Кинк-интроверты

23

Неожиданное знакомство

(от лица Димы)

      «Неужели ты реально моя сестра?» — думал я, пиная ботинками комки грязного снега.       Впрочем, какая теперь разница?       Я очень гадко себя повёл с Катей. На той неделе она прижала меня к стенке, начала расспрашивать: почему я начал так странно себя вести и отдалился от неё. У меня сердце кровью обливается, когда я вспоминаю её налившиеся слезами глаза, блестевшие сквозь очки.       Ну и дурак ты! Дурак! Совершенно конченый дурак!       Почему нельзя отмотать время вспять? Я бы всё отдал, чтобы снова вернуться в ту минуту. Я бы повёл себя совсем иначе! И ведь на самом деле мне хотелось ей всё рассказать, объяснить всё как есть, но я только мямлил, как слабоумный. А в конце... Всё это неважно, в сравнении с тем, что я сделал в конце. Я крикнул на Катю, выругался на неё, оттолкнул в стену. Я готов вырвать все до единого волоски на голове, только бы забыть тот момент. О! Как она посмотрела на меня в тот момент..!       Я ненавижу себя! Конченый ты придурок, Дима! Конченый!       История Зои всё не давала мне покоя. Чем больше я об этом думал, тем сильнее оно засасывало меня. Нельзя исключить, что Катя приходится мне полукровной сестрой. Мой отец был (и до сих пор является) любовником Зои, но где гарантия, что она забеременела именно от него, а не от другого мужчины? Я могу оценивать только визуально: внешне Катя совсем на меня не похожа, а вот на отца… тут всё сложнее. У них один цвет волос и, как я недавно заметил, одна форма лица, если смотреть на профиль.       Мне стали невыносимы оба: Катя и отец.       И если со вторым отношения и раньше были не очень, и, в общем-то, как-то всё равно, то вот с Катей…       Она пыталась заигрывать со мной, видя, как я отдаляюсь, а я вёл себя, как полный козёл. Но в тот момент я не мог иначе. Отнюдь не потому, что мне гадко или неприятно общаться с ней. Ну вот просто, не мог и всё. Мысли нанизывались одна на другую, и я не мог нормально воспринимать Катю, пока всё не устаканится у меня в голове.       Если я б всё сразу ей рассказал, ничего бы не случилось. Мы бы как-то вместе это переварили. Но теперь уже ничего не сделаешь.       Я бы не мучился над всем этим, если б не реакция Зои той ночью. Стоило мне слегка намекнуть о возникших подозрениях, как Зоя вся ощетинилась и накричала на меня, после чего ушла, хлопнув дверью. Может она тоже об этом думает? Знает что-то? Может она и мой отец хранят какую-то общую тайну?       Я уже почти уверен в том, что Катя моя сестра. Я был бы рад это опровергнуть, но теперь не могу перестать думать об этом.       А впрочем, какая теперь разница?       После нашей ссоры, Катя удалила наш чат в Телеграме, заблокировала меня везде, где только можно. Только в Телеге не заблокировала… может забыла, а может… Да нет! Наверное, удалила чат, а заблокировать не смогла, потому что контакты мои не сохранила. Вот и всё.       Какой стыд и позор. У меня был человек, который был мне так близок, и это было взаимно. А теперь всё это разрушилось из-за одного меня. Из-за моего ублюдского поведения. Это Я всё испортил, и Катя теперь знать меня не желает.       Несколько дней её не было в колледже. Но в пятницу она появилась. И лучше бы я сразу умер, как только она переступила порог. Катя даже не взглянула на меня, но когда я-таки сунулся в её поле зрения, её лицо омрачилось неописуемой ненавистью. Даже несмотря на близорукость, я заметил у неё рубец на губе. Неужели я ударил её по лицу в момент, когда вышел из себя? Я совсем не помню этого, но теперь мой мозг начинает подменять воспоминания, и я почти наяву вижу, как ударяю её тыльной стороной руки и разбиваю ей губу… Хотя такого вообще не было… наверное.       Я не стану разбрасываться заявлениями о самоубийстве или о том, что не хочу больше жить, но, если ничего изменить нельзя, я был бы не против стереть воспоминания. Просто заснуть и проснуться без памяти, только бы забыть этот позор.       