Через тьму к свету

Утро в лаборатории выдалось на удивление тихим, но напряжение, словно густой туман, витало в воздухе, с каждым часом опускаясь всё ниже, давя на плечи и мысли. Гейл в третий раз пробегал взглядом по разбросанным на столе материалам, пытаясь собрать воедино все факты, но его внимание ускользало, как песок сквозь пальцы. Должен был состояться важный разговор, и он понимал, что каждое слово, каждое действие сейчас может стать определяющим. В комнате царила напряжённая тишина, предвкушение решения, как перед грозой. Люди обменивались редкими взглядами, будто бы поднимая глаза только затем, чтобы убедиться: ещё не началось. Гейл глубоко вдохнул, пытаясь освободиться от тягостного ощущения, которое обволакивало его душу, словно давящий панцирь. Он выпрямился, провёл ладонью по столу и наконец поднял глаза, встретив взгляды своей команды. Снаружи его лицо было непроницаемым — холодным, спокойным, словно маска, но внутри всё сжималось в болезненный комок. Его мысли снова вернулись к Эмили. Он не доверял ей. Каждый её шаг, взгляд, даже манера держаться — всё вызывало у него подозрения. Её безупречный самоконтроль и холодная отстранённость напоминали ему о других, кого он знал в Капитолии. Люди, привыкшие манипулировать и использовать других ради своих целей. Она была из этого мира, как бы она ни скрывала своё прошлое. Это недоверие, как старый шрам, напоминало о том, что жизнь его научила быть настороже. Но теперь он был не просто солдатом на поле боя. Здесь, в лаборатории, каждый день казался новым сражением — с невидимыми врагами, чужими играми, политикой и секретами, которые переплетались в плотный узел. Он устал. Устал от постоянного напряжения, от сомнений в тех, кто его окружал. Устал от мыслей, что никто не говорит ему всей правды. Но больше всего Гейл устал от себя. От тех темных чувств, что накапливались внутри него, как зловонная трясина, всё больше затягивая его в тьму. Это не была обычная усталость — это было что-то более глубокое, изматывающее его каждую ночь и преследующее каждое утро. Но несмотря на всё это, он знал: сдаться не вариант. Внутри него, под всей этой тяжестью, всё ещё жил тот же упрямый дух, что вёл его сквозь войну и потери. Гейл понимал — решения должны быть приняты, планы выполнены. Его воля, пусть и истощённая, не сломлена. Он посмотрел на часы, ещё раз пробежал взглядом по бумагам. Впереди были тяжёлые обсуждения с Эмили, чьи мотивы и цели оставались для него загадкой. И он был готов. Готов к тому, что бы ни принесло ему это утро. — Нам нужны результаты, и действовать нужно решительно, — произнёс Гейл, голос его звучал твёрдо и властно, но в нём всё же ощущался скрытый гнев. Он сделал шаг вперёд, бросив взгляд на свои бумаги, словно окончательно расставляя приоритеты. — Я изучил предоставленные отчёты и документы. Мы начнём с крыс. Это даст нам точные данные в кратчайшие сроки. Мы больше не можем позволить себе откладывать. В ответ тишина в комнате стала ещё более густой, почти ощутимой. Казалось, она обволакивает всех присутствующих, надавливая на грудь. Слова Гейла повисли в воздухе, как гулкий удар, прокатившийся по невидимой струне напряжения. Каждый в комнате почувствовал, что что-то должно произойти. Учёные, обменявшись тревожными взглядами, молча наблюдали за происходящим, боясь нарушить этот хрупкий баланс. Эмили, которая до этого стояла в стороне, в тени у края стола, вдруг подняла голову. Её лицо было идеальной маской сдержанности, но в глазах вспыхнул ледяной огонёк, указывающий на то, что её терпение на исходе. Глаза её были холодными, проницательными, а взгляд — колючим, как утренний мороз. — Решительно? — её голос, хоть и тихий, разорвал тишину, как резкий звук битого стекла. На губах промелькнула тень усмешки, едва заметная, но от этого не менее колкая. Она шагнула вперёд, позволяя свету осветить её лицо, подчеркнув холодную, строгую красоту. — Или опрометчиво? Эксперименты на крысах — это устаревшая методика, которая, как показывает практика, часто приводит к ошибочным выводам. Мы рискуем не только результатами проекта, — её голос стал чуть громче, в нём появилась жёсткость, — но и безопасностью всей команды. Она смотрела на Гейла с тем холодным, непроницаемым взглядом, который может выбить из равновесия любого, кто встретится с ним лицом к лицу. Её слова не были просто профессиональной критикой — в них чувствовался протест, спрятанный под тщательно выстроенной маской холодного контроля. Внутри неё словно кипело скрытое пламя, которое не подавалось внешним признакам. Она держала себя прямо, напряжённо, словно каждый её мускул был готов к бою. Гейл прищурился, чувствуя, как его терпение постепенно ускользает. Его челюсти напряглись, а губы сжались в тонкую линию. Он давно научился сдерживать свои эмоции, скрывать их под маской спокойствия, но сейчас холодный вызов Эмили пробудил в нём бурю негодования. Он знал, что она умна, но её упёртость и настойчивость начинали раздражать. Гейл не доверял ей и все его нутро кричали ему не соглашаться с ней. Всё, что она говорила, казалось ему теоретическим лепетом. Он видел в ней лишь очередного человека, который привык размышлять, а не действовать. — Вы