Через тьму к свету

После изнурительной тренировки солдаты и учёные собрались в тени могучих деревьев, где царила редкая атмосфера умиротворения, резко контрастировавшая с дикостью окружающего леса. Остывая после долгих часов физических и умственных испытаний, военные с облегчением сбросили тяжёлое снаряжение, позволяя рюкзакам с глухим стуком падать на мягкую землю. Их лица, недавно покрытые потом и напряжением, сейчас выражали тихую радость. Прохладная вода из фляг стала для них долгожданным спасением, каждый глоток словно возвращал им силы. Лёгкий ветерок, играя с листвой, проникал между деревьями, даря освежающую прохладу утомлённым телам. Учёные, измученные не меньше, чем солдаты, обессиленно расположились в тени, пытаясь отдышаться. Покрытые пылью и потом, они выглядели так, будто прошли через бой, но теперь могли улыбаться. Обмениваясь многозначительными взглядами, они подшучивали друг над другом, смех их был нервным, но искренним, отражавшим чувство общего облегчения. Казалось, что именно эти моменты короткого веселья помогали им забыть о пройденных испытаниях и напоминали, что они справились. Один из учёных, вытирая пот с лица, подал голос: — Честно говоря, думал, что сдохну ещё на первом километре, — усмехнулся он, качая головой. — Но вот же, дожил. Может, завтра станет легче? — Легче? — отозвался другой, перекидывая флягу с водой напарнику. — Легче станет, когда это всё закончится. Но я понимаю тебя, друг. Третий учёный, развалившись на траве, засмеялся, отпустив ремни рюкзака: — Да не всё так плохо. Мы выжили, и никто не свалился в пропасть. Уже прогресс. Солдаты, наблюдавшие за этой весёлой перепалкой, переглянулись, не удержавшись от улыбок. Русоволосый парень, потянувшись с удовольствием, подошёл к группе учёных и с дружелюбной улыбкой протянул одному из них руку. — Молодцы, честное слово, — похвалил он, пожимая ладонь ученого. — Это была нелёгкая полоса, но вы справились на отлично. Учёные ответили на его жест усталыми, но довольными улыбками, подавляя смех. Худощавый парень с острыми чертами махнул рукой: — Да ну вас! Я думал, что не доживу до финиша. Ноги чуть не отвалились ещё на половине пути. К ним присоединился ещё один солдат, сев на корточки и с восхищением покачав головой: — Трасса и правда не из лёгких, но вы доказали, что у вас нервы стальные. Если так дальше пойдёт, любая преграда — фигня. Честно говоря, нам, солдатам, есть чему у вас поучиться. Учёные переглянулись, на их лицах появилась искренняя улыбка, слегка озадаченная таким неожиданным признанием. — Да ну, брось, — возразил тот же учёный, прищурившись. — Мы всё ещё в шоке, что не умерли по дороге. Солдат, рассмеявшись, передал флягу с водой: — Главное — командная работа, — сказал он, разливая воду по кружкам. — Мы — мускулы, вы — мозги. А вместе мы неуязвимы. Учёные замолчали, явно польщённые, и переглянулись. Казалось, что простое признание их усилий стало для них неожиданной, но ценной наградой. Усталость, которая ещё недавно давила на плечи, словно отступила. Они стали делиться скромными пайками, доставая ломти серого хлеба, вяленое мясо и консервированные фрукты. Эта простая еда, обычно невзрачная, теперь казалась настоящим пиром. Каждый кусочек ощущался как заслуженная награда за пройденные испытания. — Всё же, без вас мы бы точно не справились, — признался один из учёных, ломая пополам бутерброд и протягивая половину солдату. — Наша физическая подготовка явно не для таких ситуаций. — Зато ваша выдержка впечатляет, — подколол солдат, принимая еду. — Мы хоть и привыкли к таким марш-броскам, но даже я пару раз подумал, что не дойду. Вы нас удивили. Смех и подшучивания о неудачных моментах тренировки — кто-то споткнулся, кто-то едва не свалился в ручей — смешались с шелестом листьев и звуками леса. Постепенно атмосфера расслаблялась, и уже никто не вспоминал о ранках, синяках или усталости. Этот простой обмен едой, шутками и поддержкой превратил две, казалось бы, совершенно разные группы в одно целое. Гейл сидел чуть в стороне, прислонившись к стволу дерева, и молча наблюдал за происходящим. Впервые за долгое время на него накатывало чувство, близкое к облегчению. То привычное грузное облако, что неизменно давило на плечи — гнетущее, холодное, полное воспоминаний и нестерпимого чувства вины, — как будто слегка отступило. Он уловил это едва заметное изменение внутри себя, словно его душа, измотанная бесконечными мыслями о прошлом, на мгновение обрела покой. Гейл не понимал, что стало причиной — может, это был обыденный смех и разговоры его людей и учёных, словно между ними вдруг исчезли все барьеры, или же просто природа, чьи звуки казались мягкими и умиротворяющими. Но одно было ясно: сейчас он чувствовал что-то, давно утраченной. Он никогда не представлял учёных вне лабораторий. Они всегда были для него людьми, погружёнными в работу с формулами и экспериментами, застывшими в своих кабинетах, далекими от суровых реалий полевых испытаний. Но сейчас, видя их сидящими на земле рядом с солдатами, он был поражён их стойкостью. Эти люди, привыкшие оперировать цифрами, прошли через испытание, которое могло бы сломать любого неподготовленного новичка. Их смех, шутки, доносящиеся до его ушей, казались абсурдными, но в то же время трогательными. Неужели такие моменты, когда совершенно разные люди объединяются ради одной цели, могут служить напоминанием о том, что впереди есть что-то большее, чем постоянная борьба? Гейл вдруг осознал, что этот момент, этот короткий миг единства между такими разными людьми, подарил ему редкий проблеск надежды. Он поймал себя на том, что невольно улыбается уголком рта, глядя, как кто-то из солдат делится последними сухими галетами с учёным, а рядом слышится звонкая шутка о том, как один из них чуть не утонул в реке, пытаясь перепрыгнуть через узкий мостик. Это было абсурдно, нелепо, но это было искренне. Солнце медленно поднималось выше, заливая поляну ярким светом, напоминая о том, что день ещё не окончен. Тёплый ветер, что дул с гор подгоняя тучи, перемешивался с запахом травы и хвои, принося с собой краткие минуты прохлады. Птицы, затихшие в полуденную жару, лениво перекликались где-то вдалеке. Этот мир вокруг, кажется, согласился на мгновение затаить дыхание, позволив Гейлу почувствовать, что он наконец-то вырвался из своих привычных мрачных мыслей. Он прислушивался к разговору своих солдат, которые, казалось, делились не только шутками, но и своим облегчением после трудной тренировки. Их голоса, обычно сдержанные и сосредоточенные, сейчас звучали по-другому — легче, свободнее, словно в каждом слове слышалось скрытое облегчение. Даже в самых обычных разговорах о еде, о том, как трудно было пройти дистанцию, Гейл улавливал что-то важное — дух единства, который, казалось, давно покинул его жизнь. И это ощущение приносило нечто редкое, почти забытое. Где-то глубоко внутри тлели воспоминания, не давали покоя старые раны, но на этот раз он ощущал, что смог отложить их в сторону. Пусть ненадолго, но всё же он вырвался из этой тягучей тяжести, позволив себе просто быть здесь и сейчас. Ему не хотелось думать о том, как скоро это ощущение исчезнет. Он просто сидел, слушал ветер и тихий смех своих товарищей, стараясь удержать это крохотное, но драгоценное чувство. Гейл и его команда расположились в тени, обсуждая предстоящие испытания, когда внимание Гейла привлекла необычная сцена неподалёку. Эмили, лежащая на земле, выглядела совершенно расслабленной, словно на мгновение позволила себе отвлечься от усталости и наслаждалась отдыхом и теплом после изнурительной тренировки. Лицо её выражало спокойствие, её глаза были закрыты, а учебный автомат и рюкзак лежали рядом, будто готовые к следующему вызову. Однако мирная картина была нарушена Александром, который, пряча озорную улыбку, подкрадывался к ней с бутылкой воды в руках. Его намерение было очевидно — устроить ей внезапный «душ». — Эмми, ты что, задремала? — громко подзадорил Александр, а затем, не дожидаясь ответа, широким жестом вылил воду прямо на её голову. Эмили резко вздрогнула, её глаза мгновенно распахнулись от холодных капель, которые окатили лицо и шею. Однако, к удивлению Гейла, она не начала возмущаться или кричать. Вместо этого, среагировав почти моментально, она молниеносно схватила Блэка за ногу, и, прежде чем Александр успел сообразить, что происходит, он потерял равновесие и с