плохого ей не сделаю, — твёрдо произнёс он. Сэм сузил глаза, явно недовольный таким ответом. — Это ещё не ответ, — огрызнулся он. — Чего ты вообще от неё хочешь? Ты просто сосед? Или собираешься лезть в её жизнь? Гейл посмотрел прямо на Сэма, осознавая, насколько тот был серьёзен. — Я просто хочу быть рядом, чтобы помочь ей и вам, — сказал он наконец. — Эмили многое делает для вас, и ей тяжело. Если я могу хоть немного это облегчить, я сделаю всё, что в моих силах. Сэм на секунду замялся, явно не ожидая такого ответа. Но он быстро вернул себе вызывающий вид. — Ладно, но только знай: если сделаешь ей больно, я тебя из-под земли достану. Гейл тихо усмехнулся, глядя на мальчишку с лёгкой насмешкой. — Учись стрелять, Сэм, — сказал он, подавая ему стрелу. — А то как ты меня из-под земли достанешь, если даже в дерево попасть не можешь? Сэм не удержался и усмехнулся в ответ, но тут же сделал вид, что всё ещё сердится, поднимая лук. Гейл и Сэм стояли молча, сосредоточившись на тренировке, когда их отвлёк громкий голос Мэтта: — Эй, вы там! Гейл, Сэм, Даниэль! Где вы? Даниэль, который старался передвигаться как можно тише, мгновенно бросил свои попытки и радостно отозвался: — Мы здесь, Мэтт! — его звонкий голос разлетелся эхом по лесу, заставив птиц взлететь с ветвей. Мэтт появился между деревьями, держа за плечо корзину, из которой выглядывали свёртки с едой. Его лицо было слегка раскрасневшимся от быстрой ходьбы. — Вы что, решили сбежать в лес и оставить меня одного? — сказал он, с усмешкой поднимая корзину. — А я вот подумал, что вам может захотеться перекусить. — Ты нас нашёл быстрее, чем я думал, — с улыбкой отозвался Гейл, приподнимая бровь. — Да ладно тебе, — фыркнул Мэтт, подмигнув. — Лес — не такой уж и лабиринт, а вы не особо прятались. — Мы вообще-то охотимся, — вставил Сэм, бросая недовольный взгляд на брата. — С твоей-то стрельбой? — пошутил Мэтт, ставя корзину на землю и усаживаясь рядом. Сэм замолчал, нахмурившись, но быстро перевёл взгляд на Даниэля, который уже заглядывал в корзину с нескрываемым любопытством. — Что ты принёс? — спросил младший, широко улыбаясь. — Пироги и бутерброды, — ответил Мэтт, доставая еду. — Мама Эмили приготовила. — Она не мама, — машинально поправил Даниэль, но тут же забрал кусок пирога и начал есть с видимым удовольствием. Гейл усмехнулся, наблюдая за братьями. — Хороший повод сделать перерыв, — заметил он, опуская лук на землю. — Вот и правильно, — кивнул Мэтт, откусывая бутерброд. — А то вы тут с ума сойдёте со своими стрельбами. Гейл чуть расслабился, чувствуя, как тёплая семейная атмосфера немного отвлекает его от мрачных мыслей. Мэтт, конечно, ещё не до конца принял его, но их взаимодействие уже было проще, чем раньше. *** Суббота. 14.00. перемотка в прошлое. Гейл сидел на краю раковины в своей ванной, машинка для стрижки вибрировала в его руке. Тусклый свет лампы делал комнату ещё мрачнее, а пар от горячего душа оседал на зеркале мутной пленкой, размывая его отражение. Он провёл рукой по мокрым волосам, направляя машинку. Шум устройства, короткие движения, звук падающих прядей — всё это на миг отгораживало его от хаоса в голове. Каждый раз, когда он делал эту стрижку, она становилась чем-то большим, чем просто уход за собой. Это был своего рода ритуал. Символ попытки взять себя в руки, заставить поверить, что он всё ещё способен контролировать хоть что-то в своей жизни. Словно, состригая волосы, он избавлялся от части того груза, что давил ему на грудь. Он медленно провёл машинкой по виску, наблюдая, как тёмные пряди падают на кафельный пол. Его руки двигались машинально, но мысли, как назойливый рой, не отпускали. Перед глазами вспыхивали образы: он, ещё подросток, изо всех сил старается обеспечить свою семью. Лес, пропахший свежестью хвои, Китнисс с луком за плечом. Он помнил, как когда-то смотрел на себя в отражении ручья — юноша с яростным взглядом, готовый бороться. Где теперь этот парень? Что с ним стало? Гейл опустил машинку и провёл рукой по коротко остриженным волосам, проверяя, не осталось ли пропущенных участков. Его взгляд остановился на зеркале. Усталое лицо, покрытое щетиной, тёмные круги под глазами, будто угольные тени, запавшие щеки. На него смотрел человек, которого он едва узнавал. Он выдохнул, чувствуя, как из глубины поднимается волна тяжести. "Почему так сложно просто жить? Почему даже мелочи требуют таких усилий?" — мысли были вязкими, как трясина, затягивали его всё глубже. Он вспоминал войну, разрушенные дома, горящие леса. Вспоминал тех, кого потерял, и