Уже стемнело, а я всё блуждал по пустынным улицам. Мы часто гуляли здесь с Катей и от этого быть здесь вдвойне невыносимо, но почему-то я нуждаюсь в том, чтобы пройтись тут. Это как привычка, от которой не можешь отказаться. Нет, я, конечно, могу здесь находиться, но без Кати это ощущается так фальшиво, словно я занимаюсь чем-то ненужным. Какой смысл наматывать круги по городу, если я просто трачу своё время, а не провожу его с кем-то?       Как я теперь одинок. Осознание одиночества и невосполнимой утраты терзает меня изнутри.       Я разбил ботинком снежную глыбу. Снег разлетелся искристыми комьями в свете уличного фонаря. В последний раз мы тут гуляли, в декабре прошлого года. Выпал первый снег и Катя постоянно отвлекалась, так же пиная снег. А я вёл себя, как полный мудак. Она пыталась развеселить меня, кидалась снежками и улыбалась, но я отворачивался и молчал. Каждый раз, когда её покрасневшее румянцем лицо улыбалось, на щеках появлялись те милые ямочки, которые я так люблю. Неужели мне больше не суждено их увидеть?       Глубоко размышляя, я не сразу заметил, как кто-то подбежал ко мне. Поскальзываясь на гололёде, ко мне подбежал какой-то тощий, долговязый парень. Я отпрянул в испуге. Подумал: уж не грабитель ли он?!       На его лице читался страх, у него была отдышка и он распускал вокруг себя облака пара.       — Пацан! Пацан… Некогда объяснять… Короче… хах… Чур-что, ты меня не видел, окей?! — задыхаясь, проговорил он, и, перепрыгнув через загородь палисадника, юркнул в тёмное углубление, ведшее в подвал дома.       Я удивился, сбился с толку и не сразу понял, что тут происходит. Собрался уже развернуться и пойти в обратном направлении, как вдруг услышал, что меня окликнул кто-то ещё. Обернувшись, я увидел, как на меня идёт какой-то плечистый парень в кожаной куртке. В руке он держал поводок, на котором рвалась вперёд большая мускулистая овчарка.       — Эу! Парнишка! Постой! Постой, родной!       Я покорно замер на дороге. А что мне оставалось? Если б я побежал, то, наверное, он спустил бы на меня овчарку.       Он приблизился, и в целом не выражал какой-то явной неприязни. Перехватив поводок, он не позволил овчарке дотягиваться до меня, но собака отчаянно вытягивала шею, обнюхивая меня.       — Постой, парниш! Переговорить надо.       — А… а, д-да… Что такое?       — Короче, такое дело. Ты тут не видал такого… такого… Короче, здоровый такой дылда, понял-да? Тут не пробегал такой?       — А… а-а…       Этот парень упёрся рукой в бок и в образовавшемся полукруглом просвете я увидел тот самый спуск в подвал, куда нырнул парень, которого, если судить по описанию, искал этот спортик. В этот момент тот как раз осторожно высунулся наверх и, глядя на меня, отчаянно показывал крест руками, типа: «НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ!!!»       — А… а… Тощий такой, говоришь?       — Да, да! В синей куртке такой, патлатый. Ты видел?       — Да. Да, видел.       — О! Отлично! Куда побежал, скажи, будь добр?       Я снова невольно посмотрел на тот спуск в подвал. Незнакомец выглядывал меня самым жалобным взглядом.       Я развернулся и, глядя вдаль, увидел перед собой уличную развилку. Перед нами был перекрёсток. Нужно было выбрать куда увести этого гопника, чтобы он сразу не раскусил подвох.       — А… — я колебался несколько секунд. — Туда! Туда побежал.       Я показал рукой на левую улицу. Насколько я могу знать, там много поворотов и перекрёстков. Если бы я сам от кого-то убегал, то свернул был именно туда, чтобы запутать следы.       Спортик поглядел в ту сторону, как мне показалась, недоверительно. Он сделал какой-то жест овчарке и та, вскинув голову, пристально принюхалась. Можете осуждать мою переменчивость, но в тот момент я горько пожалел о своей лжи и что вообще решил заступиться за того парнишу.       И случилось самое страшное. Видимо собака ничего не унюхала и повернула морду как раз в направлении того подвала.       У меня сердце вниз опустилось.       