After the Silence Explodes / За взрывом тишины

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰

      Гермиона сидела, забившись в угол, в сырой и темной темнице, скрытой в глубинах мрачных подземелий Хогвартса. Вода капала с потолка, стекая в лужи на полу, и издавая монотонный, угнетающий звук. "Словно стук молотка по крышке гроба", — подумала девушка.        Ее руки все еще были связаны магическими веревками на запястьях, кожа под путами была фиолетово-зеленой, от застаревших и новых травм. Все тело ныло, мышцы ног и пресса периодически подрагивали в спазмах, грудная клетка едва приподнималась, сопровождая каждое движение хриплыми вздохами и выдохами. Пересиливая боль и медленно вытягивая ладони вперед сантиметр за сантиметром, Гермиона обхватила руками в кольцо колени, пытаясь согреться, но холод все равно пронизывал волшебницу до костей.       На полу рядом с ней одиноко и тускло блестела пустая собачья миска, отражая свет единственного факела в темнице, где-то за металлической решеткой ее камеры, так далеко, что свет его практически не касался заточенной Гермионы. Кэрроу приносил в этой миске воду, изводя ее своими медленными крадущимися шагами, скалясь узкими губами у решетчатой двери, а затем грубо бросая миску на пол, — так, что половина успевала вылиться за края, прежде чем поверхность воды снова становилась гладкой. Пожиратель, ухмыляясь, наблюдал, как Гермиона бросалась к миске, жадно припадая губами к краю и быстро осушая ее, порой закашлявшись от спазма в обезвоженном пересохшем горле. Порой ей приходилось его умолять.       Гермиона наказывала себя за слабость, запечатлев в памяти и мысленно раз за разом воспроизводя его взгляд превосходства и отвратительный, прерывистый ехидный смех. Ее друзья никогда не унизились бы перед Пожирателями смерти. Гордый Гарри молча отворачивался бы от миски, игнорируя пришедшего, пока его не довели бы ежедневными пытками. А Рон...импульсивный бесстрашный Рон выплеснул бы миску с водой Пожирателю в лицо, нарываясь на ответную Аваду. Но не Гермиона. Ей было стыдно признавать это, но жажда жизни, несмотря на события последних недель, — это все, что держало ее на плаву. И, хотя она всем сердцем переживала за других пленных и постоянно думала о возможности им помочь, наедине сама с собой она мечтала просто вырваться, просто прекратить эти пытки, страдания и боль, хотя бы на какое-то время ощутить свободу, не высчитывая минуты до следующего прихода ее палачей.       Уже какое-то время после ее пробуждения от беспокойного сна, в который гриффиндорка свалилась от изнеможения, мысли вертелись в голове гудящим ураганом, заставляя гадать, что именно произойдет с ней дальше. Будет ли девушка перемещена в Малфой Мэнор или останется здесь, в Хогвартсе? Придет ли за ней Малфой? Будет ли она вынуждена постоянно находиться рядом с ним или останется заточённой в темнице, а он станет лишь периодически навещать ее, преподавая свои уроки?       Девушка недолго горевала о том, какую роль Пожиратели отвели ей в своей революции очистки. Гермиона сразу отринула переживания о гордости и унижении, все лучше, чем быть живым манекеном для отработки режущих, удушающих и непростительных заклятий. Молодую волшебницу все еще пугала возможность психологической обработки ее собратьев по несчастью ее же "руками", но она отложила эти мысли на потом.              