тех, кого сам лишил жизни. Его пальцы на мгновение сжались на машинке так сильно, что суставы побелели. Он закрыл глаза, пытаясь оттолкнуть эти воспоминания. Но они не отпускали. Гейл чувствовал, как внутри всё снова рушится, как стена, которую он выстраивал годами, трещит и рассыпается. И тут перед его мысленным взором возник её образ. Эмили. Её тихая улыбка, сосредоточенный взгляд, когда она листала бумаги на своём рабочем столе. Её голос, тёплый и спокойный, когда она говорила с братьями. Она была чем-то светлым, чем-то настоящим в его жизни, которая давно потеряла смысл. Он открыл глаза и снова посмотрел в зеркало. На этот раз он не отворачивался. Он видел усталость, видел боль. Но вместе с тем видел и что-то новое — слабую, но упорную искру надежды. "Я не могу сдаться. Не могу вернуться к тому, кем был раньше. Если не для себя, то ради неё." Он убрал машинку в сторону и быстро смёл волосы с пола, словно пытаясь избавиться от следов этого момента. Включив холодную воду, он ополоснул лицо, позволив ледяным каплям стекать по шее. Гейл выпрямился, встретившись с собственным отражением. Это всё ещё был он, сломанный, но всё ещё живой. И ради тех мгновений, когда он видел Эмили, когда чувствовал, что жизнь начинает медленно возвращаться, он был готов бороться. Шаг за шагом, день за днём, стрижка за стрижкой. Стук в дверь был сильным и настойчивым, почти как удар кулаком. — Можно войти? — раздался знакомый голос снаружи. Гейл замер, машинально крепче сжав тряпку в руке. Он знал, что это Мэтт, и почему-то почувствовал, как напряжение закралось в плечи. — Да, заходи, — ответил он, выпрямившись и откинув мокрую тряпку на раковину. Мэтт вошёл, его шаги были уверенными, но в позе чувствовалась сдержанная напряжённость. Он остановился в дверях, скрестив руки на груди, и пристально посмотрел на Гейла. На мгновение повисла тишина, наполненная ощущением надвигающегося разговора, которого не избежать. — Ты что-то хотел? — Гейл начал собирать остатки волос с пола, чувствуя необходимость хоть чем-то занять руки. Мэтт, нахмурившись, не сразу ответил. Казалось, он обдумывает каждое слово, словно это его последний шанс сказать всё правильно. — Да, — наконец произнёс он, глядя прямо на Гейла. — Я хотел поговорить об Эмили. Гейл остановился. Слова прозвучали как вызов, в них была не просто просьба, а требование. — О чём именно? — Он медленно поднялся, встретив взгляд подростка. — О тебе. О том, что ты делаешь. — Мэтт шагнул вперёд, его руки были напряжённо сжаты. — Я вижу, как ты на неё смотришь. Ты проводишь с ней время, стараешься помогать. Но зачем? Гейл слегка нахмурился, но тут же отвёл взгляд, не желая вступать в конфронтацию. — Потому что вы хорошие люди. Вы мои соседи. Мэтт резко качнул головой, его губы сжались в тонкую линию. — Это не ответ, — произнёс он, с трудом удерживая свой голос спокойным. — Ты говорил, что не хочешь никаких отношений, что это тебе не нужно. Ты сам это сказал. Гейл замер. Эти слова, произнесённые когда-то с уверенностью, теперь словно вонзились в него, как острый нож. — Я помню, — сказал он тихо, избегая взгляда подростка. — Тогда почему? — Мэтт шагнул ближе, его голос сорвался на хриплый шёпот. — Почему ты смотришь на неё так? Почему делаешь для неё то, что делают только те, кому не всё равно? Гейл отвёл взгляд, его плечи чуть опустились. — Мэтт, я... — Он медленно выдохнул. — Я просто стараюсь помочь. Ей непросто, тебе непросто. Я знаю, каково это — пытаться быть сильным для своей семьи. — Ты уклоняешься, — отрезал Мэтт, его голос окреп, в нём звучала боль. — Ты не отвечаешь. Я вижу, что ты боишься чего-то. Но если ты действительно заботишься о ней, то будь честен. Если нет — оставь её в покое. Гейл поднял взгляд и встретился с глазами подростка. В них было столько упрямства, боли и страха, что Гейл почувствовал, как что-то сдавило его грудь. — Ты её защищаешь, — тихо сказал он. — Конечно, защищаю! — вспыхнул Мэтт, его голос задрожал. — Она заслуживает лучшего. Она уже столько вынесла, и я не позволю, чтобы кто-то снова причинил ей боль. Мэтт стиснул кулаки, стараясь сдержать себя, но его руки всё равно дрожали. Гейл видел, как подросток борется, пытаясь оставаться сильным, но его слова выдавали истинные чувства. — Она потеряла родителей, потеряла всё, — продолжил Мэтт, его голос стал тише, но он всё ещё был резким, как лезвие. — А теперь она пытается жить, для нас, для себя. Я не позволю, чтобы кто-то её сломал снова. Гейл отвернулся, проведя рукой по коротким волосам. — Я не хочу причинить ей боль, — тихо