devastated, drowned, adored

Лань Ванцзи ощущает удушающую ревность. Она сжимает его в тиски, мучает, преследует, призраком стелется за спиной, и ему не нравится это чувство, но он ничего не может с собой поделать. Может, было бы проще, не будь Лань Ванцзи таким. Не будь общество таким. После продолжительного процесса дележки территорий выяснилось, что у главной ветви стаи Цишань Вэнь было ответвление, включавшее в себя прославленных лекарей, навыки которых, по слухам, ничем не уступали лекарям Гусу Лань. Лань Ванцзи самолично убедился в этом, повстречав Вэнь Цин – самопровозглашенную главу побочной ветви ныне раскромсанной, поверженной стаи, от которой остались лишь обломки, и ее младшего брата, Вэнь Нина. В нем, собственно говоря, и заключалась вся проблема. Вернее, из-за него Лань Ванцзи создал в своей голове очередную проблему. После срочного собрания, на котором главы всех стай подняли вопрос о том, что делать с остатками стаи Цишань Вэнь и изгнанным, но все же остающимся тесно связанным с правящей ветвью ответвлением, Лань Ванцзи воочию увидел, насколько свирепым и кровожадным может быть чужой разум, если речь заходит о власти, богатстве или слепой ненависти. Вэй Усянь это тоже увидел и впечатлился. Да настолько, что забрал всю эту побочную ветвь и остатки Вэней, которых в основном составляли старики и дети, под свою защиту. Такого крику мир оборотней не видел никогда. Лань Ванцзи подносит чашу ко рту и вдыхает приятный теплый пар, сочетающий в себе нотки чайных трав, призывающий тело успокоиться и перестать сидеть натянутой струной. Открыв глаза, он взирает на вид за окном, где расстилается поляна и темный даже днем, манящий какой-то дикой, опасной, таинственно жестокой красотой лес, совсем не похожий на тот, что видел бета в пределах своей стаи. Илин Вэй действительно во многом отличался. Лань Ванцзи нравилось тут гостить: в последнее время он делал это все чаще и чаще, сначала под предлогом помощи остаткам Вэней в обустройстве, а потом и просто потому, что он, по словам Цансэ Саньжэнь, очень близок с их вожаком, а значит, имеет полное право оставаться здесь, сколько пожелает его душа. Добавила, нелепо, но очень очаровательно подмигивая, что Вэй Усянь будет этому только рад. Вэй Усянь. Едва он вспоминает нежные прикосновения чужих огрубевших, загорелых, но очень осторожных пальцев к его телу, как внутри все теплеет, будто возведенный внутри ледяной замок оттаивает вместе с ними, чужой улыбкой и до боли мягким, ярким нараспев: - Лань Чжань! Думы об альфе всегда помогали Лань Ванцзи отпускать какое бы то ни было хлипкое, вязкое, тщедушное чувство, ворочающееся внутри темным комком, застревающим в горле. Вэй Усянь был его парой, лучом его жизни. Единственным, на ком Лань Ванцзи мог запечатлеться. Раздается хлопок двери, а вместе с ним по дому вожака разносится неприкрытый весельем и жизнерадостностью голос: - Лань Чжань! Я дома! Я дома. Сколь приятны два этих слова. Лань Ванцзи старается не поддаваться иллюзии, что они навевают, осознавая, что, пусть у них все и серьезно, на деле за душой нет ничего, сотворенного вместе и привнесенного на свет. Ничего, кроме бесконечной любви, света и борьбы друг за друга. - Вэй Ин, - приветствует Лань Ванцзи, едва распахивается дубовая дверь, и в нее вваливается альфа, - я не видел тебя сегодня. Ты… рано ушел. Он опускает взгляд вниз на чашу, ощущая, как уши покрываются пунцовыми пятнами. Ему до сих пор тяжело, пусть втайне и очень приятно где-то под сердцем осознавать, что они нарушили одно из основных правил в обществе оборотней: никогда не делить ложе друг с другом до бракосочетания на глазах у Матери Луны. Они и не делили, просто спали вместе. И иногда, совсем иногда едва останавливали жаркие поцелуи, скрытые под завесой крыши от любопытных глаз их богини, урванные меж пролетающими, словно миг, днями, от того, чтобы перерасти во