Любой ценой

Как бы Линч ни старался делать вид, что с ним «всё в порядке», болезнь всё интенсивнее брала верх. Он много дней просидел почти без движения, и теперь возвращаться в прежний ритм было ужасно тяжело, особенно вместе с этой раздражающей простудой, из-за которой всё чаще кружилась голова и всё сильнее подкашивались ноги. К концу дня он уже почти не мог идти, и привалы приходилось делать чуть ли не каждые полчаса. Джон относился к этому с терпением, да и сам только радовался привалам – с каждым новым шагом рана на ноге, не привыкшая к нагрузкам, болела всё сильнее, о чём Джон время от времени с явной неохотой сообщал, не забывая добавлять что-нибудь в стиле: «Я сказал это только потому, что ты попросил меня. Я не ною». И Линч правда радовался тому, что к нему всё-таки прислушались. И ужасно расстраивался из-за того, что все его приблизительные расчёты рассыпались, как карточный домик, из-за этих бесконечных непредвиденных привалов. Тот путь, который парни должны были пройти за сутки, теперь увеличился вдвое. Эту ночь они должны были провести уже на вокзале, но в итоге ночевали в каком-то заброшенном мотеле, а сам вокзал виднелся с крыш зданий так близко и в то же время слишком далеко. Наверное, будь Денни жив, такового бы не произошло… Он бы сумел сориентировать парней и найти лучший вариант для всех. А Линч так не умел. И ужасно жалел об этом. Если бы только не его слабость, не его болезнь напополам с жалкостью… Если бы только он был кем-то другим, но не бесполезным собой! Подобные мысли так и не оставляли Линча на протяжении всей ночи, и он снова не выспался, мучаясь как от них, так и от жара, вызванного болезнью. Удивительно, как ещё Джона не заразил. Следующий день оказался чуть удачнее предыдущего. По-хорошему парням стоило отыскать новое безопасное место и засесть там до тех пор, пока оба полностью не поправятся, но они решили всё же идти вперёд – и так потратили уже слишком много времени, – и жизнь словно решила немного сжалиться над ними, не подкидывая в течение ближайших суток никаких особых проблем. Целый день парни шли по мертвенно пустому городу, не слыша ни крики, ни выстрелы, ни кряхтение Кератитов. Только они, могущественная природа, пожирающая дома мхом и лианами, и больше ничего. В этой странной тихой атмосфере даже разговаривать почему-то не хотелось, и парни молчали, из-за чего звуки их шагов казались особенно громкими и чёткими.       Так Линч с Джоном и проходили до самого вечера, молча и задумчиво, а когда солнце стало постепенно прятаться за горизонт – наконец добрались до долгожданного вокзала. Он встретил их такой же тишиной и безмолвием, каким провожал город, и в этой спокойной атмосфере уставший из-за болезни организм мигом расслабился, и Линч уселся на ближайший металлический стул, когда-то предназначенный для мирных пассажиров, ожидающих свой поезд. Переводя дыхание, он принялся осматриваться в попытках понять, почему этот вокзал стал одной из «контрольных точек». Что выделяло его на фоне остальных? Потрёпанный временем пол потрескался и порос травой, смущённо выглядывающей из образовавшихся щелей, только-только просыпающейся после зимней спячки. Шаткие стены тоже пошли трещинами, будто оголёнными шрамами, несильно пошатываясь от любого дуновения ветра, словно собираясь в любой момент рухнуть, как от какой-то усталости. Потолок, когда-то прикрывающий станцию от дождей, опадающих листьев и веточек, от снега в зимние периоды, от града – в летние, почти полностью обвалился, оставив груду своих кусков на старых рельсах и краешках перронов, и лишь редкие, особо надёжные куски арматуры продолжали непоколебимо показываться над головами, за тридцать лет ничуть