Сейчас же умница Грейнджер продумывала стратегию своего поведения. Ей нужно было как можно раньше убедить Малфоя, что она готова была стать его союзницей, чтобы избежать ненужной жестокости. Пленница должна показать ему, что могла быть полезной, действовать с надзирателем в тандеме и помочь ему вернуть доверие Пожирателей, вернуться в их круги. Девушка не доверяла бывшему однокурснику, но надеялась, что, втершись в доверие к нему, она смогла бы воспользоваться его слабостью и в удачный момент сбежать, найти оставшихся в живых друзей и присоединиться к сопротивлению. Она вновь и вновь обдумывала свою речь, выверяя и доводя до идеала каждое слово.       Время тянулось бесконечно, и никто не приходил. Впервые за долгое время она так долго пребывала в темнице одна, без "гостей", пришедших за очередной дозой ее криков. Гермиона начала внимательнее осматриваться в темнице и заметила выдолбленные в камне на полу следы-ямы от мощных гигантских ног. Наблюдение навело ее на мысль, что она находилась в той самой темнице, где во времена, когда она училась на первом курсе, держали тролля, от которого Гарри и Рон спасли ее. Это осознание вызвало у нее саркастичный короткий смешок. Судьба жестоко посмеялась над ней. Тогда, на первом курсе, ей казалось, что тролль — это существо настолько страшное и безжалостное, что вряд ли найдется кто-то более жестокий и могущественный, способный причинить немыслимые страдания. Теперь же она понимала, как сильно ошибалась.       Воспоминания о детстве и том случае с троллем снова вызвали у Гермионы переживания о смерти друзей. Девушка привычно схватилась за голову и, раскачиваясь, начала шептать их имена. Гарри Поттер. Хагрид. Ремус Люпин и Нимфадора Тонкс. Сестры Патил. Профессор Макгонагл. Она вцепилась переломанными ногтями в кожу у корней волос, готовясь прокричать имя Рона, но прежде чем это произошло, послышался скрип открываемой двери темницы, отвлекший ее от собственных мыслей. В отдалении раздались голоса Драко Малфоя и Амикуса Кэрроу.       — Темный Лорд сделал тебе просто фантастический подарок, Драко, — надсмехался Кэрроу. — Показывать грязнокровке раз за разом, где ее место! Это что же, наказание? Похоже, Малфои вновь вышли сухими из воды.       — Это не твоё дело, Амикус, — холодно ответил слизеринец.       — Не мое дело? Я такой же его поданный, как и ты, мы равны перед ним, и я считаю, что Темный Лорд поступил с тобой слишком мягко, несоответственно твоей вине. Ведь в той битве ты, похоже, струсил, перепутал где лево и право, и забыл, на чьей ты стороне, — произнес Пожиратель с нотками недоверия и издевки в голосе.       В ответ Малфой язвительно выплюнул:       — Просто завидуешь, Кэрроу.       Амикус замедлил шаг и немного помолчал.       — И все же вам, Малфоям, всегда достается самое лучшее, — продолжил он. — Десятки жертв, что были в заточении в Малфой Мэноре. Признай, тебе ведь понравилось их пытать, Драко? Особенно ту фигуристую блондинку. Как ее звали, Селена, кажется? По словам ребят, ты проводил у нее много времени. Мм, должно быть, она была действительно хороша, раз у тебя, самого чистокровного засранца Туманного Альбиона, встал на полукровку. А теперь тебе повезло с Грейнджер. Ты должен быть благодарен Темному Лорду за такую куколку. Я бы и сам не прочь был с ней поразвлечься.       — Как будто, это было бы тебе под силу, Кэрроу, — надменно протянул Малфой. — Ты настолько возбуждаешься от пыток, что до интима ни одна из твоих жертв не дотягивает. По крайней мере, живой.       — Попридержи язык, щенок, — угрожающе произнес Кэрроу. — После твоего позора с палочкой позиция Люциуса стала шаткой. Если не хочешь нажить себе и отцу новых врагов, будь осторожен в высказываниях. Нынче многим не нравятся ваши особые привилегии. Как бы это не встало тебе и папочке боком.              — Ты прав, Амикус. Давно ищу повод закончить этот сраный треп. Поэтому Малфои и приближены к Темному Лорду, ведь мы покорные подданные, точно угадывающие желания своего Лорда, а не безмозглые фанатики-психопаты.       