что-то большее. Вэй Усянь усаживается напротив, и его длинные пальцы хватаются за пустую чашу, вертя ее во все стороны. Лань Ванцзи краснеет еще сильнее при мысли о том, как, по рассказам Не Хуайсана, - с которым они таки нашли общий язык, - искусно они могут играть на чужом теле. - А, это…, - немного рассеяно отвечает Вэй Усянь, запустив пятерню в волосы и благодарно улыбаясь, когда Лань Ванцзи подливает ему горячего чая, - Вэнь Нину срочно понадобилась помощь во дворе. Ну, знаешь, чисто та, которую может оказать только альфа. А Вэнь Цин ушла за травами в горы еще на рассвете, и он остался совсем один… - Я понял, Вэй Ин, - останавливает поток его речи Лань Ванцзи, не позволяя мягкости в голосе отяготиться тошнотворным кислым привкусом. Вэнь Нин, да? Кажется, он никогда не сможет убежать от этих мыслей, как бы ни старался. Лань Ванцзи никогда не имел ничего против этой омеги, наоборот, едва он впервые увидел жмущегося ближе к альфе-сестре совсем хрупкого юношу с оленьим взглядом и неловкой улыбкой, выдавливаемой, когда у него не получалось изъясняться не заикаясь, внутри беты родилась симпатия, свойственная всем, кто познал на себе жестокость общества и увидел кого-то, пережившего нечто подобное. Однако Лань Ванцзи не отрицал, что с первой секунды, как Вэй Усянь негласно взял Вэнь Нина под свою защиту, помогая тут и там, сначала защищая от нападок других оборотней, а затем обустраивая чужой быт и рассеивая, - по его же словам, - одиночество омеги за едой и разговорами, внутри него поселилось это противное скребущее чувство, заставляющее ворочаться по ночам, сминая простыни, и накручивать самого себя. Похожее происходило, когда он узнал о дружбе альфы с Не Хуайсаном и сделал для себя неправильные выводы. Эта ревность и тоска по тому, кто и так отдает тебе все, что у него есть, включая свое время, сердце и душу, были неоправданными и заставляли Лань Ванцзи чувствовать себя виноватым: он ведь знает, что Вэй Усянь – луч солнца не только для него, но и для всех других, помнит, что альфа сам все обозначил после того недопонимания, возникшего в Ланьлине, но не может ничего с собой поделать. Он поломанный механизм, бета. Ему привычно опасаться, сомневаться, принижать себя и ожидать ножа в спину. Лань Ванцзи знает, что Вэй Усянь бы не посмел. Альфа всегда доказывает свою верность и тем, как смотрит, будто Лань Ванцзи звезды в руках держит, и бережными прикосновениями, и обнаженной перед ним душой, из которой бета может взять все, что захочет. Они много раз обговаривали сомнения и страхи Лань Ванцзи, его неуверенность в себе, и он отчаянно старался проработать это в себе. Однако тяжело это делать, когда кажется, будто тот, к кому ты привязан душой, за которым последуешь и в пылающий костер, и в ледяную воду, и в могилу, и на другой конец света все больше отдаляется от тебя, сближаясь с кем-то, кто все же природой ему больше подходит, оставляя тебя лишь хватать его остаточный лик, стремительно утекающий сквозь пальцы. - Я забежал к тебе ненадолго, а потом мне еще нужно будет сходить к ним домой. Это ведь ничего, Лань Чжань? – альфа трепетно заглядывает в его глаза, - у меня правда там…, - плохо скрываемая неловкость и заминка, - дела: скоро придут старейшины, нужно будет обсудить несколько новых важных вопросов об их обустройстве. А вечером я весь твой! Ничего же, Лань Чжань? Ты какой-то бледный… мне остаться? Я могу все отложить… - Не надо, - резко прерывает его Лань Ванцзи, морщась от боли, прострелившей голову от собственных тщательно сдерживаемых эмоций и громкого голоса, разрезавшего комнату, - со мной все в порядке, Вэй Ин, - он слабо, но жалко даже для самого улыбается, - а тебе лучше помочь им со всем. Мы с тобой еще успеем провести время вместе. - Посмотрим на звезды сегодня? - Конечно, - кивает и подливает Вэй Усяню чая. Надеясь, что альфа не видит, как сильно дрожат его пальцы.