громким хлопком грохнулся на землю. — Эй, ну я же просто хотел помочь! — возмущённо воскликнул он, но не смог удержаться от смеха, лёжа на траве с развевающейся мокрой курткой. — Помощник, блин! — усмехнулась Эмили, поднимаясь на ноги и выжимая волосы. — Вот так шутка! Обхохочешься! Команда Гейла, наблюдая за этим, тут же разразилась оглушительным смехом. Томас, один из его людей, чуть ли не падал от хохота, указывая на мокрую Эмили, которая, собрав свои вещи, с лёгкой улыбкой побежала к их лагерю. — Да она просто не может устоять перед нашим обаянием! Эй, Эмми, иди к нам, мы тебя спасём! — подначил её Томас, подмигивая остальным, и те не заставили себя ждать с шутками. — Быстро ты к нам, Эмми, — весело поддразнил Даниэль, похлопав себя по коленям от переизбытка веселья . — Так, наверное, готова присоединиться к нашей команде? Эмили, сияя от смеха, с лёгкостью отмахнулась от шуток, хотя её смех выдавал, что она наслаждается ситуацией не меньше, чем все остальные. Её мокрые волосы, разбросанные по плечам, блестели под яркими лучами солнца, словно тёмные нити россыпью драгоценностей. Гейл тихо наблюдал за происходящим с удивлением. Он привык видеть её всегда сдержанной, серьёзной, сосредоточенной — и вот она перед ним, смеющаяся, промокшая до нитки, но поразительно естественная в этой своей неожиданной легкости. — Эмми, ты выглядишь как героиня из старого фильма — вся мокрая, но не сдаёшься! — хмыкнул Джек, подмигнув ей. Она остановилась, широко улыбнувшись, и бросила в него комок травы, который тот ловко поймал. — А я вообще никогда не сдаюсь, — отозвалась она весело, поправляя рюкзак на плече. — Запомните это, ребята. — Принято! — отозвался Алексей, вытянув руку в военном приветствии, что вызвало новый приступ смеха у всех. Гейл не мог не заметить, как легко она вписалась в его команду, и как непринуждённо держалась среди них, словно это был её естественный круг общения. Он улыбнулся про себя, ощущая какое-то странное тепло, поднимающееся из глубины его усталого сердца. — Ну что это было? — спросил Майкл, всё ещё давясь от смеха, вытирая слёзы с уголков глаз. — Ты что, решила побить рекорд по бегу в мокрой экипировке? — О, нет, — отозвалась Эмили, всё ещё переводя дыхание. — У Алекса странная традиция: каждое первое лето он поливает меня водой. У него, видите ли, это "на удачу". Но, как видно, удача у него — вещь капризная. — Она с улыбкой оглянулась через плечо, словно проверяя, не догоняет ли её Александр. Тот, потирая затылок и всё ещё шутливо хмурясь, плёлся позади, явно не оправившись от внезапного падения. Гейл заметил, как его команда обменялась удивлёнными взглядами — видеть Эмили в таком непривычном виде было для них откровением. Обычно строгая, собранная и неприступная, она сейчас выглядела совсем иначе — мокрая, растрёпанная, с расплывающейся на лице улыбкой. Жизнь светилась в её глазах. — Эй, хочешь спрятаться у нас? — предложил Томас, хитро подмигнув остальным. — У нас тут укрытие для тех, кто спасается от мокрых шутников. — Да-да, пока Александр не нашёл тебя снова! — добавил Даниэль, весело хлопнув себя по колену. В его голосе звучало что-то вроде дружеского подстрекательства, а взгляд, который он бросил на Эмили, был полон восхищения, что почему-то вызвало в Гейле странное раздражение. Эмили, смеясь, стянула с себя мокрую куртку, под которой оказалась тонкая майка, прилипшая к её телу. На мгновение в группе наступила тишина — никто не ожидал увидеть её в таком виде. Стройная фигура Эмили выглядела ещё более отчётливо, и все молчаливо отметили, что вид её совсем не похож на привычный строгий образ учёного. — Ты умеешь улыбаться? — шутливо спросил Даниэль, притворяясь, что поражён открытием, и вытянул шею, будто присматриваясь к ней ещё внимательнее. — И знаешь, у тебя правда красивая улыбка! — Спасибо за комплимент! — парировала Эмилия с лёгким сарказмом, усаживаясь на землю рядом с ними. Она положила рюкзак рядом, а её мокрые волосы закрутились в хаотичные локоны, ещё больше подчёркивая её небрежный вид. — Ну, в конце концов, мы же не в лаборатории, где кругом пробирки с вирусами. Здесь можно и расслабиться. — Она улыбнулась, стряхивая с волос последние капли воды. — Эй, осторожнее, ещё немного, и ты станешь похожа на маленького барашка! — хихикнул Томас, подмигнув остальным, чем вызвал новую волну смеха в команде. — Напомни, сколько тебе уже лет? Гейл, наблюдая за всем этим, не мог не почувствовать, как смех и беззаботная атмосфера смягчают его настроение. Видеть Эмили такой живой и непосредственной — мокрой, растрёпанной, но при этом по-своему очаровательной — заставляло его впервые за долгое время почувствовать что-то, похожее на лёгкость. Смех словно разгонял те тучи, которые давно нависали над его душой. — Ладно, ладно, — наконец сказала Эмили, откидывая волосы назад. — И всё же, разве джентльмены не должны избегать вопросов о возрасте? Где ваше благородство? — Она с наигранной обидой оглядела всех вокруг, но её улыбка выдавала ее. — Эй, не обвиняй меня, я все слышал! — произнёс Александр, наконец добравшись до них и усевшись на землю. Он всё ещё потирал голову, притворно кривя лицо от боли. — Это ты сама мне дала шанс облить тебя! Ты знала, что так будет! Ну а насчёт традиции... хотите, расскажу, как это вообще началось? В первый раз, кстати, я тушил тебя! — О боже, — закатила глаза Эмили, смеясь. — Опять ты с этой историей! — Нет, нет, пусть расскажет! — подбодрил его Алексей, видя, как остальные выжидающе смотрят на Александра. — О, это было десять лет назад. — Александр сел удобнее и заговорил с нарочитой серьёзностью. — Ей тогда было всего двенадцать. Как-то раз она решила устроить эксперимент прямо на кухне. Ну, как все дети, конечно, кто-то сжигает полотенце, кто-то поджигает сковородки, а у Эмми это была пробирка, которая взорвалась. Результат — огонь, пламя и, угадайте что? Загоревшийся халат. Вот тут-то я и проявил свои героические навыки, схватил первую попавшийся кувшин воды и... — И вылил мне на голову, — перебила его Эмили, смеясь, вновь убирая волосы с лица. — А я ещё надеялась, что это забудется! — О, поверь, такое не забывается, — со смехом отозвался Томас, оглядывая её мокрые волосы. — Ты всё ещё носишься с этими кудрями! Оставь их в покое. — Эй, давайте не будем забывать, что вы, ребята, забрали у меня выпрямитель для волос! — притворно возмутилась Эмилия, снова обратившись к Томасу. — Так что это полностью ваша вина, если я теперь похожа на барашка. — Ну что ж, — хмыкнул Алексей, едва сдерживая смех, — должен признаться, с этими кудрями ты даже симпатичнее. А улыбка очень тебя красит. Команда вновь разразилась хохотом, и даже Гейл не смог удержаться. В этот момент, сидя под тенью деревьев, слушая, как смех друзей раздаётся в воздухе, он почувствовал, как что-то в его душе слегка потеплело. Эти беззаботные мгновения, когда можно было позволить себе забыть о войне, о боли, о внутренней пустоте, казались ему чем-то ценным, редким и почти священным. Эмили с улыбкой достала из кармана маленький пакет с разноцветными конфетами, которые ярко блеснули в свете солнца. — Вот, угощайтесь! — радостно произнесла она, раскрыв пакет перед ребятами. — У меня для всех есть сладости. Это самые вкусные, попробуйте! Её глаза светились добротой, и этот жест внезапно добавил в атмосферу лёгкости. Команда, ещё недавно напряжённая после трудной тренировки, словно ожила. Солдаты с любопытством потянулись за конфетами, их лица озарились детским восторгом. Кто-то уже срывал обёртку, кто-то рассматривал конфеты в руках, с интересом изучая неожиданный сюрприз. — Что, неужели сладкое раздают бесплатно? — усмехнулся Томас, поднимая одну бровь, когда увидел, как Алексей с голодным взглядом разворачивает конфету. — Эмили, вы всегда такие щедрые или это особое отношение к нам? Не хотите ли нас подкупить? Он сказал это с добродушной насмешкой, но на его лице всё ещё играла тёплая улыбка, явно показывая, что жест Эмилии пришелся ему по душе. — Конечно, только для вас, ребята, — весело ответила она, с легким смехом. — Мои братья сказали, что вы точно заслужили награду за всё ваше терпение. Они уверены, что я с вами бываю слишком строгой. — У тебя есть братья? — с любопытством переспросил Даниэль, с явным интересом посмотрев на неё. — О, не просто братья, а целых три маленьких дьяволенка, — вмешался Александр, хитро улыбнувшись и, отправляя себе