From Paris with…

Платонов с Марией сидели на кухне, мирно ужиная, их разговор был непринуждённым. Они обсуждали недавние события, как Горчаков оперативно помог с подкреплением, и всё вроде бы шло к завершению. Маша ощущала лёгкую усталость, но она была спокойна, её мысли уже не так тревожились, как несколько дней назад. Они говорили о деле, и казалось, что их жизнь снова постепенно возвращается в привычное русло. Однако внезапно Маша почувствовала резкую боль, как будто что-то острое пронзило её изнутри. Она дёрнулась, инстинктивно схватившись за живот. Олег сразу заметил её движение и, нахмурившись, спросил: — Что случилось? Она быстро взяла себя в руки, пытаясь выглядеть как обычно. — Ничего, — ответила она, не глядя ему в глаза. — Всё нормально. Но это «нормально» было настолько фальшивым, что даже Олег, несмотря на свою обычную невнимательность к деталям, заподозрил неладное. Маша же, не дав ему времени для уточнений, поднялась с дивана и ушла в ванную, закрыв за собой дверь. Она стояла у зеркала, чувствуя, как внутри всё переворачивается от страха. Руки дрожали, на секунду всё перед глазами поплыло, и Мария вынуждена была схватиться за раковину, чтобы удержаться на ногах. «Нет, — прошептала она, качая головой. — Нет, только не это…» Она приложила руку к низу живота как вдруг резкая боль заставила её задохнуться. Несколько мгновений Мария стояла, боясь шелохнуться, а потом с ужасом провела рукой по внутренней стороне бедра и увидела кровь. Она замерла, ощущая, как холодный пот выступает на лбу. Швецова знала что происходит и знала, что уже ничего нельзя поделать. Слёзы сами потекли из глаз, хотя она изо всех сил пыталась их сдержать. Маша и подумать не могла, что всего за несколько дней можно привязаться к кому-то, кто ещё даже не существовал полноценно. Олег тем временем мерил шагами кухню, он чувствовал, что с Машей что-то не так, но не хотел поддаваться панике раньше времени. Наконец, спустя десять минут её молчания, он подошёл к двери ванной и тихо постучал. — Маша, ты как? Всё в порядке? В ответ была тишина, нарушаемая только приглушёнными всхлипываниями. Олег помедлил секунду, а потом, решив не ждать, потянул за ручку. Дверь оказалась не заперта, и он осторожно заглянул внутрь. То, что он увидел, заставило его замереть. Маша сидела на полу, сжавшись в комок, её руки были в крови, лицо мокрое от слёз. Она подняла на него глаза, и в её взгляде читалось всё — боль, горечь, страх и какое-то обречённое принятие. Платонов не стал ничего говорить. Он стоял в дверях, стиснув зубы, как будто старался проглотить тот ком, что встал у него в горле. Мужчина медленно закрыл дверь и ушёл обратно на кухню. Маша смотрела ему вслед. Она не знала, что он думает, что чувствует. Она понимала только одно: сейчас она одна. Снова одна. Она провела, казалось, вечность в ванной, сидя на холодном кафельном полу. Иногда боль в животе становилась сильнее, но это физическое страдание казалось ничем по сравнению с той пустотой, что поселилась внутри неё. Она мысленно прощалась с малышом, которого ещё три дня назад считала чем-то случайным, а теперь принимала как часть себя. Швецова не понимала почему это произошло, что было не так, почему их жизнь, которая уже и так была полна страха и напряжения, должна была столкнуться с этим. Почему этот ребёнок, который казался таким не вовремя пришедшим, стал причиной её страданий? Почему её жизнь опять превратилась в боль? Мария задавала эти вопросы, шепча их в пустую ванную, но ответа не было. Тишина была её единственным собеседником. Спустя долгое время она поднялась, забралась в ванную и включила воду, смывая с себя кровь, слёзы, и весь тот ужас, который был на душе. Она вышла из ванной уже почти без сил, ощущая себя пустой оболочкой, которая держится только по инерции. В квартире было темно, свет нигде не горел. Мария прошла на кухню и замерла. Платонов сидел за столом, опустив голову. В комнате стояла абсолютная тишина, но когда Маша подошла ближе, она увидела, что его плечи вздрагивают. Он плакал. Маша застыла на месте, не зная, что делать. Олег, её сильный, всегда собранный, хладнокровный Олег, сейчас выглядел таким же сломленным как и она сама. Она медленно села рядом, осторожно положила руку на его плечо. Платонов не отреагировал, только провёл рукой по лицу, пытаясь стереть слёзы. — Он ушёл, — тихо сказала Маша, её голос дрожал. — Потому что понял, что его не ждали. Что он не