Кэрроу заскрипел зубами, но оставил эту реплику без ответа. Шаги Малфоя ускорились и стали более решительными, и вот Гермиона увидела их лица в проеме металлической решетки. Кэрроу открыл дверь, и Малфой вошел внутрь. Он выглядел немного лучше, как минимум, сменил одежду на чистую и, похоже, принял душ — платиновые волосы лежали на голове все еще в легком беспорядке, но, по крайней мере, не были слипшимися, как в последнюю их встречу в кинозале. Слизеринец поморщился от запаха в камере, но все же выдержал паузу, прожигая ее взглядом и оценивая повреждения, как подумала Гермиона, прикидывая, сможет ли она трансгрессировать или идти.              — Вставай и иди за мной, — приказал он.       Малфой явно был не в духе, видимо, раззадоренный перепалкой с Кэрроу, и Гермиона решила не испытывать его терпения, в надежде, что это позволит не упустить нужный момент для разговора со слизеринцем, когда он будет настроен достаточно благосклонно, чтобы выслушать гриффиндорку. Главное — не затягивать, пока события не последовали не в том направлении.       С большим трудом превозмогая боль, она переместилась на четвереньки, а затем попыталась подняться, но от нового спазма в животе содрогнулась и распласталась на земле лицом вниз. Послышался смешок Кэрроу:       — Не подашь грязнокровке руку, Драко? — подтрунивал он.       Гермиона попыталась снова подняться и взглянула на Малфоя. Он опять надел на лицо излюбленную непроницаемую маску, и только двигающиеся желваки выдавали его тщательно скрываемую злость.       — Так и быть, крошка Грейнджер! — посмеялся Кэрроу, обходя Малфоя и рывком поднимая ее на ноги, причиняя новую боль в местах ушибов и порезов, от которых она застонала, но все же устояла на ногах. — Считай это моим прощальным подарком, — добавил Пожиратель и впился в ее губы грязным слюнявым поцелуем.       Гермиона задохнулась от отвращения, внезапно найдя в себе силы оттолкнуть его, но Кэрроу снова вцепился в нее, грубо кусая губы и проталкивая в ее рот свой скользкий язык. "Как же противно, как мерзко. Как низко ты пала, Гермиона", — подумала в панике девушка. Внезапно некая сила оторвала Пожирателя от волшебницы, и раздался шипящий голос Малфоя:       — Достаточно, Кэроу, проваливай!       — В этот раз я уйду, Драко, — явно веселился своей выходкой Кэрроу. — Но наш с Грейнджер маленький разговор не закончен, — подмигнул девушке Пожиратель и скрылся из виду.              Выйдя из темницы и следуя за Малфоем по коридорам слизеринских подземелий, тишину которых нарушали лишь его раздраженные шаги и ее медленное шарканье, Гермиона мысленно в последний раз повторяла свою заготовленную речь. Нужно было обсудить с ним всё, как можно скорее, пока ситуация не успела усугубиться. Девушка из последних сил плелась за ним, всё ещё связанная магическими верёвками на руках. В слабо освещенном, мрачном коридоре подземелий Малфой выглядел максимально естественно, тогда как Гермиона, продолжая мерзнуть и с каждым шагом морщась от боли в ребрах, чувствовала себя не в своей тарелке.       В какой-то момент она все же собралась с силами, чтобы заговорить с Малфоем и предложить выверенную взаимовыгодную сделку. Но в тот самый момент, когда она только открыла рот, волшебник развернулся к ней, быстрыми шагами пересек расстояние между ними и, направив на нее палочку, наложил заклятие Силенцио. Без злости, устало, он произнес:       — Заткнись, Грейнджер. Ничего не желаю слышать.       