Музыкальный слух

***

      — Фрин, Фрин, проснись, — кто-то толкал в плечо указательным пальцем и человек намеревался уже толкать Сарочу, — вставай.       Девушка резко открыла глаза и отпихнула от себя его, как сразу взглянув на него поняла — опять Хенг. Настроение улетучилось, как и сонливость.       — Бекки… — прошептала она себе под нос и с надеждой спросила, — она ушла?..       — Она вроде не приходила, ты раздала указания, затем мы вышли, но я вспомнил, что забыл телефон. И ты уже здесь спишь, — Фрин шумно выдохнула и растерянно взглянула на парня, — а что, ты ждала ее?       — Во-первых, на «Вы». Во-вторых, я тебе не «Фрин», и в-третьих не важно, ждала или не ждала, бери что ты там забыл и дай мне спокойно отдохнуть, — кинула резкие слова в сторону Хенга и встала со стула, подойдя к раскрытому окну.       Асаварид приблизился к Фрин и положил ей стопку бумаг в руки. Сароча недовольно закатила глаза: опять что-то заполнять, подписывать, с кем-то связываться. Она наивно верила в то, что можно будет так легко подремать хотя бы пару минут. Ей нельзя, иначе проспит все свои сроки и подведёт школу, а значит и рейтинги упадут, и все наметится к краху. За короткое мгновение пронеслись сразу куча мыслей, таких сложных и вымученных, но Фрин привыкла.       — Это Вам, я пошел, у меня уроки, — попрощался Хенг и оставил Фрин одну. Одно радовало: исправил свое словесное обращение. Так бы сразу.       Девушка отложила документы на рабочий стол и вгляделась в окно, задумываясь о том, что произошло. Она поцеловалась с Армстронг во сне. Но это было слишком натурально, настолько, что каждое движение, слово и действие она помнит настолько четко и детально, как если бы это происходило взаправду. Но что делать теперь с тем, что ее мозг решил поиздеваться над ней? Как теперь общаться со своей подчинённой? Единственное, что из этого сна могло случиться: это уход Бекки с работы, чего теперь категорически не хотела Фрин. Она не до конца понимала почему ее бы это расстроило, не хотела понимать. Иначе Фрин больше не сможет быть такой строгой начальницей и держать в дисциплине школу. Или ей хотелось так думать.       Стук в дверь. Знакомый. У Фрин ёкнуло сердце, однако списывала на взбудораженность после тяжёлого сна.       — Здравствуйте, — о боже, только не это, Фрин была готова убежать через окно, но только не этот человек, — я Вас опять напугала? Простите… — произнесла с улыбкой Бекки, поправила штаны и зашла в кабинет       — Все хорошо, — у Сарочи стучал пульс ещё быстрее, чем во сне. Что все это значит? Чего теперь ей ждать? Повторения?       — Я решила насчёт работы.       — И что же ты… решила?       — Я останусь.       — Это здорово, это прекрасно, — затараторила Фрин, — можешь идти, я… У меня очень много дел! Вот видишь бумаги, надо их заполнять. И потом тоже постоянно занята, — Сароча очень быстро проговорила каждое слово и если бы могла, то пинком выгнала бы девушку. Она знала, что сон может оказаться правдой и не хотела позволить этому случиться. Не сейчас, не сегодня, да и в принципе никогда.       — Но я хотела спросить Вас об…       — Потом! — перебила ее Фрин и отошла подальше на два шага, — иди.       — Я просто хотела сказать, что очень благодарна Вам за поддержку, Вы помогли мне. Спасибо, — Бекки немного растерялась, когда заметила взволнованный вид Фрин, — больше не потревожу, — пообещала она, и Сароча вдруг вернула те опрометчивые два шага назад, снова приближаясь.       Возможно, ей стало легче от того, что сон не сбывается. Это всего лишь придумка ее мозга и неимоверная усталость. Может быть, Фрин припомнила еще парочку таких сновидений, где творилось непонятное и странное, но утро легко рассеивало ложные события.       — Все хорошо, — пояснила девушка, — я всегда готова помочь. И, наверное, даже знаю, как решить твою проблему.       Фрин не совсем была уверена в своих силах, но хотя бы просто попробовать — стоило. К тому же, это входило и в ее интересы, чтобы каждый сотрудник чувствовал себя комфортно на своем рабочем месте.       — Вы правда знаете как ее решить?! — радостно воскликнула Бекки и тут же себя одернула.       — Есть пару идей, — загадочно заключила девушка и, наконец, расслабленно улыбнулась, внося ноты спокойствия и уверенности в их разговор.       С ней она могла чувствовать себя наравне. Так, будто они были равноправными коллегами. Фрин даже иногда намеревалась попросить, чтобы Бекки обращалась к ней не в деловом стиле, но нутром ощущала: опасно. Это просто человек, которого она наняла на работу. И которого до жути хочется узнать ближе, запечатлеть больше разговоров, мимолетных взглядов. Иногда Фрин ощущала себя сумасшедшей, так много мыслей проносилось внутри, когда Бекки не было в ее поле зрения, но как только она оказывалась рядом — голова очищалась до такой степени, что еще чуть-чуть и Сароча могла бы предложить остаться Бекки рядом, хотя бы на пять минут. Среди шумной школы, Мисс Армстронг ощущалась как спокойный океан и прохладный воздух. И Фрин больше ничего не могла поделать с собой.       — Ой, — Бекки посмотрела на часы, — скоро урок начнется, я пойду.       — Конечно, — Фрин наблюдала, как девушка удаляется из кабинета и попыталась унять учащенное сердцебиение. Страх спешил окутать ее: она понимала, что могли означать такие подозрительные «симптомы» после разговора с человеком. Не хотела верить или углубляться в это.       Фрин отлично знала как управлять большим учебным заведением, как вести важные переговоры, что делать в случае форс-мажора на работе. Но что ей было неподвластно, так это собственные чувства. Порой, она замечала, что и саму себя-то не знает. Что уж говорить про взаимоотношения. Про них ей в принципе не хотелось говорить. Совсем.

***

      — Все будет хорошо… — бурчала себе под нос Бекки и всматривалась в настенное зеркало, ожидая, что эти произнесенные три слова повлияют на ее дух и в миг исправят нервозность, — я справлюсь, — она не могла узнать себя в отражении: там была какая-то другая девушка, более взъерошенная, чем обычно. Отвернулась от зеркала и всмотрелась в очертания зала. Все также, ничего не поменялось.       Открытое занятие. Родители детей придут посмотреть урок, а кто-то из администрации школы должен присутствовать. Бекки не знала как все пройдет, а главное: будет ли Хенг сегодня следить за уроком. Она с ужасом понимала: если это так, Бекки не сможет справиться. Девушка в последний раз пришла к нему с громким заявлением, но решила остаться на рабочем месте. Чувствовала огромную ответственность.       Ну и конечно, родители. Они к ней нормально относились, но своих детей любят и желают лучшего, поэтому все указывало на одно: надо выкладываться по полной. На свой максимум.       От осознания всех аспектов сегодняшнего занятия лучше, конечно же, не становилось. Бекки должна, должна, должна… А что взамен? Возможно, сможет оправдать себя как достойного педагога, тогда и жить станет легче, и родители выдохнут, и зарплата поднимется. На последнее учителям редко стоит надеяться, но надежда умирает последней.       — Вы готовы? — кто-то дотронулся до ее плеча, будто не желая прерывать ту из крепких необъятных размышлений, — Мисс Армстронг? — чуть громче повторила Сароча, и Бекки улыбнулась своему отражению, в котором теперь виднелась еще и директриса.       — Конечно.       — Рада слышать, — слегка приподняла уголки губ Фрин, — сегодня я проверяю твое занятие, — Бекки наконец повернулась к ней и заметно повеселела.       — Правда? А Мистер Асаварид не придет?       — Нет. Но не надейся, что я оцениваю поверхностно. Все твои успехи и помарки смогу подметить, — с долей грозности и строгости заверила Фрин, — не подведи, хорошо?       — Хорошо, — выдохнула Ребекка и приобрела видимость мнимой уверенности. Переживания не ушли, но на одну проблему стало меньше. Это обнадеживало.       Постепенно заходили родители детей и сами ребята. Было видно, что ученики радовались, что их мама или папа будут смотреть за их уроком. Достаточно лишь заметить поднявшийся гул и более раскованные движения малышей.       Бекки поприветствовала каждого подопечного, как обычно отмечая то, как каждый был рад новому дню. Их оптимизм зашкаливал, примерно также, как и тревога у Бекки.       Приступив к началу занятия, Армстронг четко шла по сценарию. Она всю ночь зубрила каждую реплику, которую скажет, каждое слово должно было быть идеальным. Иначе она не могла. Тогда обязательно любая неотрепетированная деталь испортит впечатление смотрящим.       В основном, Бекки не так сильно готовилась к проведению ритмики, она всегда знала что делать, как завлечь детское внимание, как улучшить умения малышей. Но не тогда, когда на нее смотрели кучу любопытных глаз, оценивая каждый взмах, предложение. Или, может, ей так казалось.       Потому что Фрин сейчас не думала о школе, о занятии. Она думала о Бекки, вопреки всем своим внутренним запретам и предосторожностям. Не только думала, но и залипала на ее прекрасный образ, на идеальную речь, но иногда запинающуюся девушку. Сильно заметно, как руки Бекки подрагивали, но она держала себя в узде. Любое волнение Фрин почему-то видела в ней, но не хотела верить, что так хорошо читает ее.       Бекки села за музыкальный инструмент и прозвучали аккуратные первые нотки, у Сарочи снова и снова билось сердце. Ее это пугало.       Фрин часто прислушивалась к стуку своего сердца. Когда впервые подошла к гитаре в пять лет: прозвучал громкий удар, подсказывающий верный путь. Когда столкнулась с предательством: душа была избита до крайней степени, но сердце пропускало оглушающий, бешеный ритм. И когда увидела тогда Бекки в свете расстилающегося заката за игрой на фортепиано: внутри не переставал биться орган, так давно забытый ею, в свете взрослой жизни и проблем. Сердце снова оживало.       Даже сейчас, когда она не впервые была знакома с виртуозным владением Бекки фортепиано, ничего не поменялось. Абсолютно.       Но как такое могло быть? Она постоянно слышит как кто-то играет на инструментах, разучивает мелодии. В коридорах иногда дети могли петь или отстукивать ритм известных песен. За шум, конечно же, Фрин приходилось ругать их. Но когда Бекки бралась за игру, начальница могла бы просто молча слушать и позволить нарушить ей все правила. Как только Армстронг притрагивалась к клавишам, стук сердца Фрин присоединялся к ритму играемой музыки. Любой. Ноты шли из самых потаенных уголков хрупкой души, что так сильно будоражило Фрин.        В итоге, пришлось не забывать самую важную вещь: сейчас надо оценивать прежде всего педагога. Если бы не погружение в собственные мысли, девушка давно написала бы хотя бы пару вещей, которые ей понравились, или же не совсем впечатлили. Но единственное, о чем она точно не могла перестать думать, так это об изящных руках Бекки, с точностью знающих свое дело. Фрин охватило смущение, но она не подала вида, взяла гелиевую ручку покрепче и вывела несколько замечаний и плюсов в занятии. В непривычном быстром темпе выводила буквы, ведь она могла в любой момент снова «улететь на Марс», думая о Бекки.       