After the Silence Explodes / За взрывом тишины

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰

             Гермиона пришла в себя, ощущая болезненную тяжесть в шее. Боль начиналась у макушки и доходила до самых кончиков пальцев ног. И все же ее сознание, к ее огромному удивлению, было ясным. Возможно, у нее выработалась устойчивость к воздействию разового Круциатуса, после того, как она не раз подвергалась целой серии пыточных и истязающих проклятий.       Девушка расслышала резкие вздохи и сдавленный стон Малфоя, пронзивший тишину, который сразу подхватило эхо. Похоже, она по-прежнему в кинозале, и эхо означало, что зрители покинули помещение.       Она чувствовала себя странно, как будто пребывала в состоянии невесомости. Приоткрыв воспаленные глаза, девушка осознала, что находится в воздухе, в нескольких метрах от деревянного пола, над сценой. Её руки и ноги были раскинуты в стороны, как на распятии или на рисунке Да Винчи, позвоночник был парализован магией. Все её тело словно вопило от боли и усталости, и она могла только терпеть, не в силах даже пошевелиться.       Очнувшись, она застала Малфоя в разгар его наказания Беллатрисой. Он медленно поднимался с пола, перенося вес на руки, как будто каждое движение давалось ему с трудом. Его мантия лежала в беспорядке на полу, костюм был помят, а белую рубашку пересекали кровавые разводы. Лицо блондина было бледным, а под глазами залегли темные круги. Но Гермиона была искренне поражена его стойкостью. Под Круциатусом Беллы он даже не закричал.       — Что это было, Драко? — Пожирательница откровенно выражала недовольство. Каждый жест говорил о нескрываемой агрессии. — Ты разучился, как должным образом накладывать Империус? Не слишком ли часто ты стал забывать, как обращаться с палочкой? А я уж начала было думать, что ты осознал серьёзность своего положения.       — Я не знаю, что произошло, Белла, — манерно протянул Малфой, силясь сохранять хладнокровие. — Какой-то магический сбой. Палочка вдруг отказалась слушаться. Возможно, диверсия, устроенная кем-то из недоброжелателей. На их недостаток в последнее время не жалуюсь.       Лейстрейндж издала грубый гортанный звук в ответ на его сарказм и какое-то время молчала, её глаза сверлили собеседника, пока Пожирательница обдумывала его слова. Казалось, она могла разглядеть каждую ложь, скрытую в его сердце.       — Покажи! — потребовала она.       Слизеринец сдвинулся с места со сдавленным выдохом и, прихрамывая, медленно подошёл к Беллатрисе. Она схватила его за жилет и быстро притянула к себе. Гермиона увидела, как лицо блондина исказилось от боли, когда тётка вторглась в его воспоминания. На лбу молодого мужчины выступили капельки пота. Его рука инстинктивно обхватила кулак Беллатрисы, и гриффиндорка могла видеть, как его запястье слегка подрагивало от напряжения, сжимая ее руку. Дыхание стало прерывистым и неровным, но он продолжал удерживать ее взгляд.       — Твои воспоминания подтверждают слова, — оттолкнув племянника пренебрежительным жестом, наконец, произнесла Лейстрейндж спустя несколько минут зловещей тишины. — И я вполне удовлетворена увиденными в твоих мыслях пытками Грейнджер. Но я сама учила тебя окклюменции, племянничек. А поскольку я всегда довожу порученное до идеала... Я не могу быть уверенной, что ты не скрыл от меня другие чувства и воспоминания. — Её голос был пропитан недоверием. — Но я поверю тебе. На этот раз. У всех нас палочки ведут себя странно в последнее время, так что, я допускаю, что магия действительно внезапно дала сбой.       Гермиона цеплялась за обрывки разговора, как утопающий за соломинку. "Палочки массово отказываются служить магам? Как это возможно?".       — Надеюсь, ты сказал правду, Драко. Молись, чтобы я не узнала о том, что ты меня обманул. Иначе в следующий раз Круцио ты не обойдешься.       