Спортик тоже туда повернулся, затем посмотрел на меня с ещё большим недоверием. И, наверное, ничем хорошим бы это не кончилось, если бы не счастливая случайность. С той улицы, на которую я показал, донёсся собачий лай. Ему вторил ещё какой-то пёс и ещё, и так запустилась цепочка собачьего лая, когда подымается на уши вся улица. Мы — я, спортик и овчарка — обернулись в том направлении.       Там, на свету фонарей, пробежал силуэт человека, за которым гналось несколько собак.       Овчарка оглушительно гавкнула и ринулась туда что было сил. Спортик с трудом удержал её на поводке.       — Да! Да, брат! Этот тот тип! — радостно крикнул он, еле удерживаясь на ногах. —       Спасибо, брат! За мной причитается. Спасибо, по-братски! Ату его, Бара! Ату!       Он отцепил поводок, и овчарка рванула с места. Поскальзываясь на льду, спортик с трудом поспевал за ней.       Я не знал, что и думать. Совершенно этого не желая, я ввязался в какую-то странную передрягу, к которой очень бы не хотел иметь отношения. Не нужно быть гением, чтобы понять — что-то тут было нечисто.       Прошло немного времени. Спортик с собакой затерялись в витиеватых поворотах и опасности пока не представляли.       — Твоююю мать… Спасибо, пацан! Ты жизнь мне спас!       Из подвального углубления вылез тот длинный парниша. На его лице читалась усталость, смешавшаяся с совершенно искренней радостью. С трудом держась на ногах, он подошёл ко мне и уцепился за моё плечо. Усталость валила его с ног.       — Если бы не ты, меня б эта гопота на ремни пустила. Спасибо тебе, спасибо! В благодарность проси чё хочь! Деньги, наркоту, бухло, секс — мигом сообразю. Сейчас я на всё согласна.       Я впал в недолгий ступор и пристально всмотрелся в лицо этого парня.       — Так. Стоп… Ты девушка, или как??       Парниша снял шапку и разъерошил на голове крашенные волосы. Стрижка выглядела нарочито неопрятной и рванной. На губе и в носу блеснул пирсинг. Он рассмеялся и смех раскрыл его. Это была девчонка-пацанка, которую я во всей этой суете принял за парня.       — Аха-ха-ха! Ну типа того! Ты, как и он, принял меня за парня, да?       Я засмущался, опустив взгляд.       Она с размаху хлопнула меня по плечу, что я аж на льду поскользнулся.       — Да забей ты! Чё такую мордашку сделал? Я привыкла уже. Меня часто принимают либо за пацана, либо за лесбуху, либо за транса. Так что пофиг!       Откуда-то издалека до нас долетели звуки собачьего лая. Мы прислушались и, обменявшись взглядами, пришли к взаимному решению свалить отсюда, пока тот гопник с овчаркой не вернулись обратно.       Наверное, мне стоило сразу распрощаться с этой пацанкой. Я даже попытался это сделать, но она удержала меня за локоть, не отпустив.       Мы прошли так несколько улиц, сворачивая то туда, то сюда, пока в конце концов не оказались на площади возле моего колледжа. Я безропотно следовал за Линой — так представилась мне эта девушка. Мы перешли площадь и оказались в подъезде четырёхэтажной сталинки, находящейся как раз напротив моего колледжа.       — Может, эт-самое… — я снова попытался отвязаться от Лины, но она посмотрела на меня в полном недоумении.       — Даже на чай не заскочишь? Давай, не ломайся. Я не хочу оставаться в долгу перед чуваком, что мне шкуру спас.       — Нет… я серьёзно.       — Хочешь меня в неловком положении оставить?       — Н-нет.       — Ну вот и не отпирайся!       Мы поднялись по узкому подъезду на третий этаж. Лина остановилась перед дверью, с которой лохмотьями свисала старая обивка из кожезама, и начала долго копаться в карманах.       — Твоююю мать…       — Что такое?       — Да бля… ключи посеяла, походу... А! Вот! Нашла.       Достав на свет божий связку длинных ключей, Лина открыла дверь и на нас хлынула бурная палитра самых странных ароматов. Я даже не знаю, как описать эти запахи… Это была не прям вонь, но что-то очень незнакомое и чужое.       — Прости… как тебя там?       — Дима.       — Дима, прости. Я тут недавно накашеварила. Вроде выветрилось. Не спрашивай, ладно?       Я пожал плечами с искренней безразличностью.       