Ангел

      По испещрённым глубокими морщинами впалым щекам извилистыми ручейками бежали слёзы счастья.       — Не думал я, что доживу до такого благословенного времени, — шептал, всхлипывая, старик. — Грешен — отчаялся, когда рушилось всё, что нам дорого. Пал духом — пропала, дескать, наша истина… Но Господь в неизбывной милости своей трижды преподал мне, глупцу и скептику, Фоме Неверующему наших дней, наглядный урок.       — Первый раз — пятнадцать лет назад, Ваше Святейшество? — уточнил секретарь.       — Именно, Альфред. Кара Божья. То, о чём мирские власти до сей поры лгут, обвиняя во всём падение метеорита — которого и не было вовсе; то, что для многих стало трагедией — и мы всем сердцем скорбим об их потерях, молясь о душах погибших, даже еретиков и язычников, — для истинной веры обратилось подлинным же возрождением. Увы, только перед лицом невзгод, когда чаша терпения Создателя переполнилась и едва не стало поздно, люди вновь вернулись в лоно Церкви…       — А второй раз — когда явилась она?       — Так и есть. Ниспослал нам Всевышний своего Ангела, и был тот настолько чист и прекрасен, что даже в самый испорченный разум не могла прокрасться порочная мысль при виде лика и тела его…       — Её, Ваше Святейшество.       — Бесполы воины Бога, Альфред. Уж ты-то должен о том знать, чай, не в глухом провинциальным приходе службу несёшь. Хоть так, хоть эдак можно называть их, суть от того не изменится. Нет у первых детей Господа, на самом деле, ни органов, ни привычной нам, людям, физиологии: то, что мы видим — лишь принятый Посланником Божьим простой, понятный облик, дабы постичь его мог человеческий ум. Ибо истинное обличье их может, как минимум, испугать невежественных и неподготовленных.       — Как скажете, Ваше Святейшество.       — Верно, Альфред. Как скажу, так и будет, хи-хи. А о чём бишь я-а…       — О втором уроке.       — И о третьем, точно. Спасибо. Память шалит в последнее время… Так вот: когда на руинах привычного нам прежнего мира явился и запел Глас Господень, я снова-таки ошибся, возомнив, будто предвещает он последние дни и скорый Суд Его. Однако время шло, но конец не наступал, и только лишь песнь прозвучала ещё дважды — в Гамбурге и у нас, в Ватикане. Выйдя на балкон Апостольского Дворца, я слушал журчание тех священных звуков, и понимание снизошло на меня: не Всадником, одним из Чётвёрки, оказался ниспосланный нам Ангел, а Хранителем, чьи чудные трели усмирят самые жестокие сердца. И сегодня, спустя двенадцать лет, когда великое Зло вырвалось из заточения, сей Воин из неисчислимых Ратей Небесных встал на защиту нашу, воссиял во славе своей и сразил величием своим демонов из самых тёмных глубин Преисподней, и вырвал из уродливых тел их многогрешные, смрадные, потускневшие души, чтобы отнести за облака и представить пред справедливым судом Творца всего сущего… Теперь-то я совершенно ясно осознаю: Господь всё ещё любит и бережёт нас, любимое творение своё!       — Воистину так!       — Но что мы слышим в репортажах все эти годы, и особенно — ныне? Мирские власти, попирая извечное разделение небесного и земного, не надеясь и не веря в заступничество ангельское, занялись любимым своим делом, расширяя бюрократию, учреждая очередные службы, конторы, агентства, подразделения. Погрязнув в непомерной гордыне своей, они даже соорудили огромных роботов по образу и подобию то ли человеческому, то ли и вовсе демоническому… Не ведаю, чем там эти безбожники-учёные вдохновлялись, но некое сходство с теми страхолюдинами у их богомерзких големов определённо имеется. Не иначе как в насмешку над чувствами нашими, сии плоды рук человеческих прозваны Евами!       — Евангелионами.       — Именно. А демонов отступники нарекли Ангелами, пытаясь поменять местами чёрное и белое, опорочить святые имена… Вот только попрал их жалкие попытки Господь! Попрал легко, без жестокости, ведь милостив он даже к заблудшим овцам. После того позора, когда детище — как там его? НЕРВ ведь? Назовут же, пф-ф… Так вот, когда оно дважды потерпело поражение от бесов, только заступничество серафима спасло ООН от окончательного краха их проекта и остатков репутации.       — И абсолютно все во всём мире увидели, кто есть истинный Ангел и Страж Человечества.       — Ты абсолютно прав, Альфред. В общем, всю ночь я размышлял. Иногда, знаешь ли, даже бессонница оказывается полезна…       — И к чему же вы пришли в своих раздумьях, Ваше Святейшество?       — Оставим Ангелу сражаться с дьяволами, а сами займёмся тем, что под силу нам, скромным пастырям: вразумим безбожников и сатанистов в чиновничьих кабинетах и в редакциях телеканалов. И если не прислушаются они к нашим словам, не отринут заблуждения, не покаются, а продолжат чудовищ звать Ангелами, истинного же Посланника Божия причисляя к сомну монстров, то… что ж, горе тогда тем нечестивым безумцам. Запылают очистительные костры по всему миру.       — Ваше Святейшество?!       — Организуй-ка мне беседы, Альфред. Сперва со схизматиками и еретиками-протестантами, а затем и с магометанами — теми их крупными течениями, что правильно восприняли явление серафима. Пора, как говорится, нам всем, служителям господним, «сверить часы». Да, было время, когда воевали мы промеж собой, не в силах договориться о правилах и нюансах богослужения, а то и вовсе власть и золото не поделив, но теперь-то следует объединяться, чтобы под знамёнами Небесного Воинства сокрушить истинного врага — злокозненное безбожие и дьяволопоклонничество мирских владык, на которые, как мухи на мёд, алчно рвутся из Ада демоны! Настало наше время! Время Последнего Крестового Похода!              — Итак, у нас появился неожиданный союзник…       — Союзник, которому мы не можем — и никогда не сможем — доверять.       — Ну, в этом-то плане ничего нового. Союзникам вообще не следует доверять, никогда! Даже если они — не Ангелы, а, скажем, государства.       — Давайте без прописных истин. Не до банальностей сейчас. Итак, что нам известно на данный момент?       — Практически ничего. Вернее, ничего полезного. Она — или оно — вмешивается в бой и убивает Ангелов. Наших врагов.       — Что не делает её нашим другом, поскольку мы понятия не имеем о мотивах, которые движут её поступками. Зачем ей атаковать сородичей?       — Чтобы заполучить их ядра? Это ведь очевидно. Один раз ещё мог быть совпадением или случайностью, но не два же подряд!       — Но для чего они ей? Понятно, что неисчерпаемые источники энергии пригодились бы нам, но не Ангелу же?! У неё, по идее, собственное такое же есть. Где-то там, внутри, под перьями… во всяком случае, так предполагают наши аналитики.       — Вероятнее всего, ядра — не самоцель, а лишь инструмент в достижении оной. Но так мы снова возвращаемся к вопросу — что, в таком случае, замышляет Третья?       — Возможно, хочет сделаться сильнее? Эдакий, знаете ли, ритуальный каннибализм в духе: «пожри сердце могучего воина, чтобы получить его силу и отвагу», только действительно способный усилить.       — Да куда уж сильнее-то?! Ни Сакиил, ни Самусиил не смогли ей ничего противопоставить! И мы не можем разработать меры противодействия, поскольку пока не понимаем — а чему, собственно, нам предстоит противостоять?!       — Она летает, но как-то странно. Неподвижно держится в воздухе, как приклеенная. Легко уклоняется от атак, даже элегантно, словно предчувствуя их.       — Перья лишь кажутся мягкими, в действительности же твёрже любой стали. Зафиксированы случаи, когда одно из них перерубило двутавр на стройке.       — Кстати, АТ-поле у неё вообще не удалось засечь. А ведь оно есть у любого живого существа, Ангелы же обладают настолько могучим и плотным, что датчики просто не могли бы не выявить…       — Ну как-то же Третья поднимает окружающие предметы! Может, наша техника просто недостаточно совершенна, чтобы зарегистрировать более тонкие воздействия?       — Тонкие?! Да о чём речь — она швырялась в Сакиила небоскрёбами!       — Справедливости ради, обломками небоскрёбов, хоть и в действительно больших количествах; доказано: каждый отдельный — массой до пяти тонн. И, видимо, к той же способности следует отнести отклонение траекторий полёта выпущенных в неё боеприпасов, от пуль до снарядов и ракет…       — Погодите. Погодите! Обсуждение уходит куда-то не туда! Всё это, наверное, очень интересно, но, тем не менее, пусть лучше подобными прикладными нюансами займутся те, кому по должности положено. Например, военные и Гендо со своими подчинёнными. Задачи Комитета — вовсе не в разработке тактики. Мы — стратеги, а потому рассматриваем куда более глобальные вопросы, нежели «а где же у этого чудища уязвимая точка». Вот, к примеру, несколько ранее коллега высказал вполне здравое предположение о том, что движет Ангелом в его поведении, кажущемся нам странным и необъяснимым, едва ли не предательством, когда Третья подло бьёт в спину не ожидающим такого коварства сородичам…       — Если их вообще можно назвать таковыми: анализ ДНК показал, что Сакиил и Самусиил имеют с «Симург» меньше общего, чем с людьми. Намного меньше общего.       — Не перебивайте, это важно. Итак… Может ли Третья пойти против предсмертной воли создателя? Возжелать, допустим, заполучить и объединить в себе силу всех собратьев?       — Если она разумна — то почему бы и нет? Ставить личные интересы превыше интересов стаи — естественно для любого здорового человека.       — Но она-то не человек, и мы не знаем, свойственен ли эгоизм для иных, неизвестных нам разумных видов.       — Полагаю, что он присущ всем, у кого мозг развит хоть сколько-нибудь лучше, чем у муравьёв и термитов. А соответственно, если предположить, что Ангел способен действовать в своих шкурных интересах, то не направлена ли его нынешняя деятельность на запуск для себя лично искусственной эволюции, как некоего аналога комплементации? Сумеет ли подобный процесс создать из Ангела — Бога? И если так, то чем это грозит нашему «Проекту совершенствования человечества»?       Избегая взора бесчисленных спутников, ослепительно-белый монстр, будто огромный трудолюбивый муравей, поднимал на орбиту громоздкую металлическую конструкцию.       Синдзи моргнул. Зажмурился. Потёр глаза руками.       Белоснежная крылатая фигура на первой парте у окна поплыла, меняя очертания и наливаясь цветом, вновь становясь Хикари.       — Жарко сегодня, — в смятении пробормотал Синдзи. — И душно. Дышать нечем… К грозе.