Слизеринец развернулся и пошёл дальше. Гермиона опешила от того, что он даже не дал ей сказать и слова. Одно дело, если бы он дал ей высказаться, донести мысль, но позже отказал ей, хотя план девушки был действительно продуманным и выгодным двум сторонам. Но он даже не дал ей возможности. Это было наиболее болезненной точкой для Гермионы, "всезнайки Грейнджер", как называл ее Снейп, молодой ведьмы, у которой всегда было что сказать. Ее всегда слушали, она всегда договаривала до конца и ставила последнюю точку в любом споре. Впервые ее так резко осадили, не просто высмеяв ее доводы, а даже не дав их озвучить. Он пошел против ее природы, против того, что позволяло ей оставаться собой, не потеряв себя в этом новом мире кошмаров. Малфой забрал у нее даже это. "Ох, гадство, он метко попал в цель, надавив на больную мозоль", — подумала она.       Вся готовность девушки быть покорной и послушной в миг улетучилась. Она не смогла сдержать себя, хотя голос в голове настойчиво повелевал ей остановиться, и гриффиндорка упрямо застыла посреди коридора, отказываясь подчиняться и далее его приказу идти за ним.              Малфой прошел еще несколько метров, но, не слыша шагов за собой, развернулся и, стараясь говорить невозмутимо, процедил:       — Следуй за мной. Не время для детских сцен.              Гермиона осталась стоять, вздёрнув подбородок и прожигая его взглядом. Это не было безрассудством, глупостью или простым детским упрямством, ей было нестерпимо больно и она пыталась защитить себя, ей хотелось немедленно оказаться как можно дальше от слизеринца. Мучительные заклятия Пожирателей истязали ее тело и рассудок, тогда как Малфой точно знал, как надавить на ее совершенно расшатанные смертями друзей чувства.       Они стояли в абсолютной тишине, уставившись друг на друга, не собираясь друг другу уступать. Дав ей минуту переосмыслить ее поведение и не увидев ожидаемого отклика, Малфой снова направил на девушку палочку. И применил заклятие Круциатус.       Вспышка боли, и терзающий ее барабанные перепонки ее собственный крик разорвал тишину подземелья. Заклинание было недолгим, всего несколько секунд, но мощным и болезненным. Не таким, как у других Пожирателей. Гермионе не просто ломило и сращивало кости, а девушку словно кусали сотни змей, забираясь под кожу и жаля изнутри. Видимо, это фирменное непростительное Малфоев. Вот уж поистине, змеиные последователи Салазара Слизерина.       Когда действие заклинания закончилось, а у Гермионы появилась возможность продышаться, Малфой раздосадованно произнес, растягивая слова в своей привычной манере:              — Именно так поступают с домовыми эльфами, когда они смеют ослушаться своих господ. Тебе стоит усвоить это правило раз и навсегда.       Заглотив рывком побольше воздуха, в ярости она выкрикнула, зная, что из-за Силенцио все, что вырвется из ее рта, — лишь жалкие хрипы:              — Ты невыносимо жалок, Малфой! Прячешься за палочкой и непростительными заклятиями, без которых ты — пустое место. Трус, который ничего не может без своего папаши! Даже для того, чтобы убить безоружного Альбуса Дамблдора, тебе понадобилась целая группа поддержки Пожирателей Смерти!       Гермиона просто злилась и выпускала пар, зная, что он все равно не услышит ее слов, и она не сможет ранить его в ответ на причиненную эмоциональную боль. Хрипло кричала, не ожидая, что ее слова прозвучат вслух, ведь он наложил Силенцио. Когда она увидела, как он в гневе сжал губы и стиснул палочку в руке, она поняла, что он все услышал. Силенцио перестало действовать. Гриффиндорка недоуменно посмотрела на его лицо, а потом перевела взгляд на руки слизеринца, и увидела в них свою палочку.       