Через тьму к свету

Утро пришло, хлестнув Гейла по лицу безжалостной резкостью, к которой он не был готов. Как только он попытался подняться с кровати, резкая, пронизывающая боль пронзила его голову, словно тысяча раскалённых игл одновременно вонзилась в его мозг. Тошнота тут же накатила к горлу, похожая на яростный шторм, готовый поглотить его целиком. Каждый вдох давался с трудом, а виски пульсировали так мучительно, будто череп вот-вот расколется от напряжения. Ощущение было такое, словно кровь закипала прямо под кожей, лишая его последних крох покоя и унося в глубины бессмысленного мучения. С усилием приоткрыв глаза, он пытался сфокусироваться на расплывчатых силуэтах мебели вокруг. Комната казалась окутанной густым туманом, как будто чёрная смола залила его взгляд, лишая его возможности рассмотреть что-либо отчетливо. Отчаянно пытаясь притупить головокружение, он закрыл глаза, но это только усилило ощущение вращения — словно стены начали вращаться вокруг него в беспощадном вихре, заставляя его снова упасть на подушку, отягощённого не только болью, но и собственным бессилием. Превозмогая себя, Гейл с трудом сел на кровати и протянул дрожащую руку к стакану воды, одиноким спасительным островком стоящему на краю ночного столика. Вода была тёплой и слегка мутной, но сейчас это не имело значения. Похмелье обрушилось на него без малейшей пощады, скрутив его тело в болезненный узел и разметав мысли, словно ветром разносило клочки бумаги. Во рту ощущался приторный, гнилой вкус табака, а горло пересохло до такой степени, что казалось, будто он провёл ночь, блуждая в пустыне. Каждое движение отзывалось глухой, тянущей болью, словно его тело набито свинцом, прикованное к этой комнате, ставшей его личной камерой пыток. Спустя несколько мгновений, проведённых в безмолвной борьбе с собственными ощущениями, Гейл бросил хриплый взгляд на окно, за которым, наперекор его мучениям, светило равнодушное солнце. Звуки окружающего мира обрушились на него с такой силой, что казалось, даже воздух, замирая, отдаётся эхом в его воспалённом сознании. Лёгкое жужжание электричества в стенах превратилось в оглушительный гул, словно скрытые токи пронизывали его череп, причиняя мучительную боль. Каждый шорох одеяла под его дрожащими пальцами, каждый едва уловимый вздох казались невыносимо громкими, будто кто-то увеличил громкость мира до предела возможного, а его голова стала маленькой, раскалённой кузницей, где тысячи молотков неустанно отбивают беспощадный ритм. Он понимал: этот день станет настоящим испытанием, но отступать было некуда. Утро безжалостно пробилось в комнату, пронизывая её холодным светом, а долг тяжёлым напоминанием лег на плечи. Паузы не существовало, сожаления тоже. Время двигалось, оставляя ему лишь горечь неизбежного. С трудом поднявшись, Гейл начал натягивать на себя форму, и каждое движение отзывалось тупой, пронизывающей болью, словно кто-то сдавливал его голову тисками. Он застегивал пуговицы одну за другой, упрямо и механически, словно за каждым движением скрывалась сила, отнимающая последние крохи его воли. Форма тянула вниз, казалась непривычно тяжёлой, словно пропиталась свинцом, но он продолжал — шаг за шагом, пуговица за пуговицей. В зеркале он мельком увидел своё отражение: вымотанное лицо с мрачными тенями под глазами, бледное, словно утратившее всякую жизнь. Его волосы были растрёпаны, как спутанные ветви мёртвого дерева, а губы плотно сжаты в узкую, почти невидимую линию. Он выглядел как призрак — уставший, сломленный, одинокий. Но выбор был сделан, и дорога выстлана его собственными решениями. Гейл тихо вздохнул, бросив последний, тоскливый взгляд на своё отражение. Новый день уже настиг его, а времени на сожаления о вчерашних ошибках не осталось. Гейл с трудом заставил себя спуститься в столовую, чувствуя, будто каждый шаг отдаётся тяжестью в его свинцовых ногах. Как только он вошёл, приглушённый гул голосов тут же обрушился на него, словно гром среди ясного неба. Его команда уже собралась за длинным столом, оживлённо обсуждая предстоящие тренировки, и их смех, звучащий для него как нескончаемый гул молотов, бил по его вискам с каждым новым словом. Он тихо подошёл к столу и, не глядя на сослуживцев, тяжело опустился на стул, чувствуя, как его раздражение постепенно перерастает в глухую, колючую ярость. — Всё нормально, командир? — первым подал голос Томас, скользнув взглядом по его утомлённому лицу. Лёгкая усмешка скользнула по его губам. — Выглядишь так, как будто ночь была бурной. Гейл попытался изобразить улыбку, но уголки губ лишь слабо дрогнули, выдавая лишь усталость. "Какое им дело," пронеслось в голове. Их добродушные подколы и смех раздражали его сильнее, чем головная боль. — Всё в порядке, — хрипло отозвался он, чувствуя, как его голос режет горло, и пытаясь удержать злость. — Просто вечер... выдался длинным. — Ну, мы все знаем такие вечера, — ухмыльнулся Алексей, подмигнув остальным. — Но судя по твоему виду, командир, Фишер сегодня определённо будет не твоей головной болью. — Фишера оставлю вам, — Гейл устало отмахнулся, чувствуя, как новая волна боли прострелила голову. — Томас, выжми из него всё, чтобы понял, что значит "выложиться до последнего вздоха". Томас весело кивнул, и остальные поддержали его хохотом, предвкушая "тренировку" для бедного Фишера. Но каждый звук их смеха был для Гейла, словно новый удар, острый и пронзительный. — А ты сам, командир, что собираешься делать? — ехидно бросил Джек, усмехнувшись. — Или опять нас кинешь, чтобы отдохнуть? Гейл лишь тяжело вздохнул, не отвечая. Взгляд его скользнул по столовой и остановился на Эмили, сидящей чуть поодаль. Она казалась погружённой в свои мысли, медленно поедая завтрак. Внутри него вспыхнуло раздражение, смешанное с неясной болью. Всё это — из-за неё. Она появилась в его жизни и пробудила что-то странное, беспокойное, то, что он не мог ни понять, ни контролировать. Её слёзы, её слабость — всё это напоминало ему о собственных ранах, которые он так старательно зарывал в глубине души. Собрав остатки самообладания, он резко произнёс: — Я займусь другим. У нас с ней тренировка. Эмили, услышав его, повернула голову, внимательно оглядев его лицо. В её глазах мелькнула тревога, и Гейл почувствовал, как внутри снова вскипает раздражение. Она что, специально ищет его взгляд? Или ей просто нужно убедиться, что он снова на краю? — Ты в порядке? — тихо спросила она, подходя ближе. Её голос был мягким, слишком заботливым, и это резало его, словно нож. — Ты выглядишь... неважно. Словно ночь была… сложной. Он сжал зубы, стараясь удержать внутренний гнев. Это какое-то наваждение. Она даже не старается скрыть, что ей не всё равно. Но кто она такая, чтобы судить его? Он командир, он обязан быть сильным — ей не нужно знать, что он сейчас чувствует, что её взгляд разжигает в нём нечто, что он всеми силами пытается заглушить. — Всё нормально, — отрезал он, не глядя в её глаза, его голос был словно лезвие. — Если ты закончила есть, то начнём тренировку через двадцать минут, иди в раздевалку. Ему хотелось, чтобы она отошла, прекратила смотреть на него с этой искренней тревогой, которая поднимала на поверхность все его внутренние раны. Но, несмотря на его холод, её взгляд не отводился, и он знал, что она видит его настоящего, — и ненавидел это. В тренировочном зале царила прохлада, воздух был здесь свеж и чуть отдавал металлом. Сквозь высокие окна пробивались лучи бледного света, отбрасывая причудливые тени на стены. Гейл шагал по залу, чувствуя, как боль в висках бьёт в такт его шагам, каждый удар словно крохотный молоточек, что звучал эхом в его голове. Вся комната размывалась, и даже прохладный воздух не приносил долгожданного облегчения. Он попытался сосредоточиться на тренировке, но мысли разбегались, а раздражение, как тихое пламя, медленно разгоралось внутри него. Эмили стояла напротив, сосредоточенная и серьёзная, но он не мог не заметить, как её взгляд то и дело возвращался к нему, словно она что-то пыталась прочесть на его лице. Её пристальные глаза казались чересчур внимательными, и от этого внутри всё перекручивалось. Она словно пронизывала его своим взглядом, выискивая что-то, что он старательно прятал — свою уязвимость, боль, то, что он терпеть не мог показывать никому. Словно она видела его насквозь. Её движения были выверены, точны, но