вовремя. Олег поднял на неё глаза. Они были красными, полными боли и вины. Они молчали и это молчание было тяжелее любых слов. Только звуки их дыхания нарушали тишину, пока они оба пытались осознать, что произошло. Олег вдруг протянул руку и крепко сжал её пальцы. — Мне так жаль, — прошептал он. — Прости меня. Я никогда себе этого не прощу, Маша, что мы не могли просто принять это, просто порадоваться. Я… я виноват. — Олег, — она вздохнула, — никто не виноват. Просто так нужно. Знаешь, мне кажется, что это всё случилось, потому что… потому что это не наш момент. Они сидели молча, обнявшись, каждый поглощённый своими мыслями и чувствами, но в этом молчании было что-то глубокое. Они переживали эту потерю вместе, хотя и не знали, как им двигаться дальше. Тяжёлое осознание того, что у них не было времени, что они так и не смогли подготовиться к этим изменениям, тяжело давило на обоих. Но в какой-то момент, когда они оба ощутили пустоту, наконец, в этом молчании не было ужаса. Маша просто держала его за руку, а он, несмотря на всю свою боль, сжался и тихо прошептал: — Мы справимся и с этим… значит так действительно нужно. Ночью Маша долго не могла уснуть. Она лежала на боку, уставившись в стену, а слёзы всё ещё катились по её щекам, несмотря на усталость и боль. Она знала, что с подобным сталкивается чуть ли не каждая вторая женщина, но Швецова никогда не думала, что ей придётся примкнуть к этим рядам. Где-то рядом Олег дышал ровно, его рука была заботливо положена на её талию, но даже его присутствие не могло заглушить пустоту внутри. Марии было стыдно, стыдно, что она даже не думала об этом ребенке до момента, когда его не стало. Ей было словно все равно, она была увлечена как всегда делами и думала, что все ещё впереди. Однако все оказалось совсем не так. Когда она наконец провалилась в сон, отдохнуть все равно не удалось, ей тут же начали сниться самые разные сюжеты. Но был тот, который застал Швецову врасплох. Она стояла в каком-то тёплом, залитом светом месте, будто на краю поля. Перед ней стоял ребёнок. Ему было лет пять или шесть, светловолосый, с голубыми, чуть насмешливыми глазами, такими знакомыми, что Мария почувствовала, что она знает его всю жизнь, но никак не вспомнит. — Ты кто? — растерянно спросила она. Но мальчик лишь улыбнулся и, не ответив, развернулся, чтобы уйти. — Подожди! — закричала она, бросаясь за ним. — Постой, пожалуйста, не уходи! Давай познакомимся! Она бежала за ним изо всех сил, но расстояние между ними только увеличивалось. Её ноги будто наливались свинцом, каждый шаг давался всё труднее. — Нет, стой! Не оставляй меня! Мальчик вдруг остановился и обернулся, удивлённо глядя на неё. — Мама, ты чего? — сказал он тоном, каким дети никогда не говорят. Это был взрослый и осознанный голос. — Не плачь, всё хорошо. — Но… Я же не успела тебя рассмотреть, — она задохнулась, не зная, что сказать. — Я ведь скоро вернусь, — сказал он с такой уверенностью, что она невольно поверила. — Просто подожди чуть-чуть. Он улыбнулся, словно в подтверждение своих слов, и растворился в ярком свете, оставив её одну. Маша резко проснулась, вся в слезах, её сердце бешено колотилось. Она попыталась перевести дыхание, но ощущение реальности смешивалось с остатками сна, и ей стало невыносимо больно. Олег тут же подскочил рядом. Он почувствовал, как её тело содрогается от рыданий, и, не раздумывая, обнял её. — Что случилось? — спросил он, явно испуганный таким поведением. Платонов сразу пожалел что не настоял на визите к врачу после всего случившегося. Маша ничего не могла сказать. Она только всхлипывала, а слёзы всё текли и текли. — Машуля, всё хорошо, я здесь, — Олег крепче прижал её к себе, проводя ладонью по её спине. — Это был просто сон. — Мне… мне приснился сон, — наконец смогла выдавить она. Платонов нахмурился, но ничего не сказал, давая ей время успокоиться. — Он был таким… таким настоящим, — продолжала Маша, уткнувшись ему в плечо. — Он сказал, что скоро вернётся. Она замолчала, снова глотая рыдания. Олег крепче обнял её, не задавая лишних вопросов. Он сам не знал, как правильно отреагировать, но понимал, что главное просто быть рядом. — Кто он, Машенька? — Осторожно спросил Платонов, когда Мария перестала всхлипывать. — Малыш. — Может он и правда вернётся, — тихо сказал он через какое-то время, словно боялся разрушить хрупкость момента. — Когда придёт его время. Маша подняла на него глаза, полные слёз. — Ты так думаешь? — Я уверен, — ответил он твёрдо, глядя ей прямо в глаза. И в его голосе было столько спокойствия, что Маша впервые за весь этот кошмар почувствовала, что, может быть, он прав. Может быть всё это было не концом, а лишь началом. После всего пережитого, после той химии, что вкололи в её организм, организму наверняка было несладко, и спасти Машу ему удалось, а вот на остальное сил уже не осталось…