произнёс он, его голос был хриплым, едва слышным. Мэтт стоял молча, его взгляд был тяжёлым, как груз. Затем он резко кивнул, будто про себя решил, что сказал достаточно. — Тогда докажи это, — бросил он, развернувшись к двери. — Или оставь её. Мэтт вышел, оставив Гейла в тишине. Он чувствовал, как слова подростка всё ещё звучат у него в голове, пробивая стены, за которыми он так старался спрятать свои истинные чувства. Гейл задержал взгляд на закрывшейся двери, чувствуя, как слова Мэтта эхом отдаются в груди. Он вздохнул, осознав, что не может отпустить подростка вот так. — Мэтт, погоди, — позвал он, прежде чем успел передумать. Мэтт вернулся, остановившись в проёме. Лицо его было всё ещё хмурым, но глаза выдавали удивление. — Что? — сухо бросил он, скрестив руки на груди. Гейл провёл рукой по волосам, обдумывая, как подобрать правильные слова. — Ты должен знать кое-что. Эмили... она переживает за тебя, — начал он осторожно, следя за реакцией подростка. Мэтт нахмурился ещё сильнее, на губах появилось выражение скепсиса. — Переживает? За что? Я справляюсь. Гейл хмыкнул, опираясь на край раковины. — Знаю, что справляешься. Ты хочешь быть сильным, чтобы защищать её. Но она... она боится, что ты слишком рано возьмёшь на себя то, что не должен. Мэтт замер, его губы плотно сжались, словно он удерживал что-то, что хотел сказать. — Она хочет, чтобы у тебя была возможность выбирать, — продолжил Гейл, мягко, но твёрдо. Мэтт переступил с ноги на ногу, его взгляд заметно смягчился. — Она никогда этого не говорит, — пробормотал он, опустив голову. — Потому что она старается быть сильной ради вас всех, — пояснил Гейл. — Она хочет, чтобы ты думал, что всё под контролем. Но я вижу, как она смотрит на тебя, как переживает за каждый твой шаг. Мэтт поднял взгляд, но в нём всё ещё читалась оборона. — И что ты хочешь этим сказать? Что мне перестать её защищать? — в его голосе звучало напряжение, словно он уже заранее готовился отбиваться. Гейл покачал головой. — Нет, наоборот. Ты можешь защищать её лучше, Мэтт. Если ты поступишь в академию, станешь офицером. Это даст тебе знания и возможности, чтобы действительно изменить что-то для своей семьи. Мэтт вскинул подбородок, его голос сорвался на гневный шёпот: — Думаешь, я не защищаю их уже сейчас? Гейл выпрямился, глядя ему прямо в глаза. — Ты защищаешь. И делаешь это хорошо. Но защита — это не только сила и злость, — Гейл говорил с неожиданной теплотой. — Это ещё и умение думать на шаг вперёд, готовиться к тому, что будет дальше. Мэтт замолчал, его губы дрогнули, будто он собирался что-то сказать, но передумал. — Академия научит тебя этому, — добавил Гейл. — Это сложный путь, но ты уже доказал, что можешь выдержать трудности. На мгновение между ними повисла тишина. Мэтт глядел куда-то мимо, его брови хмурились, а глаза блестели, выдавая внутреннюю борьбу. — Думаешь, я справлюсь? — наконец спросил он, и в его голосе прозвучало неуверенное, почти детское отчаяние. Гейл улыбнулся, его лицо стало мягче, почти братским. — Ты справишься. У тебя есть то, чего многим не хватает, Мэтт. Ты упорный, умный, и у тебя есть сердце. Это делает тебя сильнее, чем ты думаешь. Мэтт кивнул, но взгляд его оставался задумчивым. — Я подумаю, — тихо сказал он. — Вот и отлично, — отозвался Гейл, наблюдая за ним. Мэтт, явно погружённый в свои мысли, стоял неподвижно на пороге, словно обдумывая что-то важное. Затем он медленно повернулся к Гейлу. — Знаешь, что? — пробормотал он, почти шёпотом, но с отчётливой ноткой упрямства в голосе. — Эмили отдыхает. Её сегодня просто нельзя трогать. Гейл слегка наклонил голову, ожидая продолжения, но ничего не сказал, давая подростку возможность выговориться. — Ужин на мне, — сдержанно добавил Мэтт, опуская взгляд куда-то в сторону. — Я обещал ей, что сегодня справлюсь. — Это похвально, — отозвался Гейл, скрестив руки на груди. Мэтт снова нервно переступил с ноги на ногу, явно теряя уверенность. — Но я не справляюсь, — неожиданно признался он, всё ещё не глядя на Гейла. — Каждый раз получается... ну... не еда, а какая-то отрава. Гейл с трудом сдержал усмешку. — Серьёзно? Настолько плохо? — Ага, — вздохнул Мэтт. — Я не хочу, чтобы она снова делала вид, что это вкусно, когда даже Сэм, который ест всё подряд, смотрит на меня, как на убийцу. Эта картина настолько ярко предстала перед глазами Гейла, что он не удержался и рассмеялся коротко, низко, чем вызвал раздражённый взгляд Мэтта. — Эй, я серьёзно, — буркнул тот, нахмурив брови. — Ладно, не обижайся, — ответил Гейл, успокаиваясь. — А