каждая незначительная деталь — лёгкое приподнимание её подбородка, мягкость изгибов тела, тень от ресниц — незаметно приковывали его внимание. Он стиснул зубы, борясь с этим нежелательным ощущением. Её красота словно вызывала у него ярость. Он ненавидел то, как она отвлекает его. Ненавидел себя за то, что даже сейчас, сквозь головную боль и жгучую усталость, он не мог не замечать, насколько притягательной она была. Она исполняла каждую команду, ни разу не ослушавшись, но Гейл видел, как её губы сжимаются в легкую линию, как будто ей хотелось что-то сказать, но она сдерживала себя. Это выводило его из себя. Её внимание, её забота, которые просачивались сквозь маску профессионализма, казались ему излишними и давили на него, заставляя чувствовать себя ещё более уязвимым, чем он хотел признать. Гейл едва заметно вздрогнул, когда её голос, мягкий, но исполненный силы, вырвался из тишины. — Гейл, — сказала она, опуская плечи, словно признавая всю тяжесть того, что решила сказать. В её глазах читалась настойчивость и тревога, что мгновенно пробудили в нём затаённое раздражение. — Ты… часто пахнешь алкоголем. Разве это помогает тебе оставаться в форме? Её слова ударили по нему, как резкий ледяной ветер, пронизывающий насквозь. На миг его лицо исказилось, и он почувствовал, как кровь приливает к щекам, заставляя виски глухо стучать от непрошенной обиды. Едва сдерживая эту бурю внутри, он выдавил горькую усмешку, в которой не было и тени тепла. — Это не твоё дело, Эмили, — глухо отозвался он, не отрывая взгляда от пола, как будто старался спрятаться от её испытующего взгляда. Но её слова — словно холодные осколки льда — оседали глубоко внутри, оставляя болезненные порезы на тех ранах, которые он так старательно пытался заживить. Как она могла понять? Что она вообще знала о той тьме, что каждый вечер накрывала его, о тех тенях прошлого, что не отпускали? Он не позволил себе поднять взгляд, но где-то в глубине души зашевелилось отдалённое воспоминание о том, кем он мог бы быть, если бы не этот груз. Эмили, тяжело вздохнув, сделала шаг вперёд, её глаза, тёплые и спокойные, как осенний полдень, обратились к нему с таким вниманием, что ему стало невыносимо. Её мягкость, её странная, непреодолимая забота, казалось, разбивали каждую стену, которую он воздвигал вокруг себя, вызывая в нём внутренний конфликт, с которым он изо всех сил пытался справиться. Высокий потолок зала утопал в полумраке, тусклый свет из окна скользил по стенам, как робкое прикосновение, боящееся нарушить тишину. В этом мерцающем сумраке его гнев усиливался, как затяжной шторм, что копился годами. Он сделал шаг назад, почувствовав, как пульсирующая боль в висках поднимается от затылка, оглушая и выжигая каждый остаток самообладания. Но Эмили, не отпуская его взгляда, приблизилась ещё на шаг, и её глаза, полные тихого понимания, проникали прямо в сердце, оставляя после себя щемящее ощущение, от которого хотелось сбежать. — Гейл, — прошептала она, её голос был тихим, но упорным, словно дождь, настойчиво пробивающийся сквозь толщу облаков. — Алкоголь — это не способ уйти от себя. Ты ведь знаешь, как он воздействует на организм? Да, он притупляет боль, но на химическом уровне — он буквально разрушает тебя. Этанол, когда попадает в кровь, превращается в ацетальдегид — токсичное вещество, которое атакует клетки, отравляя каждую из них, пока не остаётся следов ясного сознания. Ацетальдегид воздействует на нервные клетки, нарушая связь между ними, и это разрушение со временем накапливается, не давая мозгу нормально работать. Она чуть сжала плечи, её взгляд мягко скользнул по его лицу, в котором застыло упрямство. — Со временем, Гейл, алкоголь ослабит тебя, медленно и незаметно. Он притупляет память, ухудшает реакцию, разрушает твою силу, даже если тебе кажется, что это просто способ забыться. — Прекрати, — резко бросил он, его голос сорвался, словно натянутая струна, готовая лопнуть. Слова, хлесткие и колкие, зависли в воздухе, холодные, как утренний иней. Он отвернулся, чтобы скрыть от неё лицо, чтобы не видеть в её взгляде ту заботу, которую считал для себя невыносимой, как будто она видела в нём нечто такое, чего сам он давно избегал. Эмили не отступила. На мгновение её глаза потемнели от боли, но вместо отступления она сделала паузу, лишь молча изучая его лицо. В её взгляде было не осуждение, а тревога, та тихая боль, которую он уже видел прежде, и которая раздражала его до глубины души, словно чужая рука пыталась вывернуть наизнанку всё, что он так старательно скрывал. Гейл сделал попытку окончательно прервать этот разговор, бросив тренировочное снаряжение перед ней, словно грубый знак точки, оставляя её перед выбором — уйти или продолжить. Но Эмили, с едва заметным вздохом, спокойно подняла глаза и снова шагнула вперёд, не принимая его отказ. Легким движением она достала из кармана маленькую упаковку и протянула её ему. На её лице не было ни капли осуждения, лишь усталая забота, устойчивая, как ветер на закате. Гейл на мгновение остановился, нахмурившись, и с удивлением заметил, что это был аспирин. — Возьми, — прошептала она тихо, едва заметно подавая таблетку. — Я вижу, как ты страдаешь. Пусть это немного облегчит твою боль. Гейл едва сдержал порыв резко отвергнуть её предложение. Ему хотелось выплеснуть всё раздражение, накопившееся внутри, но он остановился, чувствуя, как головная боль становилась невыносимой, выжигая каждый остаток спокойствия. Почти не глядя, он взял таблетку, чувствуя странное смешение обиды и облегчения. Она тут же протянула ему бутылку воды, и он машинально отхлебнул из нее, избегая её взгляда, не желая видеть её тихой заботы, которая проникала в самую глубину, обнажая всё то, что он так старательно прятал. В её взгляде не было ни осуждения, ни жалости, лишь тревога, болезненно родная и невыносимая в своей откровенности. Однако, он не мог отрицать, что лёгкое облегчение пробежало по телу. Внутри появилось тихое чувство благодарности, неуютное, как тёплый луч в сердце, который он пытался подавить. Тишина между ними стала вязкой, наполненной тем, о чём они не говорили. Эмили оставалась сосредоточенной, но её взгляд постоянно возвращался к нему, как будто она надеялась, что в нём появится что-то новое, как будто его внутренний свет, однажды затушенный, снова начнёт гореть. Гейл чувствовал, как раздражение снова волной поднималось в его груди, навязчиво напоминая о том, что здесь — в этом зале — он должен быть сильнее не только для себя, но и для неё. Он знал, что её нужно подготовить и разогреть перед серьёзными упражнениями, и потому начал с простых: подтягивания, отжимания, приседания. Эмили, тяжело дыша, выполняла его команды с упрямой решимостью, и с каждым движением он следил за ней с двойственным чувством. Её упорство восхищало его, но это же упорство раздражало, вызывая глухую, непонятную злость. — Ещё раз, — его голос был холоден, словно сталь, и резок, как выстрел. Казалось, с каждым её слабым движением его раздражение только усиливалось, превращаясь в нечто едкое, способное испепелить его изнутри. Эмили сцепила зубы и снова попыталась подтянуться, её руки предательски дрожали, лицо исказилось от напряжения, но она не сдавалась. Гейл наблюдал за её борьбой с собственным телом и не мог избавиться от тягучего чувства, которое мешало ему дышать. Это был её бой, но почему-то каждый её сбой отражался в его собственных мыслях, как в зеркале. Он вспомнил тренировки с Китнисс — они тоже упорно трудились вместе в Тринадцатом дистрикте, испытывали себя, соревновались. Но эти воспоминания, такие светлые когда-то, теперь потемнели, превратившись в тень, преследующую его неотступно. Вдруг Эмили опустилась на пол, её дыхание было сбивчивым, она обессиленно вытерла пот с лица и взглянула на него. В её глазах читалась усталость, но не просьба о пощаде, а скорее надежда на его понимание. — Гейл, — она тихо произнесла, будто боясь нарушить хрупкое равновесие между ними, — мне нужен перерыв. Я... больше не могу. Его лицо застыло, взгляд остался безжалостным. Он отвернулся, стараясь не смотреть ей в глаза, где все ещё теплилась искра упрямой решимости. — Ты можешь больше, — отрезал он, его голос звучал сурово, даже жёстко, почти как приказ. — Это только начало. Ещё пять раз. Не останавливайся. — Пять раз? — с удивлением переспросила Эмили, её глаза