Через тьму к свету

Гейл сидел на старой, скрипучей веранде своего одинокого дома, наблюдая, как первые лучи рассвета медленно окрашивали небо в тёплые золотистые тона. Время неумолимо двигалось к маю, но утренний воздух всё ещё хранил ночную прохладу, впитав в себя свежий аромат влажной земли и едва распустившихся весенних цветов. Эту красоту он едва замечал. Его взгляд, усталый и пустой, был прикован к горизонту, где облака медленно сливались с землёй, словно ничего не могло их разделить. Это было тихое, мирное утро, но внутри Гейла царила буря. Он давно не спал нормально, и его душу разъедала вечная усталость, которую не могли унять даже такие спокойные рассветы. Медленно затянувшись сигаретой, он следил, как тонкая струйка дыма поднималась в предрассветное небо и исчезала, растворяясь в тишине. Эти утренние моменты стали его единственным убежищем, кратким, едва ощутимым бегством от жизни, от ответственности, от воспоминаний, которые тянули его вниз. Но даже здесь он не находил покоя. Мысли, которые не давали ему покоя, всплывали с новой силой, с каждым затяжкой напоминая о том, чего он не мог изменить. Каждое утро он ждал перемен. Хотел верить, что однажды боль ослабнет, что призраки прошлого исчезнут. Но дни текли один за другим, не принося никакого облегчения, а шрамы войны становились всё глубже. Он уже не помнил, когда в последний раз чувствовал что-то, кроме этой непреходящей усталости. Когда-то он верил, что время сможет исцелить его, но теперь понимал, что это была иллюзия. Спасение, к которому он стремился, ускользало с каждым прожитым днём. Образ Китнисс и Прим снова всплыл перед его глазами, как болезненный укол в сердце. Прим… Её смерть, тот роковой момент, казалось, навсегда разделил его жизнь на "до" и "после". Он видел её каждый раз, когда закрывал глаза, слышал её смех в тишине, которая окружала его дом. Этот призрак был с ним всегда. Гейл знал, что время не излечило его вину. В те минуты, когда он думал о Прим, он чувствовал себя частью того ужаса, что случился в тот день. Будто его душа была закована в цепи, и каждый день приносил лишь новое осознание того, что прошлое нельзя изменить. Ещё одна затяжка — и горечь дыма обожгла его горло. Эта боль была предсказуемой, осязаемой. В отличие от хаоса внутри него. Мысли о семье, о братьях, которых он давно не видел, были словно плотно закрытые двери, за которыми скрывалась правда, с которой он не мог справиться. Рори стал мужчиной, Вик погрузился в свои тёмные размышления, а маленькая Пози с каждым днём теряла свою детскую наивность. И чем больше он размышлял, тем глубже становилась пропасть внутри него. Но работа не спасала его. Каждая победа — пусть и на бумаге, пусть и в тактике или стратегии — лишь напоминала ему о том, сколько он уже потерял. Теперь, когда война осталась в прошлом, Гейл все больше чувствовал себя чужим в мире, за который боролся. Свобода Панема, которую они так отчаянно пытались вырвать у Сноу, обернулась новой борьбой — на этот раз внутренней, бесконечной, без видимого противника. Он встал с деревянного кресла, чувствуя, как тяжесть мыслей сковывает каждое его движение. Внутри всё тянулось к привычной, казалось бы, неизбежной рутине: кофе, душ, казармы. Но этот дом… Он всё ещё не привык к нему. Это было временное убежище, которое он выбрал в надежде найти здесь хоть какое-то умиротворение. Одинокий дом на окраине, в тени гор, вдали от людей, от воспоминаний. Но от себя не убежишь. Гейл отбросил окурок в сторону, придавив его ногой. Взгляд его снова упал на горизонт, где утреннее солнце теперь более уверенно окрашивало небо в теплые тона. Вспомнились слова Битти — «Раны затягиваются, Гейл. Только нужно дать себе время». Но время не лечило, оно только забирало — дни, силы, желания. Гейл направился к двери, едва передвигая ноги. Войдя в дом, он сразу ощутил знакомую пустоту, которая уже давно стала неотъемлемой частью его жизни. Внутри царили холод и тишина — те же, что поселились в его душе. На мгновение он остановился в прихожей, бросив взгляд на старое зеркало. Оно отразило уставшее лицо, измученные глаза, человека, который, кажется, давно потерял себя. Он даже не узнал бы себя, если бы это