В прихожей о мои ноги потёрся белый кот, малейшее прикосновение которого оставляло на моих штанах комки шерсти.       — Разувайся, раздевайся. Обувь ставь сюда. Одежду вешай сюда, — деловито указывала пальцами Лина, уже скинувшая с себя синюю курточку и берцы.       Квартиры в сталинках всегда казались мне уютными и комфортными, но это уж никак нельзя было сказать, находясь в берлоге Лины. Квартира была полутёмной, очень захламлённой. Из-под всякого барахла проглядывала облупленная советская мебель.       Мы прошли на кухню. Я уселся за стол и мне на колени сразу запрыгнул кот. Он был такой белоснежный, что аж слепил глаза в этой сумрачной, грязной квартире.       Знакомство с Катей и её семьёй приучило меня более-менее комфортно чувствовать себя в незнакомых местах, но мне всё равно было очень неловко. Лина поинтересовалась: мне чай или кофе? Мне не хотелось ни того, ни другого, но я сказал: чай.       Чтобы немного себя успокоить, я достал телефон и начал листать городские новости. «Снимем квартиру для празднования дня рождения», «Срочно! Потерялась кошка!», «Подорожание цен на проезд в общественном транспорте!», и т. д., и т. п.       Внимание стоил разве что короткий пост про утопленника: «Утром работники речпорта выловили в доках труп мужчины. На месте работают следователи. Предположительно: несчастный случай, но на теле имеются признаки физического воздействия. Тело пострадало от ходячего льда. Установить причину смерти может только экспертиза…»       — Ну ты долго ещё будешь в телефон втыкать? — вздохнула Лина, подпирая щеку рукой.       Я только сейчас заметил, что всё это время она сидела напротив меня. Электрический чайник тихо шумел, медленно нагреваясь. Сначала нам было непросто завести разговор: я то и дело запинался, мысленно проклиная свою робость перед малознакомыми людьми. Но постепенно диалог склеился:       — А можно спросить? — начал я.       — М? Да, что?       — От кого ты убегала? И почему?       — Тебе правда так важно знать?       — Ну… Так как я вляпался в эту историю и сыграл в неё свою роль. Так что…       — Резонно.       — Ну так что?       — В общем… Хах… — Лина неловко почесалась, не решаясь отвечать. — В общем, знаешь же этих спортиков, которые зачищают улицы от закладчиков? За ЗОЖ, типа, борются с продажей дури и всего такого. — (Я кивнул) — Ну вот, он как раз за это ко мне прицепился.       — Ты закладчица?       — Не совсем. — Лина ещё раз с сомнением взглянула на меня, но всё же заговорила:       — Недавно мне в Телегу написал покупатель. Я сразу что-то заподозрила, потому что он сделал странный заказ.       — Как ты это поняла?       — Ну… Он купил всего понемногу. Обычно, есть чёткое разделение на несколько разновидностей торчков: кто-то на мете, что-то на герыче, а кто-то по мелкашке, понял-нет? Трава, там, колёса, всё такое. А этот накупил полную корзину. Подозрительно, скажи?       Я неловко посмеялся… Осознавая с каким человеком и в каком месте я оказался, мне всё сильнее хотелось свалить отсюда, и побыстрее.       — Короче, сначала я не хотела соглашаться на сделку. Тем более этот тип был слишком напористый. Но, блять, если он реальный покупатель, то можно было б скосить неплохие бабки… В общем, в дело вступила моя алчность и я вышла на место с полными карманами дури.       — А там тебя ждал этот тип с собакой?       Иронично улыбаясь, Лина кивнула.       — Точнее не он один. С ним было ещё несколько его дружков. Ну, а чём всё кончилось — ты видел. Я дала дёру, бежала от них несколько дворов и столкнулась с тобой.       — Неприятная ситуация, на самом деле…       — Угу.       Лина хлопнула себя по карману и достала из штанов смятую самокрутку. Взяв её губами, она покопалась по карманам в поисках зажигалки. Не найдя её, она взяла спички с кухонной столешницы. Я сразу понял, что это не простая сигарета. Как только Лина прикурила её, по кухне распространился синеватый дымок с мятными, сладковатым запашком.       Закипел чайник.       Не вынимая изо рта косяк, Лина стала заваривать мне чай.       