сверкнули усталым вызовом. — Ты серьёзно? Мне кажется, мои руки уже отказываются слушаться. Гейл, может, хотя бы на минуту другую передохнём? — Перерыв? — он усмехнулся, хотя внутри его что-то сжалось от непризнанного чувства вины, которое он тут же подавил. — Если хочешь остановиться на этом, продолжай просить о поблажках. Но я думал, ты сильнее. Эмили прикусила губу, её глаза потемнели, но она молча кивнула, отказываясь показывать слабость. С трудом поднявшись, она вернулась к выполнению упражнений, не произнеся больше ни слова. Гейл отвернулся, ощущая, как внутри его борется сострадание с той глухой яростью, что, казалось, стала неотъемлемой частью его самого. Прошло несколько минут, и напряжённая тишина сгустилась вокруг них, как туман. Эмили снова остановилась, вытирая пот с лица. Она подошла к нему, вздохнув, и сказала, едва сдерживая досаду: — Я понимаю, что ты хочешь сделать меня сильнее. Но может, ты бы хотя бы раз объяснил, что мне делать, вместо того чтобы бросать сухие команды? Гейл взглянул на неё, его глаза вспыхнули от сдержанного раздражения, но он всё-таки ответил: — Объяснить? Тебе действительно нужно, чтобы я разжёвывал каждый шаг? Ты умная, Эмили. Я уверен, что ты можешь сама понять, как подтянуться, или мне и это нужно объяснить? Эмили выдержала его взгляд, не отступая. — Знаешь, Гейл, сила не в том, чтобы просто подчиняться приказам. Сила — в понимании, зачем ты делаешь то, что делаешь. Я готова тренироваться, если ты хочешь этого, но мне нужно знать, что это не просто бессмысленное мучение. Гейл почувствовал, как её слова проникают вглубь его сердца, будто вскрывая старые, заледеневшие раны, о которых он так долго пытался забыть. Впервые за долгое время он ощутил, как его невидимые барьеры начали давать трещину. Она была всего лишь женщиной, всего лишь коллегой, но её голос, её взгляд заставляли его вспомнить, что он когда-то умел чувствовать. Напугавшись этой неожиданной близости, он отвёл взгляд, скрывая вспыхнувшее на мгновение в глазах смятение. — Прими упор лёжа, — хрипло бросил он, резко прерывая тишину, которая повисла между ними. Его голос, обычно такой уверенный и жёсткий, на этот раз выдавал легкую неуверенность, которую он изо всех сил пытался подавить. Внутренний страх перед тем, как легко эта женщина рушила его барьеры, превращал каждое его слово в напряжённый приговор, адресованный в первую очередь самому себе. Эмили, опустив голову, подчинилась его приказу. Её плечи дрожали от усталости, дыхание было тяжёлым, а на висках виднелись капли пота, выдавая напряжение, которое казалось почти осязаемым. Она прилагала титанические усилия, чтобы не показать слабость, хотя её измученный взгляд говорил обо всём, что она старательно скрывала. Гейл заметил, как она с трудом справляется с каждым отжиманием, и в его сердце вспыхнуло странное, болезненное чувство — смесь раздражения и жалости. Он понял, что её упорство напоминает ему его собственные изнуряющие попытки подавить боль утраты и страх перед своими чувствами. Глядя на неё, он видел отражение себя — той части, которую он так старался скрыть, замаскировать под суровую внешность. И чем больше он смотрел на её дрожащие руки и усталый взгляд, тем сильнее разгорался в нём внутренний огонь, что грозил вырваться наружу, разрывая его изнутри. — Пять отжиманий, — его голос прозвучал холодно, как лезвие клинка, вспарывающее тонкую оболочку их натянутой связи. — Ещё пять. Давай. Каждое слово отзывалось резким эхом в тишине зала, и, казалось, что с каждым её усилием напряжение между ними нарастало, словно туго натянутая струна, готовая порваться. Он требовал от неё невозможного, потому что видел в её борьбе отражение своей внутренней битвы, словно её слабость предательски обнажала его собственные несовершенства. Гейл смотрел, как она снова опускается и поднимается, и на миг ему захотелось остановить её, сказать, что этого достаточно, что ей не нужно ломать себя ради его команд, но он оставался суровым, зная, что её сила — это её щит, так же как его жёсткость — его собственный. Эмили тяжело дышала, каждый её выдох напоминал ему, как сложно оставаться сильной, как непросто скрывать боль за маской стойкости. На миг он почувствовал, как в его сердце зашевелилось нечто нежное, едва уловимое, как первый порыв тёплого ветра весной. — Хватит, — неожиданно произнёс он, голос его был резок, как удар. Эмили замерла, её тело дрожало, а взгляд выражал лёгкое удивление. — Но я могу... — сдавленно прошептала она, вытирая пот с лица. Она даже пыталась улыбнуться, но её усталые глаза выдавали всю глубину её изнеможения. — Можешь? — Гейл поднял бровь, но на его лице не было ни тени улыбки. — Ты уже едва стоишь на ногах, Эмили. Я не хочу, чтобы ты сломалась прямо здесь, на этой тренировке. Это не имеет смысла. Эмили бросила на него удивлённый взгляд, в её глазах сверкнуло что-то похожее на обиду и злость. Казалось, она не ожидала, что он вот так резко оборвёт её попытку продолжать. Но она не стала спорить — просто молча кивнула и села на пол, пытаясь восстановить дыхание. — Почему ты так давишь на меня? — тихо спросила она после долгого молчания, её голос прозвучал едва слышно, но Гейл уловил в нём настойчивый вопрос. Она смотрела на него с искренним интересом, как будто действительно пыталась понять, что движет им. — Я ведь просто хочу научиться. Не обязательно быть идеальной с первого раза. Тем более я не солдат, а просто обычный человек из недр лаболаторий. Её слова вонзились в него, словно острые лезвия. Гейл невольно напрягся, подбирая слова, которые объяснили бы, почему он не может позволить себе быть мягким, как она. Почему её уязвимость так болезненно резонирует с его собственной. Но вместо этого он только сжал кулаки, чувствуя, как внутри него поднимается тёмная волна — смесь тревоги, гнева и горького сожаления. — Дело не в идеале, — его голос прозвучал глухо, будто он говорил через стены собственной обороны. — Просто… я не могу сдаться. Это... не вариант. И требую того же от всех остальных. Эмили долго смотрела на него, её глаза сияли тихим вызовом и пониманием, которое он не хотел принимать. В её взгляде отражалась та же боль, что изнутри сжигала его самого. Её молчаливое кивок, почти незаметный, был словно признание. Словно она увидела то, что он так старательно прятал. — Поняла, — её голос был сухим, но в этим скрывалась некая сила, тонкий оттенок тепла, который неожиданно согревал. — Но знаешь, Гейл... не обязательно быть непреклонным, чтобы продолжать бороться. Иногда... нужно позволить себе быть слабым или хотя бы не требовать быть сильными от окружающих. Эти её слова отозвались болезненной правдой, которой он боялся. Гейл отвернулся, чтобы она не видела его взгляд, полный растерянности и внутренней борьбы. Он не хотел, чтобы она видела, насколько уязвимым сделала его эта простая истина. Взгляд её был слишком пронзительным, слишком честным, будто видел всё, что он старательно скрывал. Он знал, что в её словах есть правда — та, с которой он не мог смириться. Слабость была для него чем-то запретным, напоминанием о том, что мир суров и не прощает ошибок. Но именно в этом моменте что-то пошатнулось в его убеждениях. Гейл шагнул к окну, отвернувшись от неё, чтобы спрятать все эмоции, которые клокотали в груди. Вглядываясь в серое небо за окном, он пытался снова надеть свою привычную маску. Тишина, повисшая между ними, была тяжёлой, словно их невысказанные мысли, их напряжение и усталость от собственной внутренней борьбы заполнили всё пространство. — Слабость — это то, что нас уничтожает, — наконец, сказал он, не поворачиваясь к ней. Его голос звучал словно издалека, хрипло, с трудом удерживая срывающиеся нотки. — Ты не понимаешь, Эмили. Слабость делает тебя уязвимым, а уязвимость — это слабое место, на которое всегда кто-то найдёт способ надавить. — Может, и так, — прошептала она, но в её голосе звучала та самая непоколебимость, которая внезапно вывела его из равновесия. — Но, Гейл... в уязвимости тоже есть сила. Она позволяет нам быть настоящими, позволяет видеть в других не только солдат и исполнителей приказов, но и людей. Её слова эхом отразились в его мыслях, создавая нестерпимое напряжение, которое, казалось, готово было разорвать его изнутри. Эмили смотрела на него так, будто понимала, как глубоко ранят его её слова, как отчаянно он цепляется за свою