предлагаете что-то лучшее? — его голос был тихим, но в нём ощущалась скрытая угроза, словно это был не вопрос, а скорее вызов. Он встал и сделал шаг вперёд, сжав пальцы в кулак. Эмили не дрогнула. Она встретила его взгляд с той же холодной решимостью, что и прежде. Она была готова к этому. Её фигура была напряжена, как струна, готовая вот-вот лопнуть, но ни одно движение не выдавало внутреннего волнения. — Конечно, — её слова прозвучали с ледяной уверенностью, без тени сомнения. — Мы можем использовать биомаркеры и более современные методы мониторинга. Это не только ускорит процесс, но и значительно повысит его надёжность. Я не собираюсь подвергать команду риску из-за старомодных подходов. Мы обязаны использовать всё, что у нас есть, чтобы минимизировать ошибки. Гейл прищурился ещё сильнее, его губы искривились в лёгкой, саркастической усмешке. Он сделал несколько шагов к столу, словно пытаясь уложить в голове её слова, но внутри него всё сжигало яростное пламя. — Ах да, конечно, как же мы можем позволить себе подвергнуть риску наш бесценный проект, — его голос был пропитан ядом. Он слегка наклонился вперёд, опираясь на стол локтями, его движения были быстрыми, резкими, но всё ещё тщательно контролируемыми. — Но позвольте мне напомнить вам, Эмили: на фронте у нас нет такой роскоши, как ожидание. Иногда нужно просто принимать решения и действовать, даже когда условия далеки от идеальных. Эмили чуть наклонила голову набок, словно изучала его, как хищник, наблюдающий за потенциальной добычей. Её лицо оставалось бесстрастным, словно высеченным из мрамора, но глаза сверлили его ледяным взглядом, пронизывая каждое слово до самого основания. — Вы привыкли решать всё методом грубой силы, — её голос был ядовит, но сдержан, словно она намеренно контролировала каждый звук. — Но здесь, в лаборатории, такие методы не работают. Здесь мы полагаемся на ум, а не на агрессию, как на поле боя. Ваши подходы могут привести к катастрофическим последствиям. Мы обязаны быть осторожнее. Эксперименты с животными устарели, и если мы не адаптируемся, то можем потерять всё. Нам нужно время... Гейл снова напряг челюсти, почувствовав, как гнев внутри него закипает. Он медленно поджал губы, зная, что если он даст волю своим чувствам, этот спор выйдет за рамки профессионального диалога. — Время? — его голос стал ниже, звучал почти глухо, как раскаты далёкого грома. — У нас его нет, Эмили. Каждый день на счету. Мы теряем людей. Жизни ускользают прямо у нас из рук, пока вы возитесь со своими теориями и обсуждаете современные методики. Нам нужно действовать здесь и сейчас, а не через недели или месяцы, когда будет уже поздно. Эмили сузила глаза, её взгляд стал ещё более острым, как остро заточенный клинок. Она сделала шаг вперёд, приближаясь к Гейлу, и теперь их взгляды встретились на таком расстоянии, что воздух между ними словно вибрировал от напряжения. — Люди умирают не потому, что мы ждём, — её голос звучал ледяной уверенностью, как будто она уже знала, что права. — А потому, что кто-то не удосужился думать на несколько шагов вперёд. Если мы будем действовать по старинке, мы просто повторим ошибки прошлого. Мы можем избежать потерь, если не будем бросаться в омут с головой. Да, это потребует времени, но результат будет стоить каждого дня. Воздух между ними был натянут, как тетива лука, готовая вот-вот разорваться от напряжения. С каждым мгновением спор становился всё острее, а комната, казалось, сужалась, заключая их в этот холодный, почти ожесточённый диалог. Гейл замер на месте, словно каждое слово Эмили больно ударило его в самую уязвимую точку. Лицо его окаменело, а в глазах читался подавляемый гнев. Кулаки, сжатые до побелевших костяшек, выдавали напряжение, которое он изо всех сил старался удерживать под контролем. — И где, по-вашему, мы возьмём это "чудо-оборудование"? — процедил он сквозь стиснутые зубы, его голос был пропитан ледяной резкостью. Он скрестил руки на груди, демонстрируя оборонительную позу, словно ограждаясь от её слов. — У нас нет бюджета на ваши научные фантазии. Пока вы здесь, в своей лаборатории, рисуете идеалистические картинки, люди продолжают умирать. Я не собираюсь рисковать их жизнями ради ваших идеалов и планов. Эмили, стоящая напротив, сохраняла хладнокровие, будто вся эта напряжённая ситуация была не более чем очередным испытанием, которое она давно научилась преодолевать. Её лицо оставалось бесстрастным, хотя в глазах промелькнуло нечто холодное, как ледяной ветер, который проникал до костей. Она подняла голову, и её блестящие, пронзительные глаза встретились с его взглядом. Каждое её движение было выверено до мелочей, как у хищницы, которая терпеливо подкрадывается к добычей. На первый взгляд её спокойствие могло показаться слабостью, но в нём была сила — скрытая, неподвластная. — Битти уже одобрил закупку, — её голос прозвучал тихо, но в каждом слове ощущалась точная, хладнокровная уверенность, как будто она наносила точечный удар скальпелем. — Это не фантазия, мистер Гейл. Это реальность, которой вам придётся подчиниться, нравится вам это или нет. Его лицо исказилось в саркастической усмешке, едва заметной, но болезненной, словно она