в рот очередную конфету, с наслаждением её смакуя. — Эти ребята — настоящие сорванцы, но, признаю, очень харизматичные. — Братья, да? — задумчиво протянул Даниэль, слегка удивлённый. — Значит, тебе есть кого воспитывать в жизни. Ну, это многое объясняет. Эмилия лишь усмехнулась, её глаза блестели от воспоминаний о братьях. Но, прежде чем она успела ответить, Алексей, который, наконец, расправился с обёрткой, хмыкнул и саркастично добавил: — Терпение, говоришь? Может, мы заслужили эти конфеты за выдержку? — он хитро прищурился и взглянул на Гейла. — С таким командиром, как он, это точно испытание. Любого взглядом испепелит! — Алексей подмигнул ему, смеясь, но было заметно, что его уважение к Гейлу оставалось неподдельным. — А конфеты-то и правда вкусные... Но есть их много нельзя, зубы будут болеть. Врачи об этом всегда предупреждают. — Алексей, ты что, даже сладкое не можешь взять, не вставив очередной "супер факт"? — усмехнулся Даниэль, бросив взгляд на Эмили. — Ты же первый полез за конфетами! — Ой, да ладно тебе, — отмахнулся Алексей, поднося к губам ещё одну конфету. — Просто пытаюсь продлить удовольствие. И всё-таки зубы... — начал он вновь, но его слова потонули в общем весёлом хохоте. Гейл наблюдал за этой сценой, чувствуя, как тепло медленно разливается по его груди, он постарался ухватиться за него и утонуть, чтобы продлить это чувство. Он не мог не заметить, как Эмили, которую он привык видеть холодной и серьёзной на работе, могла так легко менять атмосферу вокруг себя. Она умела находить радость в простых вещах, и это её умение делиться ею с другими было чем-то особенным. Гейл вдруг осознал, как мало он знал о ней — о том, что за фасадом бесстрастного учёного и строгой сестры скрывается добрая и тёплая душа, которая всегда готова сделать жизнь окружающих чуть-чуть светлее. Его взгляд задержался на её лице. Она смеялась вместе с ними, её волосы сильно завились после того, как высохли, и кудри мягко обрамляли её лицо, добавляя ей невинности и той теплоты, что всё больше притягивала его. Эмили, привыкшая к шуткам и подколам своих товарищей, лишь легко улыбнулась, а затем неожиданно для всех, достала из кармана аккуратно сложенный лист бумаги и протянула его Гейлу. — Это для тебя, Гейл, — её голос прозвучал мягко, но с едва заметным оттенком смущения, словно она нервничала, передавая это послание. Гейл слегка удивлённо взглянул на неё, затем осторожно взял письмо. Расправив его, он начал читать: «Гейл, привет! Мы с Сэмом обещали друг другу не подвести тебя на следующей тренировке и будем усерднее готовиться. Так что, пожалуйста, приготовь для нас два лука, когда вернёшься. Здесь всё нормально, и мы будем присматривать за твоим домом. Сэм обещал ничего не взрывать. Я волнуюсь за тебя. Пусть это письмо станет для тебя поддержкой от нас всех. Я нарисовал пример лука, который нужно сделать мне и Сэму! Надеюсь, ты не сильно устаёшь и найдёшь время на луки. Мы всегда с тобой. С любовью, твой друг Даниэль» Читая каждую строчку, Гейл почувствовал, как в его душе медленно разливается тепло. Слова Даниэля, полные детской искренности и заботы, тронули его сильнее, чем он ожидал. Когда он поднял взгляд на Эмилию, их взгляды встретились. В её глазах светилась мягкая, едва заметная тревога — она, кажется, ждала его реакции, не зная, как он воспримет это сообщение. Гейл ещё раз внимательно взглянул на письмо, затем на прилагающийся к нему чертёж, который был нарисован детской рукой. Рисунок представлял собой нечто среднее между реальностью и фантазией. Лук, нарисованный Даниэлем, был простым и грубым, но в этом и была его особая прелесть. Линии были не всегда ровными, а пропорции не соблюдены, но каждый штрих передавал упорство и желание мальчика быть ближе к Гейлу и его навыкам. Сам лук был нарисован в виде длинной дуги, которая сильно напоминала игрушечное оружие. Тетива была изображена слишком толстой, почти как верёвка, а сама дуга — слегка изогнутая, но сильно утолщённая по бокам, так что выглядела почти нелепо. По обеим сторонам лука были пририсованы крупные детали — какие-то странные узоры и завитки, которые явно не имели никакого отношения к реальной конструкции. Эти декоративные элементы больше напоминали гравировку. Возможно, Даниэль вообразил, что его лук должен выглядеть не просто как оружие, а как произведение искусства — идеально подходящее для героя из его собственных детских снов. Вдобавок к луку Даниэль нарисовал стрелы, которые тоже поражали своей простотой. Они были изображены как длинные линии, заканчивающиеся массивными наконечниками, словно это были копья. Перья на концах стрел были слишком крупными и выглядели скорее как крылья птицы, чем как настоящие, что выдавало стремление мальчика придать им величественный вид. На одном из концов стрелы даже виднелась небольшая эмблема, похожая на звездочку, словно это был герб или символ, придуманный им для себя и своего брата Сэма. Гейл, сдержав улыбку, почувствовал, как его сердце сжимается от нежности. Этот чертёж — пусть и нереалистичный, но был нарисован с такой любовью и старанием, что напомнил ему о том, как когда-то он сам был полон мечтаний и надежд, как Даниэль. — Твои братья... Они, похоже, действительно обо мне заботятся, — тихо произнёс Гейл, голос прозвучал настолько мягко и тихо, что его услышала только Эмили. Он бережно сложил письмо и убрал его во внутренний карман. — Это было неожиданно, но... спасибо. Эмили слегка улыбнулась, её лицо озарилось облегчением, но прежде чем она успела что-то ответить, Алексей, с присущей ему непринуждённостью, не упустил случая ввернуть очередную шутку: — А я-то думал, чего это Эмили так нервничает! — воскликнул он с притворным удивлением. — Да она просто передаёт тебе любовные письма! Когда свадьба? Гейл лишь коротко усмехнулся, понимая, что это лишь добродушное поддразнивание. — Нет-нет, это от её брата, — вмешался Александр, бросив лукавый взгляд на Эмили. — Он же главный фанат Гейла. Смотрит каждое его интервью и теперь сам хочет стать таким же крутым. Даже постер есть. Правда ведь, Эмили? — Да, Даниэль обожает истории про Гейла, — подтвердила она, улыбаясь. — Он буквально собрал все его фотографии и вырезки из газет. Даже сделал целый альбом. Гейл для него — герой. Солдаты громко засмеялись, подхватив шутливый тон Алексея, но это только разрядило обстановку ещё больше. Майкл, который сидел рядом с Гейлом, хлопнул его по плечу: — Слушай, ты, похоже, не только нас вдохновляешь, но и подрастающее поколение! Вот что значит настоящая слава. Гейл, к его собственному удивлению, позволил себе лёгкую усмешку. В этом дружеском кругу он чувствовал себя почти расслабленным, что было редкостью в последнее время. Но в этот момент Александр, не утерпев, решил вставить свои пять копеек: — Алексей, ты вообще не в теме, — с хищной усмешкой проговорил он, подмигнув Эмилии. — Думаешь, Эмили пишет любовные письма Гейлу? Он явно не в её вкусе. У неё другие приоритеты. Томас приподнял брови и, с ухмылкой глядя на Эмили, спросил: — Да? А кто тогда в её вкусе? Может, ты, Александр? Александр, ни на секунду не растерявшись, с самодовольным видом закатил глаза и с пафосом заявил: — Конечно, я! Эмили любит умных и обаятельных. Не таких, как вы, грубые солдафоны. Майкл, не удержавшись, засмеялся: — Ого, какой ты скромняга! Ну что, Эмили, он прав? Гейл не в твоём вкусе? Эмили, услышав эту шутку, не сдержала смех. Она неожиданно почувствовала себя легко и свободно в их компании, как будто вся тяжесть её должности и обязанностей исчезла на мгновение. — Знаете, я никогда всерьёз об этом не думала, — ответила она, бросив хитрый взгляд на Александра, который кивнул в знак согласия. — Но, пожалуй, мне нравятся те, кто не обливает меня водой на глазах у всех. Александр поднял руки в притворном раскаянии: — Ладно, ладно, сдаюсь. Я уже не в списке любимчиков! Но, чёрт возьми, хотя бы я могу шутить. А не хожу с мрачным выражением лица, как наш командир. — Ладно, — ответила Эмили с игривой улыбкой, — ты любовь всей моей жизни. Только, пожалуйста, больше никаких водных "подвигов", и, может быть, я не запомню тебя как своего заклятого врага. Компания снова разразилась смехом. Вокруг царила атмосфера легкости, что было чем-то новым и неожиданно приятным для Гейла. — Эмили, ты всё-таки умеешь нас всех удивлять, — произнёс Даниэль, всё ещё не унимаясь от смеха. — Никогда бы не