Я небрезгливый человек, но видя в какую грязную кружку она заливает кипяток, мне сразу перехотелось пить. Но отказываться было невежливо.       — А чё у тя случилось, кста? — неожиданно спросила Лина между затяжками.       — В смысле?       — Ну, в прямом. У тебя выражение лица такое… м-м… — она густо пыхнула, пристально смотря мне в глаза.       — Какое?       — На тебя смотришь и аж слёзы наворачиваются. Я на похоронах бати не плакала, но глядя на твою физиономию, щас слезу пущу.       Уж не знаю, то ли мне просто хотелось выговориться, то ли я расслабился от этого сладковатого дымка, но у меня развязался язык. Я выложил всё как было. Я рассказал, что в колледже у меня была подруга, что мы с ней были очень близки, (опуская только самые личные, сексуальные подробности); рассказал, что у меня появились подозрения, что Катя моя полукровная сестра и т. д. и т. д… Этот разговор длился больше часа, но время пролетело незаметно.       Лина слушала меня, как казалось, с нескрываемым интересом, хотя её взгляд с каждой минутой мутнел. Она выкурила косяк почти до основания, что огонек аж пальцы ей обжигал, затем отлучилась в другую комнату и принесла лакмусовую бумагу и пакетик с травкой. Принялась крутить ещё косяки.       — М-да, грустно, как ни посмотри, — сказала она. — Ты, конечно, идиот. Без обид.       — Это я и так знаю…       — Но перспектива оказаться братом девушке, с которой ты много раз трахался… Ха-ха-ха!! — Лина рассмеялась.       — Если честно, я не считаю это чем-то отвратительным… Просто… Это так неожиданно свалилось мне на голову, что я растерялся.       Лина прикурила новый косяк и махнула мне рукой, параллельно затушив спичку.       — Это я и так поняла. У тебя на лице написано, что ты фетишист. Любишь, чтобы тебе чавучили яйца каблуком или типа того.       — Эй… Вообще-то… я ещё не успел такое испробовать.       — Возьми на заметку, когда помиришься с Катей.       Я хотел возразить, но не стал.       — Чё? — Лина пыхнула сладким дымом мне прям в лицо.       — Да вряд ли мы когда-то помиримся.       — Это всё молодёжные пиздострадания. Если она тебя не заблочила, напиши ей через время, когда муть уляжется.       — Думаешь, она ответит?       — Поигнорит день-два и ответит, как миленькая. Знаем. Проходили.       «Ничего-то ты, дура, не знаешь!» — хотелось мне ответить, но я сдержался.       Однако, глядя на меня, Лина явно прочитала эту мысль в моём взгляде.       — На! — она протянула косяк к моему лицу. — Курни. Повеселеешь. А то щас реально расплачусь от твоей кислой мордочки.       Я отпрянул и отстранил её руку.       — Не-не-не! Я не курю.       — Да не ломайся ты! Это бесплатно. Я угощаю.       — Да не! Я вообще не курю. Даже сигареты во рту не держал.       — Тогда тебя ждёт приятное открытие. Да затянись ты, твою мать!       Я вжался в стену, а Лина продолжала напирать, тыкая мне косяком прям в губы. Я отпирался всеми силами, но видя азарт в её глазах, понял, что ей уломать меня — как игра.       — Дим, ты меня обидеть хочешь?       — Нет.       — Ну так курни!       — Не хочу!       Лина отпустила косяк, и он упал мне прямо на штаны. Я сразу подхватил его и хлопками затушил посыпавшиеся искры.       — Кури.       — Не буду! Отстань и забери эту дрянь!       — Кури, кому сказала! Не расстраивай меня. Будь хорошим мальчиком, — она произнесла это так надменно, что у меня внутри зазвенели струнки всех моих наклонностей, связанных в фемдомом…       «Ладно… пол-тяжки, только чтоб отстала…»       Я приложился к косяку, и моя попытка закурить вызвала у Лины искренний смех.       — Да не соси его, а тяни. Ты вообще курить не умеешь? Втяни нормально!       Разумеется, как только дым хлынул мне в гортань, я сразу начал задыхаться. Лина тоже задыхалась, но от смеха. И чем дольше я кашлял, чем сильнее чувствовал, как дурь всасывается каждой порой моего горла, тем явственнее понимал, что теряю сознание. Меня бросило в пот, голова качнулась на плечах. Я вроде что-то говорил… а вроде просто шевелил губами.       Мне стало так хуёво, что я совсем не помню, что было потом.