было возможно — как будто тот, кем он был, исчез безвозвратно. Гейл отвернулся и прошёл на кухню, где ничего не изменилось. На краю стола всё ещё стояла вчерашняя чашка, а рядом, полузабытая, бутылка виски. Всё на своих местах, и эта монотонность его почти утешала. Он механически налил себе кофе, игнорируя головную боль, которая нарастала с каждой минутой. Сделав глоток, он закрыл глаза, пытаясь укрыться от этого яркого света, который настойчиво проникал через окно. Но тьма, которую он носил в себе, была глубже, чем даже самый тёмный уголок его дома. Снаружи утро набирало силу, солнце постепенно поднималось, заливая всё вокруг золотым светом, но для Гейла эти рассветы давно потеряли смысл. Каждый новый день был похож на предыдущий — наполненный болью, сожалением и бесплодными попытками справиться с тем, что невозможно забыть. Внутри него царила вечная ночь, где даже солнце не могло пробиться сквозь плотные тучи воспоминаний, в которых он всё ещё застрял. Пока мир вокруг жил, дышал, строил планы и шёл вперёд, Гейл оставался пленником своего прошлого. Снова и снова перед глазами вставали сцены, которые он старался похоронить глубоко в себе. Но они продолжали возвращаться, как призраки, каждый раз раня его душу всё сильнее. Он не знал, как это прекратить. Всё, что ему оставалось, — продолжать существовать в этой бесконечной тьме. Тишину вдруг нарушила вибрация телефона в кармане. На секунду Гейл замер, удивлённый резким звуком. Он вытащил телефон и посмотрел на экран. Звонила мама. Секунду он колебался, не решаясь ответить. Последние месяцы он всё чаще избегал контактов с родными, не желая навязывать им своё состояние. Но каждый её звонок был как луч света, который пробивал его тьму, пусть и ненадолго. Он глубоко вздохнул и нажал кнопку ответа. — Привет, мама, — голос Гейла прозвучал тихо, почти устало. — Гейл, дорогой, как ты? — В голосе матери слышалась тревога. Она чувствовала, что с ним что-то не так, даже если он этого не говорил. — Ты совсем не звонишь. Я переживаю за тебя. Гейл устало потер лоб, понимая, что она права. Он так редко звонил в последние месяцы, что каждый её звонок становился поводом для беспокойства. Закрыв глаза, он просто слушал её голос — родной, тёплый, полный заботы. — Со мной всё нормально, мама, — он попытался сказать это спокойно, но голос его выдал. — Просто много работы. Ничего серьёзного. — Ты всегда это говоришь, Гейл, — мать тихо вздохнула. — Но ты не обязан справляться со всем сам. Ты всегда всё берёшь на себя, а о себе забываешь. Ты должен думать и о себе, сынок. — Я стараюсь, — сухо отозвался он, ощущая, как тяжесть на душе снова начинает нарастать. — Просто... бывает сложно. Наступила короткая пауза, мать явно обдумывала его слова, а затем осторожно продолжила, с ноткой волнения в голосе: — Ты всё ещё думаешь о Прим? О тех днях? Гейл сжал глаза, чувствуя, как сердце сжалось от этого вопроса. Прим… он никогда не мог о ней не думать. Она всегда была где-то в его мыслях, как тихая тень, которую невозможно изгнать. Мать знала это, знала его как никто другой. Но даже она не могла полностью понять, насколько глубоко эта рана. — Да, мама, — тихо ответил он, почти шёпотом. — Я не могу это забыть. Не могу отпустить. Голос матери стал ещё мягче, наполненный теплотой и состраданием: — Гейл, это было давно. Я понимаю, как тебе тяжело, но жизнь продолжается. Прим бы не хотела видеть тебя таким. Она бы хотела, чтобы ты был счастлив, сынок. Его горло сжалось, и он на мгновение потерял способность говорить. Счастье? Это слово казалось ему таким далёким, почти недосягаемым, как воспоминания о прошлом, когда мир был другим, когда он ещё верил, что может что-то изменить. — Я знаю, — наконец, прохрипел он, но в голосе прозвучали нотки раздражения. Как будто это было так просто — просто отпустить, просто забыть, просто начать жить заново. Но он не знал, как. Не знал, что делать с этим невыносимым грузом на душе. Мать помолчала, давая ему время собраться с мыслями, а затем тихо добавила: — Ты заслуживаешь быть счастливым, Гейл. Ты сделал всё, что мог, и Прим бы тебя за это никогда не винила. Он ничего не ответил. Внутри всё кипело от противоречивых чувств — от желания