подумал, что ты можешь так легко поднять нам настроение. Гейл бросил последний взгляд на Эмили. Её образ постепенно раскрывался для него с новой стороны — она была не только строгим и талантливым учёным, но и человеком, который умел находить радость даже в самых сложных моментах. Разговоры и смех солдат моментально стихли, когда к их группе, с плавной и уверенной походкой, подошла медсестра Мелисса. Высокая, стройная блондинка с пронзительно-зелёными глазами, она всегда умела привлекать к себе внимание. Её появление действовало как некий сигнал — сразу чувствовалось напряжение, как будто каждый знал, что её присутствие несёт в себе скрытый подтекст. Мелисса была одной из тех женщин, которые имели мимолётные встречи с Гейлом, и хотя никто из солдат об этом открыто не говорил, разговоры за закрытыми дверями не прекращались. Её попытки оказать влияние на командира не были секретом, но обсуждали это лишь шёпотом, боясь вызвать на себя его гнев. У неё всегда был свой способ добиться желаемого. Один лишь её взгляд мог заставить мужчин вокруг забыть, зачем они здесь, и Гейл не был исключением. В прошлом были моменты, когда её настойчивость граничила с навязчивостью, но Мелисса всегда умело маскировала свои намерения под профессиональную заботу. Один из таких случаев произошёл рано утром, когда Гейл тренировался на площадке в одиночестве. Он любил приходить туда, чтобы сбросить напряжение, накопившееся за долгие дни службы. В тот день она появилась неожиданно, как будто знала, что он будет один. С лёгкой улыбкой она предложила ему перевязать незначительную рану на руке, которую он даже не заметил. Гейл сначала попытался отказаться, понимая, что её помощь была не обязательна, но настойчивость Мелиссы оказалась сильнее. Она мягко, но уверенно настояла, и он, чувствуя себя загнанным в угол, неохотно позволил ей выполнить свою работу. В другой раз она нашла повод прийти на заседание его отряда, якобы чтобы предоставить отчёты о состоянии здоровья солдат. Но даже тогда было ясно, что её интересы простирались далеко за пределы профессиональных обязанностей. Она осталась на собрании дольше, чем требовалось, её внимание к Гейлу было столь явным, что остальные участники заметили это. Каждое её движение, каждое слово были тщательно выверены, чтобы создавать ощущение её незримого контроля над ситуацией. Теперь она снова появилась рядом с ним, словно предчувствуя, что его и без того долгий день достиг предела. Мелисса, как всегда, действовала уверенно, без тени сомнения. Она опустилась на скамью рядом с Гейлом, не спросив разрешения, её тонкие пальцы мягко скользнули по его запястью, словно утверждая своё право на его внимание. Гейл почувствовал, как атмосфера мгновенно изменилась — лёгкий смех, шутки, которые только что раздавались вокруг, растаяли в тишине. Напряжение повисло в воздухе, как если бы её присутствие затушило едва вспыхнувший огонь. — Привет, командир, — протянула она медленно, её игривая улыбка только усиливала раздражение. Голос, когда-то казавшийся ему манящим, теперь звучал приторно, словно слишком сладкий сироп, прилипший к его губам. — Надеюсь, я не отвлекаю тебя? — Она добавила кокетливо, с легким наклоном головы, ожидая обычного отклика, как если бы всё ещё имела власть над ним. Гейл тяжело выдохнул, внутренне борясь с желанием просто встать и уйти. Её флирт, который когда-то мог бы развеять мрак его мыслей, теперь лишь добавлял к ним новый пласт раздражения. Всё, чего он хотел, — вернуться к работе или, лучше того, к одиночеству, где его не доставали бы чужие амбиции и скрытые намерения. Но он знал, что простое бегство было бы слишком явным, и это только усугубило бы ситуацию. — Нет, не отвлекаешь, — ответил он равнодушно, избегая её взгляда. В его голосе не было той лёгкости, которую она ожидала, лишь сухое, почти автоматическое подтверждение. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы она поняла — её присутствие нежелательно. Но Мелисса не уходила. Она играла на публику, и солдаты вокруг явно ждали продолжения этого незримого спектакля. Алексей, подмигнув сидящему напротив Даниэлю, чуть слышно прошептал, сдерживая смешок: — Снова сцена с Мелиссой? В прошлый раз она ему хорошенько влепила, когда он не пришёл на их встречу. Даниэль не смог удержаться от смешка и прикрыл рот рукой: — И как всегда — в неподходящий момент, — добавил он, с трудом подавляя смех. Мелисса уловила шепот солдат и на миг её взгляд стал холодным, хотя улыбка осталась на лице. Она окинула присутствующих быстрым взглядом, будто решая, стоит ли отвечать на их комментарии, но вскоре вновь сфокусировалась на Гейле, словно выбирая более удобную цель для атаки. — Как мило, что ты всё ещё держишь рядом эту "интеллектуальную" компанию, — её голос звучал с напускной лёгкостью, но сарказм чувствовался в каждом слове. — Капитолийские гении, конечно, отличные военные эксперты. Особенно твоя новая подруга Эмили. С таким прошлым, как у неё... мне всегда было интересно, как ты вообще терпишь их рядом с собой. Её слова прозвучали как ядовитые стрелы, направленные как на Эмили, так и на Александра. Гейл почувствовал, как его руки невольно сжались в кулаки. Это был не гнев за себя — а за тех, кого он уважал, возможно, даже больше, чем готов был себе признать. Александр, сидящий напротив, наблюдал за происходящим с недоумением и лёгкой усмешкой. Он не был из тех, кто спокойно принимал удары. — Мелисса, приятно видеть тебя, как всегда, вовремя, наслышан о тебе,— произнёс он, его тон был полон едва сдерживаемой насмешки. — Может, в этот раз ты обойдёшься без сцен? Командиру и так хватает стресса. Мелисса не удостоила его взглядом, но её улыбка чуть дрогнула. Она явно не ожидала от Александра такой реакции. Всё её внимание было сосредоточено на Эмили, которую она рассматривала как добычу. Мелисса наклонилась вперёд, словно тщательно оценивая девушку сверху вниз, с откровенным презрением. — Ах, так ты из тех, кто приехал сюда из Капитолия? — её голос был вкрадчивым, но пропитанным ядовитой издёвкой. — Думаешь, что твои связи там помогут тебе здесь? — Она усмехнулась, словно наслаждаясь моментом. — Это не Капитолий, сладенькая, и здесь тебе никто не рад. Может, ты вернёшься домой, пока не поздно? Мы не нуждаемся в чужаках, которые пытаются навязать свои порядки. Её слова, словно яд, медленно проникали в тишину. Солдаты, которые ещё недавно шутили, внезапно замерли, ощутив накалившуюся атмосферу. Но Эмили не дрогнула. Она смотрела на Мелиссу спокойно, без малейшего признака страха или слабости. В её глазах не было презрения, только усталая, почти снисходительная тишина. — Мелисса, твоя энергия могла бы быть направлена на что-то более полезное, — спокойно, но с едва заметной насмешкой произнёс Александр, который не мог больше молчать. — Эмили здесь не для того, чтобы угождать тебе или кому-то ещё. У неё гораздо более важные задачи, чем участие в твоих мелких разборках. Мелисса напряглась, но не собиралась сдаваться так легко. Её глаза блестели злостью, когда она повернулась к Александру. — О, как благородно, Александр. Ты решил встать на защиту своей подруги? — её тон был полон сарказма. — Всё понятно. Капитолийцы держатся вместе. Вы все одинаковы: трусы и предатели. Александр усмехнулся, его холодная улыбка была ещё более унизительной, чем её оскорбления. Он не торопился отвечать, словно наслаждался тем, как Мелисса теряла контроль. — Если продолжишь в том же духе, Мелисса, — произнёс он с тихой, почти издевательской интонацией, — ты можешь обнаружить, что здесь не ты устанавливаешь правила. Мы здесь, чтобы работать. А пустые слова и мелкие драмы никого не впечатляют. Гейл, молчавший до этого момента, вдруг заговорил. Его голос был низким, ровным, но наполненным скрытой угрозой. — Мелисса, хватит, — его слова прозвучали как команда, от которой трудно было отказаться. — Это не место для твоих личных разборок. Здесь работают те, кто готов бороться, а не подливать масло в огонь. Эмили и Александр здесь по делу, и я не потерплю нападок на людей, которые делают свою работу лучше, чем ты. Если у тебя есть проблемы, решай их вне рабочего времени, а не устраивай сцены перед всеми. Тишина, которая последовала после его слов, была оглушительной. Все замерли, словно не смея дышать. Даже Мелисса, казалось, почувствовала силу этого молчания. Её улыбка исчезла, но она всё равно не собиралась сдавать