жёсткость, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с собственными страхами и воспоминаниями, от которых он так долго бегал. Он почувствовал, как в его груди зарождается огонь, пугающий своей неясностью и силой. Взглянув на неё снова, Гейл попытался подавить это чувство раздражением. Эмили вынырнула из мыслей и резко переменилась. Она встала перед ним, её упрямство накатывало, словно волна в шторме. Её глаза сверкали, щеки порозовели от напряжения, губы плотно сжаты, будто она готова бросить вызов целому миру. В этот миг она казалась не просто взбешённой, а по-настоящему живой, и это задело что-то глубоко внутри него. — Почему ты не можешь просто попробовать расслабиться и немного сбавить свои требования к себе и окружающим? — спросила она снова, её голос был твёрдым, словно сталь, хотя он уловил в нём лёгкую дрожь. — На войне нет второго шанса, — резко ответил он, его слова были словно осколки льда. — Ошибки там не прощают. Ты просто не понимаешь... Ты не была там, от твоих решений не зависели жизни людей! Ты всю жизнь прожила за стенами столицы и не видела того, что видел я! Перед тобой не умирали дети от голода. Не сжигали за живо людей. Ты всю жизнь была в безопасности, когда люди в дистриктах умирали словно мухи! Эти слова ударили по ней, как хлесткий ветер. Гейл видел, как её лицо темнеет, глаза тускнеют, словно свет, что прежде горел в них, угасает. Он почти почувствовал удовлетворение, но тут же что-то внутри него надломилось. Ему вдруг стало невыносимо видеть, как она ломается под весом его жестокости. Он злился на неё, на себя, на свою слабость, которая пряталась под маской силы. Он стиснул зубы и, ослабив хватку на кулаках, сказал уже мягче, словно сам боролся с собой, чтобы не показать слабость: — Просто... постарайся. Эмили, к его удивлению, вспыхнула от ярости. Не сказав ни слова, она схватила бутылку с водой и, не раздумывая, плеснула её содержимым ему в лицо. Ледяная вода обожгла его кожу, как удар хлыста, и Гейл инстинктивно отшатнулся, ошеломлённый её поступком. — Ты что, с ума сошла?! — закричал он, стряхивая с себя капли воды, которые стекали по его шее и груди, пропитывая ткань одежды холодом. Он смотрел на неё с гневом, ощущая, как внутри поднимается буря. В её глазах, вместо страха, вспыхнуло упрямое пламя, твердое и непреклонное, словно она была готова стоять против самого мира, но не уступить. Смотра на неё, Гейл замер, поражённый. Не столько её словами, сколько той решимостью, что горела в её взгляде. Казалось, это пламя было источником её силы, но он не мог понять, что именно давало ей эту невообразимую стойкость. — Ты правда не понимаешь? — её голос был полон горечи, но не отступления. — Ты ведёшь себя как непробиваемый болван! Как полный зазнавшийся дурак! Как упрямый идиот! Думаешь, твои жестокие слова и холодность помогут? Если ты хочешь, чтобы я стала сильной, так будь рядом со мной, а не дави, как полководец, наблюдающий за битвой с холма! Ты как будто хочешь отгородиться, спрятаться за своей жесткостью и холодностью. Ты думаешь, что, отталкивая меня, защищаешь? Что твоя закрытость и равнодушие — это щит? Но это только делает всё хуже. — В её голосе прозвучала дрожь, от которой у Гейла перехватило дыхание. Она стояла напротив него, не отступая, не прячась, не позволяя ни его гневу, ни холодности сломить её. И в этот момент он понял, что её смелость не в том, чтобы прятать уязвимость, а в том, чтобы смотреть ему в глаза, оголяя все свои раны и страхи. Это выбивало его из равновесия больше, чем любое сопротивление, которое он когда-либо встречал. Он попытался сказать что-то, но слова отказывались выходить. И, наконец, он выдохнул, с трудом обуздывая те эмоции, что переполняли его. Её просьба была так проста, но при этом требовала от него всего того, чего он боялся. Она не просила защитить её, как казалось ему; она требовала от него честности, полной и беспощадной, равенства, на которое он не знал, способен ли. — Думаешь, мне легко? — прохрипел он, глядя ей прямо в глаза. — Думаешь, легко смотреть, как кто-то… как ты… как будто можешь сломаться в любой момент? Мне легче отталкивать тебя, чем рисковать снова. Вокруг меня постоянно кто-то умирает! Я не хочу рисковать тем, что снова потеряю кого-то, кто значит для меня больше, чем я готов признать! Его слова, едва прозвучав, вызвали у него желание отступить, уйти, как можно дальше, потому что в них прозвучала правда, которую он боялся осознать. Он увидел, как её глаза смягчились, в них появилось понимание и, возможно, сострадание. — Ты не понимаешь, Гейл, — сказала она, голосом, в котором звучала невыразимая печаль. — Я не прошу, чтобы ты был идеальным, я не прошу, чтобы ты защищал меня от всего. Я прошу лишь одного — будь рядом и поддержи. Будь рядом со мной. Не как командир, не как наставник… Просто как человек, рядом. Даже если это сложно. Даже если тебе страшно. Думаешь, мне было легко начать тебе доверять? Мне тоже страшно, мне тоже тяжело. Но мы должны держаться вместе, чтобы преодолеть трудности и испытания. Чтобы начать работать в команде, мы должны начать доверять и помогать друг другу! Её слова отозвались у него внутри гулким эхом. Эта простая просьба казалась одновременно пугающей и болезненно искренней. Он почувствовал, как сердце колотилось в груди, а пальцы сжались в кулаки от нестерпимого желания вырваться прочь. Но он не мог. Её глаза — серо синие, глубокие, полные печали, боли и чего-то ещё, чего он не мог понять, — держали его. Она шагнула ближе, тихо и мягко, словно не хотела разрушить этот тонкий, но крепкий момент между ними. Теперь между ними было едва ли несколько дюймов, и он ощутил её тепло. Это тепло проникало глубже, чем он мог себе позволить. Он затаил дыхание, когда она подняла руку, словно хотела коснуться его лица, но замерла, так и не решившись. — Гейл, если ты не можешь показать мне свою слабость, как ты можешь ожидать, что я покажу тебе свою силу? — прошептала она. В её словах не было ни укора, ни обиды — только тихое понимание, от которого его сдерживаемое сердце сжалось. Она смотрела на него, и в её взгляде не было ни укоризны, ни обиды. Только честное, тихое понимание. Этот момент, казалось, был единственным, что держало его на месте — её слова, её доверие и её ранимость, которые, как он осознал, стали для него куда важнее, чем он был готов признать. Внезапно он понял, что боится этого больше всего — боится её доверия, боится её искренности, боится, что если он отступит, то потеряет её навсегда. Гейл закрыл глаза, чувствуя, как этот момент словно застывает во времени. Её близость была как тихая буря, поднимающая в нём чувства, которые он так долго прятал и подавлял. Он сделал шаг назад, глядя на неё — удивительную, сильную, хрупкую и невероятно смелую. — Эмили... — произнёс он её имя, его голос дрожал, словно каждое слово давалось ему с трудом, оставляя после себя боль. — Ты даже не представляешь, насколько сложно… просто быть рядом, когда внутри — только пустота. Это не слабость, это страх. Страх, что если я подпущу кого-то ближе, то снова потеряю, так же, как потерял других. Страх, что однажды окажусь бессильным, что ничем не смогу помочь. Эмили не отводила взгляда, её глаза были наполнены глубоким пониманием. В её лице не было ни осуждения, ни укора — только тихое сострадание и мягкость, которая внезапно смягчила ту боль, что Гейл носил внутри. Её лёгкая, едва уловимая улыбка казалась ему тёплым лучом, пробившимся сквозь тучи его отчуждённости. — Мы все боимся, Гейл, — её голос звучал почти как шёпот, но в нём ощущалась такая уверенность, что он невольно затаил дыхание. — Но иногда… риск того стоит. Их взгляды встретились, и в этот момент он понял, что она видела его насквозь. Эта проницательность поражала его, вызывала желание спрятаться, но одновременно несла какое-то облегчение, как будто тяжёлые доспехи, которые он носил так долго, наконец можно было снять. Перед ней он оказался оголённым, обнажённым, лишённым маски и бронзы слов, которые раньше скрывали его от всего мира. Её лицо смягчилось, в уголках её губ появилась едва заметная улыбка — мягкая, почти призрачная, как обещание. И она тихо сказала: — Я просто хочу, чтобы ты знал: я рядом. Как бы трудно ни было, сколько бы ошибок мы ни сделали. Мы справимся с этим… вместе. Мы — команда. И я хочу, чтобы мы доверяли друг другу. Мы можем