быть понятым до ярости, что его не понимают. Гейл молчал, сжимая телефон в руке так, словно это могло удержать его от погружения в бурю эмоций. Его сердце колотилось так сильно, что казалось, оно сейчас вырвется из груди. Слова матери, полные сострадания и любви, лишь подливали масла в огонь — они вызывали раздражение, хотя он знал, что она говорит правду. — Я не знаю, как это сделать, мама, — наконец, тихо сказал он, глядя в пустоту за окном. — Как просто жить дальше. На другом конце провода наступила тишина. Мать понимала его больше, чем кто-либо другой, но даже она не могла дать ему ответа. Потому что ответа просто не было. Он пережил слишком много, потерял слишком много, и каждая попытка двигаться вперёд оборачивалась лишь новой болью. — Никто не сказал, что это будет легко, Гейл, — её голос стал мягким, но решительным. — Но ты не один. Мы с тобой. Ты всегда можешь вернуться домой. Вернуться домой. Эти слова вызвали в нём неожиданную волну эмоций. Дом. Тот, который он оставил позади, чтобы забыться в работе и в военных обязанностях. Но может ли он вернуться? Там, где когда-то всё казалось таким простым, сейчас было лишь напоминание о том, что он потерял. Слишком много призраков прошлого. — Я не могу, — выдохнул он, с трудом удерживая эмоции. — Я просто… не могу вернуться. Всё изменилось, мама. Я изменился. Мать молчала, позволяя ему говорить. Она знала, что он должен был выпустить эти слова, этот груз, который слишком долго висел над ним. — Иногда я чувствую, что я больше не тот человек, которым был раньше, — продолжил он, не отрывая взгляда от света, пробивавшегося сквозь плотные тучи. — Я потерял себя. И... мне кажется, что вернуть это невозможно. — Гейл, дорогой, ты жив. И это самое главное, — её голос был тихим, но полным силы. — Ты можешь измениться, ты можешь чувствовать боль, но это не значит, что ты потерян. Жизнь даёт нам шанс, несмотря на всё, через что мы проходим. Он закрыл глаза, пытаясь найти в её словах утешение, но вместо этого его охватило лишь новое чувство отчуждения. Он не был уверен, что когда-либо сможет вновь почувствовать себя живым. Его жизнь стала тенью того, что было раньше, и как бы сильно он ни пытался, тьма вокруг казалась непробиваемой. — Спасибо, мама, — наконец, ответил он, решив закончить разговор, который давил на него сильнее, чем он ожидал. — Я... мне нужно идти. — Я люблю тебя, Гейл, — прошептала она с чувством. — И помни, что ты всегда можешь вернуться. Мы всегда будем ждать тебя. — Я тоже тебя люблю, — едва слышно ответил он, прежде чем закончить звонок. Гейл сидел на месте, чувствуя, как разговор с семьей словно тянет его обратно в ту жизнь, которую он сам давно оставил позади. Ему казалось, что дом — это нечто далёкое, почти забытое, что принадлежало другому человеку, тому Гейлу, который ещё верил в добро, в победу, в надежду. Но тот человек исчез. Осталась лишь тень, живущая среди этих холодных стен. Голоса из динамика не оставляли его в покое. Они звали его обратно, в ту жизнь, к которой он уже не принадлежал. — Гейл! Когда ты вернёшься домой? — радостный голос Пози пронзил его сознание, словно яркий луч света в густом тумане. Она всегда была такой — энергичной, полной жизни. Но её голос сейчас казался таким далеким, словно доносился из другой вселенной. — Мы по тебе скучаем! Слова маленькой сестры ударили Гейла сильнее, чем он ожидал. Скучают? Но как он мог им ответить, когда сам уже почти ничего не чувствовал, кроме вины? — Я вернусь… скоро, наверное, — он попытался найти правильные слова, но в его голосе не было никакой уверенности. Гейл чувствовал, как каждое его слово звучит пусто, как эхо в пустом доме. — Нужно закончить кое-какие дела. — Ты всегда занят, Гейл, — тихо заметила мать, её голос был мягким, но полным скрытой тревоги. — Мы понимаем, что у тебя много работы, но я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Ты заслуживаешь этого, сынок. Эти простые слова пронзили его сердце, вызывая внутренний конфликт, который, казалось, никогда не закончится. Счастлив? Как он мог ответить на это? Как мог рассказать им, что не верит в своё право на счастье? Как мог объяснить, что с каждой новой победой, с каждой новой