позиции. — Конечно, командир, — наконец сказала она, её голос был полон яда. — Ты же у нас теперь главный. Но не думай, что все здесь рады видеть капитолийцев. Особенно таких, как они. Александр склонился к Эмили и тихо, едва слышно прошептал: — Ну что ж, развлечение удалось. Эмили наконец перевела взгляд на него, её лицо оставалось спокойным, но в глубине её взгляда мелькала грусть. Она знала, что подобные сцены будут происходить ещё не раз, и ей придётся привыкнуть к предвзятости. Но несмотря на это, она благодарно улыбнулась Александру и Гейлу, осознавая, что среди этого напряжённого мира она нашла тех, кто готов её поддержать. Гейл же ощущал лишь всепоглощающую усталость. То, что происходило, казалось ему бессмысленным и пустым. Мелисса раньше всегда казалась ему лёгким отвлечением, временной передышкой от мыслей, которые мучили его день за днём. Её кокетство когда-то даже приносило слабое облегчение, словно трещина в плотной стене внутренней тьмы. Сегодня Гейл ощущал всё иначе. Мелисса больше не казалась ему тем лёгким отвлечением, которым была раньше. Её игры, шутки и постоянное кокетство, когда-то дававшие ему возможность хоть на мгновение забыть о своих демонах, теперь стали лишь раздражающей фальшивкой. В её глазах не было глубины — только поверхностные попытки удержать его внимание, забавные, но пустые. Он вдруг понял, что всё это время она пыталась заполнить лишь ту пустоту, которая лежала на поверхности, не задумываясь о том, что внутри его раздирает на части. Когда Мелисса с ядовитой ухмылкой обрушилась на Эмили, что-то в Гейле сломалось. Её выпады, нацеленные на ту, кого он начал воспринимать как человека с собственной болью, вызвали в нём лишь отвращение. Он чувствовал, как разочарование просачивается через стены, которые он выстроил вокруг себя. Раздражение накапливалось с каждой её колкой фразой. Её ненависть к капитолийцам, раньше выглядевшая для него естественным проявлением поствоенного гнева, теперь показалась ему мелочной и бессмысленной. Эмили не заслуживала этих слов. Гейл видел, что она — другая. Она была такой же разбитой, как и он, и несмотря на всё, что произошло в её жизни, она продолжала держаться. Её сила заключалась в тихом сопротивлении, в том, что она не поддавалась этим нападкам, не утопала в ненависти и предрассудках, как Мелисса. Гейл начинал осознавать, что именно в этом была её ценность для него — не как отвлечение, а как человек, который, возможно, понимал его больше, чем кто-либо другой. Раньше в таких ситуациях как эта он чувствовал бы укол вины, но сейчас не осталось даже этого. Он понимал, что больше не хочет быть частью этого спектакля, этой мелодрамы, где каждый шаг был предсказуем, каждый поворот не приносил облегчения. — Думаю, мне пора, — сказал Гейл неожиданно, резко вставая, его голос был тих, но достаточно решителен. Он мягко, но уверенно убрал свою руку из тонких пальцев Мелиссы, избегая её попытки удержать его дольше. — Спасибо за компанию. Мелисса на мгновение застыла, её лицо на секунду утратило искусственную приветливость, но лишь на секунду. Улыбка вернулась, но теперь в ней читались разочарование и скрытая злоба. Казалось, её взгляд стал чуть более холодным, а голос — более колким. — До встречи, командир, — она произнесла это с лёгким вызовом, словно проверяя, насколько далеко он готов зайти в своём отдалении. — Я сегодня дежурю в полевом госпитале. Возможно, увидимся ночью? Её фраза повисла в воздухе, но Гейл не задержался, чтобы дать ей ответ. Он просто кивнул вежливо, но без эмоций, разворачиваясь и направляясь к выходу. Каждый его шаг был уверен, каждый жест — сдержан. Словно он бросил за собой последнюю цепь, связывающую его с этим пустым фарсом. Команда, сидящая за столом, молча наблюдала за происходящим. Их разговоры затихли на фоне этого немого диалога. После того, как Гейл направился прочь, напряжение повисло в воздухе на несколько долгих секунд, прежде чем остальные, понимая, что на этом инцидент завершён, начали постепенно переключаться на другие темы, разговаривая тихо и осторожно. Он остановился у высоко раскинувшегося дуба на краю лагеря, в стороне от шума и разговоров. Здесь, на границе между лесом и жизнью лагеря, тишина была плотной, даже немного удушающей. Гейл медленно опустился на землю, прислонившись спиной к шершавому стволу дерева, чувствуя, как кора болезненно царапает кожу сквозь ткань формы. Он закрыл глаза, но не для того, чтобы отдохнуть. Сон давно стал его врагом, потому что вместо отдыха приносил образы, от которых хотелось только бежать. Его уход от проблем не принёс ему облегчения, как раньше. Наоборот, остался только тяжёлый осадок, который медленно разливался по его душе. Он вдруг понял, что его мимолётные отношения — это лишь попытка закрыть глаза на свои проблемы. Мелисса никогда не могла помочь ему справиться с тем, что творилось внутри. Она даже не пыталась. Гейл снова взглянул на Эмили, которая тихо сидела в стороне, сдерживая свои эмоции, как всегда. Её спокойствие, её выдержка — всё это сейчас казалось ему более ценным, чем лёгкие развлечения, которые предлагала Мелисса. Это было другим, глубоким. Эмили не требовала от него ничего, не пыталась вторгнуться в его мысли, но при этом её присутствие стало чем-то значимым. Он почувствовал, как его отношение к ней начало меняться, пусть и незаметно для самого себя. В этот момент Гейл окончательно понял, что Мелисса была для него лишь временным убежищем, слабым, незначительным отвлечением от того, что было по-настоящему важно. Он устал от пустых людей и бессмысленных развлечений. Его мысли погружались всё глубже в туман, словно каждый шаг приводил его к ещё большему внутреннему опустошению. Было ощущение, что вокруг него сгущалась тьма, и каждый светлый момент, каждое мельчайшее проявление радости или покоя исчезало, будто затягивалось в чёрную воронку. Все чувства, кроме тяжести, меркли и отступали, оставляя только холодное, неумолимое давление на его грудь. Он больше не находил утешения ни в привычных ритуалах, ни в людях, что его окружали. Всё, что раньше помогало хоть немного отвлечься — работа, встречи с друзьями, даже короткие разговоры с бывшими любовницами — теперь казалось бессмысленным и далёким, как вспышка света, угасающая в бескрайней ночи. Все его мысли словно теснились в ловушке, кружа в голове без малейшего проблеска облегчения. Каждое воспоминание, каждая деталь прошлого обрушивались на него с удвоенной силой. Разрушенные дома, отчаянные крики, Прим... Прим, которая больше не вернётся. Китнисс, которая выбрала другого, но оставила на его сердце глубокие шрамы. Воспоминания о войне, о разрушениях, о горе, что он оставлял за собой, давили на него, как плита, затрудняя каждый вздох. Он ощутил, как внутри поднимается усталость — не просто физическая, но та, что грызёт изнутри, парализуя волю и лишая смысла всё, что раньше казалось важным. Казалось, что сам воздух вокруг стал плотнее, что любое движение — подвиг. Как будто его силы уходят быстрее, чем успевают восстанавливаться. «Какого чёрта я вообще здесь?» — мысленно задал себе вопрос Гейл, с трудом открывая глаза. Перед ним, вдалеке, его команда: Александр, Алексей, Майкл, Томас — все они смеялись, увлечённые какой-то лёгкой беседой. Их разговоры, шутки, смех — всё это было настолько далёким от того, что творилось у него в душе, что Гейл чувствовал себя словно призраком среди живых. Когда-то он тоже мог смеяться, находить утешение в мелочах, но теперь каждый день тянулся безрадостным маршем через серую пустоту. Его руки дрожали. Он медленно сжал их в кулаки, стараясь взять под контроль этот невидимый трепет. Казалось, что если не сосредоточиться, то всё вырвется наружу — все те чувства, что он тщательно прятал от своих товарищей. Он закрыл глаза, притворившись перед остальными, будто просто решил немного отдохнуть. Но это была лишь маска — даже закрытые глаза не приносили облегчения. Всякий раз, когда он позволял себе расслабиться, перед ним вставали те же кошмары. Кошмары о прошлом, о тех, кого больше нет. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как тяжесть внутри заполняет всё его существо. Казалось, что даже тело стало слабее под давлением этих мыслей. Вокруг него были люди, его команда, его товарищи, но он чувствовал себя невероятно одиноким среди них. Как будто их жизнь продолжалась, а его застряла в нескончаемом цикле воспоминаний и сожалений. Перед его внутренним взором внезапно возникла Эмили. Она была другой. Она была чем-то настоящим среди всех этих ложных утешений, которыми он окружал себя. В памяти всплыли моменты, когда она была рядом — её смешливость, её лёгкий, беззаботный смех, когда она "выкупала" у него Даниэля. Она выглядела совсем не так, как на работе, когда была сосредоточенной, уверенной в себе учёной. В такие моменты она становилась более человечной, открытой, словно другой человек. Внезапно Гейл почувствовал, как внутри него что-то начинает таять. Это было странное, тёплое ощущение, которое заставило его ощутить спокойствие, какого не было уже давно. Как будто рядом с ней — этой женщиной, которую он едва знал — ему было легче. Она вызывала в нём не привычное напряжение, не как это делала Китнисс, а какое-то странное, мягкое чувство. Но стоило ему позволить себе хотя бы немного углубиться в эти мысли, как его тут же накрыло волной страха. «Нет, Гейл. Это неправильно», — шептал голос в его голове. Она не могла быть тем, кто важен для него. Она не была Китнисс. Но именно это и пугало его. Эмили не вызывала в нём ту же боль и страдания, что были с Китнисс, и это было не правильным. Гейл с силой сжал кулаки, чувствуя, как сквозь его пальцы прокатываются камни и мелкие ветки. Он пытался сосредоточиться на физическом ощущении — на давлении на кожу, на текстуре земли, на том, как пальцы отзываются на движение. Он слишком хорошо знал этот метод: заставить себя переключиться на что-то ощутимое, реальное, чтобы хоть на мгновение оторваться от тяжёлых, подавляющих мыслей. Но на этот раз даже это не помогало. Ощущение тяжести в груди было таким же плотным, как земля под ним. Сейчас, как и всегда в такие моменты, Гейл ощущал эту глубокую усталость — не телесную, не от недостатка сна или физических нагрузок. Нет, его тело было готово двигаться дальше, выполнять приказы, но душа… душа давно уже устала. Каждое воспоминание, каждый миг того, что он пережил, разъедал его изнутри, словно медленная коррозия, которую не остановить. Взгляд снова упал на солдат. Им удавалось смеяться, находить какие-то радости даже в суровых условиях лагеря. Его подчинённые, его команда, те, кто доверял ему, даже если не понимали до конца. Он должен был быть частью их жизни, должен был находить в их компаниях хотя бы малейшее облегчение. Но между ним и этими людьми стояла невидимая преграда, непробиваемая стена, которую он сам построил. Он поднял глаза к небу. Чёрные тучи плыли медленно, угрожая скоро обрушиться на лагерь дождём. Какой-то символизм сквозил в этом зрелище: небо, полное мрака, словно подстраивалось под его внутреннее состояние. Когда-то он был такой же, как эти ребята. Горел желанием изменить мир, готов был сражаться за справедливость до последней капли крови. Но теперь… каждый день был для него борьбой, но не с врагами, а с самим собой. Ему часто хотелось сбежать — куда угодно, подальше от этого места, от воспоминаний, от людей, которым он не мог больше доверять, включая самого себя. Война закончилась, но он никак не мог найти покоя. Его сны были полны образов разрушенных домов и мёртвых тел, но хуже всего было то, что и в бодрствующем состоянии они не оставляли его. Прим всё ещё стояла перед его глазами — маленькая, невинная, беззащитная. Он не сумел её спасти. Не сумел исправить свою ошибку. Тяжесть внутри только нарастала. Гейл знал, что это чувство никогда не уйдёт. Это не просто усталость, это было что-то глубже, что-то, что он уже не мог исправить. Порой казалось, что внутри него не осталось ничего, кроме пустоты. И всё же, несмотря на всё это, каждый раз, когда его мысли пересекались с образом Эмили, где-то в этой тёмной пустоте начинало зарождаться тепло. Оно было таким незаметным, что Гейл даже не знал, как это объяснить самому себе. Она не пыталась его понять, не лезла к нему с расспросами, как это делала Мелисса и другие. Эмили просто была рядом. Без лишних слов, без наигранных улыбок. Она, казалось, несла в себе ту самую хрупкость, которую Гейл давно потерял. И в то же время её взгляд, её поступки всегда несли силу — такую, которую он уважал и которая каким-то образом заставляла его задуматься о себе. Но мысль о том, что он мог бы позволить себе что-то чувствовать к ней, пугала. Пугала больше, чем любая угроза со стороны его врагов. Ведь именно это чувство, как он знал, было самой опасной вещью в его жизни. Гейл продолжал сидеть, привалившись к стволу дерева, делая вид, что дремлет. Его глаза, хотя и были прикрыты, иногда приоткрывались, медленно скользя по полю, словно ищут что-то или кого-то. Даже в спокойной обстановке, среди привычной суеты базы, он никогда не расслаблялся полностью. В нём всегда присутствовала какая-то внутренняя настороженность — привычка, выработанная годами выживания и борьбы. Жизнь среди солдат и учёных на этой базе была тихой лишь на первый взгляд; Гейл инстинктивно знал, что спокойствие может быть обманчивым. Его внимание привлекло движение на другом конце поля. Пол Фишер, начальник одного из исследовательских отделов, стоял, небрежно размахивая рукой, подзывая к себе Эмили. Даже на таком расстоянии его фигура вызывала у Гейла неприятное чувство. Фишер был тучным, лоснящимся от пота человеком с короткой шеей, врезавшейся в массивные плечи, и мясистыми пальцами, которые он постоянно беспокойно потирал. Его округлый живот чуть выпирал из-под плохо сидящей формы, а на лице застыло выражение самодовольного превосходства. Эмили подошла к Фишеру, её походка была на удивление спокойной, но Гейл заметил нечто едва уловимое в её движениях — как если бы она шла не по своей воле. Её лицо сохраняло вежливую, профессиональную улыбку, но в её глазах отражалась настороженность. Это была та скрытая тревога, которую Гейл научился распознавать в ней за последние недели. Он часто видел это выражение, когда она общалась с некоторыми старшими коллегами — что-то в их поведении заставляло её быть начеку. Поблизости стоял Александр, внимательно следя за каждым движением Фишера. Его руки были крепко сжаты в кулаки, челюсти — напряжены, выдавая его сдерживаемую ярость. Гейл почувствовал знакомое беспокойство внутри себя. Что-то в этой сцене было неправильным, словно над полем нависла тёмная тень. Фишер говорил громко и нетерпеливо, его жирные пальцы небрежно жестикулировали, едва не касаясь лица Эмили. Гейл не мог разобрать слов на таком расстоянии, но выражение её лица говорило о многом. Сначала лёгкая улыбка, которую она привычно носила как маску в подобных ситуациях, затем тонкое раздражение, которое быстро сменилось внутренним напряжением. Её губы сжались, глаза потемнели, но она продолжала молчать, словно что-то удерживало её от резкого ответа. Фишер, казалось, чувствовал свою власть. Его манеры были вызывающими, и каждое его движение будто демонстрировало: "Я здесь главный." Эмили стояла напротив него, холодная и сдержанная, но Гейл видел, что под этой внешней оболочкой она была готова к любому повороту. Кажется, в ней что-то боролось: желание отстоять себя и необходимость соблюдать дистанцию, как будто она знала, что любая вспышка может иметь последствия. Фишер сделал ещё один шаг вперёд, оказавшись слишком близко. Его массивная фигура нависла над Эмили, а жирная рука, неестественно потная, прошлась вдоль её запястья, словно случайно. Но этот жест не был случайным — он был продуманным, властным, намеренным. Фишер словно проверял её границы, наслаждаясь своим положением. Его пальцы скользнули вверх по руке, добираясь до плеча, и Гейл в этот момент почувствовал, как пламя гнева вспыхнуло в его груди. Он стиснул зубы, чувствуя, как горячая кровь бьётся в висках. Кулаки сжались сами собой, пальцы почти впились в ладони. Для Гейла эта сцена длилась вечность. Фишер с самодовольным видом излучал властное превосходство, как хищник, играющий со своей жертвой, уверенный в своей безнаказанности. Гейл знал, что любое его движение в сторону сейчас может всё испортить, но стоять и наблюдать за этим было невыносимо. Невыразимая ярость, переполнявшая его, казалась почти непреодолимой, но он вынужденно сдерживал себя, понимая, что если сорвётся сейчас, то последствия могут быть слишком серьёзными. Эмили тем временем застыла, словно статуя. Её лицо преобразилось в одно мгновение: все признаки вежливости, которые она обычно сохраняла даже в самых неприятных беседах, исчезли. Вместо