резала воздух между ними. Гейл сделал шаг вперёд, его глаза сверкнули, как у загнанного волка, готового броситься в бой. — Как удобно, — язвительно пробормотал он, от чего его голос стал низким и глухим. — Конечно, Битти на вашей стороне. У вас есть удивительный талант убеждать нужных людей в нужный момент. Как по волшебству, правда? Эмили не дрогнула ни на мгновение. Она стояла прямо и неподвижно, будто её тело было статуей, высеченной из камня. Она сделала шаг вперёд, так что теперь они стояли практически лицом к лицу. — Возможно, потому что я использую голову, а не инстинкты, — ответила она холодно, её слова словно острые иглы, точно направленные в цель. — Вы привыкли решать проблемы грубой силой, Гейл. Но это — лаборатория, здесь действуют другие правила. И ваши методы только усугубляют ситуацию. Мы не можем позволить себе идти на авантюры, как вы привыкли это делать на поле боя. Гейл стиснул зубы, его дыхание стало более резким. Он чувствовал, как её слова проникали в самое сердце его убеждений, вызывая в душе некий внутренний конфликт. Он уже давно привык, что его решения не оспариваются, что его слово всегда было последним. Но Эмили не собиралась уступать. Она держалась уверенно, не позволяя эмоциям взять верх. — Делайте, как знаете, — холодно бросил он, делая шаг назад, словно признавая её победу в этом коротком, но напряжённом поединке. В его глазах блеснул ледяной огонь, а челюсти снова сжались. — Но не ждите, что я буду стоять в стороне, когда ваши идеальные планы развалятся и это всё обрушится. Когда всё пойдёт не так, я не останусь молчаливым свидетелем. Эмили посмотрела на него долгим, пронизывающим взглядом, который был словно последний удар перед отступлением. Её лицо оставалось невозмутимым, но внутри неё бушевала буря. В её груди всё клокотало от сдерживаемого напряжения, но она не позволила этому проявиться наружу. — Если всё рухнет, мистер Хоторн, — произнесла она ледяным тоном, её слова были холодны и безжизненны, как зимняя ночь, — это случится не из-за моих методов. А из-за вашего нежелания принять реальность. Эмили развернулась на каблуках, её движения были плавными, как у танцовщицы, уверенно отмеряющей каждый шаг. Она вышла из лаборатории, не оглянувшись ни разу, словно между ней и Гейлом ничего не произошло. За ней в воздухе осталась едва уловимая, но ощутимая напряжённая тишина — как след от раската грома, от которого земля продолжала дрожать. В её отсутствие это напряжение только усилилось, пропитав всё пространство. Члены команды, вирусологи и лаборанты, сидевшие за своими рабочими станциями, переглянулись с едва заметной тревогой. Одни уткнулись в мониторы, делая вид, что погружены в работу, другие неловко двинулись с мест, следуя за Эмили. Словно по молчаливому сигналу, один за другим они медленно встали и направились к выходу. Вся их предыдущая уверенность растворилась в воздухе, уступив место гнетущему молчанию. Казалось, каждый из них боялся стать частью этого конфликта, предпочитая следовать за Эмили, чей авторитет был для них неоспорим. Последним из группы встал один из ассистентов, молодой человек, который в спешке едва не опрокинул колбу с реагентами, и, залившись румянцем, поспешно выбежал из лаборатории. Дверь за ними медленно закрылась, оставляя Гейла в компании его команды. Лабораторию окутала тяжёлая тишина, лишь слабое гудение оборудования нарушало это удушающее безмолвие. Гейл стоял у стола, его кулаки были так крепко сжаты, что побелели костяшки. Вся его фигура была напряжена, как натянутая до предела струна, и казалось, что любое неосторожное движение могло бы её оборвать. Его мысли метались, как затравленный зверь в клетке, снова и снова возвращаясь к последним словам Эмили. Эти холодные, отточенные фразы резали его изнутри, как острые лезвия. Она ударила в самое слабое место — в его подход к жизни, к войне, к решениям, которые он привык принимать в считанные секунды. "Молодая, чёртова гениальная выскочка..." — думал Гейл, не сводя взгляд с пустого пространства перед собой. Но, как бы он ни старался убедить себя в обратном, слова Эмили продолжали звенеть у него в голове. Они ранили глубже, чем он был готов признать. Он медленно вдохнул, пытаясь подавить нарастающее напряжение в груди. Да, она была права. Часть его души это осознавала с болезненной ясностью. Но от этого не становилось легче. Его всегда учили решать проблемы здесь и сейчас, быстро и жёстко, потому что на поле боя другого выбора не было. Там он привык полагаться на инстинкты — на мгновенные решения, которые спасали жизнь. Но здесь, в этих стерильных стенах, это не работало. Здесь его методы казались неуместными и даже опасными. — Чёрт возьми... — прошептал он, проводя рукой по лицу. Гейл снова почувствовал, как внутри него поднимается волна негодования. Её холодная уверенность, её способность действовать столь рационально, словно лишала его права быть лидером в этой команде. Он не мог позволить себе проиграть в этом противостоянии, даже если знал, что она права. Его упрямство, воспитанное годами борьбы, всё ещё шептало ему: "Ты должен противостоять. Ты не можешь просто сдаться." Эмили говорила правильные вещи, её подход был стратегически