обязанностью он только всё больше терял себя? Он не чувствовал, что заслуживает счастья, не после всего, что случилось. — Я постараюсь… — ответил он, хотя сам не верил этим словам. — Гейл, ты обещал, что вернёшься на День благодарения, — вмешался Рори, его голос был глубоким и серьёзным, как и всегда. — Мы тебя не видели уже целую вечность. — Прости, Рори, — Гейл едва выдавил из себя эти слова. Он не знал, что сказать своему младшему брату, который всё ещё видел в нём героя. Того героя, которого Гейл уже не узнавал в себе. — Я был… занят. Постараюсь приехать, как только смогу. В его голосе не было прежней уверенности, и, кажется, Рори это почувствовал. На том конце линии наступила короткая пауза, прежде чем снова заговорила мать. — Гейл, мы всегда будем ждать тебя, но не забывай, что нельзя жить только ради работы, — сказала она мягко, но настойчиво. — Ты слишком много на себя взвалил. Тебе нужно думать и о себе. — Спасибо, мама, — выдохнул он, чувствуя, как разговор становится всё более невыносимым. — Мне нужно идти. Я позвоню позже. — Мы тебя любим, сынок, — прозвучал её голос, полный любви и заботы, прежде чем Гейл нажал кнопку завершения вызова. Он медленно опустил телефон на стол, словно тяжесть этого действия могла заставить его остаться в реальности, не дать утонуть в своих мыслях. Но реальность была не легче. Тишина, которая последовала за разговором, была ещё тяжелее, чем до него. Гейл знал, что он сделал правильное решение, выбрав свою службу и обязанности, но это знание не приносило ему ни покоя, ни облегчения. Он сидел в кресле, глядя в одну точку, пока мысли медленно возвращались к тому, чего он так отчаянно старался избежать — к Прим. Образ её лица, её невинных глаз, неразрывно связан с его чувством вины. Он знал, что не сможет её вернуть, не сможет исправить свои ошибки. Он сделал то, что считал правильным, но цена была слишком высокой. Дрожащими руками Гейл достал сигарету из пачки на столе, его пальцы на мгновение замерли, пока он пытался собраться с мыслями. Щелчок зажигалки раздался, как маленький взрыв тишины, и едкий запах табака заполнил комнату. Гейл глубоко затянулся, надеясь, что хотя бы это поможет ему забыться, хотя бы на несколько минут. Тёмный дым медленно поднимался вверх, заволакивая светлые лучи, пробивавшиеся через окно. Сигарета в его руках тлела, как и он сам — медленно, неизбежно, сгорая изнутри. Ему было известно, что он не мог скрыться от себя. Ни алкоголь, ни сигареты, ни работа не могли заглушить того, что жило внутри него. Каждая победа на службе казалась ему мрачной иллюзией — временной отсрочкой от неизбежного. Потому что, как бы он ни старался, раны прошлого продолжали разъедать его душу. Гейл потянулся к бутылке виски, которую всё ещё не убрал со стола. Налив себе немного в чашку, он смешал его с остывшим кофе. Горький вкус алкоголя разливался по его горлу, сжигая всё на своём пути, как и воспоминания, от которых он бежал. "Может быть, однажды всё изменится", — подумал он, глядя на медленно угасающий свет за окном. Но даже эта мысль казалась пустой и бессмысленной. С каждым новым днём, с каждым шагом вперёд, он лишь погружался всё глубже в тьму. Наступило утро. Но для Гейла рассвет не приносил ни надежды, ни утешения. Только непроглядная ночь продолжала царить внутри него. __________________________ Дорогой читатель, Поскольку это мой первый опыт в роли писателя, возможно, мой фанфик окажется местами длинным или немного скомканным. Прошу проявить терпение, я обязательно исправлю эти моменты! Я на самом деле только учусь, и моя цель — показать, как меняется Гейл, что он чувствует и как мыслит. Я хочу передать его неуверенность, чувство вины, желание исчезнуть и, в то же время, показать, как его сердце начинает открываться. Этот процесс не будет быстрым и лёгким. Это было бы не реалистично, слишком сладко-сказочно, особенно после всего, что он пережил. Гейлу нужно время. И мне тоже нужно время, чтобы раскрыть его и постепенно сблизить с..... Я вас познакомлю в будущем. Ведь простая девушка не могла бы его заинтересовать. Если у вас есть предложения или пожелания, пожалуйста, не стесняйтесь! Я буду очень признательна за ваши советы и отклики.