не изменив своего положения. От информационных плакатов на стенах, объясняющих случайному пассажиру самые важные знания о поездах и станциях, остались только жалкие лоскуты, развивающиеся на ветру. Часы, по которым когда-то люди определяли, сколько им ещё ждать своего поезда, застыли на «без десяти три». Сам поезд по какой-то причине на веки застыл на этой станции, словно он когда-то собирался подобрать взволнованных людей, но так и не смог поехать, и теперь, весь потрёпанный и поросший, он застрял на сломанных рельсах, покрытых различной зеленью, и его металлические колёсики стали единым целым со всей станцией. Так ничего особенного Линч в этом вокзале и не разглядел, зато теперь точно знал, где они с Джоном проведут ближайшую ночь. Вагон поезда – по-прежнему далеко не самый безопасный вариант, но он в любом случае лучше, чем один только открытый вокзал, не защищённый ни с одной из сторон. Наверное, если бы не этот поезд, парням пришлось бы потратить ещё какое-то время на поиски ближайших зданий, в которых можно было бы укрыться на ночлег. Поэтому, можно сказать, им довольно сильно повезло.       — Ты как? — вдруг спросил Джон, усаживаясь на соседний металлический стул, издавший звонкий скрежет ржавого металла от непривычного вмешательства со стороны.       — Устал, но нормально, — честно признался Линч. В горле не переставало саднить, из-за чего без конца хотелось кашлять, а голова немного кружилась и болела от слишком резких движений. И ноги ужасно ныли после долгого, занявшего буквально весь день, пути.       — Мы же не хотим пока спать? — странно поинтересовался Джон. Не в его стиле задавать такие вопросы. Что он задумал?       — Вроде нет. А что? — Линч взглянул на уходящее солнце, на закат, окрашивающий небо оранжевым. Спать взаправду ещё не хотелось, хотя усталая сонливость уже постепенно начинала подкрадываться.       — Да я… всё про девочку спорить хотел, — начал Джон издалека, как-то неуверенно, сомневаясь.       — Про девочку? Про какую девочку? — состроил Линч дурачка, на деле прекрасно понимая, о какой девочке шла речь. В груди всё неприятно сжалось, из лёгких словно выбили весь воздух одним жёстким ударом. Джон ведь не мог ни о чём догадаться? И узнать тоже не мог… Он был без сознания, точно, определённо! Линч сам волочил его безвольное тело, Джон не мог притворяться. Он ведь не мог?       — Ну, про ту. В аптеке. Которая нас чуть не пристрелила, — спокойно пояснил Джон, либо идеально отыгрывая такого же дурака, либо взаправду ни о чём не подозревая. Но уж больно странно, что он решил заговорить о ней только спустя неделю… Или Линч стал слишком усердно искать во всём подвох?       — И… что ты хотел спросить? — каждое слово будто намеренно вставало поперёк горла, вываливаясь с таким трудом, как если бы они весили по сотне килограмм. Линч старался звучать непринуждённо, но у него вряд ли хоть что-то получалось. И если раньше он лишь предполагал, что этот мир его ненавидел, то теперь с уверенностью утверждал. Потому что не может обычному человеку без постороннего вмешательства так сильно не везти!       — Ты сказал, она отдала нам лекарство. Хотя сама говорила, что ей оно тоже нужно. Я это помню… — задумался Джон, озадаченно взглянув на мыски своих кед.       — Слушай, почему тебя вообще это заинтересовало? — спросил Линч чуть нервно, стараясь наименее подозрительно увести тему в сторону. Вряд ли получалось прям уж «незаметно».       — Любопытно прост. Знаешь, не каждый день встретишь такую малявку с винтовкой! Ещё и одну, — восхитился Джон. Линч так и не мог понять: это он настолько хорошо играл и притворялся или правда ничего не знал?       — Ну да, наверное… — голос дрожал всё сильнее. Руки пришлось покрепче сцепить в замок, чтобы скрыть тремор. В груди клубился страх, и с каждым новым словом, сказанным Джоном, он становился всё сильнее.       — Как думаешь, кто она? Бродяга или лагерная? — предположил Джон, словно издеваясь. Может, он обо всём прекрасно знал и специально изводил Линча, чтобы вывести на чистую воду? Но это ведь не в стиле Джона… Он, конечно, тот ещё хитрец, но чаще предпочитал прямолинейность. Он бы спросил напрямую. Или он специально увиливал, потому что слишком хорошо знал Линча?       — Не знаю. Она не говорила, — Линч непроизвольно затряс ногой, нервно озираясь по сторонам в поисках чего-то, что могло помочь перевести тему. Сердце стучало, как бешеное, хотя Линч просто сидел на месте. Ладони ужасно потели, проскальзывая, отцепляясь. Вечерняя прохлада весны разом отступила, и стало ужасно жарко, захотелось снять куртку.       — Да понятное дело! Ты как думаешь? — настоял Джон, выделив слово «ты». Это такой намёк? Он всё-таки всё знает? Или просто совпадение? Линч посмотрел на него почти испуганно. Джон выглядел обыденно, непримечательно, как и всегда. Просто сидел, расслабленно вытянув ноги, и смотрел куда-то на вечернее небо, обрушающееся на вокзал через огромную дыру в почти полностью обвалившейся крыше. И вот снова, как понять: это он такой хороший актёр или в самом деле не притворяется?       — Понятия не имею! Никак! Просто девочка… — чуть прикрикнул Линч, едва не подорвавшись с места, но вовремя осадил себя. В конечности словно вмонтировали согнутые пружинки, готовые в любой момент выскочить, и их всё приходилось удерживать, сдавливать, хотя с каждой секундой это становилось всё невыносимее.       — «Просто девочка»… — повторил Джон задумчиво, будто ничего не подозревая. — И зачем «просто девочке» сраный антибиотик? Так-то серьёзная штука! Может, у неё кто-то болеет?       Перед глазами яркой вспышкой пронеслись картинки: раненный мужчина, лежащий на полу, хватающийся за сломанный нос и громко стонущий от боли; маленькая девочка Лиззи с разодранными в кровь запястьями, безвольно повисшая на верёвках. Собственный голос, повторяющий одно и то же: «Мне жаль», «Мне жаль», «Мне жаль». Чужая кровь на ладонях и лёгкая боль в лодыжке от грубой хватки.       — Да не знаю я, Джон! Почему ты у меня это спрашиваешь?! — взорвался Линч, резко подскочив со стула. Пружинки в конечностях всё-таки разогнулись. Ещё несколько секунд голос эхом отдавался от стен вокзала, деревьев, соседних зданий, пока полностью не исчез где-то вдали, заглушённый шумным биением сердца. Линч дышал так тяжело, словно он не крикнул, а пробежал огромное расстояние на пределе возможностей. И взгляд наверняка излучал слишком много подозрительной злости и смятения. Джон удивился не меньше, вытаращился на Линча, как на сумасшедшего, и сказал несвойственно робко:       — Ты чё орёшь? Я ж просто спросил…       В ту же секунду к горлу подкатил стыд. Линч не должен был срываться. Джон, как выяснилось, ничего не знал, а потому просто не мог быть виноватым. Судорожно оглядевшись, Линч поспешил перевести тему, жёстко и грубо, как почти никогда не делал:       — Солнце зашло. Пора спать.       Не дождавшись ответа, под светом ночного неба он молча двинулся в сторону старого, поросшего поезда, надеясь отыскать в нём хоть какой-то безопасный закуток. На его крик и так могло сбежаться слишком много незваных гостей.       