выверен, и он это понимал. Но он не мог просто принять это. Слишком много лет он полагался на свою силу, на инстинкты и умение быстро принимать решения в критических ситуациях. И вот теперь она, совсем молодая, по сравнению с ним, пришла и просто заявила, что его метод больше не работает. Стиснув зубы, Гейл поднял голову и посмотрел на двери, за которыми скрылась Эмили. Её присутствие всё ещё ощущалось в комнате, словно она оставила за собой незримую тень. Гейл понимал, что они снова столкнутся. И что это противостояние — лишь начало их долгой игры на выживание, где каждое решение могло стать судьбоносным. Его размышления прервал тихий, нерешительный голос Даниэля, который, наконец, решился заговорить, видимо, набравшись смелости после долгой паузы: — Гейл… ведь она не совсем неправа. Новое оборудование действительно может многое изменить. Может, не стоит всегда придерживаться старых методов? Гейл резко повернул голову в сторону молодого коллеги, его взгляд вспыхнул гневом, словно короткая вспышка огня. Злость скользнула в его глазах, но он тут же подавил её, глубоко вдохнув. Даниэль, самый младший и неопытный из их команды, не видел того ада, через который прошёл сам Гейл в начале войны. Он не видел, как решения, принятые в мгновение, спасают жизни или обрекают на гибель. Этот парень не стоял на краю бездны, где каждое мгновение тянуло за собой чужие судьбы. Он просто не мог осознать всего этого груза, этой ответственности, которая давила на Гейла всю его жизнь. — Перемены требуют времени, Дэн, — ответил Гейл глухо, его голос звучал с хрипотцой, пропитанной усталостью, накопленной за годы войны и борьбы. — В реальности у нас нет этого времени. От нас ожидают результатов и если у нас есть шанс получить их быстро, мы обязаны его использовать. Мы не можем позволить себе роскошь медлить, когда на кону стоят жизни. Но даже его уверенные слова не смогли полностью успокоить команду. Томас, который стоял у окна и давно казался погружённым в собственные мысли, перевёл взгляд на Гейла и чуть заметно кивнул, как бы выражая молчаливое согласие. Однако его следующая фраза прозвучала совсем иначе: — Быстро — не всегда правильно, — тихо произнёс он, оборачиваясь к остальным. — Мы не можем позволить себе потом платить за ошибки. Если мы сделаем что-то не так, последствия могут быть куда серьёзнее. Алексей, всегда склонный к сарказму, лениво облокотился на стену и с усмешкой поправил ворот рубашки, словно намереваясь разрядить обстановку своим цинизмом: — Давайте будем честны, — протянул он, взглянув на Гейла с лёгким прищуром. — Ей просто страшно брать на себя ответственность. Куда проще прятаться за красивыми фразами о высоких целях, чем принимать простые, но рискованные решения. Кто хочет быть тем, кто ошибётся? Его слова повисли в воздухе, но не нашли поддержки среди остальных. Взгляды, устремлённые на Гейла, постепенно сменились молчаливым напряжением. Даже Алексей почувствовал, что переступил черту, его ироничная маска начала медленно спадать, когда он понял, что ситуация куда серьёзнее, чем он хотел бы признать. Майкл, один из старших в команде, который до этого момента хранил молчание, наконец заговорил. Его глубокий голос прозвучал с тяжёлой серьёзностью: — Гейл, ты же понимаешь, насколько это рискованно. Если что-то пойдёт не так, если система не сработает... крысы могут стать переносчиками мутаций, причём более опасных, чем мы можем себе представить. Мы подвергаем опасности не только лабораторию, но и самих себя, и, возможно, целый регион или нашу страну. Эти слова прозвучали, словно ледяной ветер, внезапно охвативший комнату, нарушив хрупкое равновесие. Гейл на мгновение замер, ощущая, как сказанное Майклом проникает в его сознание. В голове зазвенел холодный разум, противостоящий его привычным инстинктам. Риск был его постоянным спутником, но здесь... неужели стоило идти на такой шаг ради скорости, ради немедленного результата, пренебрегая возможными катастрофическими последствиями? Команда замерла, ожидая его решения. Гейл глубоко вдохнул, пытаясь подавить внутренний гнев и растущий конфликт внутри себя. Его прошлое — мир, где каждый день приносил новые потери и где каждое решение было жизненно важным — неотступно преследовало его. Но теперь перед ним стояли задачи другого рода, где требовались терпение и внимательное обдумывание. Это шло вразрез с его натурой, с его рефлексами, закалёнными годами войны. — Мы все рискуем, каждый день, — тихо произнёс он, глядя на разбросанные по столу документы, как будто пытался найти в них ответы. — И это касается не только войны. Но иногда риск оправдан. Не всегда можно ждать идеальных условий, если ставки высоки. Но даже ему самому эти слова показались пустыми, словно он пытался убедить не столько команду, сколько самого себя. Гейл чувствовал, как внутри его зарождается сомнение, медленно, но верно подрывая его привычную уверенность. Перед ним был нелёгкий выбор: продолжить действовать, полагаясь на инстинкты — решительно и стремительно, как он привык, или попробовать иной путь, путь разума и осторожности, на котором настаивала Эмили. Его команда, почувствовав в его словах скрытую неуверенность, молчала, обменялась