Внезапно Малфой перевел на нее раздраженный взгляд. Он увидел, что гриффиндорка смотрит на них и слышит их разговор, и Гермиона резко закрыла глаза, опустив голову на грудь, и притворилась, что все еще без сознания. Только бы Пожирательнице не пришло в голову считать мысли и у нее! В тот миг она пожалела, что очнулась раньше времени. Сердце девушки застучало быстро-быстро, в страхе, что они обратят свой гнев на нее, но Малфой промолчал, не став акцентировать внимание Беллы на ранеем пробуждении пленницы.       "Неужели Малфой пытается меня защитить? Или обезопасить самого себя?"       — Я сказал правду, Белла, — размеренно произнес Малфой, возвращая свой взгляд к тетке.       — Я видела купол. Что ты ей говорил?       — Угрожал. Пытался запугать, сбить с толку изоляцией от окружающих. Морально раздавить. Сломать её не так просто, как остальных. Лорд поручил мне сложную задачу.       "Это не так. Он лжет Беллатрисе?!"       — Не справишься, и он найдёт того, кто его не разочарует. Того, кто действительно постарается ради него. Как насчёт младшего Нотта, например?       — Тео не в силах и собственные штаны натянуть, не запутавшись в них своей башкой. Я был его соседом по общежитию семь лет. Какой может быть разговор о выполнении поручений Лорда?       — Тогда постарайся лучше! — прокричала она. — Найди новые методы. Пока твоих усилий недостаточно! Эта паршивка Уизли подогрела атмосферу среди пленников, мне не нужны волнения. Проследи, чтобы Грейнджер делала именно то, что ей говорят.       "Джинни!" — мысль резанула ножом по изнуренному мозгу, едва не отключив сознание. Джинни больше нет. Её подруга мертва. "Нет, Гермиона, прошу, только не сейчас!" — зажмурившись, мысленно умоляла себя она, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Боль от потери была как раскалённый клинок, разрывающий её сердце на части.       — Скройся с глаз, Малфой. И не забудь свой "багаж", — прозвучало из уст Беллатрисы как приговор. Её голос был пропитан высокомерным пренебрежением, словно каждое слово было плевком в душу.       Гермиона почувствовала, как, повинуясь магии, её тело перевернулось в воздухе горизонтально, лицом вниз, что позволило длинным запутанным волосам скрыть проступивший на щеках румянец. После чего, удерживаемое магией левитации, поплыло в сторону выхода из кинозала. Каждая секунда казалась ей вечностью, пока девушка старалась не подавать виду, что очнулась, молясь, чтобы ей удалось это скрыть.       — Кстати, Драко, ты давно не появлялся дома, — передумала отпускать ее надзирателя Беллатриса, видимо, остыв и решив поддержать светскую беседу. Судя по искажению голоса, она гаденько улыбалась. — Меня радует твоё стремление возродить из руин наследие Блэков, но дом моей сестры Андромеды повидал слишком много грязи, чтобы служить пристанищем наследнику этой древней фамилии.       — Как наследнику ещё одной древней фамилии, было бы глупо не извлечь выгоду из инвестиций в недвижимость, сперва лично оценив состояние дома и необходимые финансовые средства. Умение делать деньги — кажется, именно эту черту Малфоев во все века так ценили Блэки, — его голос был ровным и холодным, но в нём чувствовалось скрытое раздражение тем, что она задерживает его и поучает после того, как подвергла Круциатусу, допросу и чтению мыслей.       "Дом Андромеды Блэк? Лейстрейндж не знает, что он держит меня на Гриммо, а не в доме ее сестры?".       — И всё же, загляни в Мэнор. Должно быть, твоя мать скучает, — Беллатриса явно играла чувствами слизеринца, наслаждаясь своей властью над ним.       — Вот как? — Ощерился Малфой. Беллатриса явно его разозлила. — Должно быть, ей настолько осточертела "скука", что она решила заняться дизайном интерьера в Хогвартсе? Скажи, Белла, с каких это пор мой дом стал блошиным рынком и кормушкой для Пожирателей Смерти?       