Отыскав одну из нескольких заведомо открытых дверей, парни прошли внутрь поезда. С первого взгляда он казался абсолютно непримечательным: поезд, как поезд, просто немного покрывшийся мхом и пылью за тридцать лет простоя. Но затем взгляд зацепился за давно засохшую дорожку крови, ведущую в каком-то определённом направлении. Недолго думая, парни проследовали по ней. Может, когда-то раненый человек, оставивший этот шлейф, смог укрыться где-то в этом поезде, а после ушёл, как залатал раны? Тогда парням не придётся искать подходящего места, ведь всё уже нашли за них! Пройдя по следу, они добрались до кабины машиниста: самого очевидного и, наверное, единственного места, помимо туалетов, которое запиралось дверью. Вот только, как выяснилось, раненый оттуда не ушёл, а за тридцать лет превратился в полуразваливающийся скелет, оставивший после себя только предсмертную записку. Немного поднапрягшись, Джон смог открыть запертую дверь, после чего с долей брезгливости вышвырнул останки из кабины, в которой и так было довольно мало места, а Линч сразу же схватился за записку.       — Опять читать будешь? — спросил Джон с каким-то упрёком. — У тебя чё, зависимость такая? Мне курить хочется, а тебе – разбирать чьи-то предсмертные каракули?       — Джон, ну вдруг там…       — «Что-то важное»! Да-да… Читай уже, — заключил Джон раздражённо и уселся в кресло, обычно предназначенное для машиниста. Линч так и не мог понять, что его так сильно раздражало в чтении записок, но спрашивать не решился, поэтому просто сконцентрировался на записке. Почерк в ней показался смутно знакомым, хотя Линч так и не смог вспомнить, кому он принадлежал.       — «Тому, кто это читает. Это мои последние слова. То, что я хочу оставить миру перед тем, как покину его. Только что казалось, что я не смогу уместить столько слов на бумаге, а теперь в голове совсем пусто. Я так и не понял, куда делось всё, что я хотел сказать. Ну… Я ранен. Новый мир оказался страшнее, чем я думал, и теперь я до смерти истеку кровью в каком-то Богом забытом поезде. Я так и не узнал, кинул ли нас Пит, как последний говнюк, или он умер как герой, ища для нас спасения. Я так и не смог убедить Айрис выйти из её проклятой квартиры. Хотя сейчас, когда пишу эти слова, я всё больше убеждаюсь, что она была права. Лучше бы я умер в своей любимой постели от какого-нибудь передоза снотворным, чем здесь, в этом обосранном поезде, – от потери крови. Да. Вот, что я хочу сказать напоследок: Айрис была права. И нам с Питом с самого начала стоило её послушать». Подпись: «Саймон».       — Слабаки, — шумно выдохнул Джон, закинув ноги на панель управления.       — Как я понял, они застали Конец света. Думаю, это было непростое время, — Линч зачем-то принялся защищать этого некого Саймона, оставившего предсмертную записку. Он сам толком не понял, зачем.       — «Лучше бы я сдох у себя в постели»? Серьёзно? Мнение слабака! — всё злился Джон, не прекращая пыхтеть.       — Мы же не знаем, как там было во время Конца света. Может, умереть у себя в постели – лучший вариант? — не отступал Линч.       — Столько людей погибло за свои мечты… Они боролись, рвали жопы, и тут приходит этот урод… — Резким взмахом руки Джон указал на останки скелета, теперь лежащие в соседнем вагоне под дверью машиниста. — …и говорит, что лучше всем сдохнуть у себя в кроватках! Что бороться – херня! Денни до последнего говорил нам, что мы должны выжить и вернуться домой, он жертвовал собой, твою мать! Тогда его поступок – тоже херня?       Линч разом стушевался. Если посмотреть с такой стороны – Джон был прав. В груди снова неприятно защемило, воспоминания о Денни не спешили отпускать. Линч мотнул головой, попытавшись вернуть ясность ума, и в очередной раз задумался: почему, всё-таки, Джона так раздражали записки? Раньше такого за ним не наблюдалось, либо он тщательно это скрывал. Тогда почему перестал? Осмелев, Линч всё же решил спросить:       — Джон, а почему тебя бесят записки? В смысле не только эта, а вообще.       — Потому что в основном в них только ноют. Если я буду умирать – я не оставлю никаких сраных записок, — сказал Джон резко и грубо, зато правдиво. Линч начал догадываться, откуда всё это пошло. Стараясь унять ноющую боль в груди, он предположил аккуратно:       — Потому что Денни..?       — Может быть, — пожал Джон плечами и поспешил перевести тему: — Пора спать.       Он мягко отодвинул Линча с прохода, прошёл к двери и закрыл её. Только тогда вспомнил, что сам же сломал замок, чтобы пробраться внутрь, и, быстро сообразив, заблокировал ручку собственным топором. Теперь если кто-то и попытается прорваться к Линчу с Джоном – ему придётся усердно постараться. Открытым остался лишь один вопрос: куда ложиться спать? Изначально Линч задумался о кресле машиниста, как о самом удобном из немногих представленных вариантов, но быстро отмёл эту идею, потому что даже при всём желании парни не смогли бы улечься на нём вдвоём. Тогда он подумал, что можно было бы меняться местами раз в несколько часов, но и от этой идеи пришлось отказаться, поскольку спящий в кресле человек привлёк бы внимание какого-нибудь проходящего мимо Мародёра, разглядевшего потенциальную добычу через окна. По итогу ложиться пришлось на полу. На холодном, жёстком полу, больно вонзающимся в выпирающие кости, обволакивающим холодом, как коконом, даже сквозь тёплую весеннюю одежду. Линч подложил рюкзак себе под голову, чтобы хоть немного смягчить предстоящий сон, и понадёжней укутался в куртку, отчаянно пытаясь отогреться. Обычно Линч нейтрально относился ко временам года, разве что зиму не любил из-за частых болезней, но ещё никогда он так активно не ждал наступления лета и тепла. Вынуждено подогнув к себе колени, поскольку места в кабине машиниста было не так много, и оно уж точно не предназначалась для того, чтобы в нём спали, Линч почти смог обрести относительный покой, как вдруг талии коснулась знакомая, удивительно тёплая рука. Всю спину и затылок охватило чужое тепло, даже жар. Чувствительную кожу шеи опалило горячим дыханием. Джон прильнул всем телом, приобнял руками за бёдра, уткнулся лбом в растрёпанный хвостик на затылке, и сказал каким-то томным, низким голосом:       — Так теплее.       В голову стали лезть странные двусмысленные мысли. Фраза «так теплее» воспринялась полусонным сознанием в каком-то подозрительно извращённом смысле. Линч попытался отогнать это. Нет, нет и ещё раз нет! Как он вообще мог о таком думать? Перед глазами вновь всплыл образ Денни с огромным кровавым пятном на животе, со стеклянным взглядом и ужасно бледной кожей. Извращённые фантазии мигом покинули голову. Впервые Линч в каком-то смысле был благодарен своим страхам и тревогам за то, что они отвлекли его и вернули в прежнее чувства безнадёжности и ужаса. Правда эта благодарность продлилась совсем недолго, лишь до того момента, пока Линч, тревожно вздрагивая, не уснул. Кошмарные воспоминания снова пронзили голову, словно молния, во время грозы ударившая в дерево. Линч опять оказался в той злосчастий квартире, на долгие годы запавшей в черепную коробку так, что при всём желании не удастся вытрясти. Впереди стоял знакомый стол, на котором лежала узнаваемая карта, ещё целая куча использованных окровавленных бинтов, рулон неиспользованных, поднос с короткой ниткой и иголкой, чей-то разряженный пистолет – всё то, что Линч запомнил до мельчайших деталей. Рядом со столом, на полу, виднелась огромная засохшая лужа крови, ставшая более коричневой от времени. Позади входную дверь подпирал стул. Где-то сбоку изо всех сил рвалась девочка Лиззи, привязанная за запястья к показавшимся из развалившейся стены трубам. В ногах лежал раненый мужчина, упрямо полз на своём брюхе и смотрел исподлобья так злобно, что невольно хотелось исчезнуть. Его громадная сильная рука, несмотря на слабость, удивительно цепко вонзилась в лодыжку, не позволяя сдвинуться с места. Линч попытался освободить ногу, но ничего не получилось – хватка мужчины оказалась кошмарно сильной и такой болезненной, что казалось, будто он вот-вот своими пальцами раздавит кость, как какой-то фрукт, легко и беспощадно. Испугавшись, Линч сильнее задёргал ногой, но это по-прежнему не помогало. Тогда он занёс вторую ногу и со страшной силой ударил мужчину по лицу. Послышался мерзкий хруст, из сломанного носа мужчины брызнула горячая, кипящая кровь, но он почему-то так и не ослабил хватку, не отпустил ногу. Удивившись, Линч нанёс ещё один удар. Кровь снова брызнула по искривлённому лицу мужчины, он снова измученно застонал от боли, но его хватка ничуть не ослабла, не изменилась, словно он намертво приклеил свою руку к чужой ноге. Ничего не понимая, Линч принялся бить снова и снова, надеясь оторвать от себя настырного мужчину, но его пальцы даже не думали разжиматься. Мерзкие звуки ударов, болезненные стоны и противное хлюпанье крови заполонили всю комнату. Линч чувствовал, как разъезжалось чужое лицо под подошвой его ботинка, слышал, как всё глуше становился болезненный скулёж, но лодыжку так и сжимало сильными пальцами, рискуя вот-вот её сломать, и ничего совершенно не менялось.       — Что ты делаешь?! Прекрати! Не бей папу! Хватит! — надрывалась Лиззи, тщетно пытаясь вырваться из верёвок. Её лицо опухло и покраснело от слёз и криков, пухлые губки ужасно дрожали из-за страха и волнения.       — Мне жаль, мне жаль… — тихо проговаривал Линч, не переставая наносить будто механические удары. Казалось, словно он говорил всё это просто так, чтобы как-то оправдать свои поступки, но его сердце по-настоящему разрывалось от каждого детского выкрика, и каждое произнесённое слово с огромной болью выдавливалось из горла. И сколько бы он ни старался – хватка на лодыжке не думала ослабевать. Лицо мужчины уже давно превратилось в какую-то кашу из плоти и крови, лишь отдалённо напоминая обычную человеческую физиономию, но всё оставалось по-прежнему – ногу Линча никак не отпускали.       — Прекрати! Прошу, перестань! Не бей его! — всё продолжала вопить Лиззи, сотрясая своим тонким, дрожащим, надорванным голоском самое сердце, потаённую в глубине души вину.       — Мне жаль, мне очень жаль… — не переставал шептать Линч, почти рыдая, и всё же снова и снова наносил удары, надеясь высвободиться. Почему его не слушают? Если бы его просто отпустили – всё было бы в порядке!       — Хватит! Хватит! Линч, хватит! — голос Лиззи вдруг изменился. Он стал… мужским? И уж очень знакомым… Линч поднял на неё глаза. Вернее, на него. На Джона. Как так вышло? На месте Лиззи внезапно оказался Джон, а сама она бесследно исчезла. Его лицо было таким же опухшим и заплаканным, глаза едва ли виднелись за запотевшими стёклами очков, губы кривились в истерическом оскале, разодранные верёвками запястья кровоточили, руки неестественно выгибались в попытке вырваться.       — Джон? — спросил Линч растерянно, не веря в происходящее. Это ведь невозможно? Такое не может произойти! Может, он просто ошибся? Очень серьёзно ошибся, спутав двух абсолютно противоположных людей…       — Прекрати! Что ты делаешь?! Линч, зачем ты его бьёшь?! — вопил Джон срывающимся голосом, тяжело вздыхая и хныкая из-за рыданий, выворачивая руки в попытке выбраться.       — Его..? — не понимал Линч. Сердце в груди так сильно стучало, что его звук отражался в голове. Линч ничего не понимал. И не был уверен в том, когда этот ад закончится.       — Линч, зачем ты бьёшь Денни?! Что ты делаешь?! — выкрикнул Джон, почти задохнувшись от собственных слёз. Линч никак не мог понять, о чём он говорил. При чём здесь Денни? Что вообще происходит? Пытаясь хоть что-то понять, Линч опустил глаза на мужчину, которому изуродовал всё лицо. Он вдруг стал значительно меньше, ниже, его волосы стали светлее, а на торсе виднелась знакомая красная футболка с белой надписью «Game Over». Нет, этого просто не может быть… Линч не мог поверить своим глазам. В его ногах лежал вовсе не тот неизвестный мужчина, а Денни, вполне знакомый Денни, который хватал Линча за лодыжку, казалось, в попытке остановить и вразумить. Его тонкие пальцы впивались в плоть, как маленькие ножички, словно в самом деле разрезая её на куски, а искалеченное лицо, почти полностью лишённое каких-либо уцелевших участков, булькало кипящей кровью то ли ища способ что-то сказать, то ли просто пытаясь дышать. Испугавшись, Линч попытался отшатнуться, но Денни так и не отпустил его ногу, из-за чего он с грохотом рухнул на пол.       — Я… Я не хотел… Я не знал… Денни… — несвязно мычал Линч, дрожа всем телом от полного ужаса. Это он так избил Денни? Он превратил его лицо в настоящую кашу из мяса и крови? Нет! Этого не может быть! Готовый во всё горло закричать от переполняющего страха и бессилия, Линч истерично задёргал ногой, пытаясь её высвободить, вот только тонкие пальцы так и не спешили разжиматься.       — Линч, что ты натворил? Зачем?! Прекрати! Перестань! Линч! — надрывался Джон, бессильно повиснув на верёвках, как Лиззи когда-то. Линч активнее задёргал ногой, всё пытаясь высвободить лодыжку, но Денни только сильнее придавил её к полу, вдруг приподнялся и пополз, впиваясь своими острыми конечностями в разные участки тела, словно вонзая в них ножи. Прикрикнув от ужаса, Линч попытался скинуть с себя Денни, но ничего вновь не получилось. Мышцы сковало с такой силой, словно кто-то сжал их нерушимыми цепями. Линч почувствовал себя мухой в коконе, угодившей в ловушку голодного паука. И пауком этим выступил Денни, своими острыми лапками-пальцами скребущийся по телу, ползущий всё выше и выше, пока Джон где-то со стороны не переставал кричать:       — Что ты сделал, Линч?! Зачем, Линч?! Линч! Линч!       Денни полз всё выше, больно впивался пальцами, словно специально, и кровь с его разбитого лица ритмично капала на одежду, казалось, прожигая её насквозь и добираясь до кожи, расплавляя её, как податливый металл. В какой-то момент он остановился, навис над Линчем, больно схватил его за плечи и принялся трясти с такой силой, словно он намеревался оторвать чужую голову, а его кровь всё капала и капала на чувствительную кожу лица, обжигая её.       — Линч! Линч! — вопил Джон где-то в стороне. — Линч! Линч! Линч!       В один момент его голос стал более чётким и близким. Линч резко открыл глаза и подскочил с такой резвостью, словно услышал выстрел. Колени неудобно упёрлись в тесные стены машинисткой кабины, лоб едва не столкнулся со лбом Джона напротив, болезненная хватка на плечах принялась ослабевать.       — Опять кошмар? — спросил Джон обеспокоено, наконец сумев докричаться. Линч посмотрел на него растерянно, едва ли что-то понимая. Очередная «капля крови» внезапно приземлилась на макушку, и Линч вздрогнул, посмотрев наверх в попытке отличить реальность ото сна. Действительность оказалась куда проще: в том месте, где улёгся Линч, крыша протекала, а ночью, видимо, опять шёл дождь. Приятно осознавать, что это всё-таки не кровь. Хотя сердце от этого факта не переставало стучать с былой скоростью, а обрывки кошмарного сна явно надолго задержались в памяти.       — Линч, всё нормально? — Джон махнул ладонью перед чужим лицом, словно не уверенный в том, способен ли его собеседник вообще видеть. Линч снова вздрогнул и откликнулся несколько растерянно:       — Да, да… Просто кошмар.       — Да я понял, что кошмар! Не слишком часто у тебя в последнее время «просто кошмары»? — чуть повысил голос Джон, звуча раздражённо, но на деле таким способом просто пряча беспокойство. Линч поудобнее уселся на полу, с досадой ощущая, насколько сильно он продрог за эту ночь – такими темпами он точно никогда не выздоровеет – и только нерешительно пожал плечами в ответ:       — Вроде нет.       — А мне кажется – да, — настоял Джон. — Каждый день кошмары – это уже слишком. Чувак, мне кажется, это не норм…       — Меня в этом мире всегда кошмары мучили. Думаю, всё в порядке, — отвертелся Линч. Он хотел бы поскорее закрыть эту тему, но не мог – в голову не лезло ни одной достойной идеи. И получалось так обидно: Линч сам упросил Джона быть с ним честным, делиться переживаниями и не стесняться показаться «не героем», а в итоге именно он и врал Джону о своём самочувствии, пускай и лишь из-за того, что не видел другого выбора.       — Нет, не в порядке! Линч, что с тобой? Расскажи мне, — почти взмолился Джон, не думая отступать. Конечно, он ведь всё прекрасно понимал. По крайней мере догадывался.       — Да в порядке всё! — чуть прикрикнул Линч нервозно, и больное горло тут же напомнило о себе, вынудив зайтись в остром кашле, словно режущем глотку изнутри. Ужасное чувство. Линч согнулся, схватившись за грудь, и принялся ждать, пока приступ закончится. Каких-либо лекарств для смягчения кашля он нигде не нашёл, поэтому приходилось смиренно терпеть.       Когда кашель отпустил и стало немного полегче, Линч разогнулся, на ходу пытаясь судорожно придумать, что ответить Джону, и резко вздрогнул, услышав внезапный глухой стук со стороны единственной двери. Прямо над ухом раздалось узнаваемое кряхтение и сбивчивые выкрики:       — Жрать! Откройте! Жрать! Достану! Достану и сожру!       Без всяких сомнений, это был Кератит. Видящий Кератит с белыми, затуманенными глазами, отчаянно бьющийся в дверь, пытаясь добраться до замеченных жертв. Удары приходились такой силы, что крепкая ручка топора, заменяющая щеколду, едва ли выдерживала напор, рискуя в любой момент развалиться. А предыдущий, родной замок, простоявший тридцать лет, и подавно не выдержал бы: его почти без всякого труда сломал Джон своей обычной, человеческой силой. И чтобы то же самое не случилось с топором, он навалился плечом на дверь, выжидающе взглянув на Линча, обычно в таких ситуациях придумывающего какое-нибудь решение. Не тратя ни единой лишней секунды, Линч схватился за пистолет и нацелился уже на голову долбящегося Кератита, как вдруг Джон опустил его ствол рукой, не позволив выстрелить:       — Нет, стой! Охренеть… Там ещё куча! — предупредил Джон, в ужасе уставившись в окно. Линч поднялся с пола и посмотрел в ту же сторону. Ещё с десяток Кератитов бесцельно расхаживали по перрону: как видящих, так и тех, что с разодранными глазами. К счастью, среди них хоть не было ни одного Кератита третьей стадии. Но проблему это особо не уменьшало, ведь в любом случае оставалось целых десять различных других Кератитов, вероятно за ночь сбежавшихся на вчерашний крик Линча. И что теперь делать?       — Есть идеи? — спросил Линч как бы ненавязчиво, стараясь не выдавать тот факт, что в его голове было одно только перекати-поле и ровно ноль предположений, как из этой ситуации выбираться.       — Нет, — ожидаемо ответил Джон, наверняка ещё хуже соображая из-за надоедливого Кератита, пытающегося выломить дверь. И что же, в самом деле, теперь делать?