After the Silence Explodes / За взрывом тишины

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰

             Слизеринский принц и гриффиндорская принцесса замерли друг напротив друга, не отводя глаз. Их взгляды скрестились, как заклинания двух волшебных палочек, противостоявших в решающей битве. Зеленый и красный. Авада Кедавра и Экспеллиармус. Смертельный исход и надежда переписать судьбу. Никто из них не стал бы уступать.              Серебристое сияние, внезапно возникшее на периферии зрения Гермионы, испугало ее не меньше, чем только что озвученные Малфоем планы по ее приручению. Настолько ярким и неожиданным был луч света, пронзивший сумрак лестничного проема, что девушка быстро вскинула руку в защитном жесте, готовясь произнести заклинание и отразить проклятье, но пальцы, сомкнувшиеся вокруг палочки, нащупали лишь пустоту. "Моя палочка у Малфоя" — мысленно простонала гриффиндорка. Кинув на него короткий взгляд, Гермиона заметила, что тот даже не шелохнулся, лишь холодно ухмыльнулся одним краем губ, заметив ее реакцию.       Гермиона нахмурилась и тут же вернулась взглядом к серебряному сиянию, всмотревшись в него и не веря своим глазам. Над ее головой в потоке мерцающего свечения закружился телесный Патронус! Птица... Птица парила по воздуху с грацией и лёгкостью, её бело-прозрачные перья блестели, словно покрытые тонким слоем магической пыли. Она выглядела живой и нереальной одновременно, а её появление вдруг принесло свет и тепло в мрачную атмосферу дома. Патронус приземлился на шар, украшающий лестничную опору, охватив его серебристыми когтями. Его глаза-бусинки сверлили девушку, поблескивая магическими блестками. Птица ожидала разрешения заговорить.       "Сорока! Не может быть!" — девушка была поражена. Этот патронус был знаком ей до боли. Она знала, что сороками были патронусы братьев-близнецов Уизли, и видела их в Выручай-комнате, когда они с Гарри на пятом курсе тренировались вызывать патронусов. Она знала, что других волшебников с таким патронусом в их кругу не было, а в современной магической Англии посылать телесного Патронуса могли только члены Ордена Феникса. К тому же, внутренний голос подсказывал, что это сообщение от кого-то из её близких. И, поскольку Гермиона сама была свидетелем кончины Фреда... "Джордж! Выходит, ты все еще жив!". Девушка потрясенно прикрыла рот рукой. Её разум отчаянно цеплялся за надежду, что это так, что Джордж жив, что он в порядке, раз смог вызвать Патронус, он ищет её, чтобы передать важное сообщение. Что же он скажет? Гриффиндорка разомкнула губы, чтобы озвучить мучивший ее вопрос.       Внезапно её охватил страх. Гермиона перевела взгляд на Малфоя, ожидая его гнева. Слизеринец наблюдал за ней с интересом загонщика, поджидающего приближающийся бладжер, чтобы мощным сокрушительным ударом запустить его в голову ловца. Его ухмылка — как лезвие ножа, насмехающаяся над её смятением. В его серых зрачках откровенный вызов: "Решишься ли ты прослушать сообщение при мне?".       — Ты побледнела, Грейнджер, — потешаясь над ее замешательством и делая вид, что он действительно переживает за ее цвет лица, прокомментировал ее надзиратель.       Гермиона едва не совершила большую ошибку, позволив птице заговорить в его присутствии. Патронус-сороку услышали бы оба, и Малфой явно жаждал узнать, что за информация скрыта в этом сообщении. Гриффиндорка почувствовала, что её сердце забилось, как барабан. Джордж, возможно, хочет передать что-то секретное, что-то, что может поставить под угрозу его жизнь. Она не могла раскрыть эту тайну врагу.       Патронус сороки, сидящий на лестнице, в молчаливом укоре гипнотизировавший ее лицо, стал истончаться, становясь прозрачным и теряя волшебное сияние. Магия не могла поддерживать его так долго. Мысли девушки метались, как птицы в клетке. Вдруг это что-то очень важное? Что, если он ищет ее? Может, Джордж на свободе, вместе с сопротивлением? И прямо сейчас она может изменить свою судьбу, выдав свое местоположение?       