Девушка, лихорадочно соображая, вспомнила, что своей палочки Драко лишился, отдав ее Гарри в бою против Волдеморта. Именно его палочка лежала, дымясь и искря у тела поверженного друга. Видимо, палочка Гермионы в его руках не считает его магически сильнее и, поскольку не была отнята в магической дуэли, не признаёт его своим хозяином, а, значит, магический потенциал заклятий, произнесенных с применением ее палочки, ограничен. Заклятия либо слабые, либо короткого действия.       Тягостное молчание хмурого Малфоя и осознание этих обстоятельств вызвали у Гермионы громкий истерический смех. Злясь на его недавнюю выходку, когда он заткнул ей рот, она жаждала надавить ему на больное место в ответ, произнося с издевкой:       — Что, Драко, моя палочка не считает тебя своим хозяином? Снова провал? И тут какая-то грязнокровка обскакала великого чистокровного слизеринского принца в магии? Может быть, сбегаешь и попросишь своего папочку помочь?       В ответ, прийдя в неистовую ярость, Драко подбежал к ней и схватил за горло двумя руками, поднимая вверх и прижимая к стене. Гермиона стала опять задыхаться, а Малфой ядовито прошипел ей на ухо:       — Беллатриса права, Грейнджер. Когда ты раскрываешь свой рот, мне резко перестаёт хватать кислорода. Если ты сама не заткнешься и не дашь мне дышать свободно, я найду действенный способ тебя заткнуть, с палочкой или без.       Прежде, чем их положение обострилось еще больше, из помещения, скрытого рядом за незаметной дверью, сливающейся интерьером со стеной, послышался шум падающих предметов и вскрики, словно идет борьба. Вероятно, решив, что это очередная выходка пленников, бунтующих против издевательств Пожирателей, Малфой приготовился вмешаться в ситуацию и, быстро опустив Гермиону на землю, резко отстранился от нее. Не удостоив ее больше ни единым взглядом или словом, подбежал к противоположной стене и одним резким движением открыл дверь в кладовую, держа наготове палочку в атакующем жесте.              Глазам Гермионы предстало небольшое помещение, в котором полураздетые и слившиеся в объятиях, занимались страстной любовью Блейз Забини и Пэнси Паркинсон. Темные волосы на затылке итальянца, мокрые от пота, дрожащие полуприкрытые ресницы Пэнси, судорожные движения тел и упавший на пол уборочный инвентарь. Оо, нет, крики и шум в кладовой были вызваны вовсе не пытками.              — Блейз, ты что, совсем охренел? — взревел Малфой. — Не мог найти другое место и время, чтобы потрахаться, кроме как здесь, рядом с пыточными камерами?       Блейз, всполошившись, и заметив, что они не одни, бросился одеваться, подняв с пола и протянув свой пиджак зардевшейся красным румянцем Пэнси. Слизеринка прикрылась в защитном, испуганном жесте и попыталась спрятать глаза от Малфоя.       Драко осуждающе, но менее яростно, чем на Забини, накинулся на нее:       — Пэнси, моя дорогая, что в твоей умной хитрой головке внезапно перегорело? Теперь ты все же расставляешь ноги и получаешь удовольствие, когда рядом насилуют и убивают твоих бывших сокурсников?       Паркинсон сгорала от стыда, по-прежнему пряча глаза и прикрывая рукою лицо.       — Может, мне стоит поговорить с твоим отцом, чтобы он нашел тебе полезное занятие, соответствующее твоим новым увлечениям? — продолжил тираду Малфой.       Пэнси испуганно вскинула на него слезящиеся стыдливые глаза и отчаянно закричала:              — Драко, ты не посмеешь! Ты ведь обещал мне, ты дал магическую клятву!       — Серьезно, Пэнс? — язвительный голос на несколько тонов тише, чем прежде. — Ты правда думаешь, мне еще есть что терять?       "О чем это они?" — задавалась вопросом Гермиона, силясь уловить суть разговора, но от усталости и боли их слова с трудом складывались в хоть какую-то оформленную мысль, расползаясь в ее сознании, как потревоженные внезапным вмешательством грибника муравьи. Быть может, она сможет сбежать, пока ее надзиратель отвлекся на слизеринских голубков? Надо только выхватить у него незаметно ее палочку, без палочки она далеко не уйдет. "Как же тяжело думать..."       