этого на её лице возникла маска безразличного, холодного спокойствия. Она выглядела словно из камня: глаза потемнели, их блеск погас, а губы сжались в тонкую линию. Женщина, которая только недавно смеялась и шутливо препиралась с его командой, вдруг превратилась в ледяную фигуру, безразличную к тому, что происходит вокруг. Её реакция была почти пугающей — как будто она инстинктивно воздвигла вокруг себя стену, отрезав все эмоции. Гейл впервые осознал, как хрупка была грань между теми двумя сторонами её личности: Эмили, которая умела смеяться и быть мягкой, и Эмили, которая, сталкиваясь с подобными ситуациями, пряталась за непроницаемой маской. И сейчас она была именно такой — хрупкой и сильной одновременно, пряча боль и уязвимость за холодной, непроницаемой бронёй. Ярость в груди Гейла накатывала волной, пульсируя с каждым мгновением, словно волчий рык, готовый прорваться наружу. Он больше не мог просто наблюдать, как Фишер продолжает свои наглые и омерзительные игры. Вставая с места, Гейл почувствовал, как его мышцы напряглись, готовые к действию. С каждым шагом он приближался к Эмили и Фишеру, его взгляд остался прикованным к их фигурам, особенно к отвратительно самодовольной морде Фишера. Проходя мимо Александра, Гейл заметил, как тот внутренне сжался, его руки уже дрожали от сдерживаемого гнева. Но Александр всё же остался на месте, лишь исподтишка наблюдая за происходящим. Гейл же не стал медлить. С каждым шагом его решимость крепла, пока он не подошёл к Фишеру так близко, что почувствовал запах его едкого пота. — Мистер Фишер, — голос Гейла прозвучал резко, почти стальным клинком врезаясь в пространство между ними, — мне нужно обсудить с вами детали тестирования новой системы оповещения. Мы планируем начать завтра в восемь утра. Всё идёт по графику? Фишер обернулся, его грубое, широкое лицо исказилось от раздражения. Он явно был не доволен внезапным вмешательством Гейла. Его толстые губы едва заметно поджались, а маленькие глаза гневно сощурились. Взгляд, который он бросил на Гейла, был неприятным — смесь ненависти и насмешки, будто Фишер считал, что его авторитет не может быть поколеблен. — Ах да, — протянул он с искусственной любезностью, убирая руку с плеча Эмили, как будто это было случайное касание. — Тестирование... Конечно, оно запланировано на завтра. Надеюсь, ваша команда уже всё подготовила, не так ли? — Всё будет готово, — сухо отозвался Гейл, не давая повода для дальнейших провокаций. Он скользнул взглядом на Эмили, и заметил, как та сделала шаг назад, словно стараясь отстраниться от Фишера. Её руки медленно опустились вдоль тела, и она, казалось, облегчённо выдохнула. Однако её лицо оставалось бесстрастным, сдержанным, как будто она просто делала вид, что ничего не произошло. Эмили стояла, окружённая стенами собственной сдержанности, её выражение лица оставалось почти безжизненным. Но Гейл, привыкший читать людей, увидел тонкие признаки её напряжения: сжатые плечи, медленно ослабляющиеся кулаки, взгляд, который избегал встречи с его глазами. Она не позволила себе даже намёка на слабость, но Гейл чувствовал её внутренний дискомфорт, не говоря уже о боли от подобных взаимодействий с коллегами вроде Фишера. Фишер тем временем, словно успокоившись от ответа Гейла, потерял всякий интерес к ситуации. Он лишь махнул рукой, с важностью произнеся: — Отлично, ждите от нас полной отчётности по результатам тестов, — сказал Фишер, уже разворачиваясь, чтобы уйти, как будто этот разговор не был для него важным. Когда он удалился, его широкая спина медленно исчезла за поворотом, оставив после себя лишь след неприятного ощущения. Гейл задержался рядом с Эмили на несколько мгновений, понимая, что теперь её нужно было оставить в покое. Он теперь понимал этот взгляд, это хладнокровие — она воздвигала вокруг себя невидимые стены, прячась за маской безразличия не чтобы подчеркнуть превосходство происхождения, а чтобы сохранить внутренний покой. Эмили слегка качнула головой, как будто собираясь что-то сказать, но потом передумала. Вместо этого она сделала несколько шагов в сторону, направляясь к тени деревьев, словно хотела скрыться от посторонних глаз. Её плечи по-прежнему оставались напряжёнными, лицо холодным, непроницаемым. Гейл бросил взгляд на её сжатые пальцы — они дрожали. Её внутренняя борьба была очевидна, хотя она умело скрывала её от других. Прежде чем уйти, она обернулась, бросив на него короткий, почти мимолётный взгляд. В её глазах мелькнуло что-то — быть может, благодарность, быть может, удивление. Но этот момент был настолько коротким, что Гейл едва успел осознать его. Когда она вновь скрылась в тени деревьев, Гейл почувствовал, как его ярость, будто пар, улетучивалась, оставляя за собой пустоту. Всё вокруг продолжало двигаться своим привычным чередом: солдаты смеялись, ветер шевелил верхушки деревьев, а солнце, прорывающееся сквозь облака, заливало базу тёплым светом. Но для Гейла время словно остановилось. В его голове крутилась лишь одна мысль — что в этот момент произошло нечто важное, даже если он пока не до конца понимал, что именно. Он осознавал, что что-то изменилось — не только в ней, но и внутри него. Встреча с Фишером была лишь вершиной айсберга, скрывающего под собой гораздо более глубокие течения. Эмили, мастерски прятавшая свою боль и ранимость за ледяной маской, на мгновение позволила ему увидеть трещину в этой защите. И теперь, стоя на месте, он размышлял о том, как странно их судьбы переплелись, осознавая, что между ними было нечто большее, чем просто профессиональные отношения. Гейл ощутил внезапный прилив тревоги, когда эти мысли захлестнули его. Он не мог позволить себе привязываться — ни к Эмили, ни к кому-то ещё. Слишком много людей он уже потерял, слишком много раз обжигался на собственных чувствах. Этот незримый барьер, который они, казалось, начали разрушать, пугал его больше, чем любые враги. Она была сильной, да, но уязвимой, и Гейл знал, что если позволит себе идти дальше, то может снова столкнуться с болью, которую уже однажды испытал с Китнисс. Он резко тряхнул головой, как будто пытаясь сбросить эти мысли, и стиснул кулаки, заставляя себя вернуться в привычное состояние — холодного, отстранённого солдата, которым был всё это время. Александр, всё это время напряжённо следивший за происходящим, наконец приблизился, словно собираясь что-то сказать, но замер, заметив выражение лица Гейла. Их взгляды пересеклись, и на мгновение между ними возникло безмолвное понимание — как будто не требовалось слов, чтобы уловить суть происходящего. — Ты вовремя, — тихо проговорил Александр, его голос прозвучал глухо, но в нём чувствовалось скрытое беспокойство, которое он едва мог контролировать. — Ты бы тоже вмешался, если бы я не подошёл, — отозвался Гейл, хотя на самом деле пытался скрыть свои собственные, бурлящие эмоции за внешне грубой прямотой. Александр кивнул, но не ответил сразу, его глаза снова на миг остановились на том месте, где исчезла Эмили среди теней деревьев, словно он искал в этом что-то, какое-то подтверждение или знак. — Он не остановится, — вдруг резко произнёс Гейл, голос стал твёрже, чем он ожидал. — Такие, как Фишер, не останавливаются, пока не получат то, что хотят. Александр слегка вздрогнул, стиснув челюсти, и на его лице появилось мрачное выражение. — Я знаю, — коротко бросил он, — но дело не только в том, что он флиртует с ней. Всё гораздо хуже. Гейл напрягся, заметив, как Александр замедлил шаг, словно обдумывая каждое слово, которое собирался сказать. — Она приказала мне не вмешиваться, — добавил Александр, его голос дрогнул, когда он продолжил. — Она слишком гордая. Слишком привыкла справляться со всем сама. Но Фишер зашёл дальше, чем другие, это уже не просто пустые слова. Он начал угрожать ей — намекая, что, если она не… подчинится, — он сглотнул, явно с трудом произнося это, — то он сможет сделать её жизнь в лаборатории невыносимой. Или хуже… лишит её работы. Гейл нахмурился, его кулаки сжались. Он не знал всех деталей, но было ясно одно — Фишер пользовался своей властью, чтобы манипулировать Эмили. Это было отвратительно. Александр, заметив это, чуть расслабил плечи, но продолжил: — Она боится. Эмили — не из тех, кто станет просить о помощи. Но я вижу, как это её изматывает. У неё трое братьев, и она просто не может позволить себе потерять эту работу из-за них. Она не скажет