что ты собираешься готовить? — Не знаю, — мрачно отозвался Мэтт. — Всё, что найду в доме. Эмили хотела жаркое. — Неплохой план, — иронично заметил Гейл. Мэтт вдруг вскинул на него взгляд, полный надежды и упрямства одновременно. — Ты ведь умеешь готовить? Гейл моргнул, не ожидая такого поворота. — Ну, скажем так, я могу не отравить людей, — с лёгкой улыбкой ответил он. Мэтт серьёзно кивнул, как будто этот ответ был весомее всех речей о военной академии. — Тогда помоги мне. — Что? — Гейл даже привстал с кресла, удивлённый его просьбой. — Помоги приготовить ужин, — повторил Мэтт твёрдо. — Если я снова подам ей что-то несъедобное, она подумает, что я вообще ни на что не гожусь. Гейл почувствовал лёгкий укол сочувствия. Парень так старался быть самостоятельным, но в его голосе слышалось отчаяние, словно он просто не мог позволить себе ещё одну ошибку. — Ладно, — наконец произнёс Гейл, кивнув. — Но с одним условием. — Каким? — Ты будешь мне помогать, а не стоять в стороне. Если уж учиться, то на практике. Мэтт закатил глаза, но согласился: — Ладно, только не заставляй меня чистить картошку всю ночь. Дедовщину не потерплю. Гейл усмехнулся и пошёл следом за парнем в дом. В кухне царил небольшой хаос. На столе стояли открытые банки с маринадом, несколько луковиц перекатывались по столешнице, а в углу валялась разделочная доска с криво нарезанным овощем. Гейл, осматривая всё это, не удержался от лёгкого присвиста. — Мэтт, ты, кажется, уже успел начать войну с кухней. — Очень смешно, — проворчал Мэтт, открывая шкаф в поисках сковороды. — Я просто пробовал... разные подходы. Гейл кивнул, улыбаясь, и закатал рукава. — Хорошо, будем считать это разминкой. Давай-ка покажу тебе, как сделать так, чтобы кухня не выглядела, как после взрыва, а ужин оказался съедобным. Мэтт выпрямился и, хоть выглядел раздражённым, кивнул. В его глазах мелькнуло что-то вроде благодарности, которую он старался скрыть. Гейл же почувствовал лёгкое тепло в груди: впервые за долгое время он нашёл что-то, что отвлекло его от тяжёлых мыслей. Мэтт поджал губы и упрямо нахмурился, когда Гейл снова оглядел беспорядок на кухне. — Я бы потом всё убрал, — буркнул подросток, резко открывая шкафчик. — Я не такой уж бесполезный. Гейл усмехнулся, опираясь бедром о край стола. — Я и не говорил, что ты бесполезный. Просто беспорядок обычно не помогает готовке. — А ты что, шеф-повар? — огрызнулся Мэтт, с усилием вытаскивая из шкафа тяжёлую кастрюлю. Гейл сдержал улыбку. Ему нравилось, как подросток пытался держать оборону, не желая признавать свои ошибки. — Нет, шефом я никогда не был, — признался он, развернув одну из луковиц на разделочной доске и взяв нож. — Но вот когда мы с друзьями в лесах выживали, когда дожимали остатки армии Сноу, готовить приходилось. Иначе еды бы не было вообще. Мэтт остановился на секунду, словно осмысливая сказанное, но тут же спрятал интерес за новым упрямым взглядом. — Выживали... в лесах? Это, наверное, было тяжело? Гейл кивнул, продолжая нарезать лук ровными ломтиками. — Тяжело. Но я тогда был моложе. Ещё не понимал, что это тяжело. Просто делал, что нужно, чтобы выжить. Мэтт молчал, глядя на Гейла, а затем уронил взгляд на свои руки. — Ты хочешь сказать, что я ничего не делаю, чтобы помочь? Гейл поднял голову, заметив, как подросток напрягся. — Нет, — ответил он мягко. — Ты уже многое делаешь для своей семьи. Ты заботишься о братьях, поддерживаешь сестру. Но знаешь... Он положил нож на стол и вытер руки о кухонное полотенце. — Это только начало. В будущем ты сможешь сделать ещё больше, если у тебя будут возможности. — Какие ещё возможности? — проворчал Мэтт, опустив плечи. Гейл вздохнул, наблюдая за ним. — Учёба, например. Знания — это возможность. Мэтт поморщился. — Ты опять про эту академию. — Я говорю про твой выбор, — Гейл слегка улыбнулся. — Ты ведь думаешь, что она тебя ограничит, но на самом деле это только стартовая площадка. — Что, все эти парни с базы тоже через неё прошли? — в голосе Мэтта проскользнуло сомнение, но вместе с ним — и искра интереса. Гейл кивнул. — Да. И сейчас они работают там, где нужны их навыки. Кто-то командует, кто-то помогает с распределением ресурсов, кто-то защищает границы и дистрикты. У каждого своя роль, но все они полезны. Мэтт хмурился, но взгляд его блуждал по кухне, а пальцы беспокойно барабанили по столу. — И что, они прямо рады там быть? — Многие из них, да, — ответил Гейл спокойно. — Они чувствуют, что делают что-то важное. Мэтт поднял на него взгляд, полный сомнений. — Думаешь, я могу быть как