After the Silence Explodes / За взрывом тишины

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰

      Дождливый сентябрь за окном был словно ожившей картиной, отражением внутреннего смятения Гермионы. Серое небо давило на землю гнетущей тяжестью, крупные капли звучно стучали по карнизам, порывы ветра изгибали деревья в безнадежной агонии. Облачный водопад размывал знакомые с детства улицы, стирая чёткие линии и превращая их в слившиеся пятна. Выгоревшие местами листья отчаянно дрожали на ветвях, сопротивляясь безжалостной стихии, словно отказывались принимать неизбежное. Упрямство листьев казалось волшебнице знакомым — бесстрашным и полным надежды. Только вот глупо было надеяться: эта битва уже заведомо была проиграна и обстоятельства гибели были предопределены.       А что ждало её?       Гермиона сидела на подоконнике, прижавшись лбом к прохладному, запотевшему от дыхания стеклу. Руки обнимали плечи, точно она старалась укрыться от разбушевавшегося за окном ненастья. Небо то погружалось в густую тьму, то ярко вспыхивало всполохами молний, но гриффиндорка почти не замечала этого, сосредоточившись на себе.       Что-то чужеродное и неестественное растекалось по её венам. Она чувствовала присутствие этого — как преследующую тень за спиной, как тихий шепот у уха, вызывающий инстинктивный страх.       Гермиона открыла глаза, взглянув на свои дрожащие пальцы. Сконцентрировалась, нарочно прислушиваясь к глухим ударам неба, звук которых едва заглушали стены квартиры. Но мысли по-прежнему звучали в голове громче оглушительных раскатов грома.       «Что было в капсуле Нотта? Что теперь течёт по моим венам? Яд? Проклятие? Нечто более изощренное?»       «Гарантия, что ты придешь…».       Она в сотый раз прокручивала в голове роковой танец и тот странный разговор с зеленоглазым брюнетом, теряясь в догадках. Пытливый ум, который раньше помогал находить ответы даже на самые сложные вопросы, теперь рисовал лишь бесконечные картины неизбежного ужаса.       Она представляла последствия — потеря рассудка, утрата памяти, физическая слабость и душевная боль. Что с ней станет потом? Во что она превратится? В слугу чужой воли, исполняющую приказы? В марионетку, ведомую зельем ложной любви?       «А если я откажусь прийти к нему, что тогда? Боль? Страдания? Мгновенная смерть?», — думала Гермиона, сжимая руки в кулаки. «Нет-нееет, это было бы слишком просто. Скорее медленная деградация. Он захочет, чтобы я угасала. День за днем. Постепенно теряя себя, пока жизнь не станет невыносимой, пока я не взмолюсь о пощаде. Это было бы в его стиле. Гениальный, изобретательный, талантливый. Одержимый маньяк. Теодор, сукин сын, Нотт! Если бы только я могла выйти отсюда, я задушила бы тебя голыми руками!».       Но она не могла.       Гермиона представляла себе брюнета и задыхалась от злости. Сжимая кулаки, проклинала собственное бессилие. И все же, ядовитая боль, которую она испытывала, не шла ни в какое сравнение с отповедью Джорджа, что останавливала ее от поступков во власти эмоций. Его жесткие слова по-прежнему звучали отголосками в голове. Девушка понимала, что гриффиндорец был прав. Как бы горько от этого ни было, это было так. Её жизнь — всего лишь капля в море. Спасение пленников, защита тайн сопротивления, надежда на будущее — всё это было важнее её боли, страха, даже желания жить.       «Если я покину это убежище и попаду в плен, они доберутся до моих мыслей. Я стану для них оружием против тех, кто всё ещё борется».       «Ты, как шлюха, Грейнджер, дающая право любому залезть к тебе внутрь».       «Я думал, что, держа тебя здесь, я защищаю тебя от них. Но на самом деле я спасаю их от тебя!».       Гермиона стиснула кулаки и крепко сжала зубы, стараясь игнорировать язвительный голос слизеринца, прозвучавший в ее голове.       В душе что-то отозвалось острым чувством изоляции. Даже её убежище становилось её тюрьмой. Сначала — узница Хогвартса, потом пленница дома на Гриммо. Теперь — заключённая в этих стенах. А ведь могла уже быть где-то далеко отсюда, если бы не встреча с Уизли. Теперь Гермиона жалела, что трансгрессировала в Нору. Пока мир за стеклом жил своей жизнью — кто-то боролся, кто-то погибал, кто-то находил спасение, — она «грызла» себя, сидя здесь, будто в клетке.       «Клетка-а-ааа!!!».       Гермиона едва сдержала рвущийся из горла крик. Всё её существо жаждало свободы, хотело исчезнуть, вырваться куда угодно. Сбежать из этой квартиры, из этого города, из этой страны.       «Если хочешь, действительно хочешь выжить, сваливай к черту из этой страны».       — Замолчи! Заткнись, Малфой! Исчезни из моей головы! — внезапно выкрикнула Гермиона в пустоту комнаты. — Это всё из-за тебя! Из-за твоих бесконечных игр. Лучше бы сделал хоть что-то стоящее в своей бесполезной жизни и научил меня закрывать разум от врагов! Вместо этого ты оставил меня беззащитной! Это ты во всем виноват! Ты все разрушил!       «Есть одно место во Франции…» — его голос в ее голове был спокойным, обволакивающим, почти нежным. «Там по-настоящему красиво. Если эта война когда-нибудь закончится и мы оба останемся живы, составишь мне компанию?».       Кулак с силой обрушился на стекло. Оно задрожало, казалось, вот-вот по окну расползется уродливая трещина, повторяя узор сверкающей за окном молнии, но этого не произошло. Боль отозвалась в руке, что уже было не важно. Сердце девушки билось так сильно, что она не замечала ничего кроме его ритмичного стука. Огромным усилием воли она заставила себя взять эмоции под контроль и замереть в тишине.       Гриффиндорка долго боролась с собой — кажется, прошла еще пара часов. Капли дождя теперь лениво стекали по стеклу, словно природа наконец утомилась, и ливень сменился неспешным моросящим дождём. Постепенно изнуряющий хаос внутри головы также утих, уступая место твёрдому решению: «Я останусь здесь так долго, как потребуется. Пока выходить не станет безопасно».       Устав разглядывать серую бесцветную картину за окном, волшебница мельком взглянула на стол, где сиротливо осталась стоять тарелка с недоеденным пирогом. Но, как магнитом, ее взгляд притянуло к другому предмету, лежащему ровно по центру стола, будто кто-то линейкой и циркулем вымерял эту точку.       Воскрешающий камень.       Древний артефакт словно жаждал её внимания и поглощал весь свет вокруг себя. Гриффиндорка не помнила, как оставила его там, казалось, она всё это время не выпускала камень из рук. Глупости, не мог же магический предмет сам переместиться на стол. Или мог…? Гермиона поёжилась от мыслей о том, что камень, возможно, обладал собственной волей. Волнение, опасение и необъяснимое притяжение переплелись жгутами в её душе.       Дар Смерти. Дар, способный вернуть дух мертвого с того света.       Внезапная мысль о Ли ударила волной боли. Образ его лица вновь возник перед глазами. А затем появились улыбка, мягкий голос, громкий заливистый смех. Его крепкие искренние объятия. Нестерпимо… Всё казалось слишком живым, слишком реальным, как будто гриффиндорец действительно стоял перед ней. Скорбь и чувство невосполнимой утраты поглотили гриффиндорку.       «А если…?» — на задворках сознания вспыхнула слабая надежда. «Что если я смогла бы увидеть его вновь? Поговорить, объясниться, сказать то, что не успела?»       Гермиона уставилась на магический артефакт. Тот поблескивал неярким светом, отражавшимся от окон, и тянул к себе, словно нашептывал, обещая невозможное.       «Ну же, такой шанс выпадает не каждому и, дай Мерлин, чтобы хоть раз в жизни».       «Давай, воспользуйся им, Гермиона! Что ты теряешь?».       «Мисс Грейнджер, перед Вами Дар смерти, а не камушек в подошве!».       «Я могла бы вернуть его, пусть ненадолго, поговорить, попросить прощения. Объясниться!».       Девушка принялась мерить шагами комнату, каждый шаг сопровождался неровными фразами, что она повторяла по несколько раз, словно мантру.       — Ли… Я попрошу камень призвать тебя лишь на минуту. Всего минута, это не будет столь невыносимо. Тебе ведь тоже это нужно, — её движения становились быстрее, а слова — громче. — Ты хотел бы знать, что твоя смерть не была напрасной. Что я всем сердцем мечтаю о том, чтобы искупить эту вину.       Гермиона резко остановилась, схватившись за спинку стула, чтобы не потерять равновесие.       — Я всего лишь хочу попросить прощения. Объяснить, что я вовсе не хотела убивать, что это было не по моей воле, — прошептала она, глядя на камень. — Я должна извиниться за то, что… растерялась и не придумала чего-то стоящего, чтобы спасти тебя. Драко… Малфой, он просто… На самом деле, он…       Волшебница снова двинулась по кругу, её шаги стали резкими, почти неуправляемыми.       — Это все не из-за меня. Меня вынудили, подтолкнули к этому. Мне не оставили выбора! Ты бы понял. Ты бы простил меня. Я заслуживаю шанса объясниться… Заслуживаю, чтобы ты узнал, — требовательно прокричала она. — Ты должен. Ты услышишь всё, что я не успела сказать. Ты должен знать, что я не убийца! Я не такая! Я не чудовище!       Мысли метались в её голове, а воображение уже рисовало его лицо — живое, внимательное, готовое простить. Нужно только…       «Идиотка!».       — Я сказала, закрой свой рот! — выкрикнула она в пустоту, а потом…       Гермиона замерла, по инерции покачнувшись. Холод дрожью пробежал по её телу. Воздух словно весь разом вырвался из её лёгких. Беллатриса Лейстрейндж.       «Как?! Как она здесь…?!»       На неё смотрели глаза, широко раскрытые, пылающие яростью и одержимостью. Их маниакальный блеск был пугающим, потусторонним. Губы искривились в оскале, готовясь выкрикнуть что-то неистовое. Щёки горели нездоровыми бордовыми пятнами гнева. Руки дрожали от ярости и нахлынувших на Пожирательницу эмоций.       