Напряжение внутри неё росло. Она молчала, обняв себя за плечи и царапая ногтями кожу, наблюдая, как патронус постепенно исчезает, растворяясь в пространстве. Она не могла решиться. Вдруг Джордж не знает, что она не одна, и передаёт бесценную информацию о плане победы над Темным Лордом? Может, друг сам хотел раскрыть ей местонахождение сопротивления? Но, если есть такая вероятность, малейший шанс, она не должна позволить Малфою завладеть этой информацией. Он враг! Какими бы мотивами слизеринец ни руководствовался, даже желая закончить войну, избежав лишних смертей, его методы были ужасными и убивающими надежду на счастье людей на корню. Он не желал и не пытаться посмотреть на проблемы с ее стороны.       Истончившись до контуров, Патронус полностью исчез, растворяясь в воздухе, как утренний туман. Гермиона крепко зажмурила глаза, пытаясь осмыслить произошедшее. Она могла бы узнать что-то о судьбе своих друзей, получить надежду, убедиться, что Джордж жив, а, может, и другие ее друзья. Но проклятый Малфой самим фактом своего присутствия вновь встал у нее на пути, отрезая волшебницу от остального мира. Как же Гермиона хотела избавиться от ненавистного мучителя, стереть с его лица эту усмешку и больше никогда, никогда его не видеть. Чтобы Малфой исчез, растворился из ее жизни, как это сделал Патронус.       Его громкий голос ударил громом в ее голове, и девушка вздрогнула от неожиданности, широко распахнув глаза.       — Кикимер!       Домовик материализовался рядом с ним на кухне, быстро оценивая обстановку и бросив лишь короткий скупой взгляд на Гермиону. Эльф преданно поклонился хозяину, его руки были сложены в покорной позе. Пленница замерла в ожидании приказа надзирателя, как мышь перед змеей. Не отводя от девушки своего ледяного взгляда, пронзающего ее холодными острыми иглами, Малфой громко и отчетливо произнес, чеканя каждое слово:              — Закрыть. Дом. От магии. Экспекто Патронум.       "Нет! О, нет, нет, нет! Что он натворил? Теперь Джордж больше не сможет со мной связаться". Гермиона затравленно выдохнула, больше не в силах выдерживать его решительный твердый взгляд, и первой отвела глаза, уткнув их в ступени лестницы и пряча навернувшиеся горячие слезы под тенью пушистых ресниц. Ей было больно. Мучительно больно осознавать, что только что он прервал ее единственную возможность связаться с Джорджем, давшую ей почти утерянную надежду, что она не одна, что кто-то помнит о ней и ждет ее, ищет ее.       — Никаких сов и сообщений для Грейнджер. Любую информацию о том, что с ней пытаются связаться, сообщай мне немедленно.       Домовик кивнул, переведя виноватый взгляд на гриффиндорку, но, к счастью, слизеринец этого не заметил, продолжая сверлить девушку взглядом. Малфой быстро подошёл к Гермионе, поднимаясь по лестнице, издававшей стонущий скрип от уверенных шагов каждой прогнившей ступенью. Скрип, отдающейся эхом в ее горестных мыслях. Девушка опустила глаза, дыша быстро и неровно, её сердце билось, как пойманная птица. Ее мучитель остановился на одной ступеньке с ней, возвышаясь почти на голову. Несколько долгих секунд тишины, как перед бурей.       — Что-то хотела сказать, Грейнджер? — его голос был тихим и угрожающим, звенящим в тишине, как холодная сталь ножа.       Разочарованная своими прошлыми промахами, охваченная горем от украденной, как снитч из протянутых рук, надежды, Гермиона промолчала, опасаясь вызвать еще больший гнев и понимая, что он — хозяин положения.       — Что ж, кажется, ты быстро учишься покорности и смиренности. Зная твоё хвалёное дерзкое красноречие и, как тяжело тебе сдержать свое неуёмное желание вставить пять кнатов по каждому поводу, я даже впечатлен, — его слова, будто копья, летели в ее сердце, нацеленные на то, чтобы вывести её из себя, дать повод наказать за непокорность, непослушание. Гриффиндорка призвала всю свою силу воли, чтобы сдержаться и не ответить. Её молчание было щитом.       — Пять минут. У тебя есть пять минут, чтобы вернуться в комнату.       Гермиона сжала зубы и прикусила кончик языка. Пять минут, так мало времени. Но этого хватит, чтобы забрать шарф Гарри под вешалкой в прихожей и вернуться в клетку. Он мог бы дать ей немного свободы, ей все равно никуда не уйти с Гриммо, но он нарочно мучил ее заточением в мрачной, ободранной, маленькой комнатке, каждым предметом обихода напоминавшей ей о былых временах, о Джинни и других дорогих сердцу друзьях, продолжая ее мучения за пределами слизеринских подземелий.       