настороженными взглядами. Майкл и Томас, будучи самыми опытными в группе, переглянулись, но ни один не осмелился вмешаться в момент, когда Гейл явно боролся сам с собой. Даже Алексей, обычно остроумный и язвительный, хранил молчание, понимая, что сейчас не время для иронии. Они все чувствовали, что их командир переживает нечто большее, чем простой рабочий конфликт. Им оставалось лишь ждать, дать ему время, чтобы осознать всю сложность ситуации. Гейл вдруг ощутил, как перед его глазами всплыло воспоминание прошлой ночи. Он стоял на своей веранде, окружённый тишиной, только деревья вдалеке чёрными силуэтами выделялись на фоне тёмного неба. Он вглядывался в эти призрачные очертания леса, надеясь найти ответы в их безмолвии. Мысли невольно возвращались к Эмили. Вспоминалось, как он просматривал её личное дело — идеальное, без единой помарки. Она была блестящим специалистом, и это раздражало его. Но что ещё сильнее выбивало его из колеи, так это её уверенность. Её непоколебимая вера в правильность своих методов бросала вызов всему, что он привык считать правильным. Гейл стиснул зубы, пытаясь подавить нарастающее раздражение. Теперь он понимал, что его злость была не только из-за проекта. Он боялся не провала, не того, что их исследования не увенчаются успехом. Нет, глубже — он боялся утратить контроль. Всю свою жизнь он был тем, кто принимает решения, от чьих слов зависят чужие судьбы, кто несёт ответственность за жизнь и смерть. А теперь перед ним стояла Эмили — молодая, самоуверенная, холодная, будто читала его как открытую книгу. Она стала для него неожиданным вызовом, и Гейл ненавидел это чувство. Злость на Эмили нарастала в его груди. Он чувствовал к ней неприязнь, которая исходила не только от её решений, но и от того, как она заставляла его самого сомневаться в себе. Её уверенность подрывала его авторитет. Она, возможно, не делала этого нарочно, но от этого становилось только хуже. Гейл ощущал, что теряет контроль не только над ситуацией, но и над собой. Ему не нравилось это новое чувство — чувство, что кто-то ставит под вопрос его лидерские качества. Внутренний конфликт продолжал разъедать Гейла, словно туго натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Он снова окинул взглядом свою команду, надеясь найти в их глазах хоть намёк на понимание или знак того, что его слова всё ещё имели значение. Но лица оставались непроницаемыми, а молчание всё больше сдавливало пространство, делая его почти невыносимым. — Я понимаю ваши опасения, — заговорил он, смягчив тон, словно пытаясь заглушить гул напряжения в воздухе. — Но вы сами знаете, что на фронте нет времени ждать. Там каждое мгновение — это чья-то жизнь. Мы не можем позволить себе роскошь бездействия или экспериментов. Нам нужно двигаться вперёд, несмотря на страхи и риски. Возможно, однажды у нас появится то оборудование, о котором говорит Эмили, но сейчас мы должны работать с тем, что у нас есть. Эти слова эхом разнеслись по комнате, осев на плечи каждого члена команды, словно тяжёлая, невидимая ноша. Гейл чувствовал, как его собственный голос постепенно теряет силу, становясь глухим, не находит отклика в душах людей, которых он знал и с которыми делил каждое решение. В тишине, которая повисла после его речи, он вдруг осознал: даже они — его самые близкие соратники — начали сомневаться в нём. А может, не только в нём, но и в методах, которым он следовал годами. Вся команда чувствовала, что что-то изменилось, и даже если не понимали это до конца, им было ясно одно — Гейл был не таким, каким они привыкли его видеть. Его собственная неуверенность медленно начинала брать верх. Сомнения, зародившиеся глубоко внутри, постепенно разрастались. Был ли он прав? Стоило ли продолжать настаивать на своём, опираясь на прошлый опыт, который уже не казался таким актуальным в новых условиях? На поле боя всё было чёрным и белым — враг или друг, жизнь или смерть. А здесь, в лаборатории, в мире науки, всё казалось запутанным и неоднозначным. Здесь не было врага, которого можно было уничтожить. Здесь требовались терпение, умение слушать и принимать альтернативные точки зрения. Но этот путь был для Гейла неизведанным и пугающим. *** Тяжёлые шаги Гейла гулко отдавались по пустым коридорам, отражаясь от стен, словно призраки его сомнений и внутренней борьбы. Каждый звук был эхом нерешительности, которая давно засела в его душе. Ему не раз приходилось сталкиваться с трудными решениями на поле боя, но теперь он оказался в совсем ином мире — мире, где не действуют правила выживания, которые он знал. Его интуиция, которая всегда помогала ему оставаться в живых, сейчас оказалась бесполезной. Этот разговор с Битти должен был расставить все по местам, но в глубине души Гейл боялся того, что может услышать. Остановившись перед дверью кабинета, Гейл сделал глубокий вдох. Он пытался успокоить свои мысли, стиснув кулаки до побелевших костяшек. На этот раз его бой не был с врагами с оружием, а с собственными сомнениями и растущим чувством, что он потерял контроль над ситуацией. Мир, который когда-то был для него чёрно-белым, теперь распался на миллионы оттенков серого, и ему было трудно в нём ориентироваться. Когда дверь