After the Silence Explodes / За взрывом тишины

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰

      Ночь прошла без сновидений. Видимо, утомленный произошедшим накануне мозг Гермионы был уже не в силах генерировать новые кошмары, не говоря о том, чтобы одарить ее хоть какими-нибудь приятными образами.       Утро девушки началось с тихого покашливания. Приподнявшись на кровати и обернувшись к источнику звука, она увидела Кикимера. Заметив, что гриффиндорка проснулась, эльф сразу весь подобрался и быстро произнёс:       — Кикимеру очень жаль, мисс Грейнджер. Он не хотел предавать её доверие, но видеть, как юная мисс мучается, означало предать её ещё больше. — домовик удрученно спрятал лицо, прикрыв слепой глаз ушами. — Хозяин Драко всё равно узнал бы про патронус-сороку, даже если бы мисс не стала ему ничего говорить. Молодой лорд Малфой — легилимент.       Гермиона прикрыла глаза, понимая, что эльф прав, и слабо кивнула. Она уже размышляла о поступке домовика ночью и пришла к выводу, что он действительно пытался её защитить. Хотя она всё ещё была расстроена тем, что Малфой узнал бесценную информацию, зла на эльфа уже не держала. Он хотел защитить её и сделал это, как умел. Оставалось лишь молить Мерлина, чтобы Джордж и все те, кто с ним, приняли за ответ ее отказ прослушать сообщение Патронуса, и успели скрыться до того, как их настигнут Пожиратели Смерти.       Взглянув на стоящего вполоборота молчаливого и неуверенного эльфа, Гермиона вспомнила события перед тем, как её сморил сон. Малфой что, действительно был здесь прошлой ночью и залечивал раны от нанесённых им заклятий? Ей это не померещилось? Или это было лишь плодом её больного воображения, обезображенного постоянной психологической бомбардировкой?       Видя замешательство эльфа, не знающего, как начать диалог, и желая косвенно проверить свою теорию, гриффиндорка сказала:       — Спасибо, что обработал мои раны. Они зажили так быстро, должно быть, ты использовал настойку растопырника?       Домовик как-то виновато отвёл глаза, словно пытался подобрать слова.              — Да, оставалось еще немного… Кикимер рад, что мисс Грейнджер чувствует себя лучше.       Бам! Вот и ответ. Сам того не подозревая, домовик дал ей понять, что не он приложил руку к её выздоровлению. Ментоловый запах, который так отчётливо почувствовала Гермиона ночью, и шлейф которого всё ещё слегка чувствовался на её коже, однозначно был от бальзама на основе рябинового отвара. Настойка растопырника имела отчётливый запах маринада. Волшебница знала эти особенности зелий наизусть, ведь для того, чтобы сдать Основы Зельеварению Снейпу, она перечитала по несколько раз все книги из секции Травологии и Зельеварения в школьной библиотеке.       Выходит, Кикимер не был здесь минувшей ночью. Но Гермиона не станет показывать эльфу, что знает про его обман, пусть Малфой считает, что она купилась. Так неужели всё-таки Малфой? И ей не привиделся их с Забини ночной разговор?              Гермиона нахмурилась и глубоко задумалась о том, что она услышала.       Во-первых, Малфой что-то скрывает от неё, что-то, до чего сама гриффиндорка может догадаться. Что это? Кто еще является хранителем этой тайны? Нужно за ним проследить и поспрашивать Кикимера, когда Малфоя не будет рядом.       Во-вторых, Малфой умеет дружить. Хоть он и грубо осаждает Блейза, это выглядит скорее как ответственность за друга, чем желание ему досадить. Гермиона вовсе не думала, что слизеринский ублюдок, мучивший ее пытками в этой комнате еще вчера, способен на какие-то светлые чувства.       