они? — Думаю, ты можешь быть лучше, — твёрдо ответил Гейл. — У тебя есть характер, есть ум, а главное — желание помогать своей семье. Всё остальное — дело опыта. Мэтт открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого лишь молча кивнул. Кажется, слова Гейла начали доходить до него, хотя он ещё сопротивлялся этому внутри. Дверь на кухню скрипнула, и внутрь шагнул Сэм, за которым, как хвостик, бежал Даниэль. Лицо двенадцатилетнего подростка тут же напряглось, как только он увидел Гейла, стоящего у плиты с ножом в руке. — О, ну конечно, ты тут, — бросил Сэм, засовывая руки в карманы и бросая хмурый взгляд на старшего брата. — Что, решил разрешить ему захватить ещё и кухню? Гейл едва заметно усмехнулся, но остался спокоен. — Только помогаю, — сказал он, поворачиваясь обратно к разделочной доске. — Мэтт попросил. — Мэтт попросил? — Сэм поднял брови, скептически глядя на брата. — Ты теперь, значит, зовёшь его за помощью? Мэтт только пожал плечами, избегая взгляда брата. — Да он просто показал, как это делается. И вообще, ты сам посмотри, что тут творилось до его прихода. — Может, тебе пора научиться саму справляться? — дерзко бросил Сэм, но прежде чем Мэтт успел ответить, в разговор влетел радостный голос Даниэля. — Гейл! — воскликнул он, сияя, будто увидел героя из сказки. Малыш подбежал к столу и с восторгом заглянул на кастрюлю, в которой что-то уже тихо кипело. — А что ты готовишь? Это суп? Можно я помогу? Гейл улыбнулся, глядя на мальчишку. Его неподдельный восторг будто осветил кухню, заставив даже Сэма отвести взгляд. — Конечно, можешь помочь, — мягко сказал Гейл, двигаясь в сторону и освобождая для Даниэля место у стола. — Но только осторожно. Ножи острые. — Я буду очень осторожным, честно! — заверил Даниэль, уже хватаясь за большую ложку. — Тебе вообще не место на кухне, — сердито буркнул Сэм, стараясь казаться равнодушным, но заметно раздражённым. — И ему тоже, — добавил он, кивая на Гейла. — Сэм, хватит, — строго сказал Мэтт, устало закатывая глаза. — Нет, серьёзно! — Сэм шагнул ближе к столу, глядя прямо на Гейла. — Что ты вообще тут делаешь? Не было достаточно нашего двора и стола, что ты теперь тут обосновался? Гейл вздохнул, положив нож и сложив руки на груди. — Сэм, я просто готовлю. Если ты хочешь поговорить об этом серьёзно, давай после того, как я закончу. — Серьёзно? — парень скрестил руки, бросая злой взгляд. — Может, тебе вообще лучше уйти? Чтобы не начинать потом оправдываться передо мной. — Сэм, прекрати, — слабо возразил Даниэль, посмотрев на старшего брата с укором. Но Гейл оставался спокойным. Он понимал, что за колючими словами Сэма скрывается нечто большее: подростковая ревность, протест, желание защитить семью. — Я не собираюсь никуда уходить, пока не закончу, — ровно сказал Гейл, глядя на Сэма с терпением, но твёрдо. — Если ты хочешь помочь — помогай. Если нет, лучше дай нам с Даниэлем и Мэттом закончить. Эмили мало съела за завтраком, ей нужно хорошо поужинать. Сэм стиснул зубы, будто хотел что-то ещё сказать, но вместо этого только фыркнул и вышел из кухни, громко хлопнув дверью. — Он злой, — тихо сказал Даниэль, глядя на дверь. Гейл наклонился к нему и мягко улыбнулся. — Он просто переживает за вас, — сказал он. — Это его способ показать, что он заботится. Даниэль кивнул, но в глазах всё ещё светилось недоумение. Через мгновение он снова вернулся к готовке, и Гейл с теплотой смотрел на его сосредоточенное лицо, думая, как же сильно этот маленький мальчик отличался от его старших братьев. Сэм вернулся спустя добрых двадцать минут, тихо и почти незаметно, как и подобает подростку, привыкшему к жизни, где в любой момент нужно быть настороже. В руках он держал небольшой букет полевых цветов — неказистый, но собранный с явной старательностью. — Это для Эмили? — первым заметил Даниэль, повернувшись от стола. Его лицо сразу озарилось восторгом. — Да, — нехотя признался Сэм, бросая взгляд на младшего. — Только не говори ей, что я это сам собирал. — Почему? Это же так здорово! Она обрадуется, — воскликнул Даниэль, но тут же поймал суровый взгляд брата и осекся. — Просто не говори, — повторил Сэм, его голос звучал мягче, но в нем все еще чувствовалась уязвимость. Он опустился на стул, покачивая букет в руке, будто в нерешительности. — Ты знаешь, — начал он, обращаясь уже не к Даниэлю, а как будто к самому себе, — она всегда делала всё ради нас. И ради меня тоже. Даже когда я был... ну, не самым послушным. — Ты до сих пор не самый послушный, — буркнул Мэтт, входя в кухню и присаживаясь рядом с братом. — Я серьёзно, — огрызнулся Сэм, но без злобы. — Она никогда ничего не просила взамен. Всегда говорила, что мы — её жизнь. Гейл, стоявший у плиты, осторожно снимал кастрюлю с огня, но не упустил ни слова. Его взгляд был сосредоточен на Сэме и Мэтте, а лицо — чуть нахмурено, будто он пытался осмыслить каждое их слово. — Помнишь, как она зашивала твои штаны, когда мы только переехали сюда? Ты тогда с дерева упал.