Альтернативные

      Двадцать минут в дороге показались Юнги вечностью, но, когда он приехал, Хосок был там. Смотрел на воду, наклонившись над перилами, и сердце Юнги забилось ещё быстрее.       — Привет, — выдохнул он, пытаясь отдышаться от бега — машину пришлось припарковать подальше. Отёр ладони о джинсы и шагнул ближе, бережно взяв Хосока за руку. — Спасибо, что ответил. Я очень хотел тебя увидеть.       — Так сильно, что не мог подождать до завтра? — ласково улыбнулся тот, но, кажется, ему было приятно. Он слегка сжал пальцы Юнги и кивнул в сторону убегающей вдаль набережной, предлагая идти по ней вперёд, без цели. — Я был у бабушки с тётей, а по пути обратно решил сделать крюк. Люблю думать на ходу, так мысли стройнее звучат, будто в такт шагам. А у тебя как день прошёл?       — Не хотел ждать, — признался Юнги. — Завтра будет занятие, а я хотел… увидеться. Поговорить. Побыть с тобой. — Он легко подстроился под слегка пружинистый шаг. — А день... Немного сумасшедше, но это в другой раз, ладно?       — Ладно, — согласился Хосок, посматривая на него с улыбкой. — Можем взять что-нибудь попить в первом магазинчике на пути. И посидеть где-нибудь, полюбоваться видами. Хотя тут везде красиво, мне в Испании очень не хватало вот этих ночных видов.       Он кивнул на ту сторону реки, где возвышались светящиеся небоскрёбы, а их огни плясали в тёмной воде.       — И у меня тоже сумасшедший какой-то день, — добавил Хосок. — Папа давно не интересовался моими отношениями, но теперь тётя озадачена этим вопросом. У её подруги прекрасная дочь, умница, красавица, вот это всё… Тётя спит и видит, что мы познакомимся и поженимся. А я только отшучиваюсь, но сегодня она устроила нам встречу. Вроде как случайно, незапланированно. Так я и поверил, ага. Во время ужина сидел, как болванчик: кивал и улыбался, кивал и улыбался. Потом проводил её до метро… Вот теперь жду, когда меня закидают вопросами, и думаю, что отвечать буду. Действительно хорошая девушка, приятная. Только вообще не мой вариант. И почему родных всегда так заботит моя личная жизнь? Мне ведь не восемнадцать уже, чтобы я сам не знал, как её устроить…       — Бедолажка, — с сочувствием выдохнул Юнги и чуть крепче сжал его ладонь. — Пришлось понервничать, да? Сказать родным прямо не вариант? У нас, конечно, довольно консервативное общество, я понимаю твои опасения. Я бы, наверное, никогда не решился сказать маме, что о невестке и внуках она может забыть. Она случайно узнала. Мне тогда казалось, что весь мир сейчас рухнет, но она, к счастью, не выгнала меня из дома.       — Меня, наверное, тоже не выгонят, ну, я на это надеюсь, — отозвался Хосок. — Только боюсь, что общение прекратится. Папа, конечно, меня любит, но я знаю, как он к этому относится. Если где-то речь заходит, по телевизору или в газетах, знаешь, вроде новостей, что в какой-нибудь стране легализовали однополые браки, он шипит, как кот, которому на хвост наступили. А потом ругается, мол, куда мы катимся! В том-то и проблема, что мы пока никуда не катимся. Таким, как мы, приходится скрываться и дома, и на работе, чтобы нас уважали и любили, а не сочли ненормальными. Можно подумать, ориентацию выбирают! — Он фыркнул, мягко переплетая пальцы с Юнги. — А тётя тоже отречётся от меня, её взгляды на жизнь ещё строже. Про бабушку и думать страшно. А ведь это не что-то модное, знаешь, вроде футболок оверсайз, это было всегда и везде. Просто