➴

Лань Ванцзи не расстраивается. Вэй Усянь стал все чаще пропадать в компании Вэнь Нина, и нередко бета заставал их за тихими заговорщицкими обсуждениями, быстро сменяющимися испуганными взглядами при виде него и нелепыми попытками Вэй Усяня отшутиться. Лань Ванцзи не расстроен. Он чувствует, что у Вэй Усяня на уме что-то очень важное, а потому он день ото дня становится все более и более встревоженным, иногда не спя по ночам, замерев на кровати, вместе с самим Лань Ванцзи, - вот только ни один из них в этом друг другу не признается, - и бегает за помощью или советами к Вэнь Нину: тот, как слышал бета, специализируется во многом. Лань Ванцзи не расстроен. Сегодня чудесный день, чтобы провести его за неровно высеченным каменным столом, укрывшись под листвой раскидистого низкого дерева вместе с настоявшейся похлебкой в руках, вслушиваясь в гомон улиц Илина: здесь кричат не только дети как в Гусу, но и взрослые, нередко от радости, нередко – одаривая кого-то крепким словцом. В Илине вообще столь много звуков, красок и жизни, что рынок в родной стае Лань Ванцзи кажется самым тихим уголком во всех мирах. - Почему не едим? – прилетают обвинения в лоб, и Лань Ванцзи растеряно моргает, переводя взгляд на сложившую руки на груди Вэнь Цин, грозно нависшую над столом, - еда не по вкусу? - Аппетита нет, - честно признается. Лань Ванцзи правда не расстроен. Вэнь Цин вздыхает: - Ты весь не свой этим утром. Поешь хоть немного, бледный до жути. Госпожа Цансэ будет рвать и метать, если увидит, что ты в таком состоянии. - Госпожа Цансэ будет права, - мрачно говорит Цзян Ваньинь, устремив хмурый взгляд на трещину в столе, - я бы посоветовал ей метать в стену конкретно одного болвана, что позволяет себе пропадать невесть где целыми днями, пока его пара чахнет здесь в одиночестве. - Мы здесь как раз чтобы его развлечь, - невозмутимо парирует Вэнь Цин. - Я не чахну здесь и не нуждаюсь в том, чтобы меня развлекали, как какого-то капризного ребенка, - отрезает Лань Ванцзи. Альфы тут же виновато смотрят на него. - Будь моя воля, и я сломал бы этому Вэй Усяню ноги прилюдно, - бормочет себе под нос Цзян Ваньинь, но глядит теперь исключительно на свои руки. - И разорвал бы многолетние дружественные отношения с могущественной стаей, - снисходительно смотрит на него Вэнь Цин, хмыкнув, и косится в сторону ворот как-то цепко и выжидательно. - Юньмэн Цзян от такого бы не развалилась. - Но поставила бы себя в шаткое положение. - Нетрудно от него оправиться. - Брат бы расстроился, - подает голос Лань Ванцзи. Цзян Ваньинь смотрит на него мрачно, а затем нехотя признает: - Это да. Нехорошо. - Каким же шелковым ты становишься при упоминании главы Лань, - насмешливо говорит Вэнь Цин, а Цзян Ваньинь только огрызается в ответ. У этих двоих удивительно интересные отношения, держащиеся исключительно на подколках, врачевании и еде. Типичные для альф, в общем и целом. Лань Ванцзи мягко качает головой и все же подносит ложку с похлебкой к губам: действительно нужно поесть, даже если он, - оказывается, - расстроен. Раздается резкий, бьющий по ушам шум, заставляющий вздрогнуть: стук в ворота. Лань Ванцзи роняет ложку прямо в суп, заставляя капли взвиться в воздух, осев на столе и одежде. - Чтоб вас! – вскакивает Цзян Ваньинь, отряхиваясь, - кого там нелегкая принесла? - Ванцзи, - доносится голос Лань Сичэня, и Цзян Ваньинь замирает, будто кролик перед удавом, - выходи. - Брат? – ошеломленный Лань Ванцзи поднимается со скамьи и спешит к воротам, Вэнь Цин и Цзян Ваньинь – за ним следом. На входе их встречает целая толпа собравшихся уже знакомых ему оборотней и тех, кто затесался позади, раньше им никогда не видимый. - Дядя? – бета оглядывает нестройный ряд, среди которого угадывает свою семью, доброжелательно улыбающуюся ему Цзян Яньли с маленьким свертком в руках и Цзинь Цзысюанем, жмущимся к своей супруге с каким-то