***

Утро наступило серым и холодным. Сквозь щели плотных штор пробивался тусклый свет, и квартира казалась ещё мрачнее, чем обычно. Олег проснулся первым. Он несколько минут лежал на кровати, не отрывая взгляда от потолка, а потом повернулся к Маше. Она лежала на боку, глаза были закрыты, но было видно, что Швецова не спит. — Доброе утро, — тихо сказал он, словно боялся спугнуть тишину. — Просто утро, — глухо ответила Маша, не открывая глаз. Они оба молчали. За окном слышался шум машин и голоса прохожих. Обычная жизнь шла своим чередом, как будто ничего не случилось. Но внутри этих четырёх стен изменилось всё. — Я приготовлю кофе, — наконец сказал Олег и поднялся с кровати. Маша кивнула, но не шевельнулась. Ей было тяжело даже просто перевернуться. Каждое движение напоминало ей о том, что произошло. Но лежать и убегать от реальности тоже больше не было сил. Спустя несколько минут она всё-таки встала, натянула халат и вышла на кухню. Олег стоял у плиты, молча помешивая кофе в маленькой турке. На столе уже стояли две кружки. Когда он обернулся и увидел её, его взгляд сразу стал мягче. — Я не знаю хочешь ли ты что-нибудь поесть, но кофе готов, — сказал он. Мария кивнула и села за стол. Её взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно она видела что-то невидимое для остальных. — Маша, нужно жить дальше, — сказал он спустя несколько минут, ставя перед ней кружку. — А как? — Маша подняла на него глаза. В её взгляде был страх, боль, растерянность. — Как жить, когда ничего уже не будет прежним? Олег опустился на стул напротив неё и крепко сжал её руку. — Ничего и не будет прежним, — признал он. — Но это не значит, что мы должны лечь и помереть. Это жизнь, Маш, и к сожалению она не всегда… по шёрстке гладит. Маша молчала, но его слова медленно проникали в её сознание. Платонову тоже было больно. Пусть он и не говорил об этом вслух, но она видела, как его лицо стало жёстче за последние сутки, как в его глазах поселилась какая-то незнакомая прежде боль. — Мы справимся, — сказал он после паузы, словно обещал это не только ей, но и себе. — Я знаю как тебе больно, но просто попробуй доверять ему. Иногда дети умнее своих родителей… Она вздохнула и, собравшись с силами, впервые за долгое время заговорила о том, что тревожило её: — Все эти дни… Я не чувствовала, что он был во мне, что что-то происходило. А теперь… Теперь его нет, и мне кажется, что у меня отняли часть меня. Он снова сжал её руку, но уже сильнее. — Я знаю, — тихо сказал он. — Но ты сильная, ты справишься. Слёзы снова навернулись на глаза Маши, но она не позволила им пролиться. Они сидели за столом, держа друг друга за руки и не пытаясь найти ответы. Маша с Олегом просто молчали. Им обоим предстояло научиться жить в новой реальности, где прошлое невозможно изменить, а будущее ещё не определено. Мария долго смотрела в свою чашку, будто надеялась найти ответы на дне. Её дыхание было ровным, но внутри бушевала буря. Она чувствовала, что не сможет двигаться дальше, пока не услышит правду, пока не поймёт, что на самом деле чувствовал Платонов. — Скажи мне теперь, когда уже ничего нельзя изменить, — Маша наконец подняла на него взгляд, полный сомнения и какой-то хрупкой надежды, — ты хотел этого ребёнка? Его лицо стало серьёзным. Он отодвинул свою чашку в сторону, скрестил пальцы и посмотрел на Машу так, словно его слова могли разрушить всё, что осталось между ними. Олег вздохнул и провёл рукой по лицу, будто собирался с мыслями. — Это был шанс, — наконец сказал он, не глядя Марии в глаза. — Может единственный шанс на что-то настоящее в этой чёртовой жизни. Маша смотрела на него долго, как будто пыталась найти в его словах хоть тень лжи. Но её не было. — Тогда почему ты сначала сказал, что это невозможно, что это неуместно? — спросила она, её голос дрожал. — Потому что я боялся, — ответил он просто. — Боялся, что не смогу уберечь ни тебя, ни его. Он снова потянулся к её руке, но на этот раз Маша не отстранилась. Она молча смотрела на их сцепленные