какие-то страны научились смотреть на однополые отношения иначе, правильнее. Вообще не стремлюсь трубить об этом на весь мир, но подчас это очень расстраивает: я не могу откровенно поговорить со своими близкими людьми и познакомить их, допустим, с тобой, как с симпатичным мне мужчиной…       — Я тебе симпатичен? — переспросил Юнги и вдруг притянул их сплетённые пальцы к своим губам, быстро целуя костяшки Хосока. — Погоди, не отвечай. Я услышал «допустим». Хорошо, что ты был знаком с Тэхёном, а он привёл тебя к Чимину, теперь здесь у тебя есть компания, в которой ты можешь говорить свободно. Мне очень долго вообще не было с кем не то что обсудить, но даже упомянуть о своих предпочтениях. Уж точно не на работе, сам понимаешь. А мама, когда узнала, долго сокрушалась, что она сделала не так и где упустила моё воспитание. Как будто это зависело от неё. Потом смирилась со временем, даже спрашивала, когда я приведу своего парня официально познакомиться.       — Ты скучаешь по ней? — тихо спросил Хосок, замедляя темп своих шагов, а потом и вовсе остановился, чтобы повернуться и смотреть на Юнги. — Какой она была?       — Скучаю, — почти шёпотом признался тот. — Она была… Упрямой. Отказалась от всех своих стремлений, когда погиб отец, чтобы воспитать меня. Поэтому каждая ошибка отдавалась во мне ужасным стыдом — она столько для меня сделала, а я… не был идеальным сыном. Она никогда этого не требовала, я никогда не слышал этого, знаешь, «я жизнь на тебя положила…» Я сам так чувствовал. Ей пророчили большое будущее в искусстве, но женщине искусством в нашей стране ребёнка на ноги не поставить. И она ушла работать в музей, чтобы иметь стабильную зарплату. Я ещё много болел в детстве, от каждого дуновения ветерка мог слечь на пару недель. Она была упрямой, очень красивой, полной внутреннего достоинства, умной…       Он замолчал, глядя чуть растерянно — сам не ожидал, что скажет так много того, что доселе не облекалось в слова.       — Ты много от неё унаследовал, — не спрашивал, а утверждал Хосок, вглядываясь в его лицо. — И ум, и достоинство, и красоту…       Осторожно подавшись ближе, он добавил:       — Ты красивый, Мин Юнги.       Юнги вгляделся в его глаза, невозможно красивые глаза, в которых хотелось утонуть, и осторожно отпустил пальцы, чтобы обнять за плечи и привлечь к себе ещё чуть ближе. Опустил подбородок на плечо Хосока и негромко, уверенно сказал:       — Спасибо. Но ты сам — самый красивый человек из всех, что я знаю.       — Мне часто так говорили, — щекочуще хохотнул Хосок, плавно повернув голову и касаясь его щеки своей. — Я этого не отрицаю, мне нравится то, что я вижу в зеркале, но к себе я не чувствую никакого желания прикоснуться, обнять, поцеловать… И твоя красота такая особенная. Она не броская, не сшибающая с ног. Она затягивает. Медленно, но верно, как трясина. Поэтому я тоже очень рад, что Тэхён привёл меня к вам. Что мы не просто посидели и разошлись, а начали общаться. Мне волнительно, даже немного неловко, но мне нравится то, что я чувствую рядом с тобой. То, что я в тебе вижу. И то, как меня к тебе тянет.       — Пусть я буду не оригинален в своих комплиментах, но в их искренности можешь не сомневаться, — успел произнести Юнги и замолчал, затаив дыхание, пока слушал его. Только обнял ещё крепче, стиснув в пальцах ткань его футболки и тут же почувствовав, как оказался в кольце рук Хосока, соединившихся за спиной. И шепнул, касаясь дыханием его щеки: — Я должен спросить разрешения?       