Luna Vinculum | Лунные узы

      Гермиона       Он стал крупнее. Выше и шире в плечах. Не настолько, чтобы это заметили окружающие, но достаточно, чтобы казалось, что он просто... занимает больше места. Малфой был одет во все черное, но почему-то не в слизеринскую форму. Весь его вид говорил о роскоши: от дизайнерских туфель до безупречно сидящего пиджака, сшитого явно на заказ. Однотонный темный цвет излучал утонченность, а одна-единственная расстегнутая сверху пуговица придавала непринужденный вид. Трость в его руках больше походила на аксессуар, нежели на необходимость. Его волосы, были снова уложены. Внезапно у Гермионы возникло странное желание запустить в них свои пальцы, чтобы растрепать идеальную прическу. Ей стало жарко. Щеки покраснели, и Гермионе стало стыдно за подобные мысли. Тем временем Малфой осматривал Большой зал, по–прежнему стоя у огромных дверей, совершенно не беспокоясь о том, что на него смотрели сотни глаз. Его взгляд равнодушно скользил по помещению, пока внезапно не остановился. Прямо. На. Ней. Гермиона готова была поклясться, что видела, как его зрачки сузились, превращая глаза в глубокие серые озера. Затем он отвел взгляд и пошел между столами, слегка прихрамывая. Его шаги громко разносились в тишине зала, а стук трости эхом отражался от стен, как биение сердца. Если бы она закрыла глаза, то с легостью могла принять его за биение собственного сердца. — Трость просто ужасна, — прокомментировал Невилл. Трость как трость. Хотя золотой набалдашник и был выполнен в форме дракона, но концепт логично вписывался в образ слизеринеца, особенно учитывая значение его имени. Кроме того, над украшением явно трудился настоящий мастер. Когда Малфой сел за слизеринский стол, сокурсники с энтузиазмом начали приветствовать его, радуясь возвращению наследника Малфоев. — Мне кажется, или этот придурок стал выше ростом? — услышала Гермиона вопрос Рона и, даже не поворачиваясь, поняла, что тот построил недовольную гримасу. В этот конкретный момент ей было не до Рона, она была слишком занята тем, что смотрела прямо в глаза вышеупомянутому придурку, который снова поймал ей взгляд, стоило ему только сесть на скамью. Гермиона нахмурилась. Малфой ухмыльнулся. Она нахмурилась ещё сильнее — его ухмылка растянулась шире. Гермиона одарила его свирепым взглядом, прежде чем отвернуться, беспокоясь, что кто-нибудь из ее друзей — или его друзей — заметит их безмолвный разговор. Малфой нервировал ее. Но, так или иначе, он уже не казался таким невыносимым, как раньше, разгуливая по школьным коридорам, как будто в его задницу засунули палку. Стоп. Разумеется, он уже не тот, что прежде. Что-то в корне изменило его. Что-то, что произошло прямо у нее на глазах. Что-то, что случилось из-за нее. Нервы Гермионы были напряжены до предела. Драко Малфой — оборотень. Каждое полнолуние он будет превращаеться в опасное чудовище. Снова и снова. Она до сих пор помнила то эссе, которое профессор Снейп заставил их написать, когда Ремус Люпин начал преподавать Защиту от темных искусств здесь, в Хогвартсе. Она получила высшую оценку. Ее исследование было очень дотошным, даже больше, чем обычно, учитывая, насколько быстро она поняла истинную причину подобного задания. Ее мотивы были просты — если их новый профессор действительно был оборотнем, она должна была быть уверенной, что их трио готово к к худшему. Потому что именно так поступала Гермиона. Именно такой она была. При мысли о Ремусе Люпине, еще одной трагической жертве войны, ее тело наполнились тяжестью. Дышать стало трудно. Воздуха не хватало. Она слегка тряхнула головой, сжимая руки под столом. Сейчас не время. Возьми себя в руки. Она посмотрела по сторонам, тихонько наблюдая за своими друзьями. Рон потерял брата. Гарри — семью. Все остальные… Они выжили, но какой ценой? Каждый из присутствующих здесь что-то потерял. Джинни, Невилл, Симус, Дин, Луна… Во время войн гибнут не только люди. Гибнет невинность. Гибнет способность жить, не оглядываясь на то, свидетелями чего они стали, не вспоминая то, что им пришлось пережить. Гермиона была жива. Но часть ее души умерла. Просыпаясь каждый день, она все еще думала о том, что необходимо сделать, чтобы она и другие остались живы. Ее мозг все еще не научился жить без поджидающей за каждым углом опасности, он отказывался воспринимать мир без существования Волдеморта. За исключением… Малфой теперь оборотень. И я, скорее всего, единственная, кто знает об этом. Это накладывало на нее определенную ответственность. Она должна быть уверена, что он не подвергнет риску других. Гермиона не могла сдать его профессорам, потому что причина, по которой его постигла такая участь, заключалась в том, что Малфой сделал невероятный, по крайней мере, с его точки зрения, выбор — спасти ее жизнь. Это означало, что она должна изучить некоторые моменты. Подготовиться. Принять меры предосторожности. Ей нужно защитить школу. Своих друзей. Его тайну. — У меня ужасно разболелась голова, — сообщида она сокурсникам, прикладывая руку к виску. — Думаю, зайду ненадолго в библиотеку и потом пойду к себе. Гарри тепло посмотрел на нее: — Конечно, сходи. Рон рассмеялся. — Однажды зубрила — всегда зубрила, верно? Сердце сжалось в груди. Это просто шутка. Просто Рональд — типичный Рональд. — Наверное… — пренебрежительно согласилась она, прежде чем встать. Мы живы именно потому, что я такая, идиот. Ей нестерпимо хотелось обернуться и высказать ему это. Но Гермиона смолчала. Она просто проглотила свою боль. Именно так она справлялась со своей травмой с тех пор, как закончилась война. Она игнорировала ее. Пока что такой метод работал достаточно неплохо. Выходя из Большого зала, Гермиона чувствовала на себе сотни взглядов. Она не могла объяснить почему, но они ощущались как серые грозовые тучи.