кабинета открылась, его взгляд сразу упал на Александра, сидящего за столом с видимым удовольствием, просматривающего какие-то документы. Блэк явно наслаждался процессом, и в его глазах искрилось лёгкое озорство. Гейл знал этот взгляд — тот, что говорил о том, что Александр вот-вот поднимет его на смех. — О, вот и наш славный герой научных полей! — с драматической пафосностью воскликнул Александр, подняв руку в театральном жесте. — Снова готов бросить вызов бюрократическому чудовищу? Гейл остановился, хмуро глядя на него. Внутри него моментально вспыхнуло раздражение, но он сдержался, удерживая себя от резкого ответа. Взгляд его скользнул к Битти, который сидел за своим столом, погружённый в документы, явно стараясь не обращать внимания на Александра. — Нам нужно поговорить, — резко, но сдержанно произнёс Гейл, намеренно игнорируя колкости доктора Блэка. Его голос звучал твёрдо, хотя внутри него всё ещё бурлили сомнения. Битти, почувствовав серьёзность ситуации, поднял глаза от бумаг и утвердительно кивнул, приглашая его войти. Тем не менее, Александр явно не собирался покидать помещение, оставаясь сидеть в ожидании, словно предвкушая что-то интересное. — Это касается оборудования, о котором говорила Эмили, — продолжил Гейл, пытаясь не обращать внимания на присутствие Александра. — Мне нужно чётко понять, насколько её предложения реалистичны и когда мы сможем это реализовать. Времени на долгие рассуждения у нас нет. Александр, не упустив возможности снова вставить свои замечания, усмехнулся, глядя на Гейла с ленивой ухмылкой. — Ты всерьёз этим интересуешься? Великий Гейл, наш мастер тактических манёвров, наконец-то решился окунуться в мир техники и науки? — его голос был пропитан насмешкой, явно стараясь задеть Гейла. — А я-то думал, что ты предпочитаешь старую добрую силу и грубую работу. Больше стрельбы, меньше разговоров. Гейл почувствовал, как его терпение тает с каждой секундой. Александр умел найти те самые точки, на которые нужно нажать, чтобы вывести кого-то из себя. Но Гейл не мог позволить себе потерять контроль. Особенно сейчас, когда разговор был действительно важен. — У тебя всегда есть что сказать, Александр, — сухо ответил Гейл, в его голосе сквозило недовольство, хотя он старался держать себя в руках. — Но, может, на этот раз ты дашь высказаться тем, кто действительно пытается решить проблему? Блэк лишь ухмыльнулся, чуть наклонив голову в сторону, словно принимая вызов. — Ну что ж, это уже прогресс, — бросил он, скрестив руки на груди. — Но если хочешь знать моё мнение, Эмили слишком привязана к своей идее. Она всегда была такой, сколько я её знаю. У неё свой взгляд на мир, и она будет бороться за него до конца. Даже когда кажется, что её методы немного... слишком оптимистичны. Да и животных она любит и в обиду их не даст, — он наклонился чуть вперёд, словно готовясь сказать секрет, — Она даже ходила на митинги в университете, чтобы попытаться прекратить опыты на бедных крысках. Гейл, чувствуя, как внутри него нарастает раздражение, был на грани того, чтобы сорваться, но в этот момент Битти, наконец, решил вмешаться, оборвав обмен колкостями. — Ты прав, Александр, — спокойно произнёс он, бросив короткий взгляд на Гейла, — но давайте сосредоточимся на деле. Что касается оборудования, — он отложил бумаги в сторону, сложив руки на столе, — у нас есть несколько потенциальных инвесторов, готовых поддержать этот проект. Это не будет мгновенно, но в течение ближайших недель нам доставят оборудование. У нас нет других вариантов, если мы хотим добиться успеха. Гейл коротко кивнул, чувствуя, что напряжение внутри него не уходит. Разговор, который должен был расставить все точки над «i», едва начался, а ответы, которые он получил, не принесли облегчения. Всё, что он услышал, казалось лишь поверхностным решением. Проблема была глубже — она была в его отношении к ситуации, к новым вызовам и, возможно, к самой Эмили. Но было ли это истинной причиной его беспокойства? Битти, казалось, на мгновение задумался, прежде чем аккуратно вытащить из ящика стола пухлую папку с документами. Он передал её Гейлу, не скрывая удовлетворённой улыбки, которая мелькнула на его лице. Было видно, что для него это не просто работа, а что-то гораздо более личное. — Вот, — произнёс Битти, выдвигая папку вперёд, — здесь все детали проекта. Мы будем близки к завершению примерно через пару месяцев с новым оборудованием. Без него это могло бы занять до полугода. Эмили оказалась удивительно проницательной. Современные методы, о которых она говорила тебе, действительно могут перевернуть наши подходы. Она сделала серьёзный прорыв. Честно говоря, я редко встречал людей с таким сочетанием таланта и целеустремлённости. — Его голос звучал тепло, даже с ноткой гордости, словно он говорил о собственной ученице. Гейл взял папку, но на его лице было трудно не заметить напряжение. Он чувствовал внутреннее беспокойство, перемешанное с раздражением. Его всегда угнетало чувство неуверенности, особенно когда дело касалось важнейших решений, от которых зависели жизни. Ошибаться было для него не просто неприемлемо, это казалось личной слабостью, которую он не мог себе позволить. Пока он