Молния за спиной Гермионы разрезала небо, отразившись яркой вспышкой на глянцевой глади стекла.       «Зеркало».       Это была она.       Гриффиндорка невольно шагнула ближе, не сводя глаз с отражения, неуверенно касаясь лица, чтобы доказать себе, что это была не она. В отражении перед ней стояла другая — сумасшедшая, одержимая. Охваченная жаждой чего-то невозможного. Но движения отражения повторяли каждое её движение с пугающей точностью. Её собственные глаза, полные знакомой ярости, смотрели на неё, не мигая. Её собственные губы были искажены в том же страшном оскале, который она так хорошо знала. Внутри всё сжималось, кричало, умоляло отвести взгляд, но она была не в силах.       — Это… — прошептала волшебница, но даже собственный голос звучал для неё чуждо. Горло стянуло судорогой, дыхание стало резким и болезненным.       «Наслаждаешься представлением, Грейнджер? Ты такая же, как и Пожиратели».       — Нет! — крикнула гриффиндорка, отшатываясь, но её голос прозвучал глухо, словно комната поглотила его. — Это не я! Это не я!!!       Слёзы обожгли глаза, но девушка зажмурилась, как будто могла стереть увиденное. Её тело тряслось крупной дрожью, зубы клацали, стучась друг о друга, по лопаткам и шее пробегали мурашки. В ушах зазвенел едкий смех Беллатрисы Лейстрендж.       «Фу, Грейнджер, даже стоять рядом с тобой тошно!».       — Хватит, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. Её голос стал твёрже, грубее. — Хватит! Перестань. Успокойся и сейчас же возьми себя в руки. Это всё Воскрешающий камень. Его проделки. Ты… Я должна оставить Ли в покое. Беспокоить его душу, чтобы заглушить собственное чувство вины? Это жестоко. Неправильно, эгоистично. Я хочу сделать это ради себя, а не ради него. Это низко. Я сильнее своих эмоций, сильнее желаний. Я сильнее…       Гермиона выпрямилась, позволяя своему дыханию выровняться, а мышцам лица расслабиться. Отражение в зеркале потеряло свою власть, и она, наконец, смогла отвернуться. Плечи девушки опустились, напряжение медленно уходило. Отказ от возможностей камня был трудным, но верным решением. Было ли убийство Ли по ее воле или нет, могла она это предотвратить или нет, это останется с ней навсегда. Пусть не сразу, не скоро, но она должна была принять эту боль. И вину. И жить с ними до конца.       «Умница».       — Пошел к дракклу, засранец!       Воскрешающий камень нельзя было никому доверять. Теперь Гермиона видела это ясно, как день, и решение было принято. Соблазн использовать могущество артефакта был слишком силён. Он смог пошатнуть её разум, и не было гарантий, что кто-то другой устоял бы перед искушением воспользоваться его силой. Кто знал, для каких целей кто-то мог оживить мертвецов. И пока этот Дар Смерти оставался тайной, мир находился в относительной безопасности.       «Но где спрятать камень так, чтобы он был одновременно недосягаем и под моим постоянным контролем?»       Её взгляд случайно зацепился за вилку, неустойчиво балансировавшую на краю тарелки. Странно, будто что-то подталкивало волшебницу использовать именно эту вещицу. Гермиона решила довериться интуиции, и идея пришла мгновенно. Трансфигурация. Она могла превратить вилку в кольцо и спрятать в нём камень.       Мысль показалась разумной, но тут же возникло препятствие. У неё не было палочки. Без неё магия казалась недосягаемой.       «Беспалочковая магия».       Она вспомнила «тренировки» Малфоя. Как блондин доводил её до предела, заставляя действовать без оглядки в критической ситуации, где решения требовалось принимать мгновенно. Вовсе не так, неспешно и вдумчиво, как она привыкла заниматься. Никакого спокойного объяснения, предупреждения. Только вызов, напряжение, скорость, риск. Каждая секунда была решающей, а угроза провала реальнее допустимого. Но именно так слизеринец помогал ей быстрее раскрыть потенциал, заставляя магию внутри неё отвечать на призыв ещё раньше, чем разум успевал оценить происходящее.       Теперь его не было рядом. На мгновение волшебнице показалось, что вместе с блондином исчезли и её способности к беспалочковой магии. Мысль была иррациональной, но настойчиво билась в голове. Гермиона глубоко вдохнула, пытаясь подавить внутренний шум.       «Чушь. Если у меня получилось тогда, то получится и сейчас».       Сделав глубокий вдох, она прикоснулась к вилке, сосредоточила в руке поток тёплой магии, и металл послушно стал менять форму. Через несколько секунд перед ней лежало кольцо. Затем она взяла в руки Воскрешающий камень, сконцентрировалась вновь, и тот уменьшился, идеально вписываясь в оправу.       Девушка провела пальцами по гладкой поверхности кольца. На мгновение ей показалось, что от него исходило тепло и легкая вибрация, но она отмахнулась от этой мысли. Надев кольцо на средний палец, волшебница ощутила вдруг столь долгожданное спокойствие. Теперь камень был спрятан, а, значит, хотя бы на одну проблему стало меньше.       — Видишь? Ты не нужен мне, Малфой. Я и сама справлюсь.       «Я горжусь тобой».       — Закрой рот!       «Ты сама говоришь со мной».       — ЗАГЛОХНИ!!! — выкрикнула Гермиона в гневе и, от злости не сдержавшись, пнула деревянную ножку кровати. Резкая боль прострелила больное колено, и она невольно покачнулась, рухнув на матрас. Стараясь перетерпеть боль, девушка сжала зубы и тяжело задышала. Постепенно острая волна схлынула, уступив место тупой пульсации. Её слабое тело, уставшее от напряжения и изнурительных мыслей, не выдержав перегрузки, наконец выключило сознание.       Гриффиндорка провалилась в сон, ощущая, как её мысли медленно растворяются в густой темноте. Тяжесть, которая всё это время давила на её плечи, слегка ослабла. Но, едва реальность осталась позади, её разум затопили новые кошмары…

⊱༺༻❀✿❀༺༻⊰

      Гермиона стояла в мрачном, холодном кинозале перед магиэкраном, окружённая фигурами в черном. Лица в зрительном зале — знакомые и дорогие, — одно за другим выныривали из темноты. Ли Джордан. Гарри, Хагрид, семья Уизли. Ремус, Ханна Аббот, Анджелина Джонсон...       Слишком много лиц, слишком много невосполнимых потерь. Даже те, кого Гермиона видела лишь мельком, — официанты с приёма, пленники со скамьи, Дин Томас, Нарцисса Малфой, — все они стояли перед ней. Их лица были бесчувственными и невыразительными, а глазницы казались пустыми и потусторонними.       Гриффиндорка попыталась закричать, объясниться, сказать что-то, что не смогла раньше, но из горла не раздавалось ни звука, будто кто-то навел заклинание тишины. А затем что-то странное, невыносимое. Сперва ярость объяла её с головы до ног. Затем ноги перестали слушаться. Кожа покрылась гладкими, холодными чешуйками. Потом руки исчезли, а вместо человеческой фигуры появилось извивающееся тело василиска.       Она поднялась над тенями, её взгляд обжигал окружающее пространство огненными потоками, заставляя фигуры корчиться в испуге. А затем рот открылся, и Гермиона принялась их глотать. Одного за другим. Их лица и образы исчезали внутри неё, а с ними росла тяжесть внутри. Друзья, враги, пленники, невинные, погибшие — все они становились её частью. Её горло сжималось, но она продолжала. Она не могла остановиться.       Она была монстром.       Джордж. Он стоял уверенно, неподвижно, глядя на неё решительно ит строго, направив на нее волшебную палочку. В глазах не страх, не жалость — только твёрдая уверенность. И категоричный приказ.       — Остановись! — его голос раскатился эхом, и магический потолок над головой громыхнул, осветив тьму яркими вспышками молний. — Не поддавайся эмоциям. Ты всех угробишь! Включи голову! — Гермиона хотела укрыться от света и шума, от этого голоса, проникающего под кожу, в самое нутро. Но яркий свет и звучание голоса Джорджа становилось всё громче, становясь ее собственными мыслями. — Гермиона, проснись! Кареглазка!       «Ч-что…? Кареглазка…?!»       Её собственное тело взорвалось, как разбитое зеркало, и распалось на тысячи мелких осколков, в отражении которых продолжали сжиматься и разжиматься чешуйки змеиных колец, и сверкали магическим красным светом глаза. А потом василиск в отражении исчез, и она растворилась в пустоте вместе с ним.

⊱༺༻❀✿❀༺༻⊰

      Девушка проснулась резко, с тяжёлым, рваным дыханием. Холодный пот покрывал её лоб, волосы липли к коже, но тошноты, как в прошлый раз, не было. Её глаза распахнулись, и первым, что она увидела, было встревоженное лицо Джорджа.       — Ты в порядке? — спросил он обеспокоенно, слегка встряхивая её за плечи.       Гермиона была ещё не в состоянии ответить. Лишь молча смотрела на гриффиндорца, сидящего рядом на ее кровати. Надрывно дышала, пытаясь осознать, где находилась и что произошло, пока остатки сновидений клубились перед внутренним взором. Её руки невольно сжались в кулаки, но когда она встретила взгляд мужчины, реальность начала возвращаться.       — Это ведь был кошмар? — с надеждой спросила она наконец, едва слышно.       Волшебник кивнул, его лицо стало мягче, но в глазах всё ещё мелькала тень беспокойства.       — Да. Ты в безопасности. Но ты кричала и металась. Решил, что лучше тебя разбудить.       Его спокойный тон помог Гермионе расслабиться. Дыхание девушки постепенно выравнивалось, сердце замедляло свой бешеный ритм. Она закрыла глаза на мгновение, стремясь окончательно избавиться от липкого ужаса.       — Расскажешь, что тебе снилось? — осторожно спросил мужчина. Голос Джорджа прозвучал поддерживающе и мягко, вовсе не так, как волшебница запомнила в прошлую их встречу, не так, как он звучал на повторе у нее в голове.       Гермиона по-прежнему пыталась прийти в себя, ощущая тяжесть кошмара, словно она всё ещё находилась там, в его удушающей тьме. Девушка смущенно подняла глаза и нервно провела ладонью по влажным от пота волосам.       — В моем кошмаре, — начала она тихо, её голос был хриплым, как будто слова царапали горло. — Там был ты.       Гриффиндорец застыл, его лицо напряглось, а взгляд стал пристальным и холодным, будто слова Гермионы задели его за живое в ту минуту, когда он как раз расслабился и не ожидал подвоха.       — Я? — переспросил мужчина, глядя на неё исподлобья. В его голосе зазвучали горечь и напряжение, точно он уже заранее знал, что услышит что-то неприятное. — Ну, конечно… Кто же еще. Я твой самый жуткий кошмар.       Он отстранился, упёршись рукой в край кровати, чтобы встать.       Сердце девушки сжалось. Она видела боль в глазах друга, но не знала, как её объяснить. Резким движением она протянула руку и крепко сжала его ладонь, не позволяя ему уйти.       — Подожди, — быстро произнесла девушка. Её пальцы дрожали, но она крепко держала его руку, не позволяя разорвать контакт. — Ты не понял. Ты был там… Среди других. Там были все, кого я когда-либо знала. Но ты единственный не испугал меня.       «Нет, не все. ЕГО там не было», — пронеслось в её голове.       «Тш-ш! Не сейчас».       Джордж не отдёрнул руку. Его лицо оставалось непроницаемым, однако девушка ощутила, как напряжение в его пальцах немного ослабло.       — Ты остановил меня во сне, — продолжила она шепотом, полным отчаянной искренности. — И помог мне проснуться.       Джордж молчал, словно взвешивал её слова, борясь с внутренними сомнениями. Его взгляд метался между её лицом и их переплетёнными руками. Наконец, его пальцы слегка сжали её ладонь.       Гриффиндорец склонился ближе, и его движения стали осторожными, почти нежными. Он поправил на ней сбившееся одеяло, не говоря ни слова. Гермиона откинулась на подушку, пытаясь успокоить дыхание. Глаза девушки закрылись на миг, но, вопреки ожиданиям, кошмары не возвращались. Присутствие рыжеволосого волшебника рядом странным образом успокаивало.       Гермиона почувствовала лёгкое, почти неуловимое прикосновение. Пальцы Джорджа медленно прошлись по ее ладони, задержавшись у кольца на среднем пальце. Она открыла глаза и встретилась с его внимательным взглядом.       — Я не видел этого раньше, — негромко сказал он, и в его голосе послышалось любопытство, смешанное с настороженностью. — Откуда оно?       Девушка напряглась. Она не любила лгать, но знала, что правду раскрывать было нельзя. Когда она заговорила, её голос прозвучал ровно, хотя внутри всё дрожало.       — Рон… — выдавила она после короткой паузы, удивляясь собственному ответу. — Он подарил мне его.       Едва слова сорвались с её губ, металл кольца резко похолодел. Кольцо ощетинилось и будто превратилось в лёд, обжигая кожу острыми иглами. Гермиона невольно вздрогнула, но быстро взяла себя в руки, чтобы не выдать боль. Её сердце застучало сильнее. «Оно злится?» — мелькнуло у неё в голове.       Джордж опустил глаза на их руки, и его губы дрогнули в горькой ухмылке.       — Рон, значит, — хмыкнул он, и его голос стал поникшим, с нотками горечи. — Так… Ты всё ещё любишь моего погибшего брата?       Вопрос заставил гриффиндорку напрячься. Гермиона замерла на миг, обдумывая ответ. В глазах Джорджа больше не было настороженности. Там была боль — глубокая, почти осязаемая, и ещё что-то. Будто он боялся её ответа, но всё же ждал.       — Я всегда любила и буду любить его, — ответила девушка твёрдо.       Мужчина отвёл взгляд, его челюсть напряглась. В лице появилась странная смесь злости и боли. Он поджал губы, будто сдерживая себя, чтобы не сказать личшнего. Но прежде чем гриффиндорец успел что-то озвучить, Гермиона заговорила снова:       — Но только как друга.       Джордж повернулся к ней. Их взгляды встретились, и девушка увидела, как напряжение исчезает с его лица, сменяясь облегчением. Плечи мужчины опустились, а руки расслабились.       Кольцо на её пальце вдруг потеплело. Гермиона удивилась, заметив это. «Почему?» — пронеслось у неё в голове. Она чувствовала, что это связано с ее словами, но не понимала, как.       Волшебник больше ничего не сказал, лишь задумчиво нахмурившись, вновь взял её за руку. Его пальцы слегка погладили её пальцы, будто он утешал её или, может быть, сам искал в этом контакте утешение. Гермиона вздохнула с облегчением, вновь прикрывая глаза.       Она знала, что это всё нужно будет обдумать позже — реакцию гриффиндорца, её слова, и кольцо с Воскрешающим камнем, которое, казалось, жило своей собственной жизнью.       Тем временем Джордж поднялся с кровати, мягко высвобождая руку из ее ладони. Гермиона испугалась, что он уйдёт, но мужчина поймал её взгляд, и его лицо переменилось, будто он вправду увидел в её глазах страх. Наклонившись к поникшей девушке, Джордж оставил нежный поцелуй в её ладони, и, глядя в глаза, прошептал.       — Не волнуйся. Я сейчас вернусь.       