🍑🍑🍑

Час спустя, проведя тщательное изучение фолиантов в стенах великолепной школьной библиотеки, Гермиона пришла к единственному выводу. Визжащая хижина. Малфой должен будет использовать ее во время превращений, как это делал профессор Люпин в прошлом. Она располагалась близко к школе, но недостаточно, чтобы подвергать опасности школьников. Как правило, большинство студентов обходило ее стороной из-за плохой репутации. Хижина считалась «самым посещаемым привидениями зданием в Британии». Потайной ход, который вел с территории Хогвартса в Хижину, защищался Гремучей ивой — деревом, созданным для того, чтобы убивать всех, кто посмеет приблизится к нему. На третьем курсе адское создание чуть не прибило ее своими ветвями, пока Гермиона судорожно пыталась придумать способ остановить его. «Хитрость в том, чтобы задеть сучок на стволе, который парализует дерево». Вот что сказал Альбус Дамблдор после всего случившегося. Гермиону до сих пор поражало, сколько опасностей можно было найти в Хогвартсе. Гермиона, спрятавшись в самом дальнем углу библиотеки, начала собирать разбросанные по столу рукописи. Она не хотела, чтобы кто-то увидел, как она читает работы с названиями типа «Создания тьмы» или «Метаморфозы ликантропии». Здесь, вдали от основных отделов библиотеки, было темно. Единственным источником света служила маленькая свеча, которой как раз хватало для чтения. Убрав книги в сумку, она легонько дунула, гася мягкое пламя. Ее поглотила темнота, окутывая мир в черный плащ. Гермиона уже отходила от рабочего места, когда внезапный шум заставил ее остановиться. Она наклонила голову, прищурив глаза. — Кто здесь? Гермиона немедленно потянулась за волшебной палочкой, спрятанной в широком рукаве гриффиндорской мантии. Тишина. Раздражение росло. Внезапно большая ладонь закрыла ей рот, в то время как другая рука обхватила ее за талию и спиной прижала к чему-то. К кому-то. Тело явно мужское, теплое, высокое. Сильное, но не достаточно, чтобы удержать ее. Гермиона замахнулась ногой и затем не жалея опустила ее на ногу того, кто стоял позади нее. — Сука! — простонал низкий, напряженный голос. Но ее усилий было недостаточно, так как руки все еще стальной хваткой держали ее и не думали расслабляться. Она решила бороться до конца, снова поднимая ногу. — Грейнджер. Гермиона никогда не слышала, чтобы ее имя звучало так весомо. Как будто оно было ключом к миллиону разных значений. Объятья расслабились. Она повернулась на месте, зная, кто стоял за спиной. Только у него была настолько своеобразная манера произносить ее фамилию. — Малфой. Она услышала короткое «Люмос», и кончик его палочки загорелся, освещая парня в слизеринскоф мантии. Переоделся. — Прямо по ноге, Грейнджер, — проворчал он, заставляя ее посмотреть туда, куда пришелся ее удар. Левая. Та самая раненая нога. — Тебе не хватило того, что грёбаный оборотень и так знатно пожевал ее? Она закатила глаза. — А нечего шататься по библиотеке и хватать девушек сзади. Он смотрел на нее сверху вниз с таким напряжением, что казалось, словно ее пригвоздили к месту. — Грейнджер, я не хватаю всех и каждую. Я здесь ради тебя. Гермиона сглотнула. — Почему? Он подошел ближе, заставляя ее приподнять подбородок, чтобы не разрывать зрительный контакт. — Нам нужно поговорить. Его близость вызывала беспокойство. Ее тело реагировало самым неожиданным образом. Нервная дрожь пробежала по ее спине. Не то чтобы Малфой пугал ее, по крайней мере, в прошлом такого не было, но она никогда раньше не ощущала его присутствия так остро. Его аура была подобна буре, наполненной скрытыми глубинами и неукротимой энергией. — Хорошо, — согласилась она, используя книгу, которую достала из сумки, как предлог, чтобы увеличить расстояние между ними. Она положила ее на стол, раскрыв в отмеченном закладкой месте. — Вот, — указала она на выделенную цитату. «Если не лечить ликантропию, ежемесячное обращение протекает крайне болезненно. За несколько дней до и несколько дней после отмечается повышенная бледность и плохое самочувствие. Оборотень может стать слишком раздражительным в этот период. Находясь в волчьем обличье, оборотень полностью теряет человеческое представление о добре и зле». Малфой бросил на нее странный взгляд, но наклонился, чтобы прочитать текст. Она наблюдала, как он пробегал глазами по строчкам, а затем выпрямился и посмотрел на нее, стиснув зубы. Что намекало на готовый прорваться поток ярости. — Как ты думаешь, чем я занимался последние несколько месяцев? Вязал носки? — спросил он насмешливо. — Что? Нет, я… — Сомневаюсь, что найдется хоть кто-нибудь, кто знает об этом ужасном проклятии больше, чем я, Грейнджер. Его слова словно кинжалы, были острыми и резкими. Его реакция застигла ее врасплох. — Я просто… — Я понимаю, что ты привыкла компенсировать очевидные интеллектуальные недостатки окружающих тебя людей, но не надейся, что я буду ждать, пока Гермиона Грейнджер поможет мне с домашним заданием. Я делаю его сам. Его слова пробудили воспоминания.