листал документы, его взгляд на мгновение застыл на одном из предложений, написанном чётким, профессиональным почерком Эмили. Это снова вернуло его к мысли о ней, и о том, что она действительно была человеком, к которому он испытывал растущее уважение, пусть и не сразу это осознал. Тем временем Александр, сидя за столом и наблюдая за реакцией Гейла, с довольной улыбкой не упустил возможности вставить свою очередную язвительную реплику. — Думаю, эту папку можно смело преподнести Эмили как знак примирения, — с усмешкой произнёс Александр, откинувшись на спинку кресла. — Возможно, она даже одарит тебя редкой улыбкой в ответ... Хотя, судя по её сегодняшнему настроению, не рассчитывай на чудеса. Она может быть довольно прохладной, а может и побить тебя этой папкой, но это не точно. Гейл глубоко вздохнул, чувствуя, как раздражение нарастает в его груди. Блэк умудрился найти тот самый момент, чтобы сказать что-то колкое, и сейчас это был тот самый момент, когда Гейл меньше всего хотел вступать в словесную перепалку. Однако в словах Александра было зерно правды. Он начал задумываться, что за всем этим — за прагматичным, почти холодным подходом Эмили — возможно, скрывалось что-то большее. Она не была просто учёным, погружённым в работу. За этими расчётливыми решениями могла скрываться эмоция, цель, которой он пока не понимал. Битти снова посмотрел на Гейла, словно прочувствовав его колебания, и мягко добавил: — Эмили... Она не только отличный учёный, но и человек с сильными моральными принципами. Я давно не встречал такого сочетания профессионализма и человечности. Она видит мир под другим углом, более глубоким. Часто кажется, что она движется в каком-то собственном ритме, но за этой внешней холодностью скрывается очень добрый и мягкий человек, который пережил слишком многое. У неё своё видение, и она верит в него всем сердцем. Именно это даёт ей силы работать дальше, несмотря на все трудности. Слова Битти заставили Гейла задуматься. Он смотрел на старого учёного и впервые осознал, что Битти говорил о ней не просто как о коллеге. В его голосе была та редкая, тёплая интонация, которой заслуживали лишь немногие. Видимо, Эмили уже завоевала уважение, любовь и доверие тех, кто был с ней рядом. И это заставило Гейла взглянуть на неё с новой стороны. — Но что, если мы ошибаемся? — негромко спросил Гейл, больше размышляя вслух, чем ожидая ответа. — Эти методы... они могут быть слишком рискованными. Битти улыбнулся, мягко качнув головой: — Ошибки всегда возможны, Гейл. Но без риска нет прогресса. И если кто-то может справиться с этим риском, так это Эмили. Она не боится задавать трудные вопросы и искать ответы там, где многие давно сдались. Она видит будущее по-другому, и, поверь, её интуиция редко её подводит. Гейл кивнул, сжимая папку чуть крепче, чем нужно. Ему предстояло многое обдумать. Его взгляды на неё начинали меняться, хотя он сам ещё не был готов признать это. Когда Александр, наконец, покинул кабинет, Битти с выражением серьёзной задумчивости на лице подошёл к двери и тщательно её запер. Взглянув на Гейла, он на мгновение задержал дыхание, словно собирался сказать что-то действительно важное. В комнате повисла напряжённая тишина, и даже мягкий свет, льющийся из окна, казался приглушённым. — Нам предстоит обсудить кое-что серьёзное, — начал Битти, его голос был ровным, но в нём ощущалась скрытая тревога. Он жестом предложил Гейлу сесть, как будто понимал, что тот может ощутить потребность в опоре после услышанного. — Это касается не только исследований, которые мы сейчас ведём, но и того, что было заморожено, спрятано от всех сразу после революции. Гейл нахмурился, ощутив внезапный холодок по спине. Слова Битти звучали так, словно они собирались окунуться в тёмное прошлое, которое все хотели забыть, но которое не могло быть проигнорировано. — Речь идёт о секретных лабораториях Капитолия, — продолжил Битти, его голос стал ниже, будто он боялся, что их кто-то подслушает. — Эти места были запечатаны по веским причинам. Во времена Сноу там проводились эксперименты на всем живом и не живом, которые никто из нас не хотел бы вспоминать. Гейл внутренне напрягся. О лабораториях Капитолия ходило много слухов, но он никогда не думал, что столкнётся с чем-то подобным лицом к лицу. В глубине его сознания всплывали обрывки воспоминаний о мрачных слухах, которые ходили во время войны: о том, что Сноу был готов на всё ради сохранения власти, включая невообразимые эксперименты на людях. Гейл не вольно вспомнил то, каких существ он видел под землёй в Капитолии, которые пытались их убить. — Там, — Битти продолжил, выдерживая тяжёлую паузу, — не только занимались генетическими мутациями на животных. Люди тоже стали жертвами этих экспериментов. Мы обнаружили записи и образцы, которые замораживались в самый разгар войны. Некоторые из них представляют собой не просто угрозу — это потенциальные катастрофы. Гейл крепко сжал подлокотники стула, пытаясь осмыслить услышанное. Эксперименты над людьми… Это было за гранью того, что он мог себе представить. Мир и так был разрушен войной и диктатурой Сноу, и теперь выясняется, что наследие этого кошмара ещё не полностью исчезло. Лаборатории