этого вслух, но я вижу её страх. Он разрушает её изнутри, даже если она пытается держаться. Александр говорил быстро, его голос срывался на нервы. Его глаза бегали по лицу Гейла, словно он пытался уловить любую реакцию, любую эмоцию, которая дала бы ему надежду. — Она запретила мне вмешиваться. Сказала, что справится сама, — повторил он чуть тише, с горечью. — Но я не могу смотреть, как она мучается. И если кто-то может помочь ей, то это ты, Гейл. Она тебя уважает. Её братья тебя уважают. И она… — он запнулся, как будто боялся завершить мысль, — она нуждается в защите, даже если никогда не признает этого. Слова Александра повисли в воздухе, как немое обращение, которое Гейл не мог игнорировать. Его разум заполнился тяжёлыми мыслями. Эмили всегда казалась ему сильной, стойкой, способной преодолеть любую трудность. Но теперь он видел — эта сила была лишь маской, которую она носила, чтобы не показывать свою ранимость. Гейл вновь ощутил вспышку гнева, но уже направленную не только на Фишера, но и на то, как мир поступал с такими, как Эмили, кто не заслуживал такой жестокости. — Я не позволю ему навредить ей, — глухо ответил Гейл, его голос был холоден, но в нём звучала решимость. — Он не получит то, чего хочет. Мы не дадим этому мерзавцу сломать её. Александр вздохнул, его плечи немного расслабились, но тревога всё ещё отражалась в его глазах. Он смотрел на Гейла, словно в поисках подтверждения того, что этот мужчина способен сделать то, что обещал. — Спасибо, — прошептал Александр, с трудом скрывая свои эмоции. — Она многое прошла. Больше, чем кто-либо знает. Я не могу позволить этому продолжаться. Но теперь, когда ты с нами… — его голос затих, но Гейл уловил в нём надежду, отчаяние и веру в то, что он сможет изменить ситуацию. Гейл кивнул. Теперь он точно знал, что будет дальше. Гейл снова устремил взгляд на Эмили, которая стояла среди густых зелёных деревьев, её силуэт казался почти крошечным на фоне безбрежного пространства, простирающегося вокруг. Её неподвижная фигура напоминала ледяную статую — холодную, неприступную, скрытую за непроницаемой бронёй. Но Гейл знал, что под этим искусно возведённым щитом прячется ранимая душа, измученная болью и переживаниями. Все те трудности, что выпали на её долю, оставили на ней неизгладимый отпечаток, и теперь Эмили словно заключила себя в скорлупу, оберегая внутренний мир от новых ран. Но он видел эту трещину в её защите — видел, как хрупка эта маска, как легко она может рухнуть. Внезапно Гейл ощутил, как внутри него вскипает ярость — такая всепоглощающая, что едва не захватила его целиком. Мысль о том, что Фишер намеренно использует свою власть, чтобы сломить Эмили, заставляла его кровь кипеть. Он не мог допустить, чтобы кто-то столь цинично играл на её слабостях, ставя под угрозу её благополучие. Каждый мускул его тела напрягся от подавленного гнева, а сердце забилось быстрее, словно пытаясь вырваться из грудной клетки. Оставаться безучастным наблюдателем больше не было вариантов — он знал, что должен действовать, что должен защитить её, несмотря на то, что она сама никогда об этом не попросит. Гейл сжал кулаки так, что костяшки побелели, и решительно направился к Кларе — одной из своих подчинённых. Она была опытной и уверенной в себе женщиной, прошедшей через множество боевых операций. Её репутация как высококвалифицированного солдата не оставляла сомнений — она умела защитить себя в любой ситуации, и Гейл знал, что Клара сможет передать часть своих знаний Эмили. Он не мог оставить её беззащитной перед лицом угрозы. — Клара, — позвал он её твёрдым, командирским тоном, подойдя ближе. Его взгляд был полон скрытой тревоги, но голос звучал чётко, не оставляя места для сомнений. — Мне нужно, чтобы ты занялась подготовкой Эмили. У неё есть минимальные навыки, но этого недостаточно. Полный курс ближнего боя для неё не подойдёт — она физически слабее наших бойцов. Научи её основам самообороны, особенно болевым приёмам. Пару эффективных техник будет достаточно, чтобы она могла защитить себя в критической ситуации. Клара повернулась к нему с серьёзным выражением лица. Она внимательно посмотрела ему в глаза, её взгляд был острый, как лезвие. В её глазах мелькнуло понимание, она мгновенно уловила скрытую тревогу в его словах, но не стала задавать лишних вопросов. — Есть, капитан, — спокойно ответила она, её голос был наполнен решимостью и профессиональной уверенностью. — Если ты считаешь, что это необходимо, я научу её всему, что нужно. Основы самообороны и несколько болевых приемов — она будет готова. Гейл кивнул, ощущая, как напряжение в его груди слегка ослабло. Хотя ярость, бушевавшая внутри него, не исчезла, его решимость только окрепла. Эмили заслуживала лучшего, и он был готов сделать всё, чтобы защитить её и других девушек от таких, как Фишер. Это было его ответственность как капитана — не только на поле боя, но и за пределами его. Когда Клара отошла к своему посту, Гейл почувствовал слабую дрожь в руках. Его эмоции всё ещё кипели, словно раскалённая лава, но он знал, что должен оставаться хладнокровным. В такой ситуации горячая голова только приведёт к ошибкам. Фишер был не просто раздражающий коллега — он был опасен, и пользовался своей властью для того, чтобы сломать тех, кто не мог дать отпор. Но Гейл не собирался позволить ему это сделать. Гейл был убеждён, что Эмили способна справиться с любыми испытаниями, будь то сложные задачи в лаборатории, суровые условия на поле боя или трудности повседневной жизни. Но в мире, где реальной угрозой становятся не пули, а тонкие интриги и ловко брошенные слова, она выглядела уязвимой. Фишер, словно хитрый хищник, выжидал подходящего момента, чтобы нанести свой удар, и Гейл ощущал это напряжение как никогда остро. Он заставил себя глубоко вдохнуть, пытаясь унять растущую внутри тревогу. Теперь ему было ясно одно: он не допустит, чтобы этот человек получил верх над Эмили. Однако дело было не только в долге офицера. Внутри него теплилось нечто большее, некая тёмная искра, которую он не мог проигнорировать. Привязанность, которая начала проявляться к Эмили, вызывала у него противоречивые чувства. Её независимость, сила воли и стойкость восхищали его, но вместе с этим они пробуждали беспокойство. Она привыкла бороться в одиночку, отвергая помощь и поддержку, словно забыла, что даже сильным людям порой необходимо положиться на других. Подойдя ближе, Гейл заметил, как Эмили едва заметно повернула голову в его сторону, уловив шаги. Она всегда была на шаг впереди, наблюдая за каждым движением окружающих, и сейчас, судя по выражению её лица, она уже могла догадываться, о чём он хочет поговорить. Её черты оставались непроницаемыми, как каменное изваяние, но что-то в её глазах выдало лёгкую усталость, будто она устала от своей роли той, кто никогда не показывает слабость. — Ты как? — спросил Гейл, стараясь смягчить голос, в котором звучала искренняя забота. Он подошёл к ней так близко, что мог уловить слабый аромат её духов, смешанный с запахом свежего леса. Эмили едва заметно подняла одну бровь, и её губы дрогнули в ироничной усмешке, которую она пыталась скрыть. — Как всегда, в порядке, — ответила она с холодной, но обманчиво лёгкой улыбкой. Её голос был слишком спокойным для человека, на которого так давила опасность. — А что, ты волнуешься? Гейл почувствовал, что её ответ — это своего рода барьер, который она воздвигла между ними, пытаясь сохранить дистанцию. В её словах было не столько недоверие, сколько попытка скрыть что-то важное. — Не о себе, — пробормотал он, сжимая челюсти, стараясь удержать себя от всплеска эмоций. — Просто хочу, чтобы ты знала: если тебе понадобится помощь... ты можешь рассчитывать на меня. Он произнёс это мягко, но с такой искренностью, что даже сам удивился. Эмили задержала на нём взгляд чуть дольше, чем обычно, её глаза изучали его лицо, словно она пыталась прочесть каждую его мысль, разглядеть намерения, которые он скрывал за своими словами. — Знаю, — наконец коротко ответила она, её голос был сух и отстранён, без намёка на благодарность или сомнение. — Спасибо. Она развернулась с таким невозмутимым видом, будто этот разговор ничего не значил, но в её шаге, как заметил Гейл, было что-то странное. Едва уловимая задержка, крошечное колебание, которое выдаёт тех, кто всё же задумался над сказанным. _____________ Последняя редакция глав: 13.10.24