странным, вымученным и неловким выражением лица да светящихся счастьем Вэй Чанцзэ с Цансэ Саньжэнь, которые машут ему руками куда-то в центр дороги, - что вы здесь делаете? - Выйди в центр, Лань Ванцзи, - говорит ему Вэнь Цин, вставшая позади, и для убедительности легонько подталкивает его вперед. Бета слышит голос возмущающегося Цзян Ваньиня: - Что здесь, черт возьми, происходит? Лань Сичэнь ласково ему отвечает: - Очень важное событие, из-за которого ты постоянно грозился переломать главе Вэй ноги. А потом Лань Ванцзи становится не до подслушивания за чужими разговорами, потому что толпа напротив него рассасывается, открывая широкий проход, через который идут, неся в руках подношения, сразу трое оборотней: Вэй Усянь, Вэнь Нин и маленький, высунувший от усердия язык, но упорно тащащий в руках букет роскошных полевых цветов малыш. Лань Ванцзи оторопело моргает и пытается понять, сон ли это или нет. Воздух из его легких будто вынимается с подачи чьей-то невидимой руки, и ему остается только сделать заторможенный шаг навстречу Вэй Усяню, что смотрит на него с блестящими глазами, ярко, но взволнованно улыбаясь, пока его коса с вплетенными в нее цветами качается в такт корзине в его руках. Вэнь Нин, идущий чуть в отдалении, несущий мягкую меховую накидку, застенчиво приподнимает уголки губ, когда замечает, что Лань Ванцзи на него смотрит, и вся ревность, что пылала внутри беты всего несколько минут назад, забывается под этим жестом. Он сглатывает и пытается слабо, но искренне улыбнуться в ответ. Вэй Усянь, уже приблизившийся к нему, делает еще один неловкий шаг вперед и едва не падает, вовремя успев удержать равновесие. Неловко кашлянув, он, покрасневший, глядит на Лань Ванцзи виновато, едва только иллюзорные уши не прижимает. Кто-то смеется: - Он что, до конца жизни при виде его улыбки замирать и едва не падать будет? Лань Ванцзи даже не пытается найти взглядом того, кто сказал это, слишком сосредоточенный на альфе перед ним. Вэй Усянь встает на одно колено, а вместе с ним Вэнь Нин и малыш, - бета вспоминает, что его зовут Вэнь Юань, - встают сразу на два, вытягивая дары вперед. - Мое имя – Вэй Усянь, - голос альфы дрожит, и Лань Ванцзи пытается улыбнуться, чтобы успокоить их обоих, - всю свою жизнь я посвятил мыслям об одном единственном оборотне. Я совершал ошибки, плохо поступал с другими и был предан сам, но никогда не забывал о том, кто грел мое сердце, кто стал моим всем с первой секунды, как случайно заглянул мне в глаза. Я знаю, что Матерь Луна никогда не посчитает меня достаточно достойным кого-то столь чистого как он, но я хочу попробовать, потому что вижу в ответ то, о чем никогда не смел мечтать: улыбку и любовь в глазах. Лань Ванцзи, я могу быть не самым надежным, могу совершать импульсивные поступки, могу быть слишком шумным, но никогда не посмею намеренно обижать тебя. Сегодня, встав перед тобой на колени, - он опускает вторую ногу, и по толпе проносится слаженный выдох: альфы никогда не делают так даже перед своими избранными, - я прошу тебя принять это во внимание, я прошу… прошу тебя рассмотреть такого недостойного оборотня как я в качестве спутника своей жизни, прошу тебя дать нам шанс на то, чтобы произнести вместе вечные клятвы перед Матерью Луной и создать наш общий дом. Я обещаю, что никогда не подведу тебя, что сделаю все, чтобы каждый день у тебя была причина для улыбки. Я никогда не позволю тебе горевать или лишать себя чего-то. Я клянусь, что всегда буду оберегать и заботиться о тебе, защищать, чего бы это мне ни стоило, и быть рядом до последнего вздоха. Примешь…, - наступает заминка, и Лань Ванцзи прослеживает за тем, как Вэй Усянь нервно сглатывает, - примешь ли ты меня в качестве своего единственного? И открывает взятую из корзины деревянную резную шкатулку в руках: там переливаются синим-синим, будто море в детских книжках, сережки в каплевидной