быть сильными, только если будем на равных. С её словами в его душе разлилось обжигающее тепло, проникающее сквозь все его барьеры, словно луч солнца в холодный зимний день. Гейл, который так долго не позволял себе даже задуматься о доверии, вдруг почувствовал, что впервые за долгое время ему дали шанс быть настоящим, не требуя ничего взамен. В её взгляде была сила, но эта сила не подавляла его, а наоборот, поддерживала, будто говоря: «Ты можешь довериться». Он чувствовал, как внутри него поднимается тихая буря, словно волны, разбивающиеся о скалы, пытаясь прорваться наружу. Он глубоко вздохнул, пытаясь вновь обрести утраченный контроль над собой. Эмили смотрела на него, её взгляд был нежным, но решительным, полным безмолвной поддержки и верности. Он понимал, что она ждёт, что он сделает шаг, разрушит ту стену, что столько лет окружала его сердце. Но сказать что-то, раскрыться ещё больше — он просто не мог. Вместо ответа он стиснул зубы, делая шаг в сторону тренажёров, позволяя своим действиям заглушить ту бурю, что бушевала в нём. — Ладно, продолжим. Будем делать упражнения вместе, я покажу, как более эффективно… — его голос был хриплым и грубее, чем обычно, словно ему приходилось сражаться с каждым словом. Он знал, что сейчас не сможет сказать ничего более честного, более глубокого. Эмили, уловив это, лишь мягко кивнула, не настаивая, не требуя большего. Она понимала, что пока это — его предел, и в её глазах мелькнуло что-то, что он не смог бы назвать иначе как уважением к его борьбе. Гейл бросился в тренировку с решимостью утопающего, хватавшегося за каждый новый глоток воздуха. Но его душа, как раненый зверь, оставалась в когтях внутренних демонов, без конца нашёптывавших ему о сомнениях и страхе. Он незримо следил за Эмили, её сосредоточенным взглядом, за каждым плавным и сильным движением, в которых виднелся тот свет, который ему самому не удавалось разжечь в себе. Её грация и упорство обжигали его сердце, высекая в нём робкую искру надежды — слабый огонёк, что неосознанно разжигал его желание вырваться из своего мрака. Но вместе с этим зарождалась тревога, поднимавшаяся из глубин и заставлявшая усомниться, что он заслуживает быть рядом с ней. — Давай, Эмили, — сказал он, стараясь выдавить из себя уверенность, хотя в душе его мысли сыпались, как песок в треснувшем сосуде. — Сосредоточься на дыхании… вдох, выдох. Ты делаешь это прекрасно. Эмили подняла на него взгляд, и её глаза, полные решимости и скрытого, едва уловимого тепла, разогнали мрак, словно солнце, пробившееся сквозь бурю. Он хотел бы не отводить глаз, не прекращать всматриваться в это сияние, но одновременно чувствовал волнение, похожее на раздражение от собственного бессилия. Она была рядом, сильная и лучезарная, а он… Он всё больше чувствовал себя слабым и раздавленным под тяжестью своего же прошлого. — Помни, сила — это не только мышцы, — произнёс он, когда она сделала паузу, тяжело дыша. — Это и воля, то, что ты решаешься идти вперёд, даже если трудно. Я вижу это в тебе, Эмили. Она внимательно посмотрела на него, её голос был тихим, но в каждом слове чувствовалась искренность: — Ты тоже силен, Гейл. Я… я не могла бы справиться без тебя рядом. Её слова, мягкие, как тёплый ветер, прошли сквозь его сердце, разрывая тонкие нити сомнений, хотя и на мгновение. Они оставляли его обожжённым, как после касания огня, но не разрушенным. Её признание было почти болезненно вдохновляющим, и от него в душе разрастался новый ураган, где смешивались надежда и отчаяние, словно в смертельном танце. Он смотрел на неё, полную уверенности и внутренней силы, и не мог понять, как она могла видеть в нём то, что он сам уже давно не замечал. Казалось, её сияние освещало каждый тёмный уголок его души, вытесняя тени и давая ему силы встать. Но тут же, как в зловещем шепоте, он чувствовал, как страх, старый и неугомонный, тянул его обратно в темноту. — Сосредоточимся на тренировке, — произнёс он, пряча свой взгляд, чтобы она не увидела его разбитость. — Хорошо, — ответила она, и её голос был полон спокойной решимости, которая снова задела его сердце. С каждым её движением он словно находился на грани, между тьмой и светом, между сомнением и верой. Каждое её усилие напоминало ему о том, что он сам когда-то был таким — полным надежды и силы. Тренировка подошла к концу, и они оба стояли, запыхавшиеся, но в каком-то странном умиротворении. Окружающий мир на мгновение затих, оставив только их двоих на этом просторе, где царило ощущение свободы и усталости, смешавшихся в одну глубокую и тёплую волну. Гейл украдкой посмотрел на Эмили, отмечая, как лёгкий румянец на её щеках подчёркивал её красоту. Она устала, но сияла так, как будто это сияние было неотъемлемой частью её самого существа. — Ты сегодня была на высоте, — сказал он, надеясь, что его голос прозвучит легко, без выдавшегося подспудного восхищения. — Главное — не забыть подкрепить силы. Обедать нужно обязательно. Эмили улыбнулась, вытирая ладонью капли пота со лба. Её глаза горели, и от этой тихой, спокойной радости Гейл почувствовал, как его душа вновь, против его воли, наполняется тёплым светом. — Я как раз думала об этом, — призналась она, слегка наклоняя голову. — Думаю, я заслужила сегодня небольшой пир. — Да, и не меньше, — с тенью улыбки ответил он, пряча в этой краткой фразе гораздо больше, чем мог бы сказать словами. Ему хотелось сказать что-то ещё — что-то искреннее, что уже давно назрело внутри, но страх снова затушил зарождающееся признание. Вместо этого он тихо вздохнул и посмотрел в сторону, стараясь скрыть проблеск своих чувств. — Если хочешь, могу присоединиться, — добавил он небрежно, как бы мимоходом. — Всё-таки после такой тренировки полезно восстановить силы. Гейл мгновенно смутился, осознав, как прозвучало его предложение. Тепло прилило к щекам, и он, отворачиваясь, поспешил добавить: — Ну, я… я имел в виду, что можно пообедать вместе с командой. — Он попытался придать своему голосу лёгкую небрежность, как будто хотел вернуть всё в рамки обычной дружеской поддержки. Но слова вышли неубедительными, а его смущение было слишком явным. Эмили лишь мягко улыбнулась, заметив его неловкость. В её взгляде мелькнуло что-то, что заставило Гейла затаить дыхание. Её спокойная уверенность была чем-то, что одновременно восхищало и пугало его. — Я не против компании, — сказала она, сдержанно, но с тёплыми нотками в голосе. — Буду рада, если ты присоединишься. И, может, и вправду стоит пригласить ребят. — Её глаза мягко блеснули, как будто она не упустила его замешательства, но тактично оставила его без дальнейших вопросов. Гейл лишь кивнул, чувствуя, как его сердце забилось быстрее. Ему казалось, что она видела больше, чем он мог сказать. Гейл почти бегом направлялся к раздевалке, чувствуя, как его мысли тесной петлей затягиваются вокруг шеи, душат и не дают вдохнуть. Он вновь и вновь прокручивал в голове последние слова, произнесенные с такой детской неуклюжестью, что ему хотелось провалиться сквозь землю. "Дурак," — бормотал он себе под нос, чувствуя, как его гнев и раздражение постепенно отравляют сознание. Как он мог так опрометчиво поддаться чувствам, позволить себе малейшую слабость перед ней? Как будто он — не взрослый мужчина, а несмышленый мальчишка, теряющий голову от одного лишь взгляда. "Это всего лишь тренировка, всего лишь забота о коллеге," — внушал он себе, ощущая, как это болезненно обрывает любую искру, что ещё горела внутри. Он снова и снова твердил эти слова, словно заклинание, надеясь, что они поглотят всё, что могло дать начало чувству, которого он не должен был испытывать. Все это нужно было пресечь в зародыше. Он не может себе позволить быть чем-то большим для неё. "Это просто поддержка, дружба и ничего более," — повторял он, упрямо стараясь подавить в себе возникшее желание быть рядом с ней — не просто рядом, а рядом в том смысле, о котором он даже думать боялся. Но, как бы он ни старался, в душе, словно упрямый костер, теплело что-то, что разгорается вопреки его воле. Как будто её взгляд, добрый и уверенный, проник сквозь его холодную броню, и тьма, которую он старательно скрывал, вдруг ожила, тронутая теплом. В это мгновение Гейл ощутил, как нарастает тревога, как рвется наружу его старый страх. "Ты не можешь ей дать ничего, кроме тьмы," — шептал голос внутри, растягивая каждое слово болезненно четко. Он пытался упрекнуть себя, заставить отвернуться от неё, убежать, чтобы она никогда не узнала ту бездну, в которой он живет. Зачем ей это? Зачем ей позволять приблизиться к нему и рисковать тем, что она узнает его настоящего — того, что он сам едва ли может вынести? Он оттолкнул дверь раздевалки с такой силой, словно хотел разорвать этот внутренний узел, выплеснуть боль, которая становилась невыносимой. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул, стараясь снова втиснуть свои чувства в клетку, которая так долго держала их в плену. "Ты — её коллега, её друг, её поддержка на тренировке, но не больше," — приказал он себе, стараясь забыть её теплый взгляд, её смех, что мелькнул в самый неожиданный момент. Он знал, что должен был сдерживаться, подавить в себе все, что шевелилось и рвалось наружу, — иначе он рисковал сойти с дороги, за которую уже заплатил слишком дорого. Гейл стиснул зубы, с глухим раздражением запираясь в раздевалке, словно пытаясь укрыться от самого себя. Он метался, негодуя на свою слабость, на ту минутную глупость, когда позволил себе расслабиться и открыть перед Эмили малейшую трещину в своей броне. "Черт возьми, Гейл, что ты делаешь?" — прошептал он, ударяя кулаком по холодной стене. Его голос прозвучал почти умоляюще, словно от этого могло стать легче. Он открылся ей, позволил себе проявить заботу, показать уязвимость — то, что уже давно должно было оставаться скрытым, похороненным в глубине, где никто не мог бы это увидеть. "Глупец," — он едва сдерживал кипящее раздражение. Он, мужчина, привыкший скрывать свои слабости, вдруг раскрылся перед ней, позволив себе мимолетное чувство, словно ему двадцать лет и сердце ещё может позволить себе сойти с ритма ради кого-то. Гейл буквально кипел от злости на самого себя: это была ошибка, которую он больше не имел права повторить. "Никаких больше проявлений слабости," — приказал он себе, напряжённо вглядываясь в своё отражение, словно надеялся увидеть там подтверждение своей решимости. "Никакой глупой надежды и… никаких намеков на то, что может быть больше, чем просто дружба." Он вспомнил, как она смотрела на него, когда он предложил присоединиться за обедом, и холодная волна сожаления накрыла его. Он поддался эмоциям, позволил себе почувствовать нечто, что уже давно должно было уйти в забвение. Стиснув кулаки, Гейл пообещал себе: больше никакой слабости, никакого желания сблизиться. Отныне он будет лишь тем, кем должен быть — коллегой, соседом, и не более. Она не должна видеть его таким, не должна замечать, что в его душе ещё остаётся что-то, что может загореться. Гейл поклялся, что удержит этот огонь в себе, за каменными стенами, которые он так усердно возводил. Гейл прикрыл глаза, прислонившись лбом к холодной плитке стены. Дыхание его стало прерывистым, но постепенно замедлялось, как будто сама тишина раздевалки вытягивала из него боль и напряжение. В его голове всплыло лицо Эмили — те её серьёзные, немного усталые глаза, в которых отражалась целая буря переживаний, спрятанных под маской спокойствия. Он знал это чувство слишком хорошо. Сквозь раздражение и гнев вдруг проступило что-то другое — едва ощутимое, как первый луч света в рассветной дымке. Рядом с Эмили ему становилось легче дышать. Он мог почти забыть о тех тёмных мыслях, которые тянули его на дно. Она приносила с собой ту мягкость, к которой он уже давно разучился тянуться. Гейл обвёл взглядом пустую раздевалку, но в его сознании всё отчётливее проступали очертания её тела, каждый изгиб, неуловимые движения, сдержанная, но чувственная грация. Ему казалось, что он видит её перед собой — её слегка нахмуренные брови, едва заметную улыбку, лёгкий вздох, когда она позволяла себе расслабиться в его присутствии. Он вспомнил, как её голос звучал рядом с ним, как его кожа начинала покалывать от этого близкого, мягкого тембра. Словно тепло, пробившееся сквозь долгую зиму, медленно начинало распространяться в его груди. Он мог сопротивляться, но это тепло упрямо брало своё, растворяя остатки злости и оставляя лишь тихое, но настойчивое ощущение… надежды. Гейл покачал головой, словно хотел вытряхнуть эти мысли, но не смог. Он чувствовал, что чем больше отталкивает её, тем сильнее её присутствие захватывает его разум. Он понимал, что эта привязанность, это желание быть рядом с ней — то единственное, что может удержать его от окончательной тьмы, в которую он погружался всё глубже с каждым днём. Пытаясь держаться за это воспоминание, он почувствовал, как его напряжённые плечи чуть-чуть расслабились. «Не делай этого, Гейл,» — пробормотал он, сжимая кулаки. Но в этот момент он не мог отрицать — рядом с ней он был живым. И пока это тепло не угасло, он решил, что, возможно, не стоит его отвергать. Может, именно это — её тихое присутствие, её улыбка и её взгляд — станет той искоркой, что выведет его из тьмы. Гейл приподнял голову, глубоко вздохнул и попробовал улыбнуться — неловко, будто это был забытый жест. Лицо отозвалось легким напряжением, но он всё равно заставил себя выдавить едва заметную улыбку. "Может, не всё так плохо, как кажется," — подумал он, пробуя ухватиться за эту крохотную мысль, словно за спасительную нить. Он устал от этого бесконечного мрака, от ощущения, что за каждым углом его подстерегает что-то тяжелое и удушающее. Гейл закрыл глаза, на мгновение представляя ту самую сцену, когда Эмили, чуть приподняв бровь, бросила ему один из своих сосредоточенных, чуть насмешливых взглядов. Эта вспышка в её глазах, искренность и внутренний свет — они напоминали ему, что есть вещи, ради которых стоит двигаться вперёд. Тепло снова заполнило его грудь, но теперь оно было чуть ярче, согревая и прогоняя холод. На мгновение он почувствовал себя легче. Возможно, ему просто нужно научиться замечать эти маленькие искры в повседневности, не забывать о том, что есть люди, которые способны принести свет даже в самый тёмный день. "Ты ещё справишься, Гейл," — сказал он себе, стараясь зацепиться за это ощущение. Он открыл глаза, на этот раз с настоящей улыбкой, и, хотя она была едва заметной, она принесла с собой крупицу той силы, которая давно казалась потерянной. Он знал, что впереди ещё много испытаний, но, вспоминая лицо Эмили, её искреннюю улыбку и теплоту в её глазах, он почувствовал, что сможет устоять. Пусть с трудом, пусть с сомнениями, но он будет держаться за это чувство. И, возможно, оно станет его спасением. *** Гейл подошёл к столу в столовой, за которым уже собралась его команда и Александр. В столовой стоял привычный гул: звуки весёлых разговоров и смеха, громкий звон посуды сливались в единую волну, создавая ощущение уюта и лёгкости, которое Гейл давно не испытывал. Обычный шум, лёгкие подколы — всё это, как ни странно, успокаивало, уводя мысли подальше от мучительных раздумий и тревожных воспоминаний. Ребята увлечённо обсуждали утреннюю тренировку, пересмеиваясь и перебрасываясь шутками, как будто ничего важнее этого момента не существовало. Гейл невольно улыбнулся, чувствуя, как напряжение незаметно уходит, уступая место почти забытому чувству покоя. Увидев капитана Алексей тут же оживился: — Ты не поверишь, как Дэн взвыл, когда я его на спарринге уложил! — громко рассказывал Алексей, тряся головой от смеха. — Даже дышать нормально не мог после этого! Он просто упал, как мешок картошки, и даже не пытался подняться. — Ты бы знал, как ты выглядел в тот момент! — поддел его Дэниэл, усмехнувшись. — Будто вот-вот сам рухнешь. Еле держался на ногах, не строй из себя героя. — Ой, не рассказывай, Дэн, — отмахнулся Алексей, — я был великолепен! — Ага, — с усмешкой добавил Майкл, подыгрывая Дэниэлу, — такой великолепный, что после этого пять минут дышал, как запыхавшийся бегун, а теперь рассказывает героические подвиги! — Да-да, ты всегда великолепен, пока на обед не потащишься, — вмешался Джек, подкалывая его. — Посмотрим, как ты побегаешь после пирога. — Не слушайте его! — отмахнулся Алексей, сияя. — Я был в полном порядке, просто не хотел давать ему лишнего шанса, вот и всё. — А, так это, значит, была твоя стратегия, да? — поддел его Томас. — Ну конечно! Только ты с трудом держался на ногах. — Да ладно вам, ребят, — вступил Дэниэл, качая головой. — Он герой только на словах, а как до дела — так сразу в кусты. Смех команды звучал громко и заразительно. — Капитан, — весело отозвался