пальцы, будто это был якорь, который не давал ей утонуть в боли. — Значит, он всё-таки был желанным? — спросила она чуть слышно. — Да, — ответил Олег твёрдо. — Пусть я понял это слишком поздно, но да. Маша кивнула, и одна единственная слеза скатилась по её щеке. Платонов долго смотрел на Марию, пытаясь понять, стоит ли говорить о деле сейчас. Её лицо было уставшим, глаза покрасневшими, но она выглядела собранной, будто пытаясь сохранить остатки контроля над ситуацией. Он сделал глубокий вдох, осторожно подбирая слова. — Маш, — начал он тихо, не отпуская её руки. — Сегодня надо съездить забрать кое-какие документы. Прислали постановления Горчакова через французов, плюс записи с камер получим. Она чуть подняла голову, молча глядя на него. — Это важно, понимаешь? Надо решить пару вопросов до вылета, чтобы потом никто не подкопался и всех из картеля точно закрыли. Маша молчала. Она знала, что Платонов не просто так говорит об этом сейчас. Он всегда считал, что работа помогает пережить боль. И хотя он мог быть прав в целом, в этот момент она чувствовала, что едва держится. — Думаю, тебе это пойдёт на пользу, — добавил он, чуть неуверенно. — Отвлечёшься. — Нет, — резко ответила она, даже не дав ему договорить. Платонов нахмурился, растерявшись от её категоричности. — Я не могу, Олег, — продолжила Маша, пытаясь говорить ровно, но голос всё равно дрогнул. — Мне просто нужно побыть одной. Ты езжай, забери всё что нужно, я побуду дома. — Маш… — Он хотел возразить, но осёкся, видя, как она сжала руки в кулаки, словно собирая последние силы. — Правда, Олег. Я сейчас не могу притворяться, что всё нормально. Мне нужно просто… пережить это. Его сердце болезненно сжалось. Оставлять её одну сейчас казалось неправильным. Он чувствовал, что ей нужно время, но страх за неё никак не отпускал. — Хорошо, — сказал он наконец, сдавшись. Мария кивнула, не глядя на него. Олег встал из-за стола и, стараясь не шуметь, начал собираться. Он бросал на Швецову короткие взгляды, пытаясь понять, всё ли с ней будет в порядке, но не нашёл в её лице ничего, кроме усталости. Наконец он накинул куртку, достал ключи и повернулся к ней, стоя уже в дверях. — Если что-то понадобится, ты сразу звони. Ладно? Маша снова кивнула, но не сказала ни слова. — Я скоро вернусь, — добавил он, чувствуя, как это обещание не успокаивает его самого. Она проводила его взглядом, но даже не поднялась со стула. Когда дверь за Олегом закрылась, квартира погрузилась в гробовую тишину.

***

Олег вышел на улицу, вдохнув теплый летний воздух и бросил взгляд на окна их квартиры. Ему казалось, что он только что допустил ошибку, но что ещё ему оставалось делать? Работу нужно было доделывать, время поджимало, а Машу он просто не мог заставить поехать с ним, зная, в каком она состоянии. Он направился к метро, пытаясь сосредоточиться на деле, но мысли постоянно возвращались к тому, что сейчас происходит в квартире. Машин опустошённый взгляд стоял перед глазами, и от этого внутри становилось только хуже. «Она справится, — убеждал он себя, глядя в отражение грязного стекла вагона. — Она сильная, она всегда была сильной». Но его уверенность была хрупкой. Маша тем временем сидела за кухонным столом, глядя на чашку с уже остывшим кофе. Ей было трудно дышать, словно кто-то сдавил ей грудь. Она понимала, что Олег прав: работа всегда помогала ей справляться. Но сейчас это было будто не к месту, сейчас ей казалось, что если она отвлечётся хоть на минуту, эта новая боль станет чем-то далёким, а Мария боялась отпустить её, боялась, что, смирившись, потеряет последнюю связь с ребёнком, которого уже не было. Маша встала, чувствуя, что просто сидеть за столом больше нет сил. Она медленно прошлась по комнате, словно пытаясь найти ответы где-то в пространстве. «Так странно», — размышляла она. «У меня ведь трое детей, я никогда не задумывалась о том, чтобы завести ещё. А теперь вдруг так оплакиваю эту потерю… Может это знак? Может я слишком увлеклась работой и совсем забыла о том, что это реальная жизнь, а не детективный роман? Только если так, то почему же наказание такое жестокое, и почему наказана не только я, но и Олег? Наверное, тот сон — это не просто так. Когда мы исправимся, он вернется». Эта мысль, странная и будто детская, всё равно приносила ей какое-то странное, хрупкое утешение. Мария опустилась на диван, завернулась в плед и позволила себе впервые за сутки закрыть глаза без страха.