Пока она пыталась собраться и придумать действенный план побега, Забини, наконец приведший свои штаны в подобающий вид, быстро затараторил, не давая Малфою возможности себя перебить:       — Драко, Пэнси, успокойтесь, — поднял он руки в примирительном жесте, а потом перевел взгляд на Малфоя. — Драко, это... Это моя вина, Пэнс здесь ни при чем... — попытка оправдаться вызвала саркастическое фырканье слизеринского принца. — Мы только трансгрессировали, несколько помещений было занято, и это единственное пустое, что нам удалось найти недалеко от слизеринской гостиной. Я просто не сдержался. Я... Пойми, я просто не смог. Все эти... пытки, ежедневные издевательства... Я ведь знал их, рос с ними бок о бок семь лет, посещал день за днем спаренные занятия в одном классе... Для меня это слишком, Драко, мне просто нужно было... сбросить напряжение, иначе я бы взорвался. Мой мозг вскипел бы, как у того парня с Когтеврана после визита Беллатрисы.       — Сейчас же заткнись, Блейз, — все-таки перебил итальянца Малфой. Его голос прозвучал тихо, но зловеще. — Здесь не место и не время. Что, если тут в коридоре установлено подслушивающее заклинание, и твои откровения уже известны тому, с кем бы тебе не хотелось ими делиться? А еще, если ты не заметил, Грейнджер в трех метрах от меня лихорадочно придумывает пути побега, слыша каждое ваше слово. Не стоить кормить ее ненужной информацией, ты и так наболтал достаточно.       — Так это правда! — вклинилась в разговор Пэнси. — Ты действительно ее надзиратель. Что же, станешь возиться с ней и кидаться непростительными, пока не сломаешь? Чтобы она научилась послушанию? Эта упрямая, заядлая гриффиндорка, со своими принципами чести и альтруизмом?! Мне так жаль, Драко, что тебе приходится проходить через это. Твой отец...       — Кажется, я сказал вам, что нужно заткнуться! — силясь вернуть утраченный самоконтроль, все-таки прорычал Малфой. — Поговорим позже. Проваливайте отсюда оба. И найди подходящее место для сброса напряжения, Блейз.       Малфой по-прежнему стоял к гриффиндорке вполоборота, будто намеренно игнорируя ее и говоря о ней лишь в третьем лице. Брови на его высоком лбу сошлись и образовали складку на переносице — слизеринец о чем-то усиленно размышлял.       Забини и Паркинсон бросили на них последний взгляд. Гермиону удивило, что они посмотрели на нее без злобы, а скорее без интереса, вероятно, все еще прокручивая в голове стыдную сцену, за которой застал их слизеринец. Когда они отошли достаточно далеко и почти свернули за угол, Малфой вдруг окликнул их:       — Стойте! — он слегка помедлил. — Пэнс, возвращайся в гостиную одна. Блейз, ты мне здесь еще нужен.       Краткий поцелуй Забини в ладонь Паркинсон, такой неуместно нежный жест в этом месте для слизеринских предателей, коими окрестила их гриффиндорка, и слизеринка скрылась за поворотом, а итальянец с вопросительным выражением лица подошел ближе к Малфою.       "Зачем это? Он что, вспомнил, на чем остановился, когда нас прервали Блейз и Пэнси, и решил наказать меня за неповиновение?" — испуганно подумала Гермиона, — "О, великий Мерлин, еще одного раунда Круциатуса я больше не вынесу", — обреченно мысленно простонала она.        Малфой нервно жевал губы, что-то обдумывая и не решаясь озвучить вслух, по-прежнему игнорируя ее присутствие. Затем он все же решился и задал один единственный вопрос:       — Блейз, ты можешь трансгрессировать нас на Гриммо?

⊱༺༻༺༻❀✿❀༺༻༺༻⊰