Малфой не уходил. Чего-то ждал, продолжая сверлить её лицо взглядом, словно пытаясь проникнуть в её мысли. Пускай разглядывает, сколько хочет, она не даст ему увидеть ее слезы. Он может заставить ее подчиняться, может вновь и вновь заставлять его ненавидеть, но она не станет показывать ему, насколько глубоко он способен ее ранить, как сильно его слова и поступки способны заставить ее ненавидеть саму себя. Ей стоило убить его дважды.       — Посмотри на меня, — его голос был жёстким, как приказ, и ледяным, как северный ветер.       Ответом была тишина. Чертов засранец, конечно, он добивался именно этого. Хотел заставить ее показать ему слезы, ее слабость, разбитость. Насколько сильно она повержена горем. Он хотел добраться до глубины ее души, разбивая зеркало глаз. Она не собиралась позволить ему покалечить её душу, показать, что у неё внутри.       — Я сказал, посмотри на меня, Грейнджер.       "Ненавижу, ненавижу, ненавижу!". Он не уйдёт, не добившись её подчинения. Время шло, и Гермионе лишь оставалось считать песчинки, просыпающиеся сквозь воронку в песочных часах. Ей нужен шарф Гарри, ведь гриффиндорка спустилась ради него... Будет ли еще возможность?       — Время закончилось, — сквозь зубы процедил Малфой, вдруг до боли вцепившись пальцами в предплечье девушки, и потащил ее наверх.       — Нет! — закричала Гермиона, пытаясь вырвать руку и зацепиться за балюстраду, но слизеринец так сильно дернул ее вверх, что она не удержалась и упала на колено, прямо к его ногам. Не давая гриффиндорке шанса вырваться, блондин поднял девушку, схватил у лопаток, и вновь потянул наверх, прижимая ее руки к груди, не давая вырваться и навредить ему.       — Нет! Не трогай меня! — прокричала она, в гневе вскидывая на него взгляд слезящихся взгляд.       Её эмоциональность и дрожащие на ресницах капли соленой воды вызвали у него едкий смешок. Приблизившись к лицу Гермионы так близко, что едва касался ее кожи кончиком носа, слизеринец жестко стер ладонью слезу, скатившуюся по ее виску, больно впился пальцами в ее подбородок и прошипел прямо в губы:       — Значит, вот, как добиться твоего послушания? Нужно заставить тебя страдать?       Гермиона ничего не ответила ему, вложив в свой взгляд всю ненависть и ярость, на которую только была способна. Он увидел! Увидел ее слезы, увидел, как ей больно, и проехался по ней грузовым составом своего презрения к жалости и слабости, наслаждаясь своей властью и превосходством.       Дотащив Гермиону до третьего этажа и ногой отпихнув дверь в ее комнату, он толкнул туда сопротивляющуюся девушку и поймал рукой ручку двери, придержав и собираясь уйти.              — Чей это был Патронус? — вдруг требовательно спросил он, передумав уходить.       — Гори в Адском огне, Малфой! — прошипела Гермиона и плюнула ему в лицо.       Выдержав паузу в поразительном безразличии и гордости, Малфой неторопясь вытер ладонью ее плевок, театрально вытащил из-за пазухи ее волшебную палочку, медленным шагами подошел к ней вплотную, уперев в ее грудь палочку, и плавно, растяжно произнес:       — Круцио!       Взрыв боли. Тысячи укусов ядовитых змей. Тело скрутило безумно болезненной судорогой, лишая ее дыхания. Это длилось всего несколько секунд, но Гермионе они показались вечностью.       — Чей Патронус, Грейнджер? — вновь безэмоционально потребовал Малфой.       — Я не знаю!       — Круцио! — Невидимый змеиный яд распространяется по ее сосудам. Молния проходит по позвоночнику, обездвиживая и посылая заряды в конечности и в голову. Всего пара секунд, но Гермиона уже готова молить о пощаде. — Чей Патронус?       — Я ничего не скажу!       — Круцио! — Внутренние органы словно лопаются, сжатые в кольцо сильными мышцами змеиного тела, а изо рта вытекает струйка крови. — Чей это сраный Патронус, Грейнджер? — взревел Малфой, уже не сдерживая эмоций.       — Я ничего тебе не скажу, мерзкий ты ублюдок!!!       — Оо, я добьюсь от тебя послушания! Кру...       — Хозяин Драко! — раздался встревоженный голос Кикимера, прервавшего очередную пытку. — Хозяин хочет узнать, чей Патронус сегодня был в доме. Кикимеру известно. Эльф уже видел его раньше здесь.       Секундное молчание, острый взгляд на ее маленькое, разбитое, дрожащее от пыток и страха тело, и, видимо, все же любопытство пересилило его желание довести начатое дело по приручению до конца.       — Вот как? И чей же он, Кикимер, просвети меня, — обратился к эльфу блондин, выравнивая свое дыхание.       — Кикимер, нет... — слабый обреченный шепот Гермионы, понимающей, что правда, которую она так пыталась скрыть, все равно будет раскрыта.       — Сороками были патронусы братьев-близнецов Уизли. Хозяин должен знать их, они ведь тоже учились в Хогвартсе пару лет назад.       — Уизли, значит! Снова Уизли. Наглые! Напыщенные! Уверенные в своей безнаказанности рыжие оборванцы. Грейнджер, ты что, коллекционируешь рыжих и убогих в своей группе поддержки?       Гермиона не стала ничего отвечать. Она отвернула от него свое лицо, чтобы он перестал сканировать ее эмоции, шариться взглядом по ней, видимо, наслаждаясь, как Пожиратели в кинозале, и больно прикусила ладонь, чтобы вытерпеть еще немного и не зареветь. "Отвлечься... Нужно отвлечься. Гарри Поттер. Артур, Молли, Перси и Фред Уизли. Ханна Аббот. Анджелина Джонсон. Профессор Спраут. Хагрид..."       — Учись играть по моим правилам, Грейнджер, иначе долго не протянешь, — устало бросил Малфой, одарив ее горящим взглядом, и с грохотом захлопнул дверь. Девушка услышала громко щелкнувший замок.       — Мисс Грейнджер, — робкий и виноватый голос Кикимера.       —Уходи, Кикимер. Мне больше не о чем с тобой говорить.       Через минуту тишины последовал хлопок аппарации, и девушка поняла, что Кикимер исчез. Гермиона сжалась на полу, подтянув колени к груди, прижимая ладони к горячим щекам, царапая их ногтями и позволяя соленым слезам, как змеям, жалить ее лицо.

⊱༺༻❀✿❀༺༻⊰

      Гермиона продолжала лежать на полу, свернувшись калачиком и бессильно молча рыдая. Ее ребра ныли, руки были в крови, которая шла у нее изо рта, она мелко тряслась, израненная и измученная. Места ударов о пол во время пытки Круцио посинели, саднили царапины, что девушка оставила на себе, пытаясь разодрать свою кожу и выпустить наружу фантомных змей. Каждый неровный край пола врезался в тело гриффиндорки. Кожа была покрыта липкой кровью, а мысли — бесконечной чередой обвинений и самоосуждения.       Кикимер дважды появлялся и пытался нетвердым голосом убедить ее поесть, оставляя поднос на прикроватной тумбе, но Гермиона продолжала смотреть в одну точку и не замечать его. Ей было все равно. Белки ее глаз от редкого моргания и соленых пролитых слез пересохли и теперь горели, и девушка ждала, когда наконец придет темнота, чтобы вытравить из ее глазниц воспоминание о Малфое, наказывающем ее за отказ посмотреть в глаза, и Кикимере, выдающем врагу хозяина волшебной сороки.       В ее голове было марево. Кажется, девушку несколько раз вырвало, волшебница отползла немного подальше от лужи, но запах все равно достигал ее ноздрей, и ее еще больше мутило, но Гермиона отказывалась встать. Это было ее собственной пыткой. Она наказывала себя за то, что позволила Малфою с ней это сотворить, сама вложила палочку ему в руку, хотя слизеринец давал гриффиндорке возможность себя спасти, произнеся заветное, запретное заклинание.       Ее мочевой пузырь болел, требуя опорожнения, но гриффиндорка лишь произнесла короткое невербальное заклинание, на время сдерживающее позывы к мочеиспусканию, то, что ей не раз приходилось применять, когда они с ребятами искали крестраджи. Отвлекшись от боли в животе, девушка продолжила дальше наказывать себя.       В какой-то момент движение за окном заставило ее перевести взгляд на оконную раму. На фонарном столбе она увидела бело-прозрачную сороку, уставившуюся в окно прямо на нее в упор и, как ей казалось, презрительно осуждающую ее. И тогда, окончательно осознав, что ей уже не связаться с миром и не предупредить Джорджа, что Малфой идет по его следам, Гермиона провалилась в пустоту, потеряв сознание. Впервые, уйдя в бессознательный сон, она не видела кошмаров. Она не видела ничего.