Хосок не ответил. Он только надеялся, что понял его слова верно, пока его рука мягко, но не колеблясь провела ровную линию от лопаток до затылка Юнги, а затем побудила его приподнять голову.       Он чуть наклонился, приблизился к губам, оставляя мгновение на возможность отстраниться. Но Юнги подался ближе, осторожно накрывая его губы своими, и прикрыл глаза. Первая секунда поцелуя заставила Хосока вздрогнуть. Это было как первый шаг в тёмную комнату, где ничего не видно, неизвестно, что ждёт его там. На мгновение он замер, но даже не от страха, а от того, что хотел запомнить каждую деталь. Каждое ощущение, что вспыхнуло внутри яркими искрами. Конечно, это было волнительно — впервые целовать человека, который нравился. Вдруг Юнги что-нибудь придётся не по вкусу? Вдруг он отстранится, передумав? Но тепло его губ — мягких, чувственных, настоящих — быстро развеяло все сомнения, и Хосок поддался инстинктам, зовущим углубить этот поцелуй. Показать Юнги огонь, что раньше тот видел в танце. Его губы действительно словно танцевали, но ярче их был язык, жадно скользнувший к чужому, приглашая познакомиться, обвиваясь вокруг. И музыкой для этого танца был негромкий, но искренний стон Хосока, звучавший глухо, вибрирующий где-то в горле.       Юнги прерывисто выдохнул прямо в поцелуй, буквально впечатываясь в Хосока. Его рука поднялась вверх, ласково и чувственно сгребла в горсть длинные волосы на затылке. Он жмурился, словно боялся: распахни он глаза — и ослепнет от слепящей красоты огненных глаз Хосока. В нём самом рождались тихие звуки удовольствия и потрясения, мурлыкающие, едва слышимые.       — Вау, — только и смог выдохнуть Хосок, когда с трудом смог оторваться от этого поцелуя. — Вау, Юнги!..       Его руки по-прежнему крепко держали, и чувствовалось, как бешено бьётся пульс. Юнги неосознанно облизнулся, собирая вкус его губ, чтобы не упустить ни крохи. Ему уже было мало: он хотел прижаться к ним снова, впустить Хосока в глубину своего рта и распробовать его самого, разложить на оттенки и вновь собрать, обрисовать кончиком языка чёткий рисунок губ, прочертить линию подбородка и надолго задержаться поцелуями на чужой шее. Ему так много и остро хотелось рядом с Хосоком…       — Признаваться в любви после первого поцелуя тоже будет банально? — хрипло спросил он, глядя туманным, расфокусированным взглядом. И прошептал, нежно оглаживая ладонью щёку: — Это незабываемо.       — Я все слова растерял, — признался Хосок, прикрывая глаза и укладываясь на ласкающую руку, как на подушку. — Но хорошо, что мы сейчас на улице. Если бы мы были дома, я бы целовал тебя до утра. И я не шучу, Юнги. Это… очень сильное желание.       Говорить о том, что Хосок такого не испытывал, было бы громко и не совсем правдиво. Его внутренний огонь выплёскивался и пылал не только в танцах. Но то, как ему захотелось целоваться до утра, прерываясь лишь на вздохи, почти напугало. Сильные чувства и безумные желания всегда пугают в первые мгновения.       — Сильное, — медленно повторил Юнги, — и обоюдное.       — И если о банальностях, то я хочу попросить тебя встречаться со мной.       Юнги вгляделся в пылающее пламя под ресницами Хосока, собирая слова, позволяя себе поверить в их искренность.       — Почту за честь, — очень серьёзно сказал он. — Встречаться с тобой.       