Беллатриса фыркнула и беззаботно пролепетала, наигранно выражая социальное порицание.       — Не дерзи мне, мальчишка. Подумаешь, подсвечники. Пара зеркал, посуда. Не будь таким скупым, племянничек.       — Это вещи моей матери!!       — Вещи, Драко... Хранят до тех пор, пока они исправно исполняют свою функцию, — На этом ее беззаботная речь обратилась холодной ледяной стужей. — Когда вещи ломаются или начинают себя вести не так, как от них ожидается, их доламывают и выбрасывают, или уничтожают. Или находят им иное подходящее применение. Например, как мишень для отработки заклятий.       Гермиона чувствовала, как напряжение между ними достигло пика. Беллатриса явно угрожала слизеринцу, прикрывая это пафосно-метафоричными высказываниями, но на самом деле демонстрируя блондину свою власть.       — Загляни в Мэнор, Малфой! Если не хочешь, чтобы я повторила Ваше с матерью наказание за отступничество во время битвы с Поттером.       Гермиона услышала гневные быстрые шаги Малфоя, передразниваемые эхом, и почувствовала, как её тело продолжило движение в пространстве, последовав за ним. За порогом Большого зала Малфой внезапно прекратил действие Мобиликорпус, или это ее палочка вновь отказалась его слушать, и Гермиона почувствовала, как падает. Она инстинктивно вскрикнула, и в панике открыла глаза, увидев, что Малфой поймал её руками. Он смотрел на неё в упор, на его лице была злобная гримаса. Он прекрасно осознавал, что она слышала большую часть их с Беллатрисой разговора, став свидетельницей его унижения и узнав его болевые точки.       — Очухалась, революционерка? Прекрасно! Соскреби с черепа остатки своих отупевших мозгов и сконцентрируйся. Мы трансгрессируем.       Малфой дал гриффиндорке несколько секунд, чтобы приготовиться к трансгрессии. Когда Гермиона кивнула, желая как можно скорее оказаться подальше от места гибели Джинни, девушка почувствовала перемещение.

⊱༺༻❀✿❀༺༻⊰

      Они оказались в гостиной Гриммо на втором этаже. Гермиона ещё ни разу не была здесь с момента своего заточения, ведь перемещаться по дому ей было запрещено. Малфой грубо опустил её на пол следом за выпущенной из рук мантией, и гриффиндорка упала на бок, лицом к его начищенным лакированным ботинкам. Девушка сразу сгруппировалась, прикрывая лицо, в страхе, что он ударит её ногами. Движение отдалось резью в саднящем боку и приступом головокружения. Но, вопреки ожидаемому, слизеринец не стал её бить. Вместо этого блондин опустился на корточки, практически на уровень её глаз, и резким движением ладони вздернул вверх ее лицо, заставляя Гермиону посмотреть на него. Пальцы Малфоя больно впивались в её челюсть. Его верхняя губа подрагивала от гнева, когда он закричал:       — Ты что, совсем ополоумела, Грейнджер? Решила последовать за Поттером? Гриффиндорское безрассудство заразительно? — он в ярости потряс её голову, вцепившись в спутанные волосы второй рукой. — Я сказал тебе, ни звука про сопротивление. Я предупреждал тебя, чтобы ты перестала играть в героя сказок. Это жизнь, тупая ты дура, здесь не бывает так, что добро всегда побеждает зло. Чего ты добилась, Грейнджер? Чего ты добилась, а?? Наслаждаешься своими победами???       — Замолчи, — выдохнула Гермиона, чувствуя, как её лицо заливают слёзы. — Замолчи!       — А ты перестань лить слёзы, мученица, — его голос стал язвительным и угрожающим. — Хватит себя жалеть! Пожалей лучше тех, кому сегодня достанется двойная, тройная доза "внимания" за то, что позволили себе попытку сражаться по твоей указке. Пожалей Джинни Уизли, которую ты не сумела вовремя образумить и остановить! Которая видела твоё замешательство и не купилась на твою актёрскую игру. Пожалей её брата, посылающего тебе мерцающие призрачные валентинки, которому так и не дала шанса вновь увидеть сестру!       