⊱༺༻❀✿❀༺༻⊰

      Морфей предал ее, выбросив из своих обманчиво-трепетных объятий, выплюнув, как косточку вишни, в реальный мир. Не желая возвращаться в реальность, Гермиона просто продолжила лежать, не открывая глаза.       Дыхание ее было слабым и ровным, безразличным. К ее удивлению, она почувствовала, что лежит на кровати, а ее голова покоится на подушке. Вокруг был запах ментола, кожу приятно холодила нанесенная на раны и синяки мазь. Она все еще чувствовала боль, но не так, как тогда, лежа на полу и продолжая себя пытать.       Мысли девушки текли плавно и отчужденно, но она подумала, что, должно быть, Кикимер все же не столь жесток, как Малфой, если снова ухаживал за ней, не позволив страдать. Быть может, эльф раскрыл информацию не потому, что пытался угодить хозяину, предав гриффиндорку, а потому, что хотел уберечь ее от боли... Как бы это ни было, теперь девушка считала, что домовик помогал ей напрасно. Сейчас она хотела страдать.              Мягкое прикосновение длинных холодных пальцев к ее руке, втирающих в кожу лечебную мазь, едва не сбило ее дыхание, но Гермиона вовремя усмирила готовую подскочить диафрагму, дав легким спокойно опуститься.        — Ты сказал ей? — раздался голос с небольшим акцентом откуда-то со стороны двери.       — Нет, но, возможно, она скоро сама догадается, — низкий тихий голос рядом с ее рукой, знакомый ей с 11 лет, с тех пор, как она столкнулась с ним в поезде, и вскоре снова на лестнице, ведущей в Большой зал. Сейчас он был лишен надменности и холодного безразличия.       — Грейнджер всегда была умной ведьмой, вряд ли кто-то был бы способен долго морочить ей голову.       — Да, я знаю... Она всегда была на голову выше тех идиотов, что ее окружали.       — Даже тебя? — ироничный вопрос с усмешкой, скрытой за покашливанием, не особенно старавшимся скрыть откровенное веселье.       — Веселишься, Блейз?       "Так вот, кому принадлежит второй голос. Могла догадаться по акценту, видимо, не настолько я умная, как считает Забини". И все же комплимент был ей приятен. Но что они пытаются от нее скрыть? Гермиона старательно продолжала мерно поднимать и опускать грудную клетку, стараясь не выдать, что она подслушивает.       — Уже все задания выполнил, порученные Темным лордом? — продолжил ее мучитель.       На время повисла тишина.       — Ты все-таки урод, Малфой, — обиженно произнес Забини.       — Просто напоминаю тебе о том, в каком мы все дерьме. Не стоит забывать.       — Я прекрасно помню об этом. Каждый день пыток в темнице, каждый час этого нового мира, как в аду.       — Знаю, Блейз, — усталый выдох, и пальцы Малфоя, сжавшие запястье Гермионы чуть сильнее, чем было необходимо. — Мы на дне. На самом адовом дне.        Недолгое молчание, прерванное продолжившим говорить Забини.       — И теперь ты тащишь туда и её.       — Есть идеи получше? — безэмоционально спросил Малфой. — Отпустить ее? Позволить присоединиться к ее тупоголовым дружкам, поднять алые флаги и поскакать навстречу Пожирателям? Позволить им раскромсать ее, надругаться, а потом прикончить? Убить ее собственными руками? Она их последняя надежда, этого бездарного Отряда Сопротивления и всех тех, кто в темницах, корчась в пытках, продолжает шептать имя Гермионы Грейнджер. Но даже с ней у них никогда не получится тягаться с Пожирателями. Ты видел, на что они способны. Мы все в этом участвовали, были заложниками этого. Пусть на твоей руке не красуется его клеймо, но ты был там, ты знаешь, на что они пойдут. Если бы не моя мать...       — Он все еще держит ее взаперти? — полный сочувствия голос Забини.       — Если бы только это. Он изводит ее пытками, раз за разом посылая в нее режущие, удушающие и непростительные. Он карает ее за то, что не сдала Поттера, что поставила под угрозу выживание Темного лорда. Он предан Лорду сильнее, чем свободный домовик спасшему его хозяину. Как низко пресмыкаться перед ним, ожидая его похвалы, словно шавка, виляя хвостом. Он потешался над Петтигрю, таскавшимся повсюду за Поттером и Блэком, чтобы затем их предать, а сам сейчас так же таскается за Лордом, как крыса, и мучает свою жену. Пережившую с ним две войны, Азкабан, предавшую его идеалы и воспитавшую такого же своевольного сына. В нашу последнюю встречу... Я думал, он меня прикончит. На третьи сутки я потерял счет запущенным в меня Круциатусам. Напоследок наградил подарочком за защиту рода и поклялся, что еще один промах, и он сам нашлет на меня Аваду.       — Мерлин, Драко... Поверить не могу. Ты по уши в дерьме, брат. Даже Людо Бэгмен не поставил бы на твое выживание.       Малфой промолчал. Он продолжил наносить на кожу Гермионы мазь, рисуя на ее плече большим пальцем круги.       — Есть кое-что еще, Блейз...       Тишина, в которой Гермиона явно представила лицо Забини, на котором четко читался вопросительный взгляд итальянца.       — Она чуть не убила меня.       Нервный смешок Забини:       — Кто, Грейнджер? Гермиона Грейнджер? Ты шутишь? Как ты позволил до этого дойти?       — Я... — Малфой сглотнул ком в горле. — Перед этим... — Видимо, под "этим" он имел в виду ее наказание, из-за которого она сейчас притворяется спящей в кровати, а они собрались перекинуться откровениями в ее комнате. — Я сам дал ей палочку.       Блейз неверяще застонал.       — Ты ЧТО сделал?       — Я хотел этого, ясно? — тихо зарычал Малфой, надеясь не разбудить Гермиону, думая, что она все еще спит. — Я устал. Я просто хотел, чтобы это все уже закончилось. Три месяца, Блейз. Три месяца персональных, уже принятых от моего лица приглашений на сотни свиданий с Беллой. Три месяца пыток, когда я думал, что все это — лишь предсмертная агония перед концом. Я ждал, когда в меня полетит зеленый луч. Жаждал его. И тут этот троллев кинозал, морды упивающихся моим поражением ПСов, и Лорд наказывает меня, поручая мне ЕЁ, посылая все мои надежды фестралам под хвост. Я хотел просто сдаться. Сунуть ей палочку и позволить закончить, начатое Беллой, дать ей возможность уйти, но потом... — тяжелый вздох, с которым Гермиона почувствовала, как Малфой убрал от нее руку. — Потом мы снова оказались в том же дерьме.       Они немного помолчали. Гермиона продолжала лежать, не шелохнувшись, стараясь не моргать закрытыми глазами и ровно дышать.       — Она возненавидит тебя, — удрученно произнес Забини.       — Она и так ненавидит меня.       Молчание, наполненное громким звоном их горячих мыслей.        — Мне пора возвращаться, Драко. У Пэнси могут быть проблемы.       — Иди. Спасибо, Блейз. Что принес зелья.       — Не за что, друг. Но, боюсь, снова повторить этот трюк я не смогу.       — Понимаю. Береги себя... и Пэнси.       — До встречи, Драко. Еще увидимся.       Мягкие шаги итальянца, умудрявшегося даже на скрипучей лестнице шагать почти бесшумно, постепенно совсем затихли. Гермиона услышала, как Малфой собрал, вероятно, опустевшие флакончики с зельями и двинулся в сторону выхода. Уже на пороге она различила по смолкшим шагам, что он остановился, прежде чем закрыть дверь.       — Спи, Грейнджер. Завтра нас ждет очередной адский день.

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