форме. Вокруг них обвиты два кулона: на одном белый, на другом – черный волк. Вокруг – ни звука, ни шороха, ни вздоха. Никто не движется, и Лань Ванцзи кажется, что в этом миге все – иллюзия, и нет ничего, кроме замершего напротив оборотня, глядящего на него с нескрываемом обожанием и трепетом, и Лань Ванцзи перестает понимать, как когда-то посмел неосознанно сомневаться в Вэй Усяне. У него глаза ведь всегда только к Лань Ванцзи обращены. Сердце гулко бьется в груди, стучит едва ли не громче, чем бегут мысли в его голове, так и норовя вырваться из груди восторженной птицей, сложившей крылья и устремившейся стрелой навстречу к тому, кого любит. Лань Ванцзи усаживается на колени рядом с альфой, забирает шкатулку из чужих рук, ставит ее на землю и переплетает их пальцы. - Только если ты тоже позволишь своему единственному оберегать, защищать тебя и делать все, чтобы ты был счастлив, - решительно добавляет, - до последнего вздоха. - До последнего вздоха, - клятвенно заверяет Вэй Усянь и подносит чужие руки к губам с улыбкой и слезами счастья на глазах, - Лань Чжань. Вокруг раздается гомон из поздравлений, кто-то даже свистит, и слышится церемониальный обмен благословениями между Цансэ Саньжэнь, Вэй Чанцзэ и Лань Цижэнем, а Лань Ванцзи все не может оторвать взгляда от Вэй Усяня, у которого в волосы цветы вплетены, и он выглядит, как самое настоящее благословение Матери Луны, по чистой случайности попавшее в руки Лань Ванцзи. - Ты плачешь, - не спрашивает, но утверждает бета, - неужели думал, что я откажусь? После того, как мы запечатлелись друг на друге? - Мне казалось, что ты не всегда счастлив рядом со мной, - Вэй Усянь ластится к чужой руке, прикрывает глаза удовлетворенно, жмурясь, как кот, - я думал… думал, что ты можешь отказаться, и готовил себя к этому. - Никогда, - резко отрезает Лань Ванцзи, - никогда за все время, что мы были вместе, я не был несчастен с тобой, Вэй Ин, слышишь? Ты и есть причина, по которой я улыбаюсь каждый день. Вэй Усянь открывает глаза, смотрит радостно-радостно, отчего его глаза напоминают полумесяцы из-за широкой улыбки, которую он даже скрыть не пытается, а затем тянет руку к шкатулке, беря оттуда серьги и аккуратно поворачивая лицо Лань Ванцзи, чтобы заменить ими маленькие гвоздики в ушах беты. - Я был несчастен, потому что сам придумал себе невесть что, - вдруг говорит Лань Ванцзи, - я был причиной своей грусти, не ты. Мне казалось, что вы с Вэнь Нином… что между вами что-то происходит, и мне просто стало страшно. Вэй Усянь не отвечает, закончив со второй сережкой, и отстраняется, внимательно бету оглядывая. - Я понимаю, - наконец говорит альфа, а затем наклоняется с другой стороны, как если бы чтобы проверить, все ли хорошо, но на деле опалить горячим дыханием чужое ухо, - нам следует что-то делать с твоими сомнениями, которые вбили тебе в голову эти глупые стереотипы. - Тогда следует делать что-то и с твоим неумением врать. - Лань Чжань! – наигранно вскидывается Вэй Усянь, - я старался, как мог! Даже если и научусь врать, то никогда не буду лгать тебе. - Я уверен в этом, - Лань Ванцзи не отрывает взгляда от чужого лица. Он не знает, кто из них потянулся к кому первым, но отчетливо ощущает тепло сомкнувшихся вокруг его талии рук, ощущающихся той приятной тяжестью, которая всю жизнь только в радость. Вэй Усянь поворачивает голову и легко-легко водит губами по его щеке, оставляя фантомный хрупкий и хрустящий поцелуй на коже. - Я так люблю тебя, - тихо бормочет Лань Ванцзи. - И я тебя, единственный, - так же тихо. Когда-то танец в Ланьлине определил их как предначертанных друг другу судьбой. Сегодня Лань Ванцзи убедился в этом в очередной раз, пока вдыхал чужой насыщенный запах. Пора избавляться от своих сомнений, предрассудков и страхов. Сегодня он просто самый счастливый бета на свете, урвавший любовь того, кто хранил ему верность всю свою жизнь.