Томас, взглянув на Гейла. — Ты сегодня утром выглядел так, будто был готов бросить всё и уйти куда-нибудь подальше. А теперь смотри, сидишь здесь, счастливый, как кот на солнце. Гейл фыркнул, садясь рядом. Он отмахнулся, словно прогоняя надоедливую муху, но в уголках его губ проскользнула улыбка. — Да бросьте, утро было просто… хм… тяжёлым, — коротко ответил он, стараясь не углубляться в подробности. — Может, не тренировка так на тебя подействовала? — с лукавой усмешкой вставил Александр, кивнув в сторону пустующего места напротив. — Думаю, вы заметили, что нашего капитана стали отвлекать куда более… приятные мысли. Гейл бросил на него мрачный взгляд, но едва сдержался, чтобы не рассмеяться вместе с остальными. Тепло компании действовало успокаивающе, и, как бы он ни пытался оставаться хмурым и строгим, что-то внутри расслабилось, давая место лёгкой улыбке. — Ой, ну посмотрите на него! — подхватил Алексей, хохоча. — У него даже настроение поднимается, как только мы про Эмили заговорим! Вся его угрюмость куда-то испаряется! — Я уверен, капитан, что Эмили тебе далеко не безразлична, — с ехидной усмешкой добавил Даниэль, вскинув брови. — Ты ведь на неё особенным взглядом посматриваешь, не так ли? — Просто коллега, — с лёгким раздражением отмахнулся Гейл, наигранно серьёзно хмурясь. — И к тому же девушка, за которой нужно присматривать, чтобы потом не составлять рапортов по поводу её травм. — Ага, конечно, коллега, — саркастично усмехнулся Майкл, подмигнув. — Только вот смотришь ты на неё как кот на сливки! — А помните, как он на неё смотрел вчера за ужином, когда она присела за наш стол? — вставил Джек, широко улыбаясь. — Будто пытался запомнить каждую её черту. Как будто она — последняя женщина на земле! — Да ну, бросьте, — Гейл пытался сохранять серьёзный вид, но его лицо всё равно выдавало лёгкую растерянность и смущение, что лишь раззадоривало ребят ещё больше. — Тебе не удастся нас обмануть, капитан, — усмехнулся Алексей, весело тряся головой. — Ты же не просто коллегу видишь в ней. Мы-то видим, как у тебя глаза загораются, когда она рядом. — Ладно-ладно, — попытался остановить их Гейл, но его протесты были услышаны лишь как повод для новых подколок. — Знаешь, Гейл, — протянул Джек, заговорщически подмигнув, — я бы понял, если бы тебя увлекла такая девушка. Она красивая, умная… Думаешь, ты один это заметил? Полбазы только и шепчется о ней. Гейл нахмурился, стараясь скрыть раздражение, вспыхнувшее внутри от слов Джека. Он опустил взгляд, чувствуя, как его плечи напряглись. Конечно, он знал, что многие в базе обращали внимание на Эмили — её внешний вид, её уверенность, интеллект. Она была особенной, и это трудно было не заметить, но осознание, что её обсуждают за его спиной, его почему-то задело. — Не неси чепуху, Джек, — бросил он, заставляя голос звучать как можно равнодушнее. — У нас на базе не так много новичков, вот и интересуются. Не вижу в этом ничего необычного. Он попытался сделать вид, что это его не волнует, и отвёл взгляд, сосредоточившись на снаряжении, лежащем рядом. Но мысли о том, что Эмили обсуждают, что её оценивают, не давали ему покоя. Эта тема была ему неприятна — словно каждый их косой взгляд на неё касался и его самого. — Слушай, я просто сказал, как есть, — не отставал Джек, усмехнувшись и слегка наклонившись вперёд, будто изучая реакцию Гейла. — Ты же видишь, она тебя тоже выделяет. Чего ты бегаешь от этого? Гейл почувствовал, как кровь прилила к лицу, и крепко сжал кулаки, стараясь подавить непрошенные эмоции. Слова Джека попали точно в цель, но он не собирался этого признавать — особенно перед ним. Он привык прятать свои чувства, особенно те, которые могли выдать его слабость. — Давай закончим на этом, Джек, — бросил Гейл, не поднимая глаз. — У нас работы много. Если тебе так уж хочется болтать о коллегах, значит, ты не перегружен. Подкинуть работенки? — Ох, ладно, ладно, капитан, — отозвался Джек, усмехаясь и подняв руки в жесте сдачи. — Просто говорю, иногда полезно признать, что тебе кто-то нравится, прежде чем это станет очевидно для всех остальных. Гейл тяжело вздохнул и отвернулся, но едва сдержал мрачный взгляд. Он понимал, что Джек, возможно, прав, но не собирался даже думать об этом. Это не та слабость, которую он мог позволить себе сейчас. И всё же, где-то глубоко внутри, в уголках памяти мелькали её облик и голос. — Ох, только не пугай её своими мрачными взглядами из далека, — подключился Александр, сдерживая насмешку. — Вдруг решит, что ты ждёшь чего-то большего, чем просто дружбы? И тогда либо оттолкнёт, либо... притянет, что навряд ли. Хотя тебя-то не смутит ни один из исходов, верно? У нас ведь капитан обычно "лёгких нравов". То тут , то там шепчутся о твоей "лёгкости" с дамами. — Лёгких нравов? — ухмыльнулся Томас, поддержав шутку. — вВ сторону Эмили, где капитан с серьёзным лицом часами пялится на неё? Даниэль подхватил, едва сдерживая смех: — О, ребята, похоже, наш капитан попал по самые уши. Гейл покачал головой, хмурясь, но в уголках губ мелькнула едва заметная улыбка. Внутри он ощутил что-то тёплое и лёгкое, будто в их подколках было что-то обезоруживающее и простое. Как будто эта компания могла стать для него не только командой, но и чем-то, что давно казалось утраченной опорой. — Да хватит уже, — наконец проговорил Гейл, стараясь придать голосу серьёзность, — вы себе понапридумывали. Эмили — просто коллега, и всё. Никакой романтики. — Конечно-конечно, — с притворной серьёзностью ответил Алексей, пряча улыбку. — Профессиональные отношения, мы поняли. — Ага, профессиональные, — хмыкнул Джек. — Только если вдруг тебе понадобится совет насчёт "профессиональных" отношений, капитан, знай, что мы тут всегда готовы помочь. Гейл с усмешкой покачал головой, чувствуя, как тепло разливается в груди от их дружеского веселья. — И кстати, ребят, не хотите ещё один интересный факт? — внезапно добавил Александр, выдержав драматическую паузу. — Знаете, кто является спонсором нашего нового оборудования? Бывший жених Эмили. Так что, думаю, будет весело наблюдать за развитием событий. Александр, сдерживая усмешку, внимательно следил за выражением лица Гейла, когда прозвучала его неожиданная новость. Казалось, вся команда затаила дыхание, даже весёлые шутки и смех мгновенно затихли. Гейл же сидел на месте, словно вдруг прирос к стулу. Его лицо оставалось почти неподвижным, но Александру не ускользнуло, как глаза Гейла на мгновение потемнели, а мышцы на скулах напряглись, выдавая подавленное раздражение. На секунду Гейл отвёл взгляд в сторону, как будто собираясь с мыслями или пытаясь скрыть нахлынувшие эмоции. Это — «бывший жених» — будто пробудило в нем какую-то неожиданную волну тревоги. Раньше он об этом даже не задумывался, но вот сейчас… Почему-то мысль о том, что у Эмили была серьёзная связь, да ещё и с человеком, который теперь участвует в их работе, ударила сильнее, чем он мог предположить. Внутри зашевелилась неприятная зависть, смешанная с неким непонятным чувством потери, которое казалось странным, почти чуждым ему. — Бывший жених, говоришь? — голос Гейла прозвучал нейтрально, но Александр уловил в нём едва заметное напряжение, как ржавчину на лезвии ножа. Он изо всех сил пытался сохранить бесстрастный вид, однако в глазах проскользнула тень, которую не удалось полностью скрыть. — Да, именно, — подтвердил Александр, внимательно наблюдая за каждой мелочью на лице Гейла. — Он, видимо, с тех пор не остыл… или просто решил, что не может её забыть. Несколько мгновений Гейл молчал, опустив взгляд, будто в поисках скрытого смысла в этих словах. Александр видел, как его собеседник незаметно сжал кулаки, словно пытаясь справиться с нахлынувшим чувством обиды. Откуда эта реакция? Он сам не мог бы объяснить, но в груди кольнуло неприятное ощущение, похожее на тлеющий огонь. Было бы странно признавать, что он завидует прошлому Эмили — прошлому, с которым он не имел никакого права спорить, но тем не менее мысль о каком-то другом мужчине рядом с ней не давала ему покоя. Наконец, Гейл поднял глаза и взглянул на Александра с легкой усмешкой, за которой Александр заметил упрямую твёрдость, ту самую, что делала его волевым солдатом и не позволяла показывать уязвимость. — Ну что ж, в таком случае… надеюсь, он не станет создавать нам проблем, — произнёс Гейл холодно, едва заметно усмехнувшись. — Впрочем, если