🍑🍑🍑

— Отличная работа, мисс Грейнджер, вы снова первая на своем курсе, — похвалила ее профессор Макгонагалл с редкой улыбкой на лице. — Спасибо вам, профессор, — ответила Гермиона с гордостью. Она наслаждалась чувством удовлетворения, которое охватывало ее, когда она добивалась первенства в чем-либо. — Я немного волновалась. Он был очень близок к тому, чтобы отобрать у тебя первое место, но ты, как всегда, добилась своего. Легкое подергивание губ Гермионы выдавало ее раздражение, хотя она и пыталась сохранить самообладание. — Кто, профессор? — Драко Малфой.

🍑🍑🍑

Гермиона отмахнулась от воспоминаний и сердито посмотрела на него. — Тогда зачем ты тратишь мое время, Малфой? Он сделал шаг. Маленькая прядь светлых волос упала вперед, закрывая один глаз, серебристый оттенок которого напоминал полированную сталь. — Тебе нужно это исправить. — Что?! — она шепотом крикнула на него. — Ты сам сказал, что лучше всех разбираешься в проклятии. Если ты ничего не нашел, значит от ликантропии нет лекарства! И, как ты сам мог только что прочитать, под его влиянием ты будешь еще более невыносимым засранцем, чем обычно. Так что прости меня за то, что я пытаюсь защитить всех от тебя! Он сдавленно засмеялся. Только в его смехе не было веселья, лишь насмешка, от которой у нее мурашки побежали по коже. — Мне не нужно лекарство. Мне нужно, чтобы ты избавилась от того, что ты, блядь, еще там со мной сделала! Гермиона растерянно хлопала глазами, слушая его обвинения. Но именно отчаяние, прозвучавшее в его последних словах, по-настоящему шокировало ее. — Что ты имеешь в виду? — в ее тоне больше не было злости, только недоумение и шок. — Не прикидывайся скромницей, Грейнджер, — прорычал Драко так близко, что она почувствовала его дыхание на своем лице. Он пах свежестью. Как мята. Странно, что она заметила именно это. — Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, Малфой. Он пристально посмотрел на нее настолько испытующим взглядом, что, казалось, будто он искал ответ на свой вопрос прямо в глубине ее души. Она осталась неподвижной, будто завороженная. Через несколько мгновений он отступил от нее, обеими руками хватаясь за волосы. — Блядь, блядь, блядь. — Все его тело выглядело напряжено. — Нахер все это! Чего бы он ни хотел от нее, похоже, у него ничего не вышло. Гермиона дикими глазами наблюдала, как он разваливался на части. — Малфой? Что, черт возьми, происходит? Его руки снова опустились, он выглядел повержено. Малфой смотрел на нее своим ртутным взглядом, в котором сквозило какое-то маниакальное чувство. Сейчас, когда свет его волшебной палочки падал между ними, и она сосредоточенно всматривались в его лицо, легко было заметить глубокие тени, залегшие у него под глазами. — Что-то гораздо, гораздо хуже, чем превращение в оборотня. Ликантропия отвратительна, мучительна и унизительна. А это другое — невыносимо. Его загадочное признание еще больше запутало ее. — Другое? — она раздраженно вздохнула. — Что может быть страшнее ликантропии? Он прошептал ответ. Едва ли достаточно громко, чтобы она услышала. Но она услышала. — Ты.