Грифиндорец направился к выходу из комнаты. Гермиона проводила его долгим взглядом, а затем забралась с головой под одеяло, свернувшись в клубок. Её руки обхватили колени, прижимая их ближе к груди. Дыхание всё ещё оставалось тяжёлым. Тело мелко дрожало, будто холод пробрался внутрь и тёплая ткань не могла спасти от него.       Пока она старалась перевести дыхание и успокоиться, откуда-то со стороны кухни доносились приглушенные звуки: лёгкий скрип стульев, негромкий стук чего-то о столешницу, монотонное шипение воды. Гриффиндорка не вслушивалась— её мысли всё ещё путались и то и дело возвращались к гнетущему чувству вины перед теми, кого уже не вернёшь.       Через несколько минут в комнате раздались шаги Джорджа. Он приблизился к кровати, замерев, вероятно, в задумчивости, над её одеялом, укрывавшем девушку с головы до ног, а после все же окликнул.       — Эй, маленькая грустная выдра, покажи-ка нос из своей норки. У мамочки кое-что есть для тебя.       Гермиона удивленно выглянула из-под краешка одеяла, так и не стянув его полностью с головы.       — У мамочки? — переспросила девушка с непониманием.       — Ну, раз уж ты сама не хочешь позаботиться о себе, — ответил мужчина с лёгким кивком в сторону оставленного на столе пирога, попутно стаскивая с неё одеяло. — Придётся мне взять на себя роль заботливого родителя.       — МАМочки? — сделав акцент на этом слове, вновь уточнила Гермиона.       — Ну, я думал, ты не из того типа девушек, кому нравятся «папики».       Гермиона застыла, широко открыв рот. Джордж, ухмыляясь, тут же сунул ей в руки кружку, от которой исходил приятный, сладкий аромат.       — Держи, зелье против кошмаров, — добавил Джордж с напускной серьёзностью.       Гермиона всмотрелась в густоватое горячее содержимое с соблазнительным запахом, нечто, налитое до самых краев кружки, тепло которой быстро распространилось по рукам, и вопросительно подняла брови.       — Какао?       — Пфф. Она называет это «каа-каа-ооо», — шутливо фыркнул Джордж, показав пальцами кавычки и сделав вид, будто был глубочайше оскорблен. — Это не просто какое-то там… «какао»! — снова повторил он свой жест. — Прошу заметить, что это фирменное магическое какао от самого Джорджа Уизли. Между прочим, не только потрясающего кулинара, но и искусного зельевара!       — Оо, Джорджа Уизли, говоришь. Ну-ну. Того самого Джорджа Уизли? Который неделю лежал в лазарете мадам Помфри после того, как выпил свое фирменное зелье старения на Турнире Трех Волшебников?       — Уфф, кареглазка, — наигранно поморщился волшебник. — Знаешь, а у тебя крепкий удар между ног. Я имею в виду… языком. Ну, то есть, словами, словами, — поспешно исправился он. — Но, чтобы ты знала, моей тогда была только идея, а само зелье варил Фред. Так что, та, э-э, абсолютно случайная оплошность с ингредиентами не в счет.       — Ну да. Абсолютно случайная. Напомни, какую оценку поставил вам с братом Снейп на экзамене С.О.В.?       — «Превосходно»! — горделиво восклинул гриффиндорец.       — Ну, конечно, — саркастично поддела Гермиона, коротко хохотнув.       — На двоих, — скривился Джордж, возмущенно вспеснув руками, будто подобная оценка была вопиющей несправедливостью. — Сноб и завистник! Просто боялся конкуренции.       — Охотно верю, — рассмеялась Гермиона.       — Да и вообще, кто сказал, что шкуру бумсланга нельзя отыскать в Антарктиде? — продолжил Джордж с вызовом.       — Ньют Скамандер сказал.       — Кто?       — Магозоолог. Автор учебника по «Уходу за магическими существами». Шкуру бумсланга нельзя отыскать в Антарктиде, потому что, к твоему сведению, эти милые змейки водятся исключительно в Африке.       — Попробуй докажи! Снейп так и не смог, — надулся рыжеволосый волшебник, фыркая с насмешкой. — Значит, вполне могут водиться.       — Это не научно, — смеясь, покачала головой девушка.       — Не научно? — Джордж вскинул бровь, беря из ее рук и отставляя на стол ее опустевшую чашку, и сел рядом с ней на кровать. — А знаешь, что ещё не научно? То, что мое фирменное магическое какао действует. Ты уже улыбаешься.       Улыбка девушки стала шире, а взгляд потеплел.       — Ладно, признайся, — сказала она весело, привычным жестом скрестив руки на груди. — Ты давно репетируешь эти свои… шуточки? Или это побочный эффект фирменного Зелья искрометного юмора?       — Ах, да. Седьмой курс, — улыбнулся Джордж, задумчиво уставившись в стену напротив, должно быть, припоминая те годы. — Идея в тот раз принадлежала Фреду, а вот зелье варил тот, кому в нашей парочке достались мозги, — постучав пальцем по затылку, Джордж сделал вид, что был максимально серьезен, но на самом деле едва сдерживался, чтобы не дать уголкам губ расползстись в стороны, как флоббер-черви. — Да и славное, в общем-то, вышло зелье. Мы тогда только и делали, что травили анекдоты все сутки напролёт.       — Славное…?! — поразилась Гермиона, едва не задохнувшись от наглости рыжего гриффиндорца. — Это ты про ту часть, когда вы пошутили про женские трусики Пивза, и он, оскорбившись, решил тоже пошутить и в отместку стащил и на целую неделю куда-то спрятал все нижнее белье в женской спальне Гриффиндора?! — потешаясь над ним, фыркнула Гермиона.       — Ну-у-у, — задумчиво протянул Джордж, возводя глаза к потолку и невинно почесывая затылок. — Пивз, конечно, мстительный зараза. Но не то, чтобы его интересовали подобного рода… шуточки.       — Так это… Вы что, с Фредом… О, Мерлин! Как вам только в голову такое пришло! Да если бы кто-то узнал, что это все были вы! Вам двоим бы влетело от декана Макгонаггл так, что забыли бы, как сидеть тем местом… на которое ваши шуточки надевать!!!       — Да ладно, кареглазка, разве ты была не в курсе? Об этом же знал весь Гриффиндор, да вся школа тогда ходила «на ушах». Ты правда не замечала целую неделю развешенные повсюду в Хогвартсе «красные флаги», оставленные невзначай, будто бобы Берти Боттс? Кстати, золотистое белье Джинни еще пару дней красовалось на тренировках гриффиндорской команды, летая по квиддичному полю вместо снитча!       — Зачем, Мерлина ради?       — Это лучше спросить у Гарри, — задыхаясь от смеха в промежутках выдавил Джордж, откидываясь спиной на ее кровать.       Гермиона уже хотела сострить в ответ, но вдруг её сердце словно застряло в горле. «Гарри мёртв…» — стукнула мысль, и радость мгновенно померкла. «Они все мертвы».       Джордж тоже переменился в лице, заметив её внезапную паузу.       — Ах, да… Прости… — его взгляд потускнел, и он отвёл глаза.       Девушка окончательно сникла, вновь вспомнив свои кошмары о лицах, что исчезали в пасти и горле Василиска. В её собственном горле, в котором теперь стоял комок.       Не вынеся тягостного молчания, Джордж негромко заговорил.       — Знаешь, в детстве я часто видел кошмары.       Гермиона закрыла глаза, все еще чувствуя вину за то, как смеялась всего мгновение назад, потешаясь над своими друзьями, которых больлше не было в живых. Ей хотелось закрыться в себе, нырнуть с головой в чувство вины, но она не желала подобного Джорджу, понимая, что ему тоже нужно было выговориться, и из сострадания промолчала, позволяя ему продолжить.       — Фред всегда замечал, когда со мной что-то было не так. Даже ночью. Помню, я тогда часто просыпался в слезах. И вот однажды я вновь проснулся сам не свой. Раньше на мой громкий плач приходила мама. Но со временем мне стало стыдно будить её по ночам, выглядеть в её глазах слабаком. Поэтому я тихо плакал, сжав зубами краешек одеяла, чтобы подавить всхлипы, и мелко дрожа от ужаса. И вот Фред молча спутился по лестнице с верхней кровати, вытащил меня из-под одеяла. Брат взял меня за руку и повел по лестнице на кухню. Мы вдвоём, так и держась за руки, шли на цыпочках, чтобы не разбудить никого из остальных.       Джордж слегка улыбнулся, но в его глазах блестнула горечь потери.       — Тогда Фред впервые сделал мне какао. Забрался на стул, чтобы дотянуться до верхней полки, где мама прятала от нас, мелких проныр, заветную банку, а потом начал смешивать что-то в моей любимой кружке. Там было не только какао. Он перерыл всю полку, нашёл ваниль, взял щепотку корицы, даже немного сливок из холодильника. Я сидел за столом, всё ещё дрожа, но уже не так сильно, потому что это был Фред. Мой брат-близнец. Мой лучший друг… Он всегда знал, что делать.       Гермиона смотрела на него, почти не дыша. В его голосе слышались и легкая нежность, и тоска свыкшегося со случившимся человека, и глубокая живая грусть. Девушка с трудом перевела дыхание. Воспоминания Джорджа о прошлом только сильнее подчёркивали, как много он потерял. И как много потеряли все они.       — Пока я пил какао, он начинал рассказывать какие-то забавные истории, — продолжил Джордж, его голос стал чуть теплее. — «Джорджик, слышал ли ты о нашем соседе-волшебнике, у которого не работала мантия-невидимка, и старик ходил голым, думая, что никто его не видит?», говорил он. «А о нашем храбром предке, который с одного удара прихлопнул семерых драконов? Или о тайном, домашнем эльфе Уизли, который не нашёл дорогу к хозяину по хлебным крошкам, потому что их все слопал наш малыш Ронни?».       — Ты же понимал тогда, что это всё выдумки и детские сказки? — нежно проговорила Гермиона.       — Конечно, понимал, — ответил Джордж, чуть улыбнувшись светлой, грустной улыбкой. — Но знаешь, что? Тогда мне отчаянно хотелось верить в эти выдумки. Они заставляли смеяться, прогоняя страхи. А потом, когда кружка от какао была пуста, Фредди мыл её, чтобы мама ничего не заподозрила, и мы возвращались в комнату. А потом я засыпал так крепко, будто этих кошмаров и не было.       Девушка ощутила, как её сердце сжалось от его слов.       — Это была наша тайна, только моя и Фреда, — закончил Джордж, на миг задумавшись. — Мама так и не догадалась, куда делось всё какао. Обвинила Билла, потому что у него тогда была ужасная сыпь, а она думала, что это из-за шоколада. На самом деле, мы с Фредди подкинули ему под матрас листья сухой полыни.       — Великий Годрик, чем вы двое только тогда думали?       — Нечего было ходить с таким взрослым и важным видом, как будто он был старше и умнее нас!       — Ох, Джордж, — неоднобрительно покачала головой Гермиона, но не стала корить взрослого мужчину за его детские шалости. — Фред… Он так поддерживал тебя во всем, — закончила она тихо.       Джордж кивнул и на миг замолчал, нахмурившись, сглотнув, словно боролся с наплывом чувств.       — Да. Он знал, как делать так, чтобы жизнь становилась чуть радостнее. Даже в самые трудные времена. Мне не хватает его.       — Знаю. Мне тоже. Их всех не хватает.       Они замолчали, разделяя эту светлую, хоть и горькую близость момента. Кольцо на пальце Гермиона согревало руку мягким теплом. А, может, ей просто хотелось так думать.       Спустя пару минут тишины, наполненной воспоминаниями, Джордж задумчиво скосил на гриффиндорку глаза, резко поднялся с кровати, будто что-то вдруг вспомнил, и направился к пакетам, оставленным на столе. Гермиона заметила их только сейчас. Порывшись в одной из шелестящих упаковок, волшебник достал маленький флакончик и вернулся к девушке, довольно подбрасывая бутылёк в руке.       — Это заживляющее зелье. Заметил твоё больное колено. Оно поможет.       Гермиона напряглась. Она не знала, что ответить. Внутри у неё всё словно воспротивилось мысли лечить колено. «Нет!». Эта боль была для неё чем-то вроде якоря, позволявшего держаться подальше от собственных опасных мыслей о Воскрешающем камне и о Малфое.       Джордж, не дожидаясь ответа, подошёл ближе к кровати. Его взгляд задержался на её ноге и, не заметив ничего необычного в ее поведении, друг потянулся к ней, аккуратно касаясь длинными пальцами кожи рядом с воспаленным коленом.       — Давай помогу нанести, — его тон прозвучал буднично, даже с ноткой заботы.       Но прежде чем его руки коснулись её кожи, гриффиндорка отпрянула так стремительно, что мужчина опешил.       — Нет! Не трогай, — сказала она резче, чем собиралась. — Я сама справлюсь… Без твоей помощи. Позже.       Джордж дернулся, как ошпаренный, и замер. Его взгляд на мгновение стал пристальным, изучающим. А затем его губы вновь изогнулись в улыбке. Но она была лишена тепла, в ней было что-то злое, как будто волшебник смеялся над самим собой или какой-то своей мыслью.       — Как хочешь, — бросил он подчеркнуто безразлично, медленно поднимаясь и возвышаясь над ней. — Мне нужно идти.       Он сделал шаг назад, с громким стуком поставив флаконфик на край стола, и рукой указал в сторону пакетов, более не взглянув на неё.       — Еда, одежда, книги по зельям и ядам — всё там.       Его движения стали рваными и резкими, почти агрессивными. Гриффиндорец отвернулся от волшебницы, сосредотачиваясь, судя по всему, собираясь трансгрессировать. Гермиона, подумав, что он обиделся, все же решилась попытаться это исправить, как-то его удержать.       — Джордж… — её оклик звучал звонко, настойчиво, с надеждой. — Ты смог достать палочку? Удалось ли узнать что-то о яде Нотта? Что с противоядием для пострадавших от проклятий на приеме?..       Рыжеволосый мужчина остановился, его спина была выпрямлена, как струна, и он не обернулся. Когда Джордж заговорил, его голос звучал резко, будто каждое слово было уже одолжением.       — Если появится информация, я сообщу. Если ты получила от меня все, что хотела…       Гермиона нахмурилась, сжимая руками одеяло. Это было тяжело — слышать, как человек, который только что поддерживал её, теперь обращается так отстраненно. Жесткий тон его голоса ранил её, как заноза, резко вошедшая под кожу.       — Я... — выдохнула она, ее голос дрогнул. — Джордж, я вовсе не это хотела сказать, просто я думала… Просто…       Он обернулся так быстро, что Гермиона невольно вздрогнула. В его взгляде вспыхнуло яркое горящее пламя. Когда Джордж заговорил, твердо и бескопромиссно, его слова врезались в нее, будто режущие заклятия.       — Просто, принцесса, — процедил он, продолжая ее неоконченную фразу. — Наши слова — и есть отражение наших мыслей. Как и поступки.       — Джордж, я вовсе не… Ты так помог мне, столько сделал… Я понимаю, что это для тебя значит… Ведь поэтому ты так резко уходишь? Ты сердишься на меня?       — Ты возомнила слишком много о своей значимости для меня, принцесса, — бросил Джордж, стиснув зубы. В голосе сквозила насмешка, а в глазах — обида. — У меня хватает проблем и вопросов, которыми нужно заниматься. Ты не центр вселенной.       Едва он договорил, его руки дрогнули, а челюсть напряглась ещё сильнее. Прежде чем Гермиона успела что-либо ответить, волшебник трансгрессировал.       «Наши слова — и есть отражение наших мыслей».       Отражение. Вновь это дракклово отражение.

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