оказались не просто заброшенными реликтами прошлого, они содержали нечто гораздо более опасное. Битти, увидев растущее напряжение на лице Гейла, продолжил сдержанно, но без тени сомнений: — Мы нашли остатки вирусов, над которыми работали в те годы. Некоторые из них настолько агрессивны, что могут уничтожить целые популяции. Один из вирусов особенно опасен — он мутировал в процессе экспериментов, и никто не знает, как он поведёт себя в случае утечки. Эмили с первых дней почувствовала угрозу, и именно поэтому она настояла на более серьёзных мерах безопасности. Гейл молчал, всматриваясь в лицо Битти, пытаясь понять всю глубину сказанного. Эти вирусы могли стать новой чумой, ещё более разрушительной, чем то, что уже видел мир. Он не мог игнорировать эту информацию — это было не просто научное открытие, это был вопрос выживания всего населения. — Почему это не было уничтожено? — наконец, сдержанно спросил Гейл, его голос был напряжён, но твёрд. — Почему эти лаборатории вообще существуют до сих пор? Битти вздохнул, словно ожидая этот вопрос: — Это сложнее, чем ты думаешь. Многие данные, собранные во времена Сноу, были уничтожены или скрыты, но не все. Некоторые лаборатории были запечатаны, а доступ к ним закрыт. Однако в те годы произошли странные события — кто-то пытался сохранить эти исследования, надеясь, что когда-нибудь они могут пригодиться. Что-то было утеряно, а что-то сохранено намеренно, в том числе и из-за политических интересов. После войны никто не хотел открывать этот ящик "Пандоры". Гейл кивнул, пытаясь переварить услышанное. Он понимал, что мир после войны был полон неразрешённых проблем, и что часть из них была оставлена за пределами общественного внимания. Но теперь ему предстояло столкнуться с одной из самых опасных тайн прошлого. — Эмили знает о вирусах больше, чем кто-либо, — продолжил Битти, глядя прямо на Гейла. — Её родители работали в этих лабораториях под прикрытием, они были учёными-агентами, пытавшимися саботировать исследования изнутри. Она понимает, на что мы можем наткнуться, и поэтому её идеи о защите и модернизации оборудования не просто прихоть. Это реальная необходимость, если мы не хотим повторения прошлого. Гейл почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Эта женщина оказалась гораздо сложнее, чем он себе представлял. Её холодность и профессионализм теперь казались не просто защитой, а выработанным за годы механизмом, чтобы не сломаться под давлением того, что она знала. По спине Гейла пробежал холодный озноб, но он сохранил молчание, не позволяя эмоциям взять верх. Его сосредоточенный взгляд оставался прикованным к Битти, готовый впитать каждое слово, каждый нюанс. Его разум лихорадочно анализировал услышанное, но привычное решение — действовать без промедления — здесь явно не подходило. — Методы Эмили могут показаться тебе излишне осторожными, — продолжил Битти, на этот раз его голос прозвучал чуть мягче, но в нём ощущалась настойчивая убеждённость. Он посмотрел на Гейла поверх своих очков, словно оценивал его реакцию. — Но мы не можем позволить себе рисковать. Один неверный шаг — и мы рискуем запустить цепную реакцию, которая обернётся новой катастрофой. Это может быть начало не только эпидемии, но и войны, которую уже никто не сможет остановить. Гейл почувствовал, как внутри него борются противоречивые мысли. Он был человеком действия, привыкшим принимать решения в мгновение ока, не дожидаясь идеального момента. Но сейчас перед ним разворачивалась совсем другая реальность. В отличие от сражений, где враг был ясен, а цели конкретны, здесь всё было гораздо сложнее. Он знал, что любая его ошибка может привести к катастрофическим последствиям, но действовать медленно и обдуманно шло вразрез с его военной подготовкой. Битти, заметив напряжение в позе Гейла, сменил тон на более наставнический, словно давал совет молодому солдату, только вступившему на путь истинных испытаний: — Я понимаю, что ты привык решать проблемы быстро и решительно, — сказал он, слегка помедлив для большего акцента на словах. — Но в данной ситуации скорость не наш союзник. Здесь нужно что-то большее — терпение и стратегическое мышление. Иногда наиболее правильный шаг — это тот, который ты делаешь медленно и осознанно. Да, это нелегко, особенно для тебя, но поверь мне — это единственный путь, чтобы избежать катастрофы. Мы слишком многое уже потеряли, и повторять прошлые ошибки мы просто не можем себе позволить. Гейл машинально кивнул, но внутреннее смятение не покидало его. Он чувствовал, как его привычный мир рушится под давлением новых реалий. Теперь он не мог просто сразиться с врагом лицом к лицу, здесь всё было гораздо сложнее. Вирусы, мутировавшие создания, таящиеся опасности — всё это было вне его зоны комфорта. Теперь каждый его шаг требовал взвешенного подхода, где малейшая ошибка могла привести к последствиям, которые никто не сможет предсказать или предотвратить. — Мне нужно время, чтобы всё это обдумать, — наконец сказал Гейл, его голос звучал сдержанно, но в нём всё ещё ощущалась внутренняя борьба. — Время — это всё, что у нас есть, — заключил Битти, мягко, но уверенно, словно подчеркивая значимость их следующего хода.