В-третьих, отряд сопротивления, похоже, всё-таки существует! Значит, возможно, Джордж с ними. Малфой обмолвился, что пленные произносят имя гриффиндорки, значит, они всё ещё верят, что она может их спасти, и волшебница обязана это сделать. А, значит, она не станет следовать плану Малфоя, согласившись на "тихую революцию". Свободы так никогда не достичь, а жизнь без свободы... Ей ли не знать, после месяцев в темнице и заточения здесь на Гриммо, что такую жизнь лучше и не жить.       В-четвертых, Нарциссу Малфой, похоже, подвергает пыткам её собственный муж за то, что она каким-то образом помогла Гарри. И младший Малфой переживает об этом. Люциус наказывал сына за удар по репутации семьи в глазах Лорда и других Пожирателей, после того, как тот сопровождал Забини в Хогвартс, значит, вероятно, Драко с какой-то целью, какой?, побывал в Мэноре в тот день, и поэтому его не было на Гриммо ещё три дня. После чего он едва не умер от последствий проклятия огненной крови.       И, в-пятых, Драко Малфой подвергался, судя по всему, страшной степени жестокости со стороны Беллатрисы Лестрейндж, и настолько разуверился в возможности светлого будущего, что мечтает умереть.       Не то, чтобы ей было его жалко. Но Гермиону надломило осознание, что у Драко Малфоя за плечами тяжкий груз перенесённых пыток, ответственности за жизнь матери и, соответственно, за облик в глазах отца и других Пожирателей. А ещё чувство ответственности за пленницу, — извращённое, бескомпромиссное, но всё же желание сохранить жизни людей, уберегая её от действий наперекор режиму.       В душе девушки зародилось чувство сострадания к слизеринцу и отчасти понимания причин его поступков. Но едва Гермиона поймала себя на этой мысли, ее это страшно раздосадовало. Она не должна испытывать к нему сочувствия! Не после того, как он своим трусливым соучастием убил Дамблдора на шестом курсе, и неизвестно скольких ещё её друзей в битве за Хогвартс! Не после того, как он с ненавистью презирал её и подначивал в школе, называя грязнокровкой! Не после того, что он сделал с ней вчера! Не важно, что сломило Малфоя, важно то, что теперь он с удивительным усердием, прикрываясь своим извращённым видением правильного, ломает ЕЁ!       Разразившуюся бурю негодования в её душе прервал голос домовика, о присутствии которого она совершенно забыла.       — Мисс Грейнджер, хозяин поручил Кикимеру проследить, что волшебница примет водные процедуры и оденется. Молодой лорд сказал, их ожидает выход в свет.       — Выход в свет? Что? Куда мы идём?       — Хозяин сказал, что сообщит об этом мисс Грейнджер лично, когда она соберётся. У мисс двадцать минут. И еще... — эльф немного потоптался на одном месте. — Хозяин просил передать, что если мисс не соберётся вовремя, то предстанет перед людьми в том виде, в котором он её застанет, — сказал Кикимер, прежде чем оставить её одну.       Гермиона вспыхнула. Ну, конечно, куда же без очередной колкости и унижения в её адрес. Ничего, кроме безразличия и жестокости к ней, ей не стоит ожидать. И всё же, его странный поступок ночью...       Дверь комнаты оказалась открыта. Всё ещё теряясь в догадках размышлениях, Гермиона быстро посетила туалет и приняла душ, надела простой чистый комплект белья и одежды, оставленный Кикимером у неё на кровати, немного расчесала волосы. Прислушавшись к внутренним ощущениям и предположив, что у неё ещё есть пара минут, девушка боязливо высунула голову из комнаты.       Убедившись, что в доме внизу не слышно шагов, она быстро спустилась по лестнице на первый этаж и, оглядываясь, прошла по коридору, ведущему в прихожую. Издалека гриффиндорка увидела пыльный вязаный шарф, по-прежнему лежавший в паутине в прихожей, шарф, ради которого она совершила эту ставящую её в опасность вылазку. Гермиона быстро подбежала к нему и нагнулась, протянув руку, как вдруг услышала оклик:       — Грейнджер!       "Разорви его горгулья, я ведь была уже так близко...".       Гермиона быстро одёрнула руку от шарфа, боясь привлечь внимание её надзирателя к личной вещи ненавистного ему Гарри Поттера. Подняв глаза на блондина, Гермиона чуть не раскрыла рот от удивления. Малфой был одет в парадную чёрную мантию, из-под которой выглядывали идеально белая рубашка и выглаженный деловой костюм — чёрные брюки и жилет.       "Он что, ведёт меня на какой-то приём?"       — Вижу, ты готова. Хорошо. Нужно кое-что обсудить, прежде чем мы покинем дом.       — Куда мы идём? — решилась спросить Гермиона, уставившись на пуговицы его рубашки. Это не скрылось от внимания Малфоя.       — Снова прячешь глаза? — его строгий вопрос.       — Снова станешь меня пытать? — её хищный оскал.       Малфой сердито сжал челюсти. Гермиона видела это краем глаза и готова была поклясться, что услышала, как он скрипнул зубами.       — Я рад, что ты чувствуешь себя достаточно бодро, чтобы проявлять своё красноречие. Это пригодится.       — Для чего? — с вызовом спросила она.       — Мы идём на одно мероприятие, Грейнджер. На пресс-конференцию, можно так сказать, — кажется, он сам поморщился от подобранного сравнения. — Возможно, в том случае, конечно, если будешь вести себя достаточно благоразумно, чтобы до неё дойти, ты увидишь там даже своих давних знакомых. Так сказать, свой преданный электорат.       Гермиона вопросительно и скептично приподняла одну бровь, продолжая избегать его глаз. Малфой, проигнорировав ее эмоциональную реакцию, продолжил:       — Для тебя уже будет подготовлена речь. Ты взойдёшь на сцену, прочтёшь текст, лежащий на трибуне, и произнесёшь его точь-в-точь, слово в слово. Ты будешь говорить с чувством, с выразительностью, разбавляя фразами и примерами о том, как сильно ты веришь в то, о чём говоришь. И не дай Мерлин из твоего рта прозвучит хоть слово вопреки написанному, Грейнджер, обещаю тебе... — он перешёл на шипящий шёпот. — Ты чертовски пожалеешь.       — Я не стану говорить ни слова о том, что люди должны покориться Пожирателям смерти и стать их рабами! — вспыльчиво воскликнула Гермиона.       — О, нет, Грейнджер, ты станешь. И ты очень постараешься, чтобы тебе поверили, если не хочешь обрушить на себя или кого-нибудь другого чудовищный гнев.       — Можешь пытать меня сколько хочешь, Малфой, можешь насылать проклятия, травить ядами и избивать, из моего рта не прозвучит ни звука! — прорычала Гермиона с храбростью и решительностью, достойной гриффиндорской львицы. — Хочешь от меня смирения — тогда лучше сразу убей! Иначе ни ты, ни кто-либо другой, не заставят меня это сделать.       — Это мы еще посмотрим, — с угрозой сказал Малфой. — Я предупредил. Больше нет времени на твои пререкания. Мы уходим.       Малфой подошёл к ней вплотную уверенными быстрыми шагами, звук которых слегка заглушал плешивый ворс потрёпанного старого ковра. От его приближения Гермиона вздрогнула в испуге и брезгливо отпрянула. Заметив реакцию девушки, слизеринец не стал подходить ближе, а какое-то время оценивающе смотрел на её лицо. В конце концов, он просто протянул руку и сжал ею плечо гриффиндорки.       Знакомое чувство трансгрессии и ощущение сменившейся жесткости покрытия пола на миг вывело Гермиону из равновесия, и она покачнулась, но Малфой крепче сжал её руку, не дав упасть. Несколько раз моргнув, чтобы дать мозгу время осознать смену обстановки, девушка огляделась и узнала помещение. Она была в ныне пустом, широком холле-коридоре Хогвартса, ведущем к Большому залу. Некогда Большому залу.       