— вдруг вспомнил Мэтт, слабо улыбаясь. — И всё говорила, что это проще, чем купить новые, хотя у неё самой пальцы были все в порезах от иглы. Сэм усмехнулся, но его глаза потемнели. — Да, она тогда всю ночь не спала. А потом ещё отвела меня к новому репетитору то и даже не пожаловалась. Даниэль, который уже обожал сестру почти как идола, слушал с широко раскрытыми глазами. — Она лучшая, правда? — спросил он, глядя на братьев. — Да, лучшая, — подтвердил Мэтт, и в его голосе звучало неподдельное уважение. Сэм молчал, крутя стебли цветов в пальцах, но наконец сказал: — Поэтому я и не хочу, чтобы кто-то снова её обидел. Гейл едва заметно напрягся, услышав это. — Никто её не обидит, Сэм, — тихо вмешался он, стараясь не нарушить момент, но дать понять, что услышал их. Сэм резко поднял взгляд на него, будто только сейчас вспомнил, что Гейл был здесь. Он хотел что-то сказать, возможно, колкое, но передумал. Вместо этого он молча протянул букет Мэтту. — Отнесёшь ей? — спросил он, в голосе слышалось что-то неуловимо смущенное. — Ты сам должен, — возразил Мэтт, но Сэм только покачал головой. Гейл внимательно следил за всем этим, чувствуя, как его собственное сердце сжимается. Слова этих мальчишек о сестре отзывались в нём каким-то щемящим теплом. Любовь и уважение, с которыми они говорили о Эмили, были искренними до боли. Это делало её ещё более близкой и важной для него, даже если он старался держать свои чувства под контролем. — Ладно, — наконец пробормотал Мэтт, поднимаясь с места. — Но в следующий раз сам пойдёшь. Сэм замолчал, отвернувшись к окну. Он сидел неподвижно, но его напряжённые плечи, едва заметное подёргивание пальцев выдавали бурю эмоций, с которыми он боролся. Гейл остался стоять, опершись об стол, наблюдая за братьями. Что-то в этом моменте ощущалось для него почти интимным — как будто он вдруг стал свидетелем чего-то, что обычно скрыто от посторонних глаз. Гейл вспомнил сегодняшнее утро, когда он впервые остался наедине с Сэмом. Тогда мальчишка, едва взглянув на него, принял оборонительную позу, словно заранее готовился к бою. Его язвительные замечания и грубоватые шутки били по касательной, но Гейл видел, что это была лишь маска. За этим фасадом скрывался неподдельный интерес, которого Сэм никак не мог удержать. — Ты вообще понимаешь, как с этим обращаться? — насмешливо бросил он, прищурившись, пока Гейл обрабатывал заготовку для лука. Гейл даже не поднял головы, продолжая аккуратно строгать дерево. — Нет, конечно. Я просто сижу тут, пялюсь на палку и надеюсь, что она сама превратится в лук, — ответил он сухо, едва заметно усмехнувшись. Сэм на мгновение замолчал, но в уголках его рта мелькнула едва сдерживаемая улыбка. Его глаза, в которых обычно плескалась насмешка, неожиданно вспыхнули интересом. Это было почти незаметно, но Гейл знал, как улавливать такие мелочи. Когда лук был наконец готов, он протянул его Сэму. — Держи. Попробуй, — коротко сказал он, будто это ничего не значило. Сэм медлил, не сразу протягивая руку, но Гейл заметил, как мальчишка едва заметно сглотнул. Его пальцы дрожали, когда он взял лук. — Ну, как? — спросил Гейл, глядя, как тот нерешительно тянет тетиву. — Нормально, — буркнул Сэм, отворачивая взгляд. Но его голос предательски дрогнул, и в нём явно слышался восторг, которого он изо всех сил пытался скрыть. Гейл стоял рядом, терпеливо объясняя, как правильно держать лук, как целиться, не теряя баланса. Сэм, казалось, слушал вполуха, время от времени бросая провокационные реплики: — Ты что, учитель? Или просто любишь командовать? Но даже в его насмешках чувствовалась не та резкость, что раньше. Было очевидно, что он запоминал каждое слово. В какой-то момент Сэм даже перестал огрызаться, полностью поглощённый процессом. Его лицо осветилось редким выражением — настоящим, неподдельным счастьем. Он старался изо всех сил, явно мечтая впечатлить Гейла, хотя и не говорил этого вслух. Сейчас, стоя на кухне, Гейл невольно улыбнулся, вспоминая тот момент. Именно тогда он увидел в Сэме не только бунтаря, каким тот старался казаться, но и обычного мальчишку, которому не хватало тепла и