что, я уверен, Эмили справится. У неё, кажется, хватает стойкости и на него, и на всех нас. Но даже после этих слов напряжение не рассеялось. Александру хватило одной секунды, чтобы понять: для Гейла эта новость стала ударом, пусть и незаметным для других. — Блэк, — голос Эмили за спиной Александра прозвучал как удар хлыста: холодный и пропитанный подавленным гневом. — Я, кажется, ясно дала понять, что тебе следует держать язык за зубами. Александр лишь усмехнулся и пожал плечами, вовсе не казавшись обеспокоенным тем, что нарушил её просьбу. Он склонился чуть ближе, понижая голос до заговорщического шёпота, будто раскрывал какую-то таинственную истину, которая давно скрывалась в их окружении. — Прости, Эмми, — произнёс он с ноткой лёгкой издёвки. — Но, понимаешь, команда должна знать такие… интригующие подробности. Особенно когда это может затронуть нашу работу. Ведь тут речь идёт о влиятельных людях, разве нет? Гейл внимательно следил за их разговором. Лицо Эмили побелело от злости, взгляд стал ледяным. Атмосфера вокруг словно замерла, каждый почувствовал напряжение, разлитое в воздухе. — Эмили, так это правда? — с нескрываемым любопытством спросил Майкл, пытаясь внести лёгкость в происходящее. — У тебя действительно был жених? — Эй, Блэк, не томи! — подхватил Алексей с озорным блеском в глазах. — Теперь уж точно обязан поделиться историей! Может, мы узнаем что-то, о чём даже сплетницы из лабораторий не ведали? Эмили замерла, сдерживая порыв гнева, и резко поставила поднос на стол с таким звуком, что все вокруг вздрогнули. На миг казалось, она готова была сорваться и устроить Александру разнос, но вместо этого лишь сделала глубокий вдох, выравнивая дыхание. Её голос, полный подчёркнутого спокойствия, прозвучал как вызов: — Что ж, Блэк, если уж ты решил всё раскрыть, так рассказывай, — её взгляд был холоден, словно сталь. — Но помни: ответственность за последствия ляжет на тебя. В этот момент все замерли, словно предвкушая, что же последует дальше. Александр довольно ухмыльнулся, как кот, поймавший мышь, наслаждаясь каждой секундой обострившейся напряжённости. — Ну, раз мне позволили, — протянул он, словно смакуя каждое слово. — До войны отец Эмили заключил договор с весьма влиятельной семьёй, устроив её брак с одним… перспективным человеком. Брак по расчёту, как принято в таких кругах. Эмили тогда была ещё совсем юной, да и выбора ей, как водится, никто не оставил. Жених был из тех, кому вряд ли можно было отказать: деньги, власть, связи — всё при нём. Но после войны, когда их семья утратила своё положение, Эмили разорвала договор… и сделала это, можно сказать, весьма громко. Даже скандально. Парню, как поговаривают, разбила сердце, — Александр усмехнулся, с удовольствием наблюдая за реакцией команды. — И, насколько я помню, особо об этом не сожалела. Внимание всех тут же сконцентрировалось на Эмили. На неё смотрели с неприкрытым интересом, жадно ожидая её ответа. Она лишь слегка прищурила глаза, сложив руки на груди и словно готовясь к следующей атаке. — Разбила сердце? — с иронией переспросила она, оглядывая всех присутствующих цепким взглядом. — Забавно, но мне кажется, у этого человека его вообще никогда не было. Человек с сердцем не согласился бы на союз с девушкой, которая на пятнадцать лет младше. Такой союз был бы выгоден лишь ему и моему отцу… Как и всё, что они делали. Слова Эмили повисли в воздухе, резонируя неожиданной горечью, и вызвали бурю эмоций. Алексей громко фыркнул, не скрывая своего презрения, Майкл и Дэниэл обменялись многозначительными взглядами, а Томас хмыкнул, еле заметно кивая. — Ух ты, Эмили, ты действительно не из тех, кто склоняется перед элитой! — восхищённо воскликнул Джек. — Настоящая леди с железным стержнем. — Не думал, что кто-то может отказаться от жизни в элите, — Алексей окинул её новым взглядом, в котором явственно читалось уважение. — Теперь ясно, почему он остался таким «преданным спонсором». — Интересный поворот, — задумчиво добавил Дэниэл, — выходит, он до сих пор о тебе не забыл. Знает, что упустил. Гейл всё это время хранил молчание, пристально наблюдая за каждым выражением её лица, каждым движением. Эта история из прошлого, казалось бы, далёкая и не имеющая ничего общего с настоящим, вдруг тронула его гораздо глубже, чем он ожидал. Эмили, которая выбрала свободу, отреклась от влиятельного брака, обрела для него совершенно новый образ — непокорной и сильной женщины, готовой разрушить любые оковы. И хотя его товарищи смеялись, бросаясь шутками и острыми репликами, Гейл не мог отделаться от чувства, что за этой историей скрывалось нечто большее, что-то личное, болезненное для неё. Гейл вздохнул, внутренне всё ещё ощущая странное беспокойство, даже теперь, зная, что она сильна и независима. Этот маленький фрагмент её прошлого будто открывал в ней новую грань — ту, что ещё больше притягивала его, заставляя задаваться вопросом: сколько ещё тайн скрывается за её холодной маской? Команда продолжала обсуждать историю, смеясь и обменяясь мелкими замечаниями, но напряжение, вызванное откровениями, оставалось, словно тёмное облако, висевшее в воздухе. Гейл ощущал, как в его груди тянет смутная тревога. Между Эмили и Александром явно скрывалось что-то большее, что они не спешили раскрыть. — Так что, этот спонсор до сих пор где-то поблизости? — задумчиво произнёс Томас, хмурясь. — Такие люди не отпускают тех, кого однажды заполучили в свои сети. Эмили открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но передумала, переводя взгляд на Александра. Тот лишь чуть заметно кивнул, словно спрашивая ее согласие продолжить. — Да, он не ушёл из нашей жизни окончательно, — вместо неё ответил Александр, опуская голос до полушёпота. — Но вы можете быть уверены, что Эмили держит всё под контролем. Алексей усмехнулся, скрестив руки на груди. — Хочешь сказать, что этот тип всё ещё старается вернуть её? После всех унижений, через которые прошёл? Джек громко рассмеялся, добавляя в разговор толику юмора. — Да вы шутите, что ли? Серьёзно думаете, что кто-то может диктовать условия Эмили? Она как пантера, только сунься — когтями разорвёт. Эти слова вызвали смех среди команды, и, наконец, Эмили позволила себе расслабиться, хотя в её взгляде всё ещё тлело раздражение. Александр, заметив это, чуть склонился к ней и мягко произнёс: — Ладно, Эмми, прости, если зашёл слишком далеко. Просто хотел развеселить ребят. Ты же знаешь, как они любят драму. Она холодно прищурила глаза, но остриё её взгляда смягчилось. — В следующий раз, Алекс, выбирай более лёгкие темы, — сдержанно ответила она, а затем перевела взгляд на Гейла, который, несмотря на все шутки, оставался серьёзным. — Ты тоже считаешь, что это всё может оказаться не просто пустяком, да? Гейл колебался, прежде чем ответить. Он чувствовал, что Александр что-то утаивает. Возможно, ради безопасности Эмили. Возможно, ради собственной выгоды. Всё это вызывало у него сомнения, словно невидимые нитки, сплетавшие тайную сеть вокруг Эмили. — Я думаю, тебе стоит быть осторожнее, — тихо произнёс он, голос его был чуть хриплым от волнения. — Люди такого рода не отпускают просто так. Если он до сих пор спонсирует твои проекты и как-то связан с твоей жизнью, это явно неспроста. У таких людей всегда есть свои цели. Эмили напряглась, но её глаза стали ещё более решительными, словно сталь, закалённая огнём. — Не волнуйся, Гейл, — твёрдо ответила она, обжигая его взглядом, — я не позволю никому вмешиваться в мою жизнь. Этот человек получил свой ответ, и на этом для меня всё. В её словах звучала решимость, словно рокот далёкого грома, и Гейл ощутил всплеск уважения к ней. Она стояла перед ним не как его коллега, а как боец, прошедший испытания и готовый сражаться за свой путь. Тем не менее, где-то глубоко внутри он не мог избавиться от смутного чувства тревоги. Эта история была непростой и явно имела тени, которые простирались дальше, чем могло показаться. Гейл решительно посмотрел на Александра, сжимая кулаки. Он был готов следить за каждым поворотом, каждым движением, и в его сердце зародилась твёрдая решимость — защитить Эмили любой ценой, если тот самый человек из её прошлого всё же рискнёт вернуться. __________________ Уважаемые читатели, возможно глава будет редактироваться. Обязательно пишите ваши отзывы и предложения! 31.10, добавлены правки в текст