Гриффиндорка вспомнила, как именно здесь её подгонял Кэрроу, ведя в проклятый кинозал. Из-за больших, знакомых до боли дверей приглушённо раздавалась музыка. Та самая, которая так нравилась ей, когда она болела за Хогвартс на трибунах перед испытанием Лабиринта в состязаниях за Кубок Огня. Когда рядом с ней сидел Рон, а на квиддичном поле, у входа в лабиринт, совсем ещё юный на фоне возвышающегося рядом Седрика, стоял Гарри. Тогда, собираясь с мыслями, под эту самую музыку, Гарри обернулся к ним и подмигнул, и она помахала флажком ему в ответ. В последний раз перед тем, как возродился Волдеморт, отбирая у них счастливое беззаботное детство.       Малфой подтолкнул Гермиону, вынуждая идти вперёд. В прошлый раз коридор был мрачным, горели лишь несколько факелов, погружая стены в зловещую тьму. А, может, Гермионе так показалось, ведь её глаза практически отучились тогда видеть свет. Сейчас же коридор был ярко освещён десятками зажжённых свечей, стоявших в богатых, вычурных, украшенных вензелями канделябрах. Блондин отчего-то рыкнул, не оценив антураж, и потянул её за плечо ещё быстрее.       Они прошли весь коридор, и ее надзиратель, видимо, задумавшись над чем-то и забыв, что она его пленница, а не сопровождающая его дама, открыл движением палочки перед ней дверь, пропуская её вперёд. Темнота кинозала вновь ослепила Гермиону резкой сменой обстановки, и она зажмурилась, чтобы не напрягать зрение, но уже через секунду гриффиндорка прикрыла руками глаза, когда по её лицу прошёлся яркий ослепляющий луч стробоскопа. Музыка заиграла оглушительно громко, а следом Гермиону накрыл шквал аплодисментов и издевательских смешков.       Медленно убрав руки от лица, Гермиона сквозь слезящиеся от света глаза осмотрела зал. Она увидела длинные, уходящие вверх, ряды кресел, битком набитые Пожирателями, в парадных выходных костюмах, со шляпами и веерами в руках женщин, смеющихся и хохочущих в тон весёлой, столь неуместной в данной ситуации музыке. А прямо перед сценой... на коленях, со связанными руками и ногами, замученные и обессиленные, стояли её друзья и другие пленники. Она сразу выхватила взглядом лицо Джинни, Невилла, Симуса, Полумны, мадам Помфри и Аргуса Филча, а потом увидела знакомых из Хогсмида — мадам Розмерту и мадам Паддифут. И ещё десятки, десятки людей. Все они смотрели прямо на неё.       — А вот и она, — усиленный Сонорусом восторженный голос Беллатрисы Лестрейндж. — Поприветствуйте свою героиню, пример для подражания и наставницу, защитницу ваших прав и надзирательницу за исполнением обязанностей, главу союза нечистокровных и предателей крови имени трижды "Г" — Гермиону Грязнокровку Грейнджер!       Ожидаемый взрыв хохота и гнусливые крики "гэгэгэ" пожирателей. Ничего нового, она уже проходила через это, ей было всё равно. Но девушка содрогнулась, увидев глаза людей, замерших под сценой. Они глядели на неё, будто в надежде, что через мгновение она заставит этот пафосный цирк взорваться фейерверком волшебных заклятий, посылаемых в Пожирателей смерти.       — Иди к трибуне, Грейнджер! — тихо отдал приказ Малфой, плечом заслоняя от публики палочку, которую он уткнул ей между лопаток.       Гермиона осталась стоять, не шелохнувшись и упрямо вздёрнув подбородок. Малфой наклонился прямо к её уху и заговорил у виска, вынуждая волосы над ухом вздрагивать, когда он произносил слова:       — Ты хочешь, чтобы я заставил тебя корчиться в муках прямо у них на глазах? — тон его тихого голоса был как лёд, так контрастирующий с его горячим дыханием. — Ты хочешь подарить им веру в то, что надо бороться, протестовать? Добывать палочки и направлять их на Пожирателей? Ты сама-то не в силах, а что станет, когда убийство провалят они?       