Гермиона задохнулась воздухом, не в силах сдержаться и вновь роняя горячие слезы, стекающие по щекам к его пальцам у нее на подбородке. На нее накатило осознание, что он был прав. Прав во всём. Она не послушала Малфоя, и вот к чему это привело.       Малфой резко отпустил подбородок девушки, будто ее слезы ошпарили его, и отошёл от неё, уставившись в окно, устало проводя ладонями по лицу. Девушка чувствовала его ярость и сокрушенность, и это только усиливало её собственные страдания.       — Даже от Джинни Уизли на твоём месте было бы больше толку. Она хотя бы не дрогнула, бросая в Руквуда Аваду. Я думал, у тебя есть мозги, Грейнджер, думал, ты, в отличие от твоих ужаленных в голову дружков, способна мыслить наперёд. Я думал, что, держа тебя здесь, я защищаю тебя от них. Но на самом деле я спасаю их от тебя!              Гермиона чувствовала, как мир вокруг неё начинает расплываться, когда воспоминания о погибшей девушке нахлынули с новой силой. Её руки дрожали, а сердце будто разрывалось на части от боли и утраты. Джинни... её лучшая подруга, её сестра по духу, гриффиндорская львица, погибла у неё на глазах.       Их последняя встреча с Джинни прокручивалась перед глазами девушки, словно лента старой киноплёнки. Она вспомнила, как увидела Джинни, стоящую на коленях в зале, среди других пленников. Её рыжие волосы были растрёпаны и спутаны, но всё равно сверкали, как пламя. Пленница была одета в рваную и грязную одежду, которую, казалось, с неё не снимали уже несколько недель. Лицо Джинни было покрыто синяками и царапинами, но её глаза горели ярким, непримиримым огнём. Этот огонь не угас даже под пытками врагов. Истощенная, но не побежденная! Жизнь подруги со смертью Гарри и последовавшим заточением стала кошмаром, но она не собиралась позволить себе уйти, не захватив с собой в могилу кого-нибудь из ее обидчиков.       Гермиона вспомнила, как Джинни вырвалась из пут, как схватила палочку у Пожирателя и с неописуемой яростью напала на Августа Руквуда. В тот момент Джинни была воплощением решимости и смелости. Её лицо, светящееся от ярости и ненависти, внушало ужас врагам и надежду союзникам. Джинни была готова умереть за свободу, за своих друзей, за мир, в который она верила. Джинни верила в неё! Верила в их борьбу, и теперь Гермиона чувствовала себя предательницей, не сумев оправдать эту веру.       Малфой был прав — ее подруга была бы лучше нее во всем. Пускай Гермиона была негласным символом, но Джинни же была самим воплощением их борьбы, их надежды на лучшее будущее. И теперь, когда её не стало, девушка чувствовала, что весь мир рухнул. Она всех подвела, и больше нет смысла бороться.       Но внезапно подкинутое мозгом воспоминание о последних словах подруги, всколыхнуло в душе разбитой Гермионы другие чувства. "Гермиона, не сдавайся, слышишь? Ты бы никогда не сдалась!" — её слова эхом отдались в голове Гермионы. В этот момент она почувствовала, что не может позволить себе сломаться. Джинни не хотела бы этого. Чувство вины за смерть Джинни останется с ней навсегда. И поэтому она не сдастся. Никогда.       Гермиона подняла поникшую голову, взглянув на Малфоя. Блондин продолжал стоять спиной к ней, уперев взгляд в свое отражение в окне и сжимая руками подоконник. Костяшки его пальцев побелели от напряжения. Она видела, как его плечи дрожат от ярости, как он пытается сдержать внутреннюю бурю эмоций.       — Ты прав, Малфой! — тихо произнесла Гермиона. Девушка, погрузившись в свои мысли, перестала плакать. Она почувствовала, как кожа на её щеках высыхает, стягивая лицо, добавляя неприятных ощущений, и это показалось ей очень кстати. Ей вновь хотелось себя наказать. — Я подвела их всех. Я подвела Джинни. Мне нужно было тебя послушать.       — Да, Грейнджер, ты их подвела, — наконец произнес он, его голос был ровным и холодным, несмотря на реакцию его тела. — И знаешь, что? Это твоя последняя ошибка. Больше попыток у тебя не будет. Посмеешь ослушаться ещё раз, и я позволю случиться тому, чем должно было закончиться твоё провальное выступление сегодня.       — Прости меня, Малфой, — подняла на него глаза Гермиона, внезапно поняв, что просто обязана это сказать. — Прости, что отняла у тебя Джинни.       Малфой резко обернулся к ней, разглядывая её лицо и от неверия приоткрыв рот:       — Ты не в себе! — резюмировал он, припечатав голосом её приговор.       — Нет, я... Я вижу, что ты тоже страдаешь. Ты злишься на меня, что я дала ей умереть.       — Нет, Грейнджер, я злюсь на себя!!! — прорычал он, а потом добавил. — За то, что не убил её раньше, когда была такая возможность!       Малфой с размаху ударил ногой по стоящему рядом столику, и тот отскочил к стене, ударяясь о нее, от чего с настенной лампы слетел, разбиваясь, плафон.       — Черт! — гневно воскликнул Малфой, отскакивая от разлетевшихся осколков. Слизеринец с остервенением наступил и надавил ботинком на осколки, разглядывая их, словно пытаясь разгадать скрытый смысл в том, как раскрошилось стекло.       — Она умоляла меня, — он тяжело дышал, опустив голову. — Просила на коленях покончить с ней, впиваясь до крови пальцами в решетку своей пыточной камеры. — Малфой закрыл глаза, стараясь выровнять дыхание. — Но я не стал. Просто ушёл. Надеялся, что, рано или поздно, она сможет спастись, найти способ излечить свои душевные раны и начать новую жизнь. И, в итоге, она всё равно мертва. Смерть стала её освобождением.       — О, Мерлин... — простонала Гермиона, сжимая голову руками, словно пытаясь её раздавить, чтобы перестать ощущать реальность происходящего.       Сердце девушки было разорвано на части. Она чувствовала, как его слова проникали глубоко в её душу, заставляя её страдать ещё сильнее. Гермиона видела, как Малфой, несмотря на всю свою жестокость и ярость, тоже страдал. Она чувствовала его страдание, и это делало её собственные муки ещё невыносимее. Это было как пытка, которая не прекращалась, а только усиливалась с каждым мгновением.       Малфой отошёл от окна, его плечи были опущены, как будто он нёс на них непосильный груз. Он выглядел измождённым, его лицо было бледным и усталым. Гермиона видела, как его глаза потемнели от груза пережитых событий и мысленных терзаний. Но он не был сломлен. Слизеринец опустил взгляд на неё. Его глаза выражали гнев, боль, что-то ещё, что осталось непроницаемым для её взгляда.       Они смотрели друг на друга в тишине, каждый погружённый в свои мысли и чувства. Гермиона понимала, что между ними было нечто большее, чем просто ненависть. Они оба были жертвами этой войны, пусть и оказались на поле битвы по разные стороны. Каждый со своими ранами и потерями. Их пути пересеклись, и теперь они были связаны этой невыносимой болью, страданием и ответственностью за будущее людей.       — Что мы будем делать теперь, Драко? — спросила она едва слышно, почти шёпотом, словно боялась, что громкий звук разрушит их хрупкое затишье.       Он замер на мгновение, видимо, пораженный тем, что она назвала его по имени, и словно раздумывая над её словами. Затем, в раздражении расстегнув и скинув с себя жилет, он медленно поднял глаза, и в его взгляде было что-то, что заставило её вздрогнуть. Наконец, он ответил:       — Теперь ты научишься меня слушать и делать то, что я скажу. Скажу молчать — будешь молчать! Скажу говорить — будешь говорить! Скажу бежать — побежишь! Скажу убить... не дрогнешь даже на секунду. Но сейчас, Гермиона Грейнджер, — его голос стал низким и тихим, но в нём звучала твёрдая решимость, — Мы будем пить.

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