поддержки. Но рядом с Эмили, понял Гейл, Сэм становился совсем другим. Когда она была рядом, в нём не было ни этой показной бравады, ни грубых шуток. Сэм становился мягче, как будто перед ней он мог позволить себе быть уязвимым. Гейл заметил, как сейчас мальчишка мельком посмотрел на портрет сестры на стене. В этом взгляде была смесь обиды и благодарности. Несмотря на свой подростковый протест, Сэм не мог скрыть, насколько важна для него Эмили. Гейл впервые по-настоящему осознал, как сильно Эмили влияет на своих братьев. Её спокойствие, её сила, её любовь — всё это пробивало броню, которую Сэм так усердно возводил перед всем миром. Она, возможно, единственная, кто мог увидеть его таким, каким он был на самом деле: ранимым, чувствительным, но бесконечно преданным своей семье. Гейл снова посмотрел на мальчишку, который всё ещё делал вид, что смотрит в окно. В этом подростке он видел себя — такого же упрямого, злого на мир, но отчаянно жаждущего одобрения. Гейл вдруг почувствовал что-то странное. Это была не жалость и даже не симпатия. Это было глубокое уважение к этой семье, которая, несмотря на все трудности, держалась вместе. И теперь, как ни странно, он был частью этой истории. На кухне становилось тише. Сэм с интересом следил за тем, как Даниэль вернулся с лестницы, держа в руках охапку старых альбомов для рисования и карандашей. Мэтт, с задумчивым выражением на лице, подошел к Гейлу ближе, будто готовился к разговору, который давно зрел внутри. — Гейл, можно с тобой поговорить? — тихо начал он, убрав в сторону очередной сложенный салфетками стол. — Конечно, — кивнул Гейл, чувствуя, что сейчас речь пойдет о чем-то важном. Мэтт нервно потер ладони, словно собирался с мыслями, но потом выпрямился и, глядя Гейлу в глаза, продолжил: — Я, наверное, поступлю на бюджет. Если ты действительно поможешь с письмами и подготовкой, у меня будет шанс. Гейл одобрительно кивнул, не перебивая. — Но… Эмили. — Голос Мэтта стал чуть мягче, и он отвел взгляд. — Она ведь останется одна. Гейл нахмурился, но промолчал, ожидая продолжения. — Она никогда не говорит об этом, но я вижу. Она часто пропускает ужин или почти ничего не ест, — Мэтт прикусил губу, — а потом сидит за компьютером до глубокой ночи. Бывает, я захожу проверить, а она спит прямо на столе. Мэтт перевел дыхание, явно борясь с нахлынувшими эмоциями. — У неё сильный характер, это видно сразу. Но иногда я думаю, что она слишком много на себя берёт, — продолжил он. — Если я уеду учиться, её некому будет остановить. Гейл слушал внимательно, не упуская ни одного слова. Он представил Эмили — одну, потерянную в своих мыслях, замкнутую в своих заботах. Вспомнил, как она казалась полной уверенности и силы на публике, но в личные моменты её уязвимость становилась очевидной. — Я хочу попросить тебя, — Мэтт наконец снова посмотрел ему в глаза. — Присмотри за ней, если сможешь. Убедись, что она ест, что отдыхает. Она никому не скажет, но ей правда нужен кто-то рядом. Гейл почувствовал, как от этих слов что-то дрогнуло в его душе. Ответственность за семью Мур медленно, но верно укоренялась в его жизни. — Она ведь как мать нам всем, — добавил Мэтт с горькой улыбкой. — Но ей тоже нужен кто-то, кто поддержит. Гейл кивнул, не отводя взгляда. — Я прослежу за ней, — сказал он спокойно, но в его голосе чувствовалась твёрдая уверенность. — Не волнуйся. Мэтт, будто разом выпустив напряжение, кивнул в ответ. — А насчёт тебя, — Гейл сменил тон на более бодрый, — письма я напишу. Но этого недостаточно. Я помогу тебе с подготовкой. У нас есть нормативы, и тебе нужно быть готовым их выполнить. Мэтт удивленно поднял брови. — Правда? — Абсолютно, — Гейл усмехнулся. — Завтра начнем. Ты не только поступишь, но и будешь готов к тому, что тебя там ждёт. На лице Мэтта мелькнула тень благодарности, но он быстро спрятал её за серьёзным выражением. — Ладно. Спасибо, Гейл. Гейл чуть кивнул, наблюдая, как Мэтт снова становился тем решительным, взрослым юношей, каким хотел казаться. Мэтт слегка помолчал, поигрывая ложкой, которую он держал в руках. Казалось, он хотел что-то сказать, но не мог подобрать нужных слов. Наконец, он решился: — Гейл, есть ещё кое-что. — Его голос прозвучал тише, почти неуверенно. Гейл поднял бровь, ожидая продолжения. — Я… Хочу попросить тебя кое о чём за ужином. — Мэтт опустил взгляд, будто это было для него сложнее, чем просьба о помощи с поступлением. — Ну? — Гейл наклонился чуть вперёд, пытаясь поймать взгляд парня. — Эмили… — Мэтт снова потер ладони, словно собираясь с духом. — Она давно