Гермиона, злясь на него, за то, что заставляет ее чувствовать себя неуютно от его близости, и коря себя за то, что не может помочь своим друзьям, лишь прикрыла глаза и осталась стоять, не сдвинувшись ни на шаг. Не удовлетворившись ее упрямством, Малфой продолжил:       — Посмотри на своих друзей, Грейнджер. Посмотри внимательно! На них нет живого места. Ставлю пятьдесят галеонов на то, что такими темпами Лонгботтом не протянет и трёх суток. А малышка Уизли... Как думаешь, сколько ещё Пожирателей захотят отыметь бывшую подружку самого Поттера, если она продолжит бороться, своим сопротивлением вызывая у них ещё большую похоть? А остальные люди, мм? Тебе совсем наплевать, сколько пыток они смогут перенести? Ты знаешь, сколько их уже умерло с твоим именем на устах? Ты такая стерва, Грейнджер. Упрямая овца. Самовлюблённая слабая эгоистка.       Гермиона судорожно вздохнула, и вниз сорвалась слеза. Увидев это, Малфой почему-то немного отстранился и ослабил нажим на её предплечье. Быстрый, незаметный окружающим, взмах палочкой, и он накрыл их двоих куполом Силенцио. Все звуки снаружи словно разом выключили, так же как и все сказанное под куполом теперь стало непостижимо для других.       — Грейнджер, — прошептал её мучитель, несмотря на воздвигнутый звуконепроницаемый барьер. Его шепот прозвучал, как молитва в этой милосердной недолгой тишине. Его вздох был поникшим и каким-то усталым. — Прошу тебя, будь благоразумной.       Что-то в его голосе заставило Гермиону поднять на него глаза. Она сразу спохватилась, боясь, что Малфой может применить к ней свой змеиный гипноз, но зрачки блондина были обыкновенными, круглыми, а серая радужка глаз, на которую падала тень, казалась почти чёрной и почти сливалась со зрачками. Он смотрел на неё сверху вниз, и зрачки слегка прикрывали длинные светлые ресницы. Слизеринец все еще был ее палачом, но сейчас, в этот миг, он казался ей другим. Во взгляде его не было ненависти или жестокости. Она увидела там обречённость.       Купол Силенцио резко лопнул, как мыльный пузырь, возвращая оглушительные звуки. Палочка Гермионы отказывалась долго удерживать заклинания в руках Малфоя. Услышав, что настроение в зале изменилось и зрители-Пожиратели начали возмущённо гудеть, наблюдая её медлительность, Гермиона снова посмотрела вокруг и увидела, что Беллатриса Лестрейндж появляется на сцене из-за кулис. На ней было светло-розовое бальное платье с приоткрытыми плечами и волнами внизу, от вида которого кадык Гермионы сжал спазм. Это платье — точная копия ее костюма на Святочном балу. В самом низу, у подола, блестела не засохшая кровь.       Сопровождаемая овациями, с сумасшедшей ехидной усмешкой Пожирательница подняла руки, прося тишины. Вся музыка разом стихла, и замолкли голоса толпы. Стуча высокими тонкими каблуками по паркету, Беллатриса спустилась по лестнице со сцены и медленным шагом прошла в направлении пленников.       — Грейнджер, — обратилась Беллатриса к Гермионе, задумчиво постукивая своей кривой палочкой по подбородку. Ее голос все еще был усилен Сонорусом. — Зрители не любят, когда их заставляют ждать. Теперь, чтобы вернуть их внимание и расположение, думаю, нужно их немного развлечь. Давай с тобой поиграем в одну игру. Нам ведь с тобой так понравилось играть, не так ли? — оскалилась она, намекая на надпись на руке Гермионы, оставленную в Малфой Мэноре. Лейстрендж подошла к пленникам, встав прямиком за спинами ее поникших друзей. — Кажется, эта игра называется "русская рулетка". Когда я закончу считать, если ты все еще не займешь место у трибуны, пуфф... Знаешь эту считалочку?

На одном суку повисли

Лавгуд, Финниган и Уизли,

Висеть Лонгботтому не надо —

Прилетит в него...