Минуты занятия шли спокойно, но ученик Дэвид снова устроил переполох в конце занятия и просто сел в центр помещения и заткнул уши пальцами. В глазах пугающая пустота, но Бекки уже знала что делать в этом случае.       — Закрой глаза и дыши, — она подошла к нему и присела на один уровень, замечая, как ребенок сквозь интенсивные эмоции старался слушать ее, — какая нота сейчас играет? — девушка включила в телефоне виртуальное пианино и в полной тишине нажала на одну из клавиш. Все вокруг ожидали действий от педагога и просто молчали, чтобы не усугублять ситуацию.       — Ре, — мальчик перестал затыкать уши, но не открыл глаза.       — А сейчас?       — Фа, — дыхание выравнивалось, ребенок сосредоточился на тишине и на звучании нот,       — Попробуй еще раз.       — Соль, до, си, — он ни разу не ошибся, Бекки продолжала вслушиваться в его ответы и уже ничего не говорила. Слушала и оценивала поведение Дэвида. Вроде ситуация налаживается, и она может продолжить занятие.       До конца оставалось буквально пару минут, поэтому Бекки воспроизвела с детьми поклон и выдохнула. Ребята побежали к своим родителям, все это время никто не мешал учебному процессу. Иногда звучали вспышки камер, предки хотели запечатлеть важный момент своего любимого чада.       — Молодец, — Мисс Сароча подошла к Бекки, — справилась.       — Я сильно переживала, — призналась девушка.       Руки все еще дрожали, под натиском людей вокруг волнение еще не скоро спадет. Но она была даже довольна собой.       — Но справилась. У меня есть тут для тебя пометки, что можно было бы сделать лучше, но в целом, ты и так знаешь как проводить ритмику. Очень хорошо, — Фрин протянула лист с плюсами и минусами и предложила взглянуть Армстронг.       — Я исправлю.       — Не сомневаюсь, — улыбнулась Фрин, — кстати…       В кабинет влетел на вид двенадцатилетний ребенок и радостно обнял директрису:       — Мне сказали, здесь проводят урок на котором Вы присутствуете, — Фрин прижала к себе девочку и погладила по голове, — давно не видела Вас.       — Я видела недавно вашу группу, подросли так, ты тоже совсем изменилась.       — Мы скучаем по Вам, — девочка отстранилась и кивнула другой девушке, — ой, здравствуйте.       — Здравствуй, — поздоровалась Бекки. Она не понимала о чем говорит девочка. Фрин им преподавала? Не совсем догоняла контекст беседы и просто наблюдала.       — Мисс Сароча, жаль что Вы больше не учите, — «вот в чем было дело» — подметила Бекки, — у нас скучные учителя, с Вами интереснее.       — Приятно это слышать, — Фрин расплылась в улыбке.       — Вы прекрасно выглядите сегодня! — сделала комплимент ученица и в ожидании смотрела на директрису.       — Спасибо, ты тоже, — ответила Фрин, а затем спустя еще пару теплых фраз, девочка вышла из зала, предварительно попрощавшись с бывшей преподавательницей.       Сароча тихо вздохнула, чувствуя, как внутри болит незажившая рана. Она знала, что не может вернуться к любимой работе, о которой желала с раннего детства. Но приходилось отказаться от мечты и погрязнуть во взрослую и суровую жизнь. Никто ничего ей не обещал и не предсказывал, только она сама верила в себя. И Фрин хотелось, чтобы это оправдалось. Но не получилось.       — Вы были учительницей раньше? — осторожно спросила Бекки, она заметила задумчивость Фрин и не хотела лезть в душу, но любопытство победило.       — Да… Была, — кратко ответила Мисс Сароча и подошла к фортепиано, поглаживая глянцевую поверхность и еле слышно продолжила, — иногда я даже забываю об этом. Когда сижу в кабинете и что-то пишу, то…       — Можете чуть громче говорить, я не слышу, — Фрин поменялась в лице, она и сама не заметила свой почти не уловимый шепот, — тут все равно никого нет.       — Хорошо, — согласилась девушка и прибавила громкость, — несмотря на то, что я даже могу забывать о своей прошлой профессии, мои ученики часто дают о себе знать. Я рада, несомненно, что они так любят меня, даже спустя несколько лет, когда я уже не учу их. Порой тяжело, — рассказывала она и удивлялась своей открытости перед почти незнакомой девушкой. Ей хотелось доверять Бекки на подсознательном уровне. И это не контролировалось.       — Почему Вы не можете вернуться к той работе? — Бекки надеялась понять ее, даже если будет сложно. Глаза напротив были слишком потеряны, она никогда не видела начальницу такой.       — Все просто и одновременно сложно. Звон в ушах, врачи называют это «тиннитус», — Армстронг вытянулась в лице и ничего не отвечала, внимательно слушая девушку, — я вела ритмику, прям как ты, — ухмыльнулась она, — но в один день я пришла на работу и больше не могла вынести долгий шум. Если играю на гитаре больше часа, или нахожусь там, где сильный гул, то больше ничего не слышу. Только противный стук и ощущение «колокола» в ушах, — Фрин сжалась от того, что так много рассказала своей подчиненной. Она не наблюдала привычного чувства «опасности» внутри, как это бывало, когда Фрин решалась открываться людям и обычно на полпути прерывалась.       — Играете на гитаре? — зачем-то хотела узнать Бекки.       — Ага, а еще и на фортепиано. Но осваивать его меня заставляли родители. Гитара больше по душе, — фыркнула Фрин.       — Знаете, — замешкалась Бекки, — я постоянно ощущаю звон в ушах. Он не такой громкий и мне не мешает. Очень редко может быть такое, что плохо из-за него. Но я Вас частично понимаю. Но мой тиннитус понятен: он из-за тугоухости. А что случилось с Вами? — прямолинейно задала вопрос девушка.       — Никто не знает. Мне говорили, что мой случай неясен: слышу хорошо, но мучаюсь с дурацким звоном. Просто так произошло и теперь я не могу преподавать. Таблетки не помогают, — Фрин продолжала проводить пальцами по скользящей крышке фортепиано.       — А то что Вы наблюдали за моим уроком почти час… Вам потом не будет плохо?       — Немного слышу звон, но все хорошо, — Фрин улыбнулась.       — «Она единственная, кто меня понимает» — моментально пронеслось в мыслях у обеих.       — Вы молодец.       — Разве? — искренне удивилась Мисс Сароча и рефлекторно искала подвох в любой мельчайшей детали, — я больше не могу делать то, что хочу. Я больше не являюсь той, кем хотела стать. Это жалко, — пожала плечами и снова взглянула на Армстронг.       — Нет, — покачала головой в стороны Бекки, — Вас любят и ценят ученики спустя время, Вы управляете целой школой, Вы в каждом своем действии вкладываете любовь к тому, что делаете, ведь я видела, как Вы общаетесь с детьми. Я верю в то, что их мир изменился к лучшему благодаря Вам, Мисс Сароча, — Фрин иногда так хотела, чтобы официальный тон сошел на нет, и они могли общаться наравне.       Она понимала, что переходит черту. Что зря рассказывала о своей жизни. Это всего лишь сотрудница, ей не нужно знать о подробностях личности начальницы. В любой момент, как бы Фрин не хотелось, могло что-то пойти не так, она не просто «учительница», а директор школы. Нужно держать марку, но Сароча больше не могла.       — Почему с тобой я чувствую себя так комфортно? — прошептала Фрин, но достаточно громко для того, чтобы та смущенно улыбнулась.       Бекки на секунду дрогнула, а затем положила ладонь на руку Мисс Сарочи и немного сжала ее.       — Потому что мы обе знаем о чем говорим, — слегка ошарашенная данным поступком Фрин, не знала как реагировать на прикосновение. Неожиданное, но такое желанное. И вопреки своему разумному и холодному разуму, почувствовала стук сердца. Тот самый, она поклялась всегда его слушать.       — Это так, — кивнула Фрин, — ты права, — с чувством дикого страха отвержения, поглаживала большим пальцем тыльную сторону ладони девушки. Но ее не отталкивали. Даже наоборот, Бекки казалась довольной тем, что поддалась мимолетному порыву.       — И Вы поэтому приняли меня на работу? — поинтересовалась она.       — Не совсем, — протараторила Фрин так, будто директрисой являлась Бекки, — я считаю, что у каждого должен быть шанс на обычную жизнь. И совершенно необязательно проходить через мучения, чтобы доказывать, что ты имеешь право жить как все, имея какой-то недуг. Нужно прикладывать усилия для работы, но не сражаться против каждого встречного, кто считает тебя «недостаточной».       — Всю жизнь сталкиваюсь с этим… — грустно вздохнула девушка.       — Я всего лишь хочу, чтобы человек, кто пришел преподавать, знал, что я оцениваю только за полученные достижения, оценки и за характер. А я и так строго подхожу к этим критериям. Но здоровье туда не входит. Если ты отучилась несколько лет на данную профессию и даже регулярно подтверждала свои полученные навыки, значит прекрасно сама оцениваешь свои способности, — более уверенней сказала Фрин, — и я знаю, что тебе бывает сложно, — Бекки опустила взгляд на пол, услышав горькую правду, — но я вижу, что ты справляешься и сможешь дальше преподавать. Я хочу верить в тебя.       — Я тоже хочу верить в Вас, — Бекки снова устремила взор на Фрин, — даже если Вы сейчас на нелюбимой работе, даже в этом случае прекрасно справляетесь, — их руки все также покорно поглаживали друг-друга, никто из них не хотел отстраняться. При этом, каждая боялась, что одна решит убрать ладонь и больше не будет приятного и родного прикосновения.       — Спасибо, — пробубнила Фрин, Бекки ничего не услышала, но прочитала по губам.       — Я на самом деле знаю, что Вы сказали мне тогда, на скамейке, — вдруг поменялась в лице Армстронг и нервно сглотнула комок в горле, — я… Тоже люблю тебя, Фрин, — призналась Бекки и инстинктивно сжала руку Фрин, присматриваясь к реакциям своей собеседницы.       Начальница вздрогнула, когда услышала неофициальное обращение к ней от Бекки. Она и сама не знает, почему именно в тот момент так поступила, ей казалось, что Бекки не поймет. Но она глубоко ошибалась и теперь не знала как себя вести.       — Сон сбывается… — вслух произнесла Сароча и тут же пожалела об этом. Зачем она озвучила свои мысли? Почему так сложно просто промолчать рядом с ней?..       — Что за сон? — невинно спросила Бекки.       — Там ты говоришь примерно то же самое, а потом…       — Что потом?       — А потом ты сделала это, — Фрин приблизилась к Бекки и осторожно попробовала на вкус губы девушки и неуверенно, будто никогда не целовалась, продолжала сминать их, наслаждаясь каждой секундой. Бекки встала в стойкий ступор и совсем не отвечала, ноги превратились в вату и она действительно могла бы упасть, если не рука Фрин, предусмотрительно держащая ее за талию, слегка прижимавшая к себе. Фрин имела честь познакомиться с такой Бекки, узнавая как ей больше нравится, иногда еле касаясь языком по нижней губе Армстронг. Отчаянный вздох и наконец: Бекки перестала бездействовать, с таким же напором отвечая на поцелуй. Им это определенно нравилось.       Начальница в процессе своего чувственного порыва осознала: теперь это не сон, а реальность. Она не проснется и не будет потом смахивать на привычную усталость. Фрин сама поцеловала ее, поддаваясь желанию, исходящему внутри, где-то в раненной, но надеявшейся на лучшее, душе. Страшно, но иначе Сароча не могла, как бы не убеждала себя. Фрин всегда слушала свой стук сердца, и этот раз не был исключением.