хотела, чтобы я поступил. Я знаю, что она мечтает об этом больше, чем я сам. Каждый раз, когда заходит разговор о моей учёбе, она пытается убедить меня хотя бы подумать об этом. Но… — Он на мгновение замолчал, подбирая слова. — Ты отказывался, — закончил за него Гейл. Мэтт коротко кивнул. — Да. Потому что не хотел, чтобы она осталась одна. — Его голос стал тише. — Но теперь, раз ты обещал за ней присматривать, я хочу ей сказать, что передумал. Что собираюсь попробовать. Гейл внимательно смотрел на него, чувствуя, что за этим решением стоит что-то большее, чем просто желание порадовать сестру. — И? — тихо спросил он. — Я хочу, чтобы ты поддержал меня. — Мэтт наконец поднял на него взгляд. В этих серых глазах было что-то трогательное, что-то очень честное. — Если я начну разговор за столом, можешь подыграть? Сделать вид, что это ты меня убедил? Гейл прищурился. — Ты хочешь, чтобы это выглядело, как будто я тебя заставил? Мэтт пожал плечами, но уголки его рта дрогнули в слабой улыбке. — Я просто знаю её. Она сразу поймёт, что я решился ради неё, и начнёт винить себя за это. — Он сделал паузу, снова опустив взгляд. — А если это будет выглядеть, будто ты настоял, она, может, хоть чуть-чуть расслабится. Гейл присел и откинулся на спинку стула, раздумывая над просьбой. Он представлял лицо Эмили, когда она услышит эту новость. Её глаза, вероятно, засветятся радостью, но за этим радостным блеском может проскользнуть тревога. — Ладно, — сказал он наконец, спокойно. — Если это поможет, я поддержу тебя. Мэтт кивнул, но на этот раз его благодарность была более явной. — Спасибо, Гейл. Правда. — Только учти, — добавил Гейл с лёгкой усмешкой, — если я уж буду "злодеем", то сделаю это так, что она поверит на все сто. Мэтт хмыкнул, впервые за весь разговор по-настоящему улыбнувшись. — Я на это и рассчитывал. Гейл поднялся, похлопав парня по плечу. — Тогда готовься. Ужин обещает быть интересным. Когда Мэтт ушел в магазин за свежими овощами, Гейл остался один в кухне. За окном начинало темнеть, и лишь слабый свет лампы над плитой освещал пространство. Гейл задумчиво смотрел на стол, рассеянно вертя в пальцах вилку. Разговор с Мэттом продолжал звучать в его голове. Эмили. Он знал, что она держит всё на своих плечах — от заботы о младших братьях до работы, которая, казалось, пожирает её изнутри. Гейл видел, как Эмили выкладывается полностью, как закрывает свою усталость под маской профессионализма и уверенности. Но за этой стеной скрывалась девушка, которая тянула свою семью из последних сил, словно сама была приговорена к выживанию. Гейл не мог не восхищаться ею. В свои двадцать два она делала то, что не под силу многим взрослым. Она воспитывала Даниэля, помогала Мэтту и пыталась направить Сэма, который бунтовал, словно вулкан перед извержением. И всё это без единой жалобы. Но он также видел, какой ценой это ей давалось. Гейл подумал о Мэтте. Он видел в нём отражение своего прошлого: юноша, который рано повзрослел и пытался взять на себя слишком много. Гейл не хотел, чтобы Мэтт повторил его ошибки. Именно поэтому он решил поддержать его — не только с поступлением, но и в жизни. Сэм. Гейл невольно улыбнулся, вспомнив его сегодняшний взгляд, полный вызова и презрения. Этот мальчишка — смесь упрямства и протеста, но в глубине души он просто хотел быть услышанным. Сэм заботился об Эмили, как умел, пусть и не всегда правильно. И, конечно, Даниэль. Его доверие и восторг тронули Гейла сильнее, чем он ожидал. В его невинных глазах был тот чистый, неподдельный свет, которого так не хватало Гейлу в последние годы. Эмили объединила эту разрозненную семью. Каждый из них был сложным, но именно она была их якорем. А кто был её якорем? Гейл почувствовал лёгкую тяжесть на душе. Он знал, что Эмили нуждается в поддержке, но не признает этого даже самой себе. Она привыкла быть сильной, привыкла игнорировать собственные потребности ради других. В какой-то момент Гейл подумал, что Эмили — это не просто человек. Она — как целый мир, сложный, полный скрытых глубин и резких граней. Её семья была её центром, её причиной жить, но кто позаботится о ней самой, если она падёт? "Я обещал Мэтту, что присмотрю за ней." Эта мысль заполнила его целиком. Но в ней была не только ответственность. Гейл чувствовал, что в нём пробуждается желание узнать её ближе. Понять её мир. Узнать, что скрывается за этой сильной внешностью, за голосом, который заставлял всех вокруг верить в её силу. Он отложил вилку и потер лицо ладонью. "Я обещал," — повторил он про себя, глядя в тёмное окно.