      — Империо! — тихо бросил Малфой, и Гермиона почувствовала, как перед глазами всё затмевает жёлтый туман, а ноги несут её на сцену. Она буквально взбежала на трибуну, пальцы схватили лежащий на ней свиток, и её рот сам собой начал извергать слова:       — Мои дорогие друзья, братья и сестры, члены союза! — её голос усилил поставленный на трибуне Сонорус, а на огромном магическом экране кинозала за её спиной из темноты появилось изображение, транслируемое магикамерой, сновавшей у её лица. — В это сложное время перемен, когда старые устои показали свою несостоятельность, а к власти пришли те, кто веками зарабатывал себе репутацию мудрых стратегов, сильных политиков и талантливых бизнесменов, я прошу вас, как никогда, оставаться сплочёнными духом и поддержать меня, будучи верными постулатам магического общества. Наше будущее за теми, кто решительно и уверенно готов вести нас вперёд, выведя из тьмы заблуждений и вековых ошибок. Маглам не место в магическом сообществе, как бы нас не пытались переубеждать в обратном на протяжении многих лет, сея смуту и давая ложному семени сомнений прорасти в нашей душе, обрекая нас на слепое следование планам тех, кто пытался подорвать устои магической Англии.       — Гермиона, что ты несёшь? — истеричный голос Джинни из толпы. — Гермиона, не сдавайся, слышишь? Мы верим в тебя, мы пойдём за тобой! Ты бы никогда не сдалась.       — Но наши новые руководители благородны и милосердны, — продолжила Гермиона, не в силах сопротивляться действию Империуса, хотя слова Джинни резали её сердце на куски. — Они позволят магам, чьи предки совершили ошибку и доверились не тем людям, создавая браки с маглами, и тем, кто и ныне связал свою жизнь с магами, магами не являясь, стать важной ячейкой нынешнего сообщества.       — Гермиона, не сдавайся, скажи нам, что ты с нами, прикажи нам объединиться, — голос Невилла из толпы. Перед сценой раздавались крики, пленники освистывали её, осуждали, пытались перекричать.       — Они благосклонно обеспечили нас столь важной для нового мира работой, и мы проявим самые лучшие свои качества в ответ, — добродетель и понимание, — с признательностью и благодарностью доверив им вести нас навстречу новому магическому миру и сохранению магии неприкосновенной.       На пергамент перед глазами Гермионы упала слеза. Потом ещё одна, еще одна, и ещё, и девушка почувствовала, что заклинание Империус перестало её сдерживать. Увидев, как её друзья пытаются встать с колен и разорвать связывающие магические путы, как Джинни каким-то чудом освободив руки, выхватывает палочку у сидящего в первом ряду Пожирателя и посылает убивающий луч в Августа Руквуда, как зеленый луч успешно настигает свою цель, и мерзкий Руквуд, вырезавший почти всех Уизли, мешком валиться на пол, Гермиона закричала:       — Сражайтесь! Не сдавайтесь! Выхватывайте палочки, бейте их проклятиями, боритесь за свободу! Сражайтесь!       Уже знакомые змеи охватывают её тело, сжимают удавкой шею, шипят в голове, пролазят сквозь уши и кусают глаза. Прежде, чем она падает на пол, она видит, как Джинни Уизли пронзает зеленый смертельный луч. Она хочет кричать от боли, но горло не может раскрыться, и раздаётся только хрипящий звук. В ноздрях запах металла и липкая кровь на губах. Мышцы сводит судорогой, каждое движение отдаётся невыносимой болью. Яд, яд, яд в рвущейся грудной клетке и в извивающемся волнами животе. Тысячи мелких игл пронзают её лёгкие. Внутренности объяты жгучим ледяным огнём. Руки и ноги трясёт от непрекращающихся конвульсий, а из глаз течёт горячая кровь, смешиваясь со слезами.       Когда всё прекратилось, сквозь слёзы и боль в глазах она увидела Малфоя, склонившегося над ней. Глядя с презрением и с ядом в голосе, он произнёс:       — Я же предупреждал, Грейнджер!

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