И всё же прижался губами к шее под изящным ухом, впитывая губами бешено бьющийся пульс. Хосок прикрыл глаза, блаженно выдыхая. День выдался сумасшедшим, а вечер — неожиданным, но волшебным.       — А что для тебя идеальные отношения? — спросил он, когда они всё же смогли двинуться дальше. — Что для тебя в них самое приятное?       — Чувство близости, — почти не задумываясь, сказал Юнги. — Душевной, прежде всего, чтобы ощущать «мы», быть откровенным, иметь возможность заботиться и рассчитывать на поддержку. Но и физической обязательно. Не только секс, но время вдвоём, прикосновения — это ведь очень важно. Доверие и близость — вот самое приятное.       — Значит, всё должно получиться, ведь у меня будет очень схожий ответ, — заулыбался Хосок.       Они по-прежнему держались за руки, но это ощущалось, как обещание, что всё и правда получится. Они шагали рядом, словно набережная была узкой, останавливались, словно перед ними возникало препятствие, но Хосок просто обнимал Юнги свободной рукой, пользуясь тем, что редкие прохожие в такой час не смотрели в их сторону.       — А чего нам следует избегать? — спросил он в очередной такой момент, заглядывая в глаза Юнги. — Что тебе не нравится? Я могу сказать, что очень не люблю, когда меня пытаются контролировать. Я стараюсь быть честным в отношениях, но не думаю, что должен отчитываться в каждом своём шаге, это не работа в офисе, где ты заполняешь таблицу, расписывая по часам, когда и что сделал. И… не совсем понимаю, когда от меня ждут постоянных активных действий. Некоторые парни хуже капризных девушек и считают, что я должен порхать вокруг них. Знаешь, как мне приятно, что ты сам пригласил меня погулять? И это лучшее, что со мной случалось сегодня… Хотя нет. Лучшее — это вот это…       И мешая Юнги сразу ответить, Хосок снова его поцеловал. На этот раз Юнги старался не жмуриться: он смотрел в глаза Хосока и тонул в них, был беспомощным листком в водовороте тайфуна. Почему обычное соприкосновения губ вызывало такие чувства? Почему от него ликованием и трепетом заходилось сердце?       — Я точно не буду тебя контролировать, — пообещал он, когда они снова держались за руки. — Мне этого с лихвой хватает на работе. И порхать вокруг меня не надо. Но, Хоби… Я не слишком романтичен и не всегда понимаю намёки, и если ты чего-то захочешь, скажи мне об этом, ладно? О том, что тебе нравится или тебе бы хотелось. Цветы, к примеру, или какая-то любимая еда. И для меня неприемлемы открытые отношения. Это многие практикуют, но это не для меня.       — Понял, — отозвался Хосок с довольной улыбкой. — Будем ли мы об этом рассказывать остальным или пока повременим? — уточнил он. — И сейчас я точно хочу найти какой-нибудь магазин, где есть сладкая газировка. Потому что мысль о том, что хочется целовать тебя до утра, меня не отпускает. Надо занять рот чем-то не менее сладким.       Он расслабленно, заразительно смеялся, оглядываясь в поисках магазина.       — Ты думал, я забыл? — Юнги сам приобнял его за плечи. — Не магазин, но ты должен это попробовать. Уже совсем рядом.       Они свернули чуть в сторону от набережной, где под разноцветным навесом обнаружилось что-то вроде импровизированного бара с лимонадами и лёгкими алкогольными коктейлями.       — Все вкусные, — пообещал Юнги. — Мне больше всего нравится с личи, но вкусов очень много.       А когда они вернулись на набережную со стаканами лимонада и устроились рядом на широкой скамейке, поинтересовался:       — А ты сам как хочешь? Рассказать друзьям сразу? Они явно уже начинают что-то подозревать.       — Уже? — удивился Хосок. — Хотя Тэхён наблюдательный, конечно, — задумчиво добавил он. — И перед друзьями мне стесняться нечего. Знаешь, как я вообще обрадовался, когда он сказал, что приглашает меня в гости к другу, который живёт с парнем? Вот просто не передать! А потом, когда мы уже шли к вам, Тэхён попросил меня сделать Чимину пару комплиментов и пообщаться с ним поближе. Ну, это не сложно, конечно, но я не сразу понял, зачем, учитывая то, что у него кто-то есть. А теперь я этого точно делать не стану, даже если Тэхён будет умолять. Ну, то есть общаться — это я с радостью… Но не больше.       Он взял Юнги за руку, сделав пару глотков своего лимонада с личи — тот был не слишком сладким, но действительно вкусным.       — Тэхён очень наблюдательный, а Чимин успел хорошо меня изучить, — легко отозвался Юнги. — Давай скажем, чтобы точно исключить все сомнения. Они, конечно, будут шокированы тем, как всё быстро произошло, Тэхён точно обвинит меня, что я ему всё испортил… Но я не отдам тебя даже Чимину! — Юнги коротко и смешливо фыркнул и добавил тише и серьёзней. — У Чимина сейчас проблемы с его парнем. Они с Намджуном поссорились и тот ушёл. Не ругайся слишком, если он завтра будет рассеянным на уроке, ладно?       — О, конечно, — понимающе сказал Хосок, — надеюсь, у них всё наладится, они симпатичная пара.       Он отставил стакан на скамейку и притянул Юнги к себе, обнимая. А затем пошутил:       — С ума сойти, я только обзавёлся учениками, как сразу же завёл отношения с одним из них!       — Но, надеюсь, никаких поблажек по этому поводу меня не ждёт? — прищурился Юнги. — Я самый бесперспективный из твоих учеников, но если уж взялся, отнесусь к этому серьёзно.       Поцеловать Хосока значило снова потерять связь с реальностью, но обласкать его шею короткими, почти незаметными поцелуями было необходимо.       — О, поверь, я буду к тебе строже, чем к остальным, — всё так же шутливо пообещал Хосок, а потом стало уже не до шуток — он наслаждался этими лёгкими прикосновениями, каждое из них будоражило.       — Я тоже хочу целовать тебя до утра, но не хочу торопиться. — Юнги говорил неторопливо и чувственно. — Не хочу лишать нас обоих этого чудесного короткого периода сближения. Я ещё не пригласил тебя на свидание. Не накормил ужином. Не увёз в горы любоваться звёздами. Давай не будем спешить? Я уверен в своём желании, но томление сделает всё ещё ярче и прекраснее.       — А я сразу понял, в первый же вечер, когда тебя увидел, что ты человек обстоятельный, — отозвался Хосок, притягивая его ещё немного ближе. — Я тоже не хочу спешить. Но решил, что стоит обозначить — с тобой я хочу встречаться, а не просто целоваться до утра.       — У меня от твоих слов сердце бьётся где-то в гортани, того и гляди выпрыгнет, — без улыбки сказал Юнги, касаясь собственной шеи. — Ты мне безумно нравишься, и твоё предложение — лучшее, что со мной случалось. А теперь подумай, как ты хочешь провести воскресенье?       Проследив за его пальцами, Хосок тут же изогнулся, чтобы почувствовать сердцебиение в гортани, прижался губами и замер, вслушиваясь. Вопрос про воскресенье пока повис без ответа. Действительно, стоило подумать, но не сейчас, когда губы Хосока изучали шею Юнги, а тот снова жмурился, запрокинув голову и прерывисто вздыхая.       Вечер и правда выдался волшебным.       

***

      Время давно перешагнуло за полночь, когда Чимин захлопнул ноутбук. Помассировал виски и прикрыл глаза. Прошло двое суток без Намджуна. Бывало, Чимин оставался один и дольше, когда тот уезжал в командировку, но никогда ещё размолвка не длилась так долго. Он снова с благодарностью подумал о друзьях, которые без всяких просьб пришли поддержать его — такие разные, но заботливые и верные. Как бы он выдержал один? Так бы и думал о невесть откуда взявшейся кошке, чтобы отвлечься от мыслей о Намджуне?       Голова и уставшие глаза побаливали, и Чимин, спотыкаясь о раскиданные по полу кошачьи игрушки, побрёл на кухню, чтобы выпить таблетку. Наверное, стоило бы поставить тарелку с кормом вместо всех этих мышек? Всё равно кошка никак на них не реагировала.       И словно ответом на его мысли в спальне зашуршало, зашелестело. Чимин подпрыгнул на месте, но заставил себя передвигаться как можно тише, чтобы не спугнуть животное. Ткань, которой Юнги занавешивал зеркало, упала и лежала на столике живописными складками, словно разложенная умелой рукой для какого-нибудь натюрморта. А кошка сидела подле кровати, опасливо и любопытно трогая лапой плюшевую мышь. Всё-таки услышав звук человеческих шагов, она вовсе не испугалась, но и приближаться не спешила. Они смотрели друг на друга: кошка на Чимина, Чимин на кошку.       — Где ты пряталась? — тихо спросил тот, осторожно усаживаясь на пол в дверях. — Хочешь есть?       Он протянул к кошке открытую ладонь, предлагая обнюхать и познакомиться. Та негромко муркнула и обошла его по дуге, приглядываясь, чуть приблизилась, потянувшись к пальцам крохотным носом. Было видно, что она ещё совсем молоденькая, небольших размеров, но явно ухоженная. С блестящей, гладкой шерстью, без сильного страха перед человеком — явно домашняя кошка. Человек пах иначе, чем хозяин и все жители её дома, кошка принюхалась тщательнее, а потом ткнулась лбом в раскрытую ладонь, помечая её своим запахом. Но почти сразу отстранилась и, высоко задрав хвост, направилась прямо на кухню, открывая для себя новые места в этой квартире.       Чимин насыпал в блюдце немного купленного корма и поставил в центре кухни. В другое блюдце налил воды. Кошка не выглядела голодной или измождённой, что было странно для животного, прятавшегося где-то двое суток. Ему удалось сделать несколько фотографий, когда гостья обнюхивала ножки стульев и примерялась к подоконнику, чтобы запрыгнуть на него. А потом снова муркнула и мягко обтёрлась о его ноги, словно выпрашивала еду, хотя та уже стояла посреди кухни.       — Ну вот же. — Чимин осторожно подхватил животное под животик и поставил рядом с блюдцами. — Тебе нужно попить. Иначе будет обезвоживание.       Но на воду кошка только фыркнула, зачем-то окунув в неё лапу и забавно встряхивая ею. А потом уставилась на Чимина снизу вверх таким взглядом, словно сканировала его глазами.       — Что ты хочешь? Откуда ты взялась? — тихо спросил тот, чувствуя себя под этим пристальным взглядом как-то неуютно. Словно это не кошка была незваной гостьей в его квартире, а наоборот — она была здесь всегда, а человек появился незнамо откуда.       Ответить ему на понятном языке кошка не могла, но довольно прижмурилась, словно ей нравилось, когда Чимин говорил, и снова обтёрлась о его ноги — уже смелее и настойчивее.       — Играть? В лоток? — перебирал тот варианты, чувствуя себя донельзя глупо. Он действительно пытался договориться с кошкой?       Кошка кружилась возле его ног, как если бы опутывала их нитью, как вдруг навострила уши и безо всяких на то причин рванула в спальню. Когда Чимин пошёл за ней, то увидел страшное — она пыталась точить маленькие, но острые коготки о его драгоценный туалетный столик!       — Эй, так нельзя! — воскликнул Чимин и бросился спасать своё сокровище, едва не поскальзываясь по паркету.       Дальнейшего просто не могло происходить. Это ему просто снилось. Потому что встревоженная громким вскриком кошка подскочила вверх, цепляясь коготками за поползшую со столика ткань, резво оказалась на гладкой столешнице, а потом одним прыжком исчезла в тёмной глади зеркала. И на мгновение в нём отразилась не спальня Чимина, не он сам, смотрящий на всё это круглыми